Читать книгу Журнал «Юность» №06/2023 - Литературно-художественный журнал - Страница 9

Глава 1. Тети-Наташин племянник кузена сына свояченицы брата деда

Валик редко запоминал свои сны. Но этот почему-то отпечатался в памяти во всех подробностях, как будто это не сон, а воспоминание. Хотя, будь это воспоминанием, Валик бы точно знал, с кем именно говорил.

Ему приснилось крылатое существо. Лица Валик не видел, потому что тот стоял к нему спиной, сверкая блестящими белыми перьями. Голос у существа был или высокий мужской, или низкий женский, не определишь. Да и вряд ли оно хотело быть узнанным, иначе повернулось бы лицом.

– Почему ты не любишь отсюда уходить? – спросило существо, будто сны Валика были конкретным местом. – Ведь в твоем мире и так полно красок.

В последнее время Валику часто снились цвета. Сюжеты таких снов он не разбирал, но каждое утро, просыпаясь, он ровно на две секунды становился абсолютно счастливым. До тех пор, пока не осознавал, что больше не спит.

– Дело не в красках, – ответил Валик. – Когда я сплю, мне кажется, что я не один. Но потом я просыпаюсь.

– И из-за этого ты несчастлив?

Валик пожал плечами:

– Никто не радуется тому, что я проснулся.

В этот момент он проснулся и, как ни старался, в сон вернуться не смог. Наутро, естественно, ничего не случилось: Хагрид не пришел сказать ему, что он волшебник, Гэндальф не забрал с собой в эпический поход, зато пришла мама – сказать, что он опаздывает в школу.

Весь первый урок Валик разглядывал свой класс так, будто видит его впервые, оценивая одноклассников: кто из них мог бы сойти за тех, кого забирают в школу волшебников? В каждом нет-нет да нашлось что-то примечательное. А Валик был… ну… просто Валик. В наши дни легко быть не как все. Для этого нужно просто не пытаться быть особенным.

У Валика были светлые, естественного цвета волосы, серые, без цветных линз, глаза на узком угловатом лице. Он носил единообразные темные водолазки и объемные худи, не вел блог или канал в «Тик-токе», тихо сидел в «Вк» и потреблял из ленты бесполезную информацию. Когда некоторые его одноклассники громко трепались о самоубийстве, закатывал глаза: можно подумать, если их жизнь никому не нужна, кому-то будет дело до их смерти. В ней же, как и в жизни, тоже должен быть смысл. В отличие от своих одноклассников, Валик это понимал и не скулил – его смерть уж точно была бы бессмысленной. От нее никому не станет ни холодно, ни жарко.

Друзей у Валика не было, и вряд ли это было сознательным решением. Он и сам толком не понимал, как так вышло, просто… ну… не сложилось. Бывает. Куча людей не имеют ни одного друга и все равно справляются как-то со своей жизнью. У Валика было кого попросить скинуть домашку или предупредить об опоздании, так что и на том спасибо.

Долго с кем-то разговаривать он не умел, темы быстро иссякали, и он пялился в экран телефона, не зная, что еще может сказать. Что было у него в жизни, чего не было у других? Школа, уроки – это есть у всех, и говорить об этом скучно, да и не особо хочется. Хобби? Лента у всех своя, на кидании мемов далеко не уедешь. У него была целая коллекция диалогов, состоящая только из обмена мемами и картинками. В реальной жизни эти люди с Валиком даже не здоровались, а он был не из тех, кто берет на себя инициативу. Поэтому у него и не было друзей: вероятно, в глазах окружающих он страшно скучный. Если бы к ним в школу пришел Хагрид, он бы, наверное, подумал, что ошибся адресом: какие из них волшебники? Из Валика точно никакой.

Дома он получил от мамы СМС с «радостной» новостью: ему привалило работы. Помимо обычной домашки и рутины (помыть посуду, вытереть пыль, пропылесосить), велено было встретить с вокзала какого-то дальнего родственника из Казани. Они с мамой были там прошлым летом, но Валик не помнил, чтобы у них в этом городе имелись какие-то родственники. «Тети-Наташин племянник кузена сына свояченицы брата деда», – скрупулезно пояснила мама в эсэмэске. Валик сбился на слове «кузен» и просто поехал на вокзал (естественно, он не помнил никакой тети Наташи). Для мамы семья – святое, особенно когда надо что-то сделать, ни во что толком не вникая.

Мама у него была хорошая, потому что редко на что-то ругалась, но Валику этого казалось недостаточным. Ему вообще было недостаточно мамы: она все время была занята. Если бы у него было с кем провести свободное время, он бы так сильно на эту тему не заморачивался – взрослые люди, у всех своя жизнь. Но друзей у Валика не было, и каждый раз, возвращаясь домой, он чувствовал запах пустой квартиры.

Тем не менее ему было не в чем упрекнуть маму. Дело было в отсутствии у Валика папы, которому мама активно пыталась найти замену. Так что, выходит, все делалось для него.

Родители развелись, когда ему было девять, и Валик не сильно на них обиделся. Подумаешь, у половины его класса не было отцов. Первые два-три года послеразводной жизни папа постоянно повторял, что Валик по-прежнему его сын, что ничего не изменилось, и стал проводить с ним намного больше времени, чем до развода. И зря, поскольку все запасы отцовской любви за эти три года исчерпались. Контакты бывали все реже, а потом папа и вовсе перестал приезжать, ограничиваясь звонками на день рождения. Валик знал, что так будет, и опять не обиделся. Или ему только хотелось думать, что он не обиделся. Потому что нормальные люди не обижаются, когда им все понятно. И Валик все понимал, но от этого не становилось легче.

Со времен расставания с папой мама почти не выпускала из рук мобильник. Она все время кому-то писала, звонила или и то и другое. Сначала она говорила, что это звонки по работе, и лишь через некоторое время, сочтя Валика достаточно взрослым, открыла правду: она ищет ему отца. Точнее, себе мужа, мысленно перевел Валик и сделал вид, что страшно удивился. Убеждать маму в том, что, если она немного чаще будет с ним разговаривать, никакой новый папа им не понадобится, Валик не стал – понимал тогда, что бессмысленно, понимает и сейчас. С мамой вообще было бесполезно разговаривать о чувствах: единственной допустимой эмоцией у мужчины она считала злость. Собственно, злился Валик как раз не так уж часто, большую часть времени он скорее тосковал. В идеале он хотел бы обсудить то, что его волнует, в том числе мысли, идеи и чувства, но у мамы для этого было слишком много дел. Еще Валику хотелось, чтобы мама, или папа, или кто-нибудь еще провели бы с ним какое-то количество времени, разговаривая и не глядя в телефоны. Для этого, видимо, надо быть интересной личностью, тогда тобой будут интересоваться. А жизнью Валика даже его собственная мама интересуется только в отношении того, насколько точно он следует ее правилам. Значит, он, вероятно, чертовски скучный.

Валик вылез из поезда на «Комсомольской» и, пока прыгал по эскалаторам, попытался представить себе этого «родственника». Первое, что пришло в голову, – крикливый безработный предприниматель. Приехал в Москву с бесценным товаром типа овощерезок или супермыльниц, так что в поездах метро они с Валиком будут видеться чаще, чем дома, в целом безопасен, если не храпит. Второй образ – рослая девица, приехавшая поступать. Поступит – хорошо, свалит в общежитие, не поступит – тоже, значит, поедет домой. Третьей на ум пришла плачущая родственница с сопливым выводком, и этот вариант Валику представлялся самым страшным. Потому что она наверняка будет сидеть дома и плакаться на жизнь, а развлекать ее детишек придется Валику. У него и так досуга никакого, но зато появится реальное подтверждение поговорке «Всегда есть, куда хуже».

Мрачно щурясь, Валик выискивал новоявленного родственника, держа табличку со своей фамилией: «Лебедев». Все мало-мальски рослые девицы, жизнерадостные мужики с клетчатыми сумками и беременные мамаши с оравой детей пока что проходили мимо.

– Лебедев есть, а рыбов нету? – вдруг раздался сзади смеющийся голос.

Валик отшатнулся и чуть не упал, но его подхватил говоривший – парень немногим старше Валика, среднего роста, светловолосый, с голубыми глазами и большим рюкзаком.

– Ты живой? – обеспокоенно осведомился он, осматривая Валика.

Тот поспешил обрести устойчивость:

– Все в порядке, спасибо. Я жду родственника из Казани.

Парень посмотрел на табличку и радостно протянул руку:

– Ты, должно быть, Валик. Александр Лебедев. Можно Шура.

– Ясно, – кивнул Валик, пожимая ему руку. – Ты поступать?

– Куда? – удивленно захлопал глазами Шура. – Не, мне шестнадцать.

Судя по тому, с каким блаженством Шура это произнес, он явно в курсе, что его ожидает. Валика, кстати, тоже, в долгосрочной перспективе.

– А тебя родители отпустили? – Валик подозрительно покосился на рюкзак. Уж больно лицо открытое, часом, не мошенник?

– Все бумаги в рюкзаке, – отрапортовал Шура и вдруг, подозрительно прищурившись, спросил: – Где твой шарф? Щас не май месяц. Валик потрогал голую шею и осознал, что оставил его дома. Равнодушно пожал плечами:

– Переживу.

Он не успел договорить это слово, как Шура протянул ему свой:

– Вот, держи.

Валик решительно замотал головой:

– Не надо, я…

– Стой! – резко прервал его Шура, намотал шарф на Валика и поправил рюкзак. – Вот теперь можешь дальше возражать. Только давай, пока возражаешь, двигаться в сторону метро, ладно?

Валик собирался высказаться по поводу бесцеремонности и нахальства, вернуть предмет гардероба и сделать умное высокомерное лицо, но передумал и просто отправился за Шурой. Пока они протискивались сквозь толпу народа, ему в голову пришла мысль, что как-то так мог бы выглядеть его старший брат.

* * *

– Красота! – восхитился Шура.

Валик пожал плечами:

– Обычная «двушка». Нам сюда.

Они миновали прихожую, вымыли руки и застыли перед двумя дверьми. Шура хотел открыть правую, но Валик предупреждающе опустил руку на ручку:

– Это мамина спальня. Моя налево.

Шура покладисто кивнул.

У представленных Валиком студентки и, как ни странно, мамаши с детьми был все-таки один существенный плюс. Родственников женского пола ни за что бы не подселили к нему в комнату, а вот предпринимателя – могли. Это Валик сообразил, уже когда Шура начал раскладывать свои вещи. То ли взгляд у Валика был слишком красноречивый, то ли Шура очень догадливый, только он поднял ладони, словно сдаваясь:

– Я много места не займу, честно.

– Да это неважно. – Валик смутился. Мама озвереет, если его сочтут негостеприимным, и отправит голосовое, где будет долго-долго кричать.

– Нет, очень даже важно, – возразил Шура. – Это все еще твоя комната, а значит, твои правила. Скажи, чего не делать, я не буду, начну мешать домашку зубрить – выгони. Хорошо?

Валик застыл, будто ему только что доказали теорию плоской земли. Никто раньше не относился к его личным границам всерьез, даже мама входила к нему без стука. Не говоря уже о том, чтобы он где-то, кроме своей головы, устанавливал собственные правила.

Шура покачнулся с пятки на носок:

– А это… поесть чего-нибудь можно? Страшно есть хочу.

Валика хватило на три бутерброда с сыром: сходить за продуктами он не успел и готовить было не из чего. Мамы могло подолгу не быть дома, и Валик сам готовил несложные блюда на каждый день. Но сегодня вместо магазина он поехал на вокзал и вопрос с питанием не предусмотрел. Будет катастрофа, если этот родственник маме пожалуется… Тем не менее Шура ел с таким удовольствием, будто бутерброды с сыром – его любимое блюдо. Может, конечно, так оно и было, а может, он просто не хотел обижать хозяина.

– Я могу еще сделать, – на всякий случай предложил Валик.

Шура помотал головой:

– Спасибо. Тебе, наверное, уроки надо делать, так что я тут посижу. Или помочь?

Сказать почти незнакомому, пусть и родственнику, что помощь ему не помешает, потому что уроки всегда тоска зеленая, Валику не позволил его собственный рот. Он честно собирался сказать, что от помощи не откажется, но произнес вместо этого:

– Не надо, я сам.

Скоро мама потребовала фотки Шуриных документов, так что долго он на кухне не просидел. Валик косился на него, когда тот снимал бумаги на телефон, но сразу утыкался в алгебру, стоило Шуре покоситься в ответ.

– Мешаю? – уточнил тот.

Валик максимально ровно произнес:

– Все нормально. Я просто… думаю.

Шура осторожно заглянул Валику в тетрадь, и тот поспешно закрыл ладонью каракули на полях. Шура почесал затылок:

– Выглядит жутко. Давай все-таки помогу?

– Ты шаришь в алгебре?

– Ни на грамм, – спокойно кивнул Шура. – Зато две гуглящих головы лучше, чем одна.

* * *

С домашкой они худо-бедно справились. Правильно или нет, проверять никто не станет. Мама написала, что придет поздно (как будто она когда-то приходит рано), поэтому велела соблюдать привычные указания: допоздна не сидеть, спать в одиннадцать, ужин разогреть. Валик поделился с Шурой своим расписанием, и тот спокойно принял факт, что теперь это расписание их общее.

Все шло вполне себе обычно: Валик и Шура поужинали, посмотрели на ноуте сносное кино, и выбившееся из привычной колеи событие перестало казаться Валику таким уж странным. Подумаешь, родственник из Казани, к людям пачками приезжают родственники!

Настала пора собираться спать: мама, конечно, не проверяла, когда Валик ложится на самом деле, но перед Шурой нарушать правила как-то неудобно. Валик настолько расщедрился, что даже пустил его в ванную первым. Лишь когда из-за приоткрытой двери послышалось тихое шуршание щетки по зубам, Валик вспомнил, что, вообще-то, паста у него закончилась и нужно показать, где лежит новая, – вдруг он сейчас зубы без пасты чистит?

Валик отворил незапертую дверь:

– Шура-а-а-а-а-а!

Шура стоял с зубной щеткой во рту и… прозрачно светился. По-настоящему светился, и не зеленоватым светом, как от фосфора или что там в светящиеся палочки кладут, а прям светился, как блестки на солнце, и сам при этом был почти прозрачным. Валик заорал.

– Т-ты светишься! Ты, блин, светишься! И ты прозрачный! Как так?!

Выплюнув щетку, Шура медленно перевел взгляд с Валика на зеркало и обратно:

– Нет.

– Не-а, реально светишься! – запротестовал Валик, прижавшись к стене и тяжело дыша. – Это нормально вообще? Может, врачу позвонить? Или… да кто ты такой?!

Шура вздохнул и открыл кран – отвечать с полным ртом пены крайне несподручно. Валик за это время сбегал на кухню и вернулся с половником в руках.

– Говори, что ты такое! – решительно потребовал он, наставив половник на Шуру как ружье.

Тот машинально поднял руки:

– Говорил же, я из Казани…

– Да ну?! Какая там главная улица?

Шура нервно сглотнул:

– К-казанский Арбат?

– Ни фига! Улица Баумана! – продолжал вопить Валик. – Говори, кто ты такой и зачем сюда приперся?

– Тихо, тихо, да опусти ты поварешку, – проговорил Шура, бочком переступая порог ванной комнаты. Руки он так и не опустил, и никто из них не обратил внимания на то, что Валик целится в него из половника. – Давай договоримся так, я – магическое существо.

Валик опешил и невольно опустил грозное оружие:

– Чего?

– Магическое существо, – терпеливо повторил Шура. – Вы же вроде все по ним тащитесь…

– Не все, – фыркнул Валик.

– Да ладно. Еще скажи, что ты Гарри Поттера не читал.

– Даже не все фильмы видел.

Шура ахнул:

– И кто из нас после этого чудик?

Валик вспомнил, что половник в его руках выполняет функцию устрашающего оружия, и снова «прицелился»:

– Допустим. И что тебе надо, сущ-щест-тво?

Шура поджал губы и пожал плечами:

– Твоя версия?

– Зависит от того, кто ты, – рассудил Валик. – Если ты злой, то тебе надо жизнь мне испоганить.

– И какое я тебе зло плохое сделал? – обиделся Шура. – Наоборот, с алгеброй помог.

– Может, ты мою бдительность усыплял, – фыркнул Валик.

Шура сердито скрестил руки на груди: