Читать книгу Ариссьель. Жизнь после смерти - Лиз Бурбо, Лиз Бурбо - Страница 8

Прошло лишь несколько часов с момента моей смерти, однако… Что-то странное здесь творится со временем. Закаты солнца и рассветы, например, другие. День и ночь – тоже. Но на Земле жизнь идет своим чередом. Ничего не понимаю…

Мысленно возвращаюсь к своему имуществу. И тут же вижу двоих полицейских, которые возятся в моем доме, пытаясь установить связь между мной и грабителями. Ведь следствие установило, что мой автомобиль был обнаружен совсем рядом с банком. А еще они хотят связаться с членами моей семьи, чтобы сообщить им о случившейся трагедии. Одному полицейскому удается получить доступ к адресной книге моего компьютера, и он сообщает:

– Знаешь, а этот Лабонте не из бедных… Ты видел его компьютер? Я знаю не так уж много людей, кто может себе позволить такую роскошь. А ты?

И, не дожидаясь ответа, продолжает:

– Хорошо, что я недавно научился пользоваться этой штукой, иначе нам бы потребовалась помощь специалиста и следствие заняло бы еще больше времени. Ну и дом, посмотри! Интересно, кому он достанется, кто наследник? Похоже, он жил один. Ага, вот здесь есть записка, она адресована мсье Лабонте.

Он читает найденную на столе записку, бормоча под нос, а затем обращается к коллеге:

– Это от домработницы. Удивляется, что хозяин не оставил ей, как обычно, чек. Сейчас позвоню ей, сообщу о случившемся. Наверное, она сможет прояснить обстановку.

Они уходят. Теперь они в отделении полиции, звонят по телефону. Сначала связываются с моей домработницей и просят рассказать им все, что ей известно о господине Лабонте, который, как они объяснили, попал в аварию. Увы, о личной жизни хозяина ей не известно ничего, кроме того, что он живет один и часто принимает у себя разных женщин.

– Я, скажу вам откровенно, могу сразу же определить – по аромату духов или по забытым вещицам, – когда время от времени в квартире бывают разные дамы. Хотя бывает и такое, что господина посещает одна и та же особа несколько раз подряд, – откровенничает она. – Я работаю на него всего лишь полгода, но мне известно, что частенько он уезжает в командировки. Когда я прихожу, обычно мне нужно лишь немного протереть пыль. Он очень щедрый и платит мне определенную сумму раз в месяц, независимо от того, много или мало мне пришлось убирать. Надеюсь, с ним не произошло ничего серьезного? С ним все в порядке?

– Пока мы не можем ничего больше вам рассказать, мадам. Нам нужно переговорить с членами его семьи. Вы нам очень помогли, спасибо. Не возражаете, если мы позвоним вам еще, если нам понадобятся другие сведения?

– Всегда в вашем распоряжении. Скажите, а кто-то сможет заплатить мне за работу?

– Этим уже занимаются. Как только появятся новости, мы сообщим вам.

Как странно все это слушать! Не ждут ли меня здесь неприятные сюрпризы?

Затем полицейские связываются с моим адвокатом и от него узнают, что у меня есть бывшая жена и двое детей. В моей записной книжке несложно найти их номера телефонов, но, куда бы они ни позвонили, везде им отвечают, что никакого Ариссьеля Лабонте не знают.

Не знают, и ладно. При помощи огромной полицейской базы данных агенты без труда находят новые контакты Бена и Карины. Сначала они набирают номер моего сына.

– Вы Бенани Лабонте?

Получив утвердительный ответ, полицейский продолжает:

– Вы сын Ариссьеля Лабонте, который проживает в Лавале?

Я отчетливо его вижу. Конечно, услышав, как неизвестный человек называет меня Ариссьелем вместо Ари, Бен сразу же догадывается, что новость плохая. В одно мгновение у него начинает крутить живот, дыхание перехватило, в глазах потемнело.

Он отвечает:

– Да, а почему вы спрашиваете? С ним что-то случилось? Что с ним?

– Можем ли мы приехать к вам прямо сейчас? Будет лучше побеседовать с вами лично, это не телефонный разговор! – осторожно говорит полицейский.

Бен, еще больше встревоженный, соглашается встретиться.

И вот оба полицейских сидят в гостиной. Бен нервничает, кусает губы и молча ждет, когда заговорят гости. Наконец один из полицейских выдавливает из себя:

– Мне жаль, но я должен сообщить вам плохую новость. Два дня назад на улице Сен-Дени трое преступников совершили ограбление банка. Полиция их преследовала, и один из грабителей начал стрелять. К сожалению, ваш отец попал под пулю и был смертельно ранен в правое легкое. Он умер на месте. Если это может вас утешить, знайте, что он не страдал. Выражаю глубокие соболезнования вам и всей вашей семье. Будете ли вы так любезны сообщить эту ужасную новость матери и сестре?

Мой сын потрясен, у него нет слов. Наконец он выдавливает из себя:

– Да-да, я им сейчас же позвоню.

Бен погружается во мрак, не в состоянии продолжать беседу. Он даже не может задать ни одного вопроса. Он молчит, и полицейский, видя это, добавляет:

– Мы, конечно, доставили тело вашего отца в морг. Мне только нужно знать, кто из родственников приедет на опознание…

Бен настолько потрясен трагедией, что совершенно не может выдавить из себя хоть какую-то вразумительную информацию. Его самообладания хватает лишь на то, чтобы попросить у полицейских контактные телефоны и пообещать перезвонить им, как только у него появятся какие-то новости. Он провожает неожиданных гостей до выхода, возвращается и снова садится в кресло. Так он сидит долго, не двигаясь и глядя в одну точку, словно парализованный.

Вдруг он встает, направляется к стоящему в кухне телефону и набирает номер сестры. Там отвечает автоответчик, что окончательно выводит Бена из себя. Он ненавидит все эти новшества! И в этом мы с ним очень не похожи друг на друга: я всегда в первых рядах, мне не терпится попробовать новинки техники, как только они выходят на рынок… Он говорит, что раньше связываться с людьми было намного проще. Бен находит номер телефона агентства, в котором работает Карина, и просит срочно соединить ее с ним. Ее нет на месте, но ему обещают передать его сообщение, как только получится, и просят не волноваться: ей обязательно все передадут.

Бен ждет ее звонка, мечется по комнате, не находя себе места. Он даже думает позвонить на работу Диане… Нет, лучше матери в Ванкувер… Нет, лучше он не будет занимать линию и дождется, когда Карина сама перезвонит ему.

На него нахлынули эмоции, такие разные и такие горькие! Сначала ему хотелось кричать, а через мгновение – плакать; затем ему хотелось, чтобы кто-то обнял его и утешил, а потом он сгорал от гнева. Бен был глубоко потрясен. Весь его мир перевернулся в один момент. Сначала он должен рассказать эту новость сестре. В семье она всегда считалась самой сильной и уверенной. Она решит, что делать, она все знает! Он смотрит на часы. Кажется, после разговора с секретарем агентства прошла вечность. Наконец долгожданный звонок. В трубке голос Карины:

– Мне позвонили из офиса, я как раз собиралась посмотреть одно помещение… Что стряслось? У Дианы выкидыш?

Когда ей сказали, что нужно срочно позвонить брату, это было первым, о чем она подумала. С начала беременности у Дианы уже дважды было кровотечение.

– Нет, с Дианой все в порядке, – бормочет Бен.

И после недолгой паузы, добавляет:

– Сядь, пожалуйста. Я должен сообщить тебе очень плохую новость, и это нелегко…

Несмотря на неимоверные усилия, он не сдерживается и начинает рыдать.

– Бен, что происходит? Я уже давно, с самого детства не слышала, чтобы ты так плакал. Слушай и делай, что я говорю. Давай вместе подышим. Ну-ка сделай глубокий вдох, задержи дыхание, выдохни… И еще раз.

Так они выполняют вместе несколько дыханий, и Бену действительно становится легче. Он успокаивается и продолжает:

– Даже не знаю, как тебе это сказать…

– Давай, я уже большая девочка и способна выслушать что угодно.

Бен берет себя в руки и на одном дыхании выпаливает:

– С папой произошел несчастный случай. Он умер. Сейчас он в морге.

Добавить нечего. Воцарилась тяжелая, давящая тишина. На этот раз ему проще дается сдерживать слезы. Сестра всегда говорила, что мужчины не плачут, что слезы – это слабость. И хоть он едва держится, но хочет показать ей, что он сильный.

Если бы он сейчас увидел Карину на другом конце провода, он был бы удивлен. Сперва, как и он сам, она даже пошатнулась от неожиданной вести, у нее перехватило дыхание. Но она мгновенно собралась, взяла себя в руки. Вокруг нее будто выросла стена. Бывают моменты, когда мне бы не хотелось видеть то, что скрыто от меня на Земле. Например, вот эту стену. Да, она прозрачная, но стена – это стена.

После долгой паузы она спрашивает:

– Несчастный случай? Что ты имеешь в виду?

Бен поспешно рассказывает ей все, о чем сам недавно узнал от полицейских, и снова начинает рыдать. Резким движением Карина вытаскивает сигарету и закуривает.

– Перестань плакать, – приказывает она, выпуская дым, – это ему уже не поможет. Лично для меня он и так давно умер. И в моей жизни это событие ничего не изменит. Маме звонил? Они ведь так и не успели развестись? Значит, по закону она до сих пор его жена.

– Не звонил, хотел прежде переговорить с тобой. Нужно, чтобы кто-то съездил в морг опознать папино тело. А похороны? Кто займется ими? Боже, как же я все это ненавижу! Ну почему это произошло именно с нами?

– Перестань ныть. Такие ситуации не нравятся никому. Давай разделим задачи, хорошо? Ты поедешь на опознание, а я позвоню маме. А потом вместе решим, что делать с похоронами.

И снова все в свои руки берет Карина. Хотя реакция сестры его немного успокоила, Бен ошеломлен ее холодным и беспристрастным тоном. Потом он вспоминает о морге.

– Я бы хотел, чтобы в морг отправилась ты. Меня тошнит от одной мысли о том, что я увижу его в таком состоянии. Подумать только, он мертв уже два дня!

– Не бойся, тебе не покажут разложившийся труп. Покойников в наше время держат в холодильниках.

– Но ты хотя бы сможешь прийти к нам, когда Диана вернется с работы? Я хотел позвонить ей в офис, но сегодня у нее две важные встречи. Мы бы могли поужинать вместе и обсудить, как нам все правильно организовать.

Карина говорит, что приедет, и вешает трубку.

«Какое же он еще дитя! – думает она. – Ох уж эти мужчины… Ничего сами не могут сделать! Вечно им рядом нужна женщина, чтобы успокаивать их, чтобы решать малейшие их проблемы. Интересно, кто это придумал, что они – сильный пол? Наверное, сами же мужчины и придумали, чтобы скрыть свою слабость».

Затем, как ни в чем не бывало, Карина возвращается к клиенту. Она обязательно позвонит матери, как только закончит встречу. Карина пытается скрыть свою нервозность, но ей это удается с трудом. Ей ужасно хочется курить. Получив согласие клиента, она закуривает, но это не помогает. Теперь она злится еще и на себя: курить во время деловой встречи не в ее правилах.

Она выезжает на осмотр огромного здания, выставленного на продажу. Меньше всего ей хочется сейчас упустить такую выгодную сделку, тем более из-за отца. Если клиент согласится купить его, она получит весьма приличную сумму. Здание большое, в нем пять этажей: четыре магазина на первом и шесть квартир на остальных этажах.

Ах, как бы я хотел оказаться на месте клиента! Я бы торговался до последнего… Торговался бы с родной дочерью? А почему бы и нет? Боже, как же мне нравилось покупать и продавать недвижимость! У меня за плечами не меньше пятидесяти таких операций. И теперь, когда я был вполне готов к более крупным сделкам, надо же было случиться этому гнусному преступлению! До чего же жизнь несправедлива, черт побери! Почему кто-то решает, что кому-то пора умирать? Ирония судьбы: я всегда так сильно любил свободу и ненавидел, когда кто-то решал за меня, и вот тебе раз – именно меня так жестоко обманули.

Я возвращаюсь к своей дочери. Не спорю, она великолепна, явно разбирается в своем деле, да и вообще красивая женщина… Но ее реакция на известие о моей смерти… Я не ожидал… Меня это задевает… Прав Бен, она стала слишком холодной.

Я же ее отец! Выходит, она совсем ко мне ничего не испытывает? Если что-то и чувствует, то умеет тщательно это скрывать. Она даже не предложила Бену поехать вместе с ним. Хотя если быть честным, то все эти больницы и люди в моменты их слабости всегда нагоняли на меня тоску. Что уж говорить о встрече с покойниками… Но если я считаю свою дочь холодной и эгоистичной, выходит, что я и сам был таким? Вот окажись я на ее месте, что делал бы? Как поступил? Черт, ненавижу такие вопросы… Наверное, как и она, я бы просто вернулся на работу, сказав себе, что жизнь должна продолжаться. Теперь я лучше понимаю Мону, которая называла меня бессердечным, когда я старался не реагировать на подобные сантименты.

Теперь вместе с Беном я отправляюсь в морг. Перед выходом он звонит полицейскому, и они договариваются встретиться в этом мрачном месте. Вот он стоит в вагоне метро, его толкают со всех сторон, но он всего этого не замечает.

Бедняга, у него нет денег даже на автомобиль. В его возрасте у меня уже давным-давно была машина. Как можно вот так спокойно ездить на общественном транспорте?

И вот он на месте. В морге он впервые в жизни. Он чувствует себя ужасно, ему явно не по себе. На входе его встречает молодая женщина. Она просит его подождать, потому что полицейский задерживается. Ах, как же он нервничает! Все время озирается по сторонам. Наконец он находит стул и решает присесть. Боже, да что с ним такое? Поставил локти на колени, обхватил голову руками… Неужели он снова собирается плакать? Бедняга, его горю нет предела. Он даже не замечает, как неудобно ему сидеть на этом стуле!

Через десять минут прибегает запыхавшийся полицейский. Извиняясь за опоздание, предлагает Бену проследовать за ним. Он готовит моего сына к тому, что ему предстоит увидеть. Вот они уже в камере морга. Видя мое лицо, Бен едва держится на ногах. Он совсем слаб.

Неужели это я? Невероятно! Понимаю, почему он так потрясен. Я и сам себя едва узнаю. Но хотя бы все чисто, без крови.

Полицейский, привычный к подобным ситуациям, не отходит от Бена. Он берет его за руку и советует дышать глубже, предлагает выпить воды. Говорит, что это помогает справиться с сильными эмоциями. Постепенно мой сын приходит в себя. Полицейский спрашивает Бена, хочет ли он остаться со мной наедине. Сын соглашается и благодарит. Оставшись один, он резко падает рядом со мной и дает волю слезам. Затем начинает говорить со мной так, будто я могу его слышать:

– Папа, дорогой, почему нам так и не удалось услышать друг друга? Как же я хотел, чтобы ты интересовался мной, разговаривал со мной о том, как и чем я живу. Я мечтал, что когда-нибудь ты будешь гордиться мною, но кто я такой? Куда мне до тебя, я же не стоил твоего мизинца! Мне было достаточно поделиться своими мыслями или планами, которые, как тебе казалось, ставили под сомнение твои ценности, – и всё, ты переставал меня слышать. Самое ужасное было видеть, как сильно ты был разочарован мной. Все это причиняло невыносимую боль, но разве мог я с тобой об этом говорить?

Как же мне тебя не хватало! Не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе. Я так хотел сказать тебе это в глаза, но разве я мог? Это было бы для тебя еще одним поводом раскритиковать меня. Я так старался, из кожи вон лез, чтобы ты полюбил меня за то, какой я есть, а не за то, что я делаю. Диана говорит мне, что у меня не получается оставаться собой, быть естественным, потому что я слишком сильно реагирую на тебя. А мне так страшно, что когда-то я стану таким же эгоистом, как и ты, но я не знаю, как мне поступать иначе. А еще она говорила, что мне нужно справиться со своим страхом и найти способ помириться с тобой. Она была права, и я был не против. Но все не находил времени, откладывал на потом. И вот теперь… Как же это несправедливо!

К чему эта игра? Только не нужно преувеличивать. Но почему так больно его слушать? Боже, что со мной происходит? Мои руки словно удлиняются помимо моей воли, мне так хочется обнять его, моего сына. Но у меня не выходит, это невозможно! От безысходности я чувствую ком в горле, я чувствую, как наворачиваются слезы и режут мне глаза.

Вот Бен наклоняется ко мне, целует меня в лоб, сдвигает простынь, которой я накрыт, пониже, и кладет голову мне на плечо. Его слезы медленно стекают по мне. Что это? Что это за розовое свечение исходит от него? Неужели это от его слез? Этот розовый свет окутывает и меня самого, и это похоже на согревающий бальзам; мне очень тепло и приятно от него. Нет, правда, я уже ничего не понимаю.

Бен совершенно измучен, ему уже нечем плакать. Очень бережно он снова накрывает меня простыней. Перед уходом в последний раз произносит «прощай, папа», затем направляется в туалет умыться от слез. В приемной его ожидает полицейский, который сообщает, что в таких случаях принято делать вскрытие. Он дает Бену подписать какие-то бумаги. Сама идея вскрытия кажется Бену дикой, но он не спорит: понимает, что выбора нет.

Бен провел в морге не больше часа, но ему кажется, что прошла целая вечность. Сначала он бесцельно шатается по улицам, а затем поворачивает к дому, вспомнив, что скоро с работы вернется Диана. Он даже не вспоминает, что за весь день ни разу не поел. И вот Диана возвращается домой – что же она обнаруживает? Она видит подавленного мужа, сидящего на стуле в кухне и уставившегося в одну точку. На столе стакан воды. Он так потрясен случившимся, что даже не слышал, как она вошла. С ним случилось что-то ужасное, это видно с первого взгляда.

– Что с тобой, дорогой? Выглядишь так, будто только что встретил призрака или узнал о чьей-то смерти…

Глаза Бена становятся влажными, но слез уже нет. Все слезы он оставил там, в морге, когда плакал на моем плече.

– Это же надо, какая у тебя интуиция! Иди, любовь моя, я тебе все расскажу. Мне так не хочется сообщать тебе эту ужасную новость, особенно в твоем положении, да еще и после рабочего дня. Наверное, ты устала, если день прошел так, как ты и планировала… Ты правда хочешь выслушать меня?

– Конечно, дорогой, говори, тебе обязательно нужно выговориться! Ты просто в ужасном состоянии!

Бен предлагает жене пройти в гостиную, где они устраиваются в кресле, и он начинает свой печальный рассказ. Не успевает он закончить, как на пороге появляется сестра. И в таких жутких обстоятельствах она остается верной себе: безупречный наряд и макияж – всё при ней. Бен наблюдает за ней, пытаясь понять, что у нее внутри, но безуспешно: она отлично умеет скрывать свои чувства. Как же она не похожа на него, такого экспрессивного, такого чувствительного! Он предлагает Карине сесть напротив них и рассказывает, как все прошло в морге.

Бен подбирает тон и слова: обращаясь к жене и сестре, говорит он по-разному. С Дианой все намного проще и легче, ведь они так любят друг друга.

Но с сестрой говорить на языке чувств невозможно. Каждый раз, когда разговор становится слишком эмоциональным, ей удается сменить тему. «Какая же она черствая и холодная, – думает Бен. – Не удивительно, что ей так сложно строить отношения с мужчинами. К тому же ей, похоже, нравится выглядеть бесчувственной. А мне больно от этого. Я так сильно ее люблю, что желал бы ей от всего сердца стать более уязвимой, человечной, что ли. Она тоже в конфликте с отцом, но только проявляет это по-другому. Она замыкается, в точности как и он сам. Возможно, когда-нибудь я смогу понять, почему люди так себя ведут. Как же мне повезло встретить такую нежную, такую понимающую женщину, как Диана! Говорить с ней так легко, не нужно ничего придумывать…»

– Карина, я не могу принять то, что отец так рано ушел от нас. Мне не хватило времени, чтобы лучше узнать его, особенно теперь, когда я и сам готовлюсь стать отцом. А ведь я мечтал, представлял себе, как мы встретимся, как я сообщу ему прекрасную новость о ребенке… Но я испугался, подумал, что он снова будет говорить со мной как с маленьким мальчиком, и я все откладывал, все не решался. Разве в этот раз могло быть по-другому? Что бы я ни делал, что бы я ни сказал, он всегда виртуозно давал мне понять, что со мной что-то не так.

Увидев, как взволнован брат, Карина еще плотнее забирается в свою раковину: это не должно ее растрогать или хоть как-то на нее повлиять. С металлическими нотками в голосе она произносит:

– Перестань так сильно волноваться, Бен. Ты ничего не можешь изменить, и нет никакого смысла винить себя за это. Он умер, погиб, и точка. Я ни в коем случае не пролью и единой слезинки, он того не стоит. Он получил по заслугам: умер в одиночестве, и никого не было рядом, чтобы держать его за руку, проводить по-человечески.

Надо же, какая холодность! И это по отношению ко мне, человеку, который ради них из кожи вон лез! Откровенно говоря, я никогда и не думал умирать таким молодым.

Всю вторую половину дня Карина пыталась связаться с матерью, но, нужно сказать, совершенно безуспешно. Теперь она решает предпринять еще одну попытку. «В Ванкувере на три часа меньше. Наверное, мама уже вернулась домой», – думает она. Ожидая ответа матери, нервным жестом, по привычке, она снова закуривает сигарету. Она все же в стрессе из-за моей смерти, хотя не хочет в этом признаваться даже самой себе.

Мона тут же подходит к телефону. На вопросы Карины она радостно отвечает, что как раз сейчас открывает бутылку вина и готовит угощения. С минуты на минуту к ней должны зайти две подружки.

Карина выслушивает ее, а затем говорит:

– Мне жаль, мама, но я должна сообщить тебе неприятную новость. Ненавижу говорить такие вещи по телефону, но сейчас у меня нет выбора.

– Что случилось? Что-то с Бенани? Или с Дианой?

– Нет, мама, успокойся, они рядом и с ними все хорошо. Плохие новости касаются отца.

Пересказывая матери события текущего дня, Карина не перестает курить. У Моны на другом конце провода перехватывает дыхание. Она только что вошла в дом, где живет со своим новым спутником последние три года. Домик в горах с панорамным видом на город, просторный участок, окруженный деревьями… Милое гнездышко. Все, что нужно для счастья, особенно в ее случае: она так любит природу! Сейчас она стала еще красивее, чем прежде, просто сияет. Рыжие волосы коротко подстрижены и завиты. На ней элегантный зеленый брючный костюм из шелка. Она только что вернулась с работы. Какая разница, откуда я знаю? Трижды в неделю она ведет курс по развитию творческих способностей, используя различные приемы живописи. Видно невооруженным глазом: она счастлива. Ей нравится то, как она живет и чем занимается.

Странно одновременно находиться в Монреале и в Ванкувере. И только одна эта последняя сцена наглядно показала, чем сейчас живет Мона. В какие-то моменты я знаю, что происходит, а в какие-то нет. Почему так бывает?

Немного оправившись от шока, Мона просит Карину рассказать о случившемся подробнее, и дочь сразу же сообщает, что́ они с Беном предлагают насчет тела.

– Мы с Беном подумали, что ты сама должна решить, как поступить с телом отца. Ты все еще его жена, по крайней мере официально.

– Да, ты права, дорогая, это было досадным упущением с моей стороны. Однако твой отец мне всегда твердил, что займется вопросом развода сам. Понятия не имею, почему он так и не оформил бумаги. Это ужасная новость, представляю, как вам с Беном сейчас тяжело. Как ты себя чувствуешь?

– За меня не волнуйся, мама, я уже достаточно взрослая девочка. И поскольку я уже много лет не виделась с отцом, то редко о нем вспоминала. А значит, для меня ничего особо и не изменится. Бену сложнее. Он пытается держаться, но ему очень-очень грустно.

– Я приеду, как только смогу. Я сейчас же забронирую билет на ближайший рейс в Монреаль и сообщу, в котором часу прилетаю. Втроем нам будет намного проще справиться со всеми формальностями. Передай, пожалуйста, трубку Бенани, я хочу с ним поговорить. Обнимаю тебя. С нетерпением жду нашей встречи, даже при таких нерадостных обстоятельствах.

Снова пытается храбриться наша красавица Карина. Даже с матерью она не позволяет себе хоть на минутку расслабиться. Конечно, она хочет скрыть, как сильно вся эта история тронула ее. Интересно, как бы она повела себя, узнав, что я наблюдаю сейчас за всем происходящим?

Ожидая, пока Бен подойдет к телефону, Мона берет себя в руки, наливает бокал вина и отпивает пару глотков. Он же наливает еще один стакан воды. Так ему посоветовал делать полицейский: отличный способ успокоиться.

– Здравствуй, мама, – говорит он дрожащим голосом. – Все, что произошло… Это ужасно…

Оставшись один в кухне и скрывшись от взгляда сестры, он снова начинает рыдать. Оказывается, ему не помогли ни дыхательные практики, ни вода, ни даже то, что у него (как он думал) закончились слезы.

Мона чувствует эмоции сына, сопереживает ему и начинает плакать вместе с ним. Она с трудом выговаривает:

– Поплачь, Бенани, это нормально, я понимаю тебя. Любому на твоем месте было бы тяжело узнать новость о внезапной и такой чудовищной смерти одного из родителей. Хорошо, что ты плачешь, нужно дать выход своему горю. Ведь ты так любил папу, ты так мечтал, что когда-нибудь ваши отношения с ним наладятся.

Она замолкает, выдерживает паузу, чтобы успокоиться, а затем продолжает:

– Если хочешь, можем поговорить об этом сейчас. Если нет, то я скоро приеду…

Бен растроган состраданием матери. Да, он бы предпочел поговорить с ней, когда она будет рядом.