Читать книгу Российский колокол № 3–4 (40) 2023 - Литературно-художественный журнал - Страница 6

Часы, минуты, как их мало,

И думы, думы о былом…

Всё снимки прошлые искала

В комоде стареньком своём.

Нехитрый скарб перебирала —

Как утешалась от обид.

Невестка толстая ворчала,

Что много света нагорит.

Она задумалась немного,

Рукой махнула на дела

И в новом платье, у порога

Оставив тапочки, ушла.

И странной виделась разлука:

Стоит комод, но из угла

Уже ни шороха, ни звука.

И снова день… Она ушла.

Как будто соль купить забыла

Или ещё чего купить

И дверь тихонечко закрыла,

Чтоб никого не разбудить.

Никому не скажу и уеду,

Ни друзей, ни любви не найдя,

И пойду с чемоданом по следу

Полоснувшего поле дождя.

Васильки не оставят в покое,

И ромашки надарят тепла.

Всё живое, такое родное,

Так бы шла потихоньку и шла.

Будут рядом закаты, восходы.

Так душевно – один на один.

Приживусь на недели, на годы

Среди ягод и тонких осин.

Забредёт сюда кто-то, возможно,

Помолчит, на места поглядит.

«Как там мир?» – расспрошу осторожно.

«Да куда ему деться? Стоит», —

Так ответит – легко, равнодушно,

Потому и поверю ему.

Что желать? Ничего и не нужно,

Если сытно и тихо в дому.

Снова от внуков сюрприз:

Быстро одели, обули,

Вывели под руки вниз.

«Мы на часок». – Упорхнули.

Скрылось за домом авто.

Здесь бы сидеть-отсидеться.

Старое греет пальто,

Только душе не согреться.

Жизнь пролилась, как вода,

Съедено лиха до крошки.

Вон над макушкой звезда

И зажелтели окошки.

Думы – что в печке зола,

Мир не становится шире.

Внуки не едут – дела.

Суетно, суетно в мире…

В темень куда-то глядит,

Что-то нездешнее слышит,

Тихо под небом сидит.

Дедушка воздухом дышит.

Справа речка, а слева опушка.

А грибов-то – под каждым кустом!

Деревянная мокнет церквушка

Под холодным осенним дождём.

Скрипнет дверь, запоют половицы,

И ни певчих, ни благостных лиц.

На стенах из журнала страницы,

И святые глядят со страниц.

Я таких не видала окраин.

Позолота нигде не блеснёт,

И в поношенной рясе хозяин

В одиночестве службу ведёт.

Спозаранку молебен читает

За страну и за завтрашний день.

Уж не крестит, а всё отпевает

Поколенье глухих деревень.

Всё едино – дожди, завируха.

Эту древнюю дверь отопрёт,

Приблудится, бывает, старуха

И свечу, как на память, зажжёт.

Столько света в приюте убогом,

Что, теряясь, почти не дыша,

Прослезится от близости с Богом

Непутёвая чья-то душа.

Старый дом и новый дом.

В первом – тусклые окошки,

Жуткий запах, бродят кошки —

Всё не так, как во втором.

Вечно охает, скрипит

Дверь, расшатанная тяжко.

На ступеньке грязной Пашка

Беломориной дымит.

Ни мыслинки дельной нет,

В голове темно с похмелья.

Комнатка его – как келья:

Стол, кровать и табурет.

Потянуло сквозняком,

А на Пашке лишь тельняшка.

В щель дверную видит Пашка

Только снег и новый дом.

Как там держится народ?

Перемолвиться бы словом.

И не знают в доме новом,

Как тут Пашка, как живёт.

Чей взгляд придирчивый заметил,

Что дождь с утра заморосил

И что задул сильнее ветер?

Ты уходил, ты уходил.

Всего три шага до погоста,

Но, не довольствуясь крестом,

Наверно, это очень просто:

Дождинкой стать и стать листом.

Не предъявить претензий миру —

Пусть за тебя он всё решит —

И, в старый шкаф запрятав лиру,

Уйти без всяческих обид.

Земля зовёт, почти не дышит,

На свежий холм перекрещусь.

Россия ничего не слышит,

Но, рот зажав, рыдает Русь.

В деревне единственный житель,

Ни шума, ни звона окрест.

Отшельник, а может, смотритель

Суровых запущенных мест.

Весной огородик вскопает,

Не страшно средь леса вдовцу.

И зайцы, и лисы, бывает,

Без страха подходят к крыльцу.

Залает приблудная шавка.

Не сыщешь печальней земли:

Не ходит сюда автолавка,

Дороги травой заросли.

Холодные ветры всё древней,

На карте участок пустой,

Как будто с ушедшей деревней

Всё меньше России самой.

А он как оставлен на страже,

Сидит у могилы мертво

И как-то не думает даже,

А кто похоронит его.

Сосед галичанский, скажи,

Зачем твои пули летают?

Боюсь не наветов и лжи,

Мне страшно, когда убивают.

Не видеть бы хаты в огне,

И ссоры не хочется в целом.

Наверно, страшнее вдвойне

Тому, кто лежит под прицелом.

И страшно уже за страну,

Где каждый четвёртый – калека.

Мальчишки играют в войну.

Не целься, сынок, в человека!

Донбасс в крови. Опять летит снаряд,

И доползти до дома нету силы.

Стоит за шахтой бронзовый солдат,

И зеленеют братские могилы.

Он видит всё: огонь и чёрный дым,

Как чьи-то тени к погребу метнулись.

Уже под флагом жёлто-голубым

Они идут, они опять вернулись!

Чеканят шаг, они сегодня злей,

Они заматерели за полвека.

Прицелятся – не слышат матерей,

Курок нажмут – не видят человека.

Как на посту, прервав когда-то бег,

Стоит солдат под холодом столетий.

И за его спиной – ушедший век,

За плащ-палаткой – снова сорок третий.

И он сжимает верный автомат…

Такое время жуткое настало,

Что кажется: не выдержит солдат,

Из бронзы выйдя, спрыгнет с пьедестала.

Забыть слова на месяцы, на годы,

Отшевелив губами, замолчать,

Остаться дома из-за непогоды

И не суметь ненастье обругать.

Смотреть в окошко на кресты и флаги,

Копить печали, словно вызревать,

Водить пером впустую по бумаге,

И вспоминать слова, и вспоминать.

Отгоревать, отплакать, отсмеяться.

Но вырвутся из снежной целины

На белый свет – как заново родятся —

Лишь те слова, которые нужны,

Невычурные, самые простые.

И вспыхнет свет божественный в ночи,

И сбудется – заговорят немые.

Утихни каждый, слушай и молчи!