Читать книгу Наемница - Лия Сальваторе - Страница 12

Кариби шагала медленно и степенно, пользуясь задумчивостью и грустью хозяйки. После сегодняшнего взбалмошного утра у Лэа не было сил ни злиться, ни кричать, ни даже разговаривать.

Она ехала впереди всех, рядом с ней – Лейс, на прекрасном гнедом жеребце. Чуть позади ехали тихо переговаривавшиеся Райт и Акфилэ. После криков, ссор, уговоров и даже угроз, она все-таки согласилась взять Райта с собой, да и проводник до Кан Д’Иара был нужен. Сегодня утром Райт поймал выезжавших из города Лэа и Лейса и сейчас был в легкой тревоге. Ему было не понятно, кем был этот рыжеволосый крепкий мужчина и, самое главное, что он значил для Лэа. По легкой и непринужденной беседе, которую вели Лэа и Лейс, Райт решил, что они старые друзья. Немножко понаблюдав за Лейсом, он отметил характерные поведенческие черты выпускника Логи Анджа. Райт очень хотел спросить Лэа, что же рассказал ей про Джера этот парень, слегка раздражавший Райта.

Внезапно Лэа приостановила Кариби, знаком попросив Лейса двигаться дальше. Она подождала, пока Райт поравняется с ней.

– Надо поговорить, – серьезно сказала она, и тон ее не предвещал ничего хорошего.

Райт кивнул.

– Я слушаю тебя.

Она немного помолчала, как бы выбирая, с чего начать.

– Тогда, у озера Анаре Хаэл. Ты сказал, что у Джера осталось что-то твое…

– Да, это действительно так.

– Что это?

Райт помедлил.

– Ты не веришь в такие вещи…

– Тем не менее я хочу знать…

– Это карта. Карта к замку Ариадны и Аэлины, величайших волшебниц мира Элатеи. Я был занят поисками и одержим идеей вернуть в Элатею магию, которая ушла неизвестно почему. Я расследовал причины и пытался установить контакт с эльфами, друидами, королями… разыскать причины или хотя бы поймать их за хвост. Мне удалось найти карту, которая более полутора веков пролежала в далорских архивах. Я выменял эту карту на пару увесистых самоцветов, но не успел ее как следует изучить.

– Если Джер интересуется такими вещами, то карта, не спорю, у него, но если нет?..

Райт передернул плечами.

– Попробовать надо.

И, немного помедлив, спросил, кивком указав на Лейса:

– Кто это?

– Лейс кир Маклайх, – машинально ответила Лэа. – Мой лучший друг на протяжении двух лет, что я училась в Логе Анджа.

– Но почему он едет с нами? – продолжал допытываться Райт.

– Потому что я этого хочу, – отрезала Лэа.

– Ты очень красиво танцуешь, – мягко сказал Райт, и Лэа от неожиданности вздрогнула. – Я видел.

– Это был не танец.

– Нет?

– Это ки-ар.

– Ки-ар?

– Искусство управлять всем.

– Как это?

– Ки-ар – это скрытые возможности человека. Все, что он может и чего он не может. Мало кто понимает, что означает ки-ар. На самом деле ты сможешь пользоваться им, только когда почувствуешь, что это. Тогда, если ты дышишь ки-ар – ты сможешь задержать дыхание на сколько угодно, погрузившись в транс. Если ты бежишь ки-ар – ты не упадешь, и сможешь бежать сколько угодно. Если ты плывешь ки-ар – ты держишься на воде очень долго. Если ты сражаешься ки-ар – ты непобедим. Но есть маленькое но… их очень сложно совмещать. Нужно настроиться ки-ар. В Логе Анджа это было просто, если масэтры знали, что один из выпускников настраивается ки-ар, то в замке царила тишина. Настроиться ки-ар можно путем медитации, очистив разум от лишних мыслей. Это очень сложно…

– Сколько раз в жизни ты полностью настраивалась ки-ар?

– Три. Один раз, когда шла за драконьим яйцом, второй – прыгая в пропасть по приказу масэтра Аллива, третий – когда выпускалась из Логи Анджа.

– И собираешься делать это еще?

– Да. Когда найду его.

Она ударила Кариби пятками в бока, и та припустилась рысью.

Через некоторое время Райт нагнал ее, и поехали все рядом, ровной линией.

Райт не мог отвести от Лэа глаз. Погода была жаркая, поэтому она разделась, оставшись в легкой, до колен, льняной рубашке белого цвета. Черные с синим, воистину королевским отливом, волосы рассыпались по худым загорелым плечам вьющимися змейками. Солнце скользило по этим потрясающим волосам, будто гладило и расчесывало их. Райт перевел взгляд на изящную шею, высокую грудь, тонкую талию и крепкие загорелые ноги, прочно упершиеся в стремена.

Лейс заметил его взгляд и усмехнулся. Он пришпорил своего жеребца, перегораживая дорогу Райту, и пропуская вперед девушек.

– И давно ты так на нее смотришь? – прямо и без обиняков спросил Лейс, когда Лэа с Акфилэ отъехали на приличное расстояние.

– Ты о чем?

– О Лэа. Думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь?

Райт поднял брови.

– Это тебя не касается.

– Еще как касается, – с угрозой сказал Лейс.

– Я понятия не имею, кто ты такой и откуда взялся, – раздраженно сказал Райт. – Я не знаю, зачем она позвала тебя с собой. И было бы гораздо лучше, если бы ты развернулся и ехал в другую сторону. Я не собираюсь ее с тобой делить.

– Неужели? – Лейс расхохотался. – Она не вещь, чтобы ее делить. Пусть Лэа сама выберет лучшего из нас.

– Благородство… – насмешливо сказал Райт. – Не думал, что оно свойственно таким, как ты…

– Как я?

– Наемникам.

– А сам-то ты кто? – бросил ему в лицо Лейс. Нельзя презирать наемничество. Лэа ведь тоже наемница. О чем можно говорить?

– Я знаю, кто я, и я знаю кто она. И кем она не является, так это наемницей. – Райт вскинул голову и прищурил синие глаза, сквозившие неприязнью. – Ты видел хоть раз, как она убивает? Не думаю. Ведь ты знал ее юной девушкой, учившейся воинскому искусству. С тех пор она снесла своим мечом не один десяток голов. Я не могу сказать, что смерть доставляет ей удовольствие, но когда она сражается или убивает, то в ней проступает Джер. Это не блеф, я видел.

И Райт припустил Лотоса галопом.

– Я этого так не оставлю, – вполголоса проговорил Лейс.

Жара была просто опустошающей. Стояли первые дни Ийсутэля, второго месяца лета по эльфьим календарям, и Акфилэ живо рассказывала Лэа о традициях эльфов по встрече летнего солнцестояния, происходящего в первое полнолуние Ийсутэля.

– Три эльфки за неделю до праздника ткут большое полотно из тонкого как паутинка льна, для того чтобы потом этим полотном укутать статую Эаллон, которую вырежут из дерева три эльфа. Они работают обнаженными, посреди леса, чтобы находиться в полной гармонии с природой и распевают песни в хвалу Эаллон. Одна из эльфок ткет, другая прядет тончайшую нить, а третья собирает по лесу нити редчайшей травы альтоманьора, сверкающие лишь при лунном свете, которые затем вплетает в полотно.

А тем временем юноши ищут самое стройное и красивое дерево дьорамэны, чтобы испросить благословения на удачную работу. Если дьорамэна зашумит листьями и издаст серебристый шум, значит, сестры-дриады благословили ее на то, чтобы быть статуей Эаллон. Не сходя с места, юноши-эльфы начинают старательную и кропотливую работу резки по дереву, и вскоре на его месте появляется красивая женщина-богиня, воздевшая ли руки к небу или скромно сидящая на камне. Они украшают ее тело листьями, а волосы цветами, запястья ног и рук обвивают змейками браслетов из тоненьких веточек.

Там, где стоит статуя, и будет проходить празднование. В полночь, когда восходит величавая полная луна, три эльфки набрасывают на обнаженные плечи и тело богини серебристое покрывало, сияющее как звезды, и возносят Великой Эаллон молитвы. Затем начинается пиршество, к которому сходятся все обитатели леса – наяды, дриады, нимфы, сирены, если рядом течет река, – эльфы рады всем. Если есть влюбленные на этом празднике, а они всегда находятся, то великая Алэтана, да осияет ее лунный свет, благословляет и соединяет их узами любви, Veere Melme.

– Узами любви? – переспросила внимательно слушавшая эльфку Лэа. Оказывается, она и половины не знала про эльфов.

– У эльфов нет такого явления, как замужество. Влюбленные находятся рядом друг с другом, пока их любовь сияет ярким пламенем. Это связывает крепче всяких печатей и обещаний. Они любят друг друга всю свою жизнь, благословленные милостью королевы, эльфы, как правило, однолюбы.

– Как правило?

– Встречаются и такие, кто может любить по многу раз. Это эльфы, в дальнем или близком родстве состоящие с людьми. Достаточно одной капли человеческой крови, и эльф уже не сможет жить по законам природы и в гармонии с ней. Но бывает и наоборот. Человеку достаточно одной капли эльфьей крови, чтобы любить один раз и на всю жизнь.

– А ты?

Акфилэ улыбнулась грустной улыбкой.

– Я эльф чистой крови.

Она показала тонкое запястье, обвитое татуировкой, как браслетом, узором изящных листьев.

– Такие татуировки есть у всех эльфов чистой крови. Когда я уезжала вместе с отцом, мой возлюбленный обещал ждать меня. Даже если я вернусь глубокой старухой, он будет любить меня и ждать благословения королевы, да осияет ее лунный свет.

– Ты боишься?

– Нет, – по губам Акфилэ скользнула легкая улыбка. – Если он не ждет меня, значит, умер, но он жив, я это чувствую. И он ждет. Когда я вернусь, мы попросим благословенья у Алэтаны, праздник летнего равноденствия через три дня, я надеюсь успеть. Мне удалось послать Люксору, моему любимому, весточку, и я чувствую его. Он любит. И ждет…

Акфилэ погрузилась в свои мысли, и Лэа тоже. Она думала о том, что эльфом быть хорошо. Ты нежное и ранимое существо, живущее тысячи лет в полной гармонии с природой. Тебе не ведома ненависть, ярость, обида, боль, ты любишь и ты любима. Ты не страдаешь от неразделенной любви… неразделенной… чееегооо?

Лэа встряхнулась. Такие рассказы действуют на нее негативно, слишком смягчают и расслабляют. Любовь не стоит того, чтобы отказываться от цели жизни… или стоит?

Она бросила на Райта быстрый взгляд. Ей очень нравились его синие, как чистейшие хаарские сапфиры, глаза. Ей нравились его жесткие темные волосы, поворот головы, уверенная походка, внимательный взгляд, быстрая речь…

Она была готова уступить, если бы он привлек ее к себе, пытаясь обнять, но он этого не делал.

Эй, о чем ты? Белый день на дворе, жарко, рядом Лейс, готовый растерзать всех за нее в мелкие клочья еще с Логи Анджа.

Она улыбнулась, вспомнив, как он чуть не вылетел со школы, когда вызвал на дуэль юнцов, посмевших ее обидеть. Это был первый месяц ее обучения. Тогда она еще не умела постоять за себя.

Легкий вечер летнего дня всегда приходил на остров в сопровождении тяжелого звука гонга, висевшего на одной из самых высоких башен замка, и озвучивавшего вечернюю трапезу.

Режим здесь был непросто жесткий, он был невообразимо суровый, дисциплина была железная, по сравнению с ней устав королевской гвардии Роккома просто пергамент, испещренный детскими каракулями.

Каждый вечер, после удара гонга, все кадеты Логи должны были собраться в трапезной и, получив вою порцию еды, сесть за столы в строгом соответствии с определенными масэтрами местами.

После ужина кадеты имели полчаса свободного времени, чтобы завершить свои дела и в девять часов вечера отправляться спать, для того чтобы встать в пять утра и начать новый день с закаливания холодной водой, драконьим пламенем и острыми клинками.

Место в трапезной у нее было не совсем удачным. Ее посадили между двумя подростками шестнадцати лет, не очень довольными своей новой соседкой.

Лэа тоскливо поискала глазами Лейса и не нашла среди пестрой толпы кадетов.

Она взяла ложку осторожно, будто это была ядовитая змея, и аккуратно, будто вышивая, зачерпнула ею вкусно пахнущую кашу.

– Эй, ты! Девчонка! Кто тебя сюда усадил?

Лэа подняла глаза и встретилась с насмешливым взглядом карих глаз подростка, вальяжно развалившегося на скамье. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, на подбородке и верхней губе пробивалась колючая темная растительность.

– Масэтр Аллив… – осторожно сказала она.

За те пару дней, что она здесь находилась, Лэа уже успела определить: она была здесь не единственной девчонкой. Или, как сказал кто-то из мимо проходивших кадетов, с которыми она сталкивалась в коридорах: единственной хорошенькой девчонкой.

Лэа отличалась от всех них сияющими черными глазами миндалевидного разреза, изящным изгибом губ и шеи, нежными руками, на которых в последствие будут пузыриться и лопаться кровавые мозоли. У нее были восхитительные густые иссиня-черные волосы, обрамляющие голову как королевская корона. Все это заставляло юношей обращать на нее внимание. Вот только не у всех реакция была такой, как у Лейса…

Сидящий напротив юноша изучал ее хитрым и жадным взглядом.

– Давно ты здесь?

– Второй день… – так же осторожно и немного застенчиво ответила Лэа.

– И нравится тебе здесь?

Лэа промолчала. В любом случае здесь было лучше, чем в опустевшем деревянном доме в Асенте. Силой ее сюда никто не гнал.

– Посмотрим, что ты скажешь после посвящения…

Кареглазый юноша и еще несколько сидящих рядом кадетов переглянулись и нехорошо усмехнулись. Больше никто из них не проронил ни слова.

Лэа торопливо доела кашу. Она уже заметила Лейса, стоящего у входа в зал и явно кого-то ждущего. Лэа выскочила из-за деревянной скамейки и бросилась к нему, боясь потерять из виду или того, что он уйдет.

Немного погодя она коснулась его плеча.

– Лейс…

– Лэа! – радостно воскликнул он. – Я рад, что ты не ушла. Я боялся, что опоздал и ты уже убежала.

– Я еще плохо ориентируюсь в замке. Проводи меня, пожалуйста.

Лейс кивнул и взял ее за руку, чтобы не потерять в толпе снующих туда-сюда кадетов.

Вверх по широкой лестнице, потом налево, пересекли просторную галерею, за окнами которой синело море, и алели нагроможденные друг на друга скалы.

– Это Лавовые зубья, – сказал Лейс, поймав ее взгляд. – Вечером, если долго не спать, можно увидеть отсверки огня, выдыхаемого драконами, а если повезет, то и самих драконов.

Он нырнул в боковое ответвление, отходящий от галереи и, петляя по переходам и поворотам, вывел ее в большой коридор с множеством деревянных дверей в каменных стенах.

Лэа узнала коридор. Здесь находились комнаты кадетов первого года обучения. Здесь она уже без труда нашла свою дверь, помеченную табличкой «Лэа ун Лайт, кадет 1 курса».

Лейс толкнул дверь, заходя внутрь.

В отличие от коридора, в котором гуляли сквозняки, в комнате было тепло. Освещенная светом факела, воткнутого в оскаленную драконью пасть, она была очень уютной.

– Ты не жалеешь, что приехала сюда? – вдруг спросил Лейс.

Лэа покачала головой.

– Нет. Я должна отомстить. – Набравшись смелости, она рассказала Лейсу, что заставило ее приехать сюда.

Как всегда, при воспоминании о Таир, из глаз брызнули слезы.

– Не плачь. – Лейс взял ее за руку. – Я всегда буду рядом.

Не выдержав, Лэа уткнулась лицом в бронзовое плечо Лейса. Худенькая спина сотрясалась от слез. Лейс гладил ее блестящие волосы и что-то нежно шептал на ухо.

Такой, как она была раньше, Лэа плакала последний раз в жизни. Вместе со слезами она изгоняла из себя ту маленькую, испуганную девочку, душу которой искалечил Человек в Волчьей Маске. Она излечивала себя от страха перед ним, оставляя место в душе лишь ненависти…

Она перестала плакать.

У этой Лэа слезы закончились раз и навсегда.

Лейс осторожно провел тыльной стороной ладони по мокрой от слез щеке Лэа и поцеловал в мягкие соленые от слез губы.

Лэа не сопротивлялась. В конце концов, Лейс ей нравился больше, чем те двое, сидевшие напротив нее в трапезной.

Внезапно она вспомнила кое-что важное.

– Лейс… что за посвящение я должна буду пройти?

– Посвящение? – Лейс нахмурился. – Не слышал, чтобы так называли испытания Права. Может ты что-то перепутала? Кто так сказал?

– Двое юношей, сидящие напротив меня в трапезной.

Лейс пожал плечами.

– Не знаю. Не нравится мне это… будь осторожна…

Что такое «посвящение» выяснилось позднее, когда Лэа легла спать. Спалось ей плохо, снилось тревожные и мрачные сны. В конце концов, она почувствовала, что дверь приоткрылась, и в комнату хлынул холодный воздух. Лэа открыла глаза, но в то же время рот ей зажала чья-то грубая мозолистая рука, и кто-то навалился сверху всем телом, мешая дышать.

– Пикнешь хоть слово, будет больно, – пообещал чей-то грубый насмешливый голос.

От страха тело сковало льдом. Лэа лежала не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Умница, – сказал все тот же голос.

Глаза Лэа постепенно привыкли к темноте, и она узнала кареглазого юношу, сидевшего напротив нее в трапезной. Щекой она ощущала его жесткую щетину и учащенное дыхание.

– Не дергайся, – сказал мерзавец, противно ухмыляясь. – Тебе понравится.

Лэа сжала кулаки. Как она ненавидела в этот момент свою собственную беспомощность, против этого подонка у нее не было оружия.

Из груди его вырывалось хриплое дыхание. Тело болело под тяжестью этого гада.

– Отпусти ее, – раздался чей-то глухой, полный ярости, голос. – Иначе я перережу тебе глотку.

Лейс! Лэа узнала бы его голос из тысячи. Он пришел к ней на помощь!

– Что ты мне сделаешь, малец? – прорычал кареглазый.

– Я отрежу твой поганый язык и заткну им твою же глотку, или все станет известно масэтрам Алливу и Кэнду.

Парень тяжело дышал. Лейс не оставлял ему выбора. Либо смерть, либо позор.

– Выбирай, – потребовал Лейс. В его голосе звенела сталь.

– Я уйду, – тяжело проговорил парень. – Но ты еще пожалеешь…

Он отпустил Лэа и тяжелой поступью скрылся за дверью.

– Ты в порядке?

Лейс присел на краешек кровати и взял Лэа за руку.

Она кивнула, пытаясь сглотнуть застрявший в горле ком.

– Я попрошу масэтра Аллива приладить на твою дверь замок. Ты не будешь больше бояться.

Она еще раз кивнула. Сегодняшнее событие навсегда убило в ней чувства.

– Я не боюсь. Ты рядом…

Замиэйские горы было еще далеко, но Лэа уже чувствовала, что людской дух все больше уступает эльфьему. Вскидывая голову, она различала посеребренные снегом пики.

В тот далекий вечер, заполненный страхом и горечью, она разучилась верить людям. Единственным человеком, которому она доверяла, с тех пор была она сама.

Замок на ее дверь действительно был прилажен, но закрывала она его только первый месяц. Потом ее комнату обходили десятой дорогой, даже если дверь была нараспашку. Ее боялись. Ее уважали. Ее боготворили. Ее ненавидели и любили.

Лейс…

Она повернула голову и краем глаза посмотрела на ехавшего справа от нее Лейса. Ей была видна его синяя татуировка, блики солнца на рыжих кудрях, бронзовая блестящая кожа, улыбающиеся ореховые глаза… он был ей очень дорог, она относилась к нему как родному брату, который когда-то был ей близок.

Райт…

Она бросила быстрый взгляд на ехавшего по другую сторону Райта. Сравнивать людей она не любила, так как это путь заведомо тупиковый, но не сравнивать Райта и Лейса она не могла, поэтому злилась.

– Что-то не так? – спросил чуткий к перепадам ее настроения Райт.

Она улыбнулась краем рта, не выдавая своих мыслей. Несмотря на теплый летний день, на сердце был могильный холод, и тоска… что-то не давало ей покоя. Это что-то находилось так рядом, достаточно протянуть руку, чтобы схватить, но только пальцы оказываются рядом, это «что-то» ускользает, как сиреневый предрассветный туман. Было в Райте что-то такое, что заставляло ее настораживаться, не давало расслабиться и упиваться жизнью.

Голову заполняли пустые и тревожные мысли, замкнутые вокруг Джера. Она уже семь лет не могла думать ни о чем другом. Порой среди них яркой вспышкой мелькал образ Ирди, ее дракона…

Что с ней случилось? Почему она погибла? Лэа чувствовала, что ответ на этот вопрос также плавает где-то рядом на поверхности, но ускальзывает от нее…

– Все в порядке? – тревожно повторил Райт свой вопрос.

– Да, все хорошо, – ответила она тихим голосом.

Поздно вечером они разбили ночлег у одного из придорожных камней, установленных специально для уставших путников.

Лэа достала из ножен свой залежавшийся клинок, который радостно зазвенел, приветствуя хозяйку.

– Здравствуй, мой дорогой, – обратилась она потихоньку к мечу. – Скучал?

Сталь зазвенела, отвечая.

Она улыбнулась.

Скрывшись в темноте, куда не дотягивались отблески костра, она продолжила тренировку.

Лэа взмахнула мечом, тренируясь. Она упивалась такими моментами, когда меч быстро и без препятствий рассекал свежий ночной воздух, обдавая лицо прохладным ветерком.

Еще один взмах мечом и лезвие зазвенело, столкнувшись с другим. Лэа обернулась.

Лейс.

Он был немного бледен, но улыбался. В усталом взгляде его была решимость, в движениях – гибкость и осторожность. Медленно, походкой рыси, готовой к прыжку, он подошел к Лэа. Приблизил свое лицо очень близко, обдал ее жаром своего полуобнаженного и разгоряченного за день тела.

– Лэа…

Она отступила на шаг, приподняв меч.

– Выслушай меня.

– Я знаю все, что ты мне скажешь.

Ее слова резанули больно, но Лейс сдержался.

– Значит, ты все знаешь. Ничего не изменилось с Логи Анджа. Я по-прежнему люблю тебя, хоть ты и ускользнула, не прощаясь. Но вот ты…

Она молчала, судорожно закусив нижнюю губу.

Тихонько скрипнула оставленная ею открытой дверь, в проем заглянула огненно-рыжая голова.

– Тише! – шепнула Лэа. – Радугла патрулирует коридоры…

Лейс закрыл дверь, на цыпочках дошел до кровати, сел на нее.

– Ты точно мне сегодня расскажешь?

Лэа кивнула, придвинулась ближе.

Полная луна заглядывала в окно, наполовину прочертив небосклон, когда

Лэа закончила свой рассказ.

Она сидела, прижавшись лицом к плечу Лейса, и по щекам ее медленно текли слезы.

Лейс ласково гладил ее по голове, что-то шептал, набираясь решимости.

– Лэа… – глубоко вдохнул он, нежно приподнимая ладонями ее подбородок. – Ты очень красивая…

Лэа усмехнулась.

– Я знаю, что это не так…

Ее треугольное ровненькое личико в обрамлении иссиня-черных кудрей завораживало Лейса, он запротестовал:

– Нет! Как только я увидел…

– Тише… – она приложила свой палец к его губам, напрочь лишив способности его говорить.

Ее губы озарила восхитительная улыбка. Только Лэа ун Лайт могла улыбаться так, что его сердце трепетало.

Она взяла его за руку.

Сердце у Лейса остановилось.

– Когда я жила в Асенте, я всегда мечтала, что выйду замуж только за воина… – неожиданно сказала она.

– Теперь ты сама воин, – нежно подсказал ей Лейс.

– Да согласилась она. Это так. И теперь я думаю по-другому.

– Как же? – едва слышно выговорил Лейс.

Лэа приблизила свое лицо максимально.

– Я хочу, чтобы им был ты…

И все слова были сказаны.

В голове Лейса взорвались многочисленные фейерверки.

В глазах Лэа образовалась огромная Вселенная, которая затянула Лейса отныне и навеки.

Губы Лэа были мягкими и теплыми. Лейс не чувствовал ничего такого, что обсуждали на заднем дворе школы его сверстники и друзья, но одно он знал точно: никому и никогда он об этом не расскажет, а сохранит в тайне в своей душе.

Лейс обнял ее одной рукой за шею, продев ее под шелковистой волной волос, которые она столько раз порывалась обрезать.

Никогда, никогда он не мог представить себе, как эти живые локоны слетают с ее плеч безжизненными и мертвыми прядями!

Лейс крепко обнял ее, прижав к себе, нежно провел большим пальцем по щеке.

– Я никогда тебя не оставлю, – пообещал он, ласково опуская ее на кровать. – Никогда в этой жизни.

– И я тебя, – ответила она, обвивая его своими руками. – Мы всегда будем вместе, Лейси… обещаю.

Лейс хотел притянуть ее к себе, зарыться лицом в мягкие черные волосы, вдохнув их горьковатый запах, но не смог этого сделать. Она отступила на шаг.

Сопротивляться? Тогда он уйдет. Навсегда.

Думай, Лэа, думай! Что с тобой? Ты всегда соображаешь быстро. Что же случилось? Что с тобой? Лэа прикрыла глаза. Думать совершенно не хотелось.

Лейс шагнул ближе, запрокинул назад ей голову, зарылся рукой в шелковые змеи черных волос и поцеловал в губы.

«Не надо, Лейс! – Мысленно призывала его Лэа. – Ты убиваешь меня! Не делай этого!»

Воспоминания вспышками пронеслись в голове, рождая картины одна прекраснее другой.

– Ты русалка… – прошептал Лейс. – Ты меня околдовала… семь лет я твердил себе, что ты для меня ничего не значишь, что ты лишь детское увлечение, но… все напрасно.

– Лэа! – из света костра донесся голос Райта.

– Хватит, Лейс… – она оттолкнула его. – Это осталось в прошлом…

– Кто сейчас?.. – Лейс зло сощурился. – Райт?..

– Уходи, – бросила она, отворачиваясь.

– Уйти?

– Да…

Она отвернулась, пряча светящиеся, как у рыси, зрачки.

– Или держи себя в руках…

Лейс промолчал, сглотнув царапнувшую острыми когтями обиду.

– Но тебе ведь понрав…

– Замолчи немедленно! – зашипела на него Лэа. – Я не желаю слушать тебя!..

– Как хочешь, – передернул плечами Лейс.

– Что здесь творится?

Из темноты к ним шагнул Райт.

Во взгляде – вопрос, на губах – усмешка.

– Это не твое дело, – зловеще сказал Лейс.

– Не груби Райту, – злым голосом прервала его Лэа.

– Еще как мое… – в голосе Райта звучала скрытая угроза.

Они смотрели друг на друга в упор. Лэа интуитивно чувствовала их нервы, натянутые стальными неимоверно тонкими пружинами. Только дотронься – и сорвется, лопнет, разбрызгивая сталь.

Они смотрели друг на друга, их руки непроизвольно тянулись к ножнам.

Они не замечали Лэа, между ними шел немой разговор, и это раздражало юную наемницу.

– Эй, хватит вам!

Она встала между ними, изо всех сил оттолкнув друг от друга. Наваждение пропало.

– Тебе не мешало бы причесаться, – бросил ей в лицо Райт и скрылся в темноте.

В бессильной злобе Лэа села на землю.

– Ну и проваливай! Видеть тебя не желаю!

Она воткнула обиженно загудевший меч в землю, и замерла, сложив на него руки и опершись подбородком.

Сказать, что внутри нее полыхала злость и обида – не сказать ничего.

Она клокотала от ярости, как взрывное друидское зелье. Стоит только поднести спичку – и вспыхнет синим пламенем.

– И ты уходи! – крикнула Лэа уже Лейсу, собиравшемуся присесть рядом с ней на корточки.

Лейс передернул плечами и ушел.

Лэа изо всех сил сжимала серебряную гарду меча.

Что происходит с ней?

Что толкнуло ее в страстные объятия Лейса?

Найти отчет своим действиям она не могла, поэтому выбрала путь, который выбирала всегда: решила остыть.

– Лэа? – тихий, журчащий как ручеек голос Акфилэ омыл разгоряченное сознание прохладой.

Эльфка присела рядом. Слова были не нужны. Она взяла своими холеными маленькими пальчиками натруженную ладонь Лэа в истертых наручах и крепко сжала.

– Скажи что-нибудь… – тихо попросила ее Лэа. – Твой голос…

Акфилэ улыбнулась чуть грустной улыбкой.

– Если хочешь, я спою…

Лэа кивнула. Глаза ее были закрыты. Голос Акфилэ убаюкивал и успокаивал. Она запела на самом чистом эльфьем языке, который Лэа доводилось слышать в своей жизни.

– Ael malors laikva miklax

Winita anare sineida

Ael malors kosaw luqlax

Winita anare diujida

Ael malors

Ael malors

Pioriti diniya, Eallon!

Hinaes tiis Remaisel …

Piori olixiz, Eallon!

Слова перекатывались как хрустальные горошины, звенели и переливались, отражались в далеких звездах и, вспыхивая, возвращались назад. Голос эльфки то затихал, соревнуясь с шелестом стелящейся степной травы, то возвышался, опережая звон хаарского клинка. В переводе с эльфьего языка на всеобщий, песня звучала приблизительно так:

Благослови зеленые поля

Лучами солнца озари

Благослови цветущие сады

Лучами солнца согрей

Благослови

Благослови

Милостивая богиня, Эаллон!

Детей своих эльфов

Милостью свыше, Эаллон!

При переводе она теряла что-то важное, и Лэа махнула на это дело рукой. Хоть она и знала более десяти языков и двадцати наречий, выученных в Логе Анджа, переводить песню не имела смысла – дело было не в словах, дело было в силе, которую нес голос эльфки. Он действовал на Лэа успокаивающе, как мягкая и теплая материнская рука. А эльфка продолжала петь:

– Ael malors

Ael malors

Pioriti diniya, Eallon!

Uriti tiis remaisel…

Piori olixiz, Eallon!..

Песня затихала, треск костра тоже. Лейс и Райт укладывались спать по разные стороны костра. Лэа и Акфилэ еще долго сидели в темноте и молчали.

О чем думала эльфка, Лэа не знала. Сама же она думала о том, что не следовало им всем путешествовать вместе. Большая группа людей видна издалека, и… но что же это? Она рада, что путешествует не одна, а со своими друзьями… хоть они и переругались все сегодня вечером, не пройдет и дня, как все снова будут вместе.

До Кан Д’Иара еще тринадцать дней верховой езды. Когда они доберутся до него, будет уже середина лета. Лэа сможет увидеть самый великий праздник эльфов – праздник летнего равноденствия.

– Лэа… – Акфилэ закончила петь, голос ее был немного хриплым, но все равно приятным.

Она отбросила назад тяжелые золотые локоны.

– Я хочу сказать тебе, когда мы приедем, Алэтана, да осияет ее лунный свет, будет благодарить тебя за то, что вы вернули меня домой. Она будет предлагать тебе все, что твоя душа пожелает…

– Мне ничего не нужно, – равнодушно сказала Лэа.

– Нет, нельзя отказываться. Она будет проверять тебя. По тому, что попросишь у нее, она сможет понять очень много, поэтому я хотела предупредить… будь осторожна. Не проси слишком много, это может оскорбить эльфов. Не именно королеву, она очень добра, но настроить против тебя народ, уязвленный человеческой жадностью.

Лэа загадочно улыбнулась.

– В таком случае, я знаю, что попросить…

Она встала, опершись на меч.

– Пойдем, я хочу спать…

Выдернула лезвие из земли и, осторожно вытерев пучком мягкой шелковой травы, спрятала в ножны.

В воздухе висела напряженность, пахнущая крупными неприятностями и большой опасностью.

Странная компания, стреножившая лошадей у подножья Замиэйских гор, выглядела настороженно.

Стражница, выглядывавшая из-за разлома в скале, с луком на изготовке, внимательно изучала их.

Самая необычная девушка, по-видимому, лидер, держащаяся чуть впереди остальных, внешне была расслаблена, но стоило вглядеться, и было заметно, что она как звенящая тетива, которой не терпится сорваться в полет. Она собрала волосы в хвост, лоб подвязала синей тесьмой. Миндалевидные раскосые глаза внимательно оббегали окружающий ландшафт в поисках засады. Одета она была в тугой черный корсет, стягивающий талию и черную набедренную повязку, на ногах были зашнурованы высокие ботинки. За спиной виднелась серебряная рукоять внушительного меча. Взгляд девушки был зловещим из-за некоего необычного шрама, делящего лицо причудливым образом. Этот шрам не желал слушаться хозяйку и искажал любое ее выражение лица.

С одной стороны рядом с ней находился бронзовокожий рыжий мужчина с повадками расслабившегося ленивого кота и приятным ореховым, хотя и немного хитрым, взглядом. Из оружия на нем был двуручный меч и кинжал, нарочито небрежно воткнутый за голенище сапога. Этого недооценивать не стоило. Приглядевшись повнимательнее, стражница различила еще несколько кинжалов, ловко спрятанных в складках на одежде.

С другой стороны от девушки был молодой мужчина с внимательными глазами такого удивительного и яркого синего цвета, что стражница ни на минуту не усомнилась, что в его жилах есть солидная примесь эльфьей крови. Темные волосы нарочито небрежно взъерошены, к луке седла крепится меч, за поясом метательный нож, за спиной лук, к портупее седла прикреплена праща.

Но самым удивительным было присутствие в их компании абсолютно не вооруженной восточной чистокровной эльфки. Она не была похожа на заложницу, скорее всего, проводник. Было что-то неуловимо знакомое в ее бирюзовом взгляде, повороте головы, осанке, даже манере держать поводья.

Черноволосая девушка повернулась к своим спутникам вполоборота и стражнице стала видна ее татуировка. Два скрещенных меча, обвитых раздвоенным языком – герб Логи Анджа. Это уже интереснее. Стражница оглядела всех повторно, но уже более внимательным взглядом. Такая же татуировка обнаружилась у рыжего.

«Два татуированных выпускника Логи на одну компанию… это много, – подумала стражница, весьма наслышанная о возможностях таких бойцов».

Скрываться дальше смысла не имело, и стражница спрыгнула со скалы прямо к людям.

«Хорошая растяжка, – подумала Лэа, и встала на одно колено перед стражницей».

«Хорошее начало, – подумала стражница, когда все четверо склонились в поклоне, приветствуя ее».

– Встаньте, дети мои, – ласково сказала она.

Лэа встала. Она внимательно разглядывала стражницу, не сомневаясь в том, что стражница уже хорошо изучила их. Когда они подъехали к скале, Лэа долгое время ощущала ее пристальный взгляд, но обнаружить, откуда он исходил, так и не смогла.