Читать книгу Ариссьель. Жизнь после смерти - Лиз Бурбо, Лиз Бурбо - Страница 6

Какая-то сила переносит меня в город, где громоздятся разные жилища всевозможных форм и как муравьи суетятся толпы людей всех возрастов. При этом в городе странно спокойно. Как много здесь людей! Здесь постоянно все движется и все меняется. Какое буйство красок! Но, черт побери, что это? Я вижу моих бабушку и дедушку… и двух моих школьных учителей, мсье Тальбо из младшей школы и мадмуазель Николь – из средней. Странно, но я очень хорошо их помню… А вот мой дядя Фернан. Сколько же мне было лет, когда я в последний раз виделся с ним? Около двенадцати? Мне даже не сообщили о его смерти. И куда они все направляются? Выглядят озабоченно. Интересно, они меня видят? Боже, да это же мои родители… Вон отец, вон мать… Они идут прямо ко мне. Что мне говорить им? У меня в животе все сжалось.

В этой сцене мой отец выглядит лет на пятьдесят, хотя, когда он умер, ему было около семидесяти. Небольшого роста, худощавый, если не сказать тощий, поседевшие волосы. В последние годы жизни его глаза запали, под ними появились синие круги, что еще больше его старило. К счастью, я не унаследовал ни его глаз, ни его взгляда. Его лицо теперь не выглядит таким изможденным, как при жизни, но от него веет чем-то таким, чего при жизни я в нем не замечал. Он пристально смотрит мне в глаза, чего не было, когда я был подростком. Видимо, он просто не осмеливался; иногда мне даже казалось, что он побаивается меня. Честно говоря, когда мне было четырнадцать, я был куда крупнее его и без труда противостоял ему.

Мама, которую я вижу теперь, куда моложе той, что осталась в моей памяти. Хотя все так же старомодна, в своем любимом полосатом платьице и туфельках на шнуровке. Одевайся она более современно – была бы очень привлекательной. Я даже не сомневаюсь: во всем виноваты ее родители. Слепо веря в постулаты своей религии, они слишком строго обращались с ней. Неудивительно, что она не позволяла себе быть женственной, соблазнительной. Например, у нее никогда не было одежды, которая могла бы подчеркнуть ее достоинства, она никогда не пользовалась косметикой. А прическа… Я не помню, чтобы она хоть раз выглядела иначе: всегда тот же туго затянутый пучок на затылке. А ведь у нее были роскошные длинные волосы! Я видел их всего пару раз, когда из-за спешки она не успевала их спрятать в узел.

С момента нашей последней встречи она заметно похудела. В моем детстве она всегда была пухленькой, но когда ей было около пятидесяти, у нее начался климакс и тогда она стала полнеть по-настоящему. Еще одно везение: я не унаследовал ее склонность к полноте. Слава богу, я не смог бы жить с этим! Зато я горжусь тем, что у меня такие же глаза и каштановые волосы, как и у нее. Да и ростом я скорее в мужчин из ее рода.

Они направляются ко мне. Что же делать? Они замечают, что мне неловко. Они просто поедают меня глазами. Вот уж правда, здесь все иначе. Странно, но они обнимают меня взглядом!

Первой говорит мама:

– Ты удивлен, встретив нас здесь, Ариссьель? Мы с папой наблюдали за тобой с того самого дня, как умерли.

– Это для меня не новость. Вы контролировали меня с момента моего рождения. Но тогда я был ребенком. А теперь это просто бестактно!

Мама улыбается:

– Разве ты чувствуешь за собой какую-то вину? Не переживай, мы не осудим. Родители наблюдают за своими детьми лишь потому, что беспокоятся о них. Мы с отцом жалеем лишь об одном: мы так и не научились понимать тебя так, как тебе хотелось. Мы бы и хотели вести себя иначе, но часто были бессильны и не знали, что значит «иначе».

– Вашей главной ошибкой было завести ребенка слишком поздно. Вам нужно было подумать об этом раньше!

Я не в силах сказать отцу, что злился на него за то, что он был слишком старым, слабым, настоящим мямлей, а маме – что она выглядела ужасно старомодной по сравнению с мамами моих друзей.

Не дожидаясь ответа, я снова погружаюсь в свои воспоминания. Когда я родился, маме было тридцать пять, а отцу – сорок один год. Согласитесь, быть единственным ребенком таких старых и старомодных родителей – то еще испытание! Когда мне было около десяти лет, у меня появился друг, который был младшим ребенком в многодетной семье. Всего у них было шестеро детей, а его родители были примерно того же возраста, что и мои, только выглядели гораздо моложе. У них всегда было шумно и весело, и мне так нравилось у них, что я ненавидел возвращаться к себе домой, где всегда царили грусть, мрак и тишина.

Кроме того, мои родители запрещали мне слушать музыку, которую я любил. Мама боялась нарушить покой соседей, а отец утверждал, что от такой музыки можно сойти с ума и оглохнуть. Надо же было такое придумать! Они дошли до того, что сказали, что этот запрет был для моего же блага: я, оказывается, был недостаточно умен, чтобы предвидеть все последствия своих действий, и мне чрезвычайно повезло, что они были моими родителями. Но я же понимаю, что думали они только о себе, иначе бы разрешили делать, что я хочу. Это моя жизнь, и мне до чертиков надоели их нравоучения и выговоры.

Например, они требовали, чтобы я рассказывал им о своих похождениях с друзьями. Но в те редкие моменты, когда я решался чем-то с ними поделиться, они начинали отчитывать меня. Они отказывались понимать, что для молодых людей моего возраста было нормой иногда заниматься, как они это называли, «дурными делами». Для них «дурными делами» были даже просто смешные розыгрыши, которые мы с друзьями устраивали. Хорошо еще, что у меня в школе всегда было много товарищей, иначе бы я наверняка превратился в такого же брюзгу, как и они.

Ну а мое имя?! АРИССЬЕЛЬ! Его подарила мне мама. Она была так сильно тронута героем одного фильма, что решила назвать в его честь своего первенца. Ей нужно было хорошенько подумать! Зачем давать собственному ребенку такое странное имя? Но она так радовалась, что наконец стала матерью, а отец не решился ей противоречить. Он первым и начал называть меня просто Ари. Затем, по его примеру, так стали называть меня все, кроме матери. Она всегда торжественно и упрямо звала меня Ариссьель. Уверен, что она делала это специально, чтобы позлить меня.

Как смешно они выглядят! Кажется, они действительно рады меня видеть, чего не могу сказать о себе. Они умерли лет двадцать назад, и с тех пор я почти никогда о них не вспоминал.

Они ушли друг за другом, с интервалом в три месяца. Первой от сердечного приступа умерла мать. Она не смогла придерживаться рекомендаций своего доктора, который рекомендовал ей сбросить вес; это ее и убило. Я как раз был в командировке на другом конце света и не смог вовремя приехать. Мона присутствовала на похоронах от моего имени, чем очень меня порадовала. Терпеть не могу, когда кто-то плачет; чужие слезы меня просто изматывают.

Вернувшись домой, я позвонил отцу, пообещал скоро приехать, как только найду для этого время, но… Но времени все не находилось, а затем, три месяца спустя, умер и он. Мы так и не смогли с ним повидаться. Бедняга, он долго оставался наедине со своим горем. Один сосед, встревоженный длительным отсутствием отца, обнаружил старика лежащим в постели через несколько дней после смерти. На этот раз я был неподалеку, в Квебеке, и Мона позвонила мне с требованием немедленно возвращаться домой. Она раздраженно заявила: «Твой отец был в ужасном состоянии, когда нужно было организовывать панихиду по твоей матери. Тогда мне пришлось все взять на себя. Но с меня довольно! Теперь твоя очередь, Ариссьель Лабонте. Тело твоего отца увезли в морг больницы Мон-Лорье, и тамошнее начальство желает знать, когда ты заберешь его».

Когда я позвонил в больницу, чтобы предупредить о своем приезде и попросить подготовить документы для подписи, мне посоветовали не смотреть на труп: он уже начал разлагаться. Как же я обрадовался: это было настоящим облегчением! Не переношу больницы, больных людей, а тем более мертвецов. В похоронном бюро мне порекомендовали хоронить тело в закрытом гробу, и меня это вполне устраивало. Все прошло отлично. На следующий день, по настоянию Моны, священник провел панихиду, после чего мы похоронили отца рядом с могилой матери.

И вот я смотрю на них обоих. Что происходило с тех пор, как они умерли? Не успел я это подумать, как они наперебой стали рассказывать мне, как многому научились благодаря своему проводнику и как они рады снова обрести семью. Оказалось, самое большое их разочарование связано со мной: они испытывают чувство вины за то, что не умели любить меня так, как мне хотелось, и им стыдно, что я разочарован в них.

Первой об этом говорит мама:

– Я знала, что ты стыдишься нас, хотя ты никогда об этом не говорил. Для тебя мы были старыми и не такими современными и модными, как ты бы хотел. Меня ты считал еще и слишком толстой, я понимала это по твоему взгляду. Я чувствовала себя униженной. Я пыталась уговорить себя, что ты еще слишком молод и время расставит все на свои места. Но время ничего не меняло: чем старше ты становился, тем сильнее отдалялся от нас.

А папа добавляет:

– Я читал твои мысли. Я знал, что ты чувствуешь по отношению к матери. А еще я знал, какую боль ей причиняют эти твои чувства. Я так сильно злился на тебя, что готов был убить. Я боялся потерять самообладание, и мне было проще молчать. Каким же неблагодарным ты мне казался! К счастью, с тех пор, как мы сюда попали, мы научились состраданию. Наши проводники привели нас к пониманию, что мы любили тебя, как могли, хотя и чувствовали, что не способны тебе нравиться.

Не останавливаясь, он продолжает на одном дыхании (можно подумать, он пытается отыграться за все годы, что молчал и не мог высказать все, что в нем накопилось):

– Вот почему мы наблюдаем за тобой с тех пор, как оказались здесь. Наши проводники посоветовали отпустить ситуацию и заняться своим личным развитием. Но, правду сказать, до сегодняшнего дня это было невозможно. Мы с твоей матерью видели, как сильно ты разочарован жизнью. С тех пор как мы попали сюда, мы многое увидели и познали. Теперь мы знаем, что многие люди ищут счастья не там, где нужно. Таков их удел. Тебе удалось достичь успеха в бизнесе. Мы гордимся твоими достижениями, но здесь нам стало понятно, что побег в работу – это лишь способ не чувствовать происходящее глубоко внутри тебя, там, где страдала и по-прежнему страдает твоя душа.

– Да как вы можете мне такое говорить? Как вы можете утверждать, что я не был счастлив? Откуда вы знаете? Я был успешен в жизни, и кому, как не мне, знать это? Каждый раз, когда мне удавалось заключить крупную сделку, я гордился собой. Когда я смог позволить себе роскошный дом и каждый раз, когда в него возвращался… Когда я позволял себя люксовые путешествия первым классом, я был счастлив. Когда у меня появились деньги, чтобы покупать себе все, что я хотел, я был счастлив. И когда я знакомился с очаровательной девушкой, которая соглашалась провести со мной время, я был счастливейшим из мужчин. Да я везунчик по сравнению с другими!

Эти двое поочередно объясняют мне, что в мире душ физического тела человека не видно. Оно воспринимается сквозь призму других тел, которые называют «тонкими», то есть через то, что человек излучает на эмоциональном и ментальном планах.

– Здесь, – говорят они, – не получится обманывать себя, как на Земле. Здесь все обнажены и открыты. Мы пристально за тобой наблюдали и благодаря этому осознали, что существуют разные реальности. Наши проводники очень хотели перевести нас в другое, еще более благотворное для нас измерение, и они даже показали нам, как там все устроено. Но нам объяснили, что мы не сможем попасть туда, пока так сильно привязаны к тебе. Со временем ты сам убедишься в этом: с этого плана, на котором мы сейчас находимся, можно наблюдать за всем, что происходит на Земле. На других же планах душа в основном учится творить себе лучшую жизнь после очередного возвращения на Землю.

Мать добавляет:

– Ты сейчас говорил, насколько ты был счастлив. Но от тебя скорее исходят грусть и гнев на самого себя. Ты действительно был счастлив, оставаясь в одиночестве в твоем роскошном доме? Возможно, до того как ты принял решение расстаться с женой, у тебя было немало приятных семейных вечеров. Но они случались все реже и реже, правда? Припоминаешь? Гордишься ли ты собой, зная, что на протяжении многих лет твои дети отказывались общаться с тобой? А вспоминая свое отношение к Моне и другим женщинам, встречавшимся на твоем пути, действительно ли ты счастлив?

Ну вот, похоже, они убеждены, что знают меня лучше, чем я сам себя!

Снова в разговор вступает отец:

– Все это богатство и твои деньги, которыми ты так гордился, которые были смыслом твоей жизни и давали тебе ощущение счастья, – для чего они тебе сейчас? Твоя семья ими не пользуется. Помнишь, о чем ты думал и что чувствовал, сидя в одиночестве в ресторане перед тем, как тебя убили? Ты так грустил, в тебе было столько сожаления и раскаяния! А сейчас ты попал в мир душ. Здесь ты сможешь осознать пережитый опыт и научиться вести себя иначе в твоей следующей жизни. Всем нам нужны такие осознания, иначе мы не сможем измениться.

Я возражаю:

– Если вы испытываете чувство вины, это совершенно не значит, что я тоже должен чувствовать себя виноватым, как и вы. Я старался изо всех сил, делал все, что мог. И я не виноват в том, что мои дети и все женщины, которых я встречал на своем пути, оказались такими неблагодарными. Они так и не поняли, чем я жертвовал ради них. Им хотелось, чтобы я принадлежал им полностью.

Отец улыбается:

– Ты по-прежнему ничего не хочешь слышать, ты закрыт и защищаешься, сынок. Если захочешь, мы могли бы друг другу помогать в будущем. Я ведь верил, что мое чувство вины поможет мне думать о себе лучше или вести себя иначе… Почему бы и тебе не признать, что ты тоже иногда чувствуешь себя виноватым?

Мать обращается к отцу:

– Помнишь, дорогой, как часто наши проводники повторяли нам, что чувство вины вредит освобождению и истинной свободе… Мы же ничем не отличаемся от нашего сына: он сопротивляется тому, что говоришь ему ты, а мы сопротивлялись советам наших проводников. Вместо того чтобы учиться чему-то новому, мы предпочли сохранить связь с сыном. К счастью, эти привычки можно изменить в любой момент. Я готова учиться, но хочу делать это вместе с тобой. Как думаешь, мы можем и дальше развиваться вместе?

Вдруг появляется МИШАЭЛЬ. Он сообщает, что, пока у нас есть желание развиваться и совершенствоваться, всегда есть надежда, что на нашем пути появится кто-то, кто захочет протянуть нам руку помощи. Он объясняет моим родителям, что при желании они могут принять решение вернуться на Землю вместе и одновременно со мной. Для каждого из нас троих это будет отличная возможность взаимопомощи для постижения истинной любви.

Он добавляет:

– Вы говорили о чувстве вины. Вот что я могу посоветовать, чтобы вам помочь: как только почувствуешь себя виноватым, постарайся понять, каким было твое намерение. Хотел ли ты причинить кому-то боль или навредить? Или же ты старался поступить как можно лучше согласно твоим знаниям, способностям, а главное – пределам?

И заканчивает на высокой ноте:

– Когда люди перестанут испытывать чувство вины по любому поводу, на Земле наступит рай. Мы сможем наслаждаться этим и жить в истинной любви.

Опять он про истинную любовь! Этот МИШАЭЛЬ, похоже, такой же ограниченный, как и мои родители. Бог ты мой, что это еще за истинная любовь? Оставит он меня наконец в покое с этими глупостями? Но почему он так пристально рассматривает меня? И почему он улыбается, особенно сейчас, когда я про себя называю его упрямцем?

Заметив мой недоверчивый и вопросительный взгляд, МИШАЭЛЬ подводит итог:

– Пройдет еще немного времени, и все, что я говорю, обретет для тебя смысл.

Затем он исчезает, оставив меня в полном замешательстве.