Читать книгу Пес по имени Бу - Лиза Дж. Эдвардс - Страница 3

Я всегда любила Хэллоуин. И дело не только в шоколаде и витающем повсюду духе озорства. Канун Дня Всех Святых обычно прогонял прочь жару и влажность слишком длинного лета, принося с собой прохладу и свежесть, а также острое ощущение нового витка колеса времени. Каждая осень для меня – это начало. В этом смысле Хэллоуин-2000 не сулил ничего необычного. В то утро я и не догадывалась, что поджидает меня, спрятавшись между пиццерией, винным магазином и захудалым супермаркетом, в котором всегда пахло хлоркой и плесенью. Я и представить себе не могла, какие перемены ворвутся в мою жизнь и жизни сотен других людей.

По пути домой после визита к ветеринару я застонала, осознав, что забыла купить конфеты. Но я не могла развернуться и отправиться в какой-нибудь магазин получше: кошкам не терпелось оказаться дома.

В прошлый Хэллоуин в мою дверь так никто и не постучал. Но тогда я решила – это объясняется тем, что мы только что переехали в Кармел из Нью-Йорка. Расположенный всего в шестидесяти милях к северу от мегаполиса, Кармел, казалось, затерялся во времени и пространстве. Даже в шорохе ветра мне чудился лейтмотив из «Освобождения»[1]. Но, прожив здесь некоторое время, я поняла, что мне не стоит ожидать появления на своем крыльце детишек. Мало кто из них осмелился бы в темноте проделать путь в четверть мили по безлюдной аллее, ведущей к моему расположенному посреди леса дому. Я хотела было махнуть рукой на конфеты и отправиться домой, но обратила внимание на то, что чудесная погода выманила на улицу гораздо больше детей, чем в прошлом году. И если хоть кто-то из них все же проделает упомянутый путь, я должна быть к этому готова.

Я очень спешила и поэтому, припарковавшись у ближайшего супермаркета, решительными шагами направилась к неказистому магазинчику. Внезапно мое внимание привлекло объявление.

Щенки по $49,99.

Мои ноги сами собой сменили направление движения. Их не могли остановить ни моя голова, ни тросточка. Они привели меня к зеленому козырьку зоомагазина, которого раньше возле Хлорно-Заплесневелого маркета не было. Нет, – сказала я своим ногам, – мне нужны не щенки, а батончики «Кит-Кат»! Ноги проигнорировали мое требование. Сердце напомнило мне о том, что, когда я в прошлый раз вошла в магазин с объявлением «Щенки по $49.99», я покинула его со своей первой собакой, Аттикусом, изменившим всю мою жизнь. Здравый смысл напомнил мне, что тех двух собак и двух кошек, которых я уже держала, было вполне достаточно. Мне нужны были всего лишь конфеты.

– ЭЙ, ПРИВЕТ! – с преувеличенным энтузиазмом окликнула меня молодая продавщица с длинными каштановыми волосами и пирсингом в губе.

– Я, э-э… в объявлении написано, что у вас есть щенки? – промямлила я.

– Да, бедняжки, – откликнулась девушка, ведя меня вглубь магазина, где стоял самодельный картонный вольер, окруженный горами пакетов корма для животных. Внутри суетился выводок щенков, которым не могло быть больше пяти или шести недель.

– Сегодня утром их оставили у нас на крыльце вместе с запиской о том, что они только что начали питаться самостоятельно. Наверное, кто-то решил, что мы сможем пристроить их в хорошие руки.

Щенков было пятеро – трое черных и двое рыженьких. В них явно угадывалась кровь лабрадоров, но все остальные признаки могли принадлежать любой другой породе. Тем не менее эти малыши были восхитительны. Четверо из них прыгали и гонялись друг за другом по наспех сооруженному вольеру с восторгом, типичным для щенков всех пород.

Но мое внимание немедленно привлек пятый, самый маленький из детенышей. У этого крохи была бархатистая черная шерсть и растерянные коричневые глаза. Он был явно гораздо медлительнее не только своих братьев и сестер, но и других щенков своего возраста, с которыми мне приходилось работать на курсах. Он потерянно бродил по вольеру, напоминая малыша, который едва научился ходить и случайно угодил на площадку для роллер-дерби[2]. Веселая ватага, проносясь мимо, всякий раз сбивала его с ног. Не успевал он подняться, как снова оказывался на полу. Наконец ему удалось убраться в сторону, и он начал бесцельно слоняться по коробке, подобно бильярдному шару врезаясь в ее борта и меняя направление своего движения неожиданно для себя самого.

Он оказался у меня в руке, прежде чем я успела осознать, что наклонилась, чтобы поднять его.

Пушистая шерстка его белоснежной грудки напоминала манишку для смокинга и сочеталась с белыми носочками на двух задних лапках. У него были крошечные треугольные ушки с загнутыми вперед, но не касающимися его угольно-черной головы концами. На мордочке застыло забавное, почти отрешенное выражение, как будто он вслушивался в какие-то отдаленные, только его слуху доступные звуки.

Обычно щенок, оказавшись в руках у незнакомца, начинает извиваться всем телом, силясь вырваться. Но этот малыш и не думал вырываться. Наоборот, он успокоился и замер в моей ладони, как будто обрадовавшись неожиданному вниманию. Я приподняла его над полом всего на тридцать секунд, чтобы оценить склад его психики. Уверен ли он в себе? Нравится ли ему контакт с человеком? Растерялся ли он? Как я и подозревала, кроха так и повис в моей руке, то ли оторопев, то ли необъяснимым образом расслабившись. Мне трудно было определить, в чем причина подобного поведения, но я заподозрила, что он даже не понял, что находится уже не на полу.

Ну как я могла не влюбиться в этого прелестного беспомощного малыша, уставившегося на меня доверчивыми щенячьими глазками?

Надо отметить, что в моей жизни не было более неудачного момента для появления в ней еще одной собаки. Видимо, этим и объяснялось то, что именно сейчас Вселенная поместила этого щенка на моем пути. У меня было множество причин вернуть бедняжку в вольер, развернуться и уйти прочь. Мой супруг Лоренс все еще восстанавливался после срочной операции. Он лег в больницу с подозрением на лопнувший аппендикс, но его пришлось спасать от запущенной болезни Крона. Врачи провели сложную операцию, удалив почти два фута его тонкого кишечника, после чего он слег с инфекцией, поразившей почти всю пищеварительную систему и едва не приведшей к летальному исходу. К счастью, Лоренс оказался достаточно упрямым. Иногда мне кажется, что он сопротивлялся изо всех сил только для того, чтобы доказать своим пессимистично настроенным докторам, что они ошибаются в своих прогнозах. Последовали долгие месяцы выздоровления и восстановления, и он наконец-то смог вернуться к своим обязанностям начальника отдела в компании, торгующей информационными технологиями. Но за время его отсутствия накопилось столько работы, что Лоренс оказался на грани нервного срыва как от усталости, так и от изнурительных болей и попыток примириться с изменениями, которые диктовала угрожавшая его жизни болезнь. Постоянное напряжение сделало моего обычно веселого мужа хронически хмурым и раздражительным. Тем не менее я не теряла веры в то, что он скоро станет прежним.

После всех пережитых испытаний в нашу нынешнюю жизнь плохо вписывался бодрый и игривый щенок, не говоря уже о том, что у меня не было времени для того, чтобы заботиться о молодом животном. В дополнение к преподаванию на курсах дрессировки собак я несколько раз в неделю ездила в Нью-Йорк, в офис, где работала литературным агентом, безуспешно пытаясь пристроить парочку рукописей. Эта работа не только морально опустошала меня, но также означала, что три-четыре дня в неделю маленький щенок будет предоставлен самому себе и ему придется безвылазно сидеть в клетке. Его некому будет покормить и вывести на прогулку (о такой услуге, как выгул собак в округе Путнэм в те времена никто и не слыхал). Нельзя было упускать из виду и такое обстоятельство, как дом, и без того полный животных. Кроме кота и кошки, Мерлина и Тары, мы держали Аттикуса, представлявшего собой черно-белого метиса бордер-колли, и Данте – наполовину овчарку, наполовину добермана.

В чем мы точно в тот момент не нуждались, так это в маленьком щенке. И все же… Аттикусу уже исполнилось десять лет, и щенок мог поделиться с ним своей щенячьей энергией. Данте тоже не помешал бы товарищ по играм. Так что, размышляла я, возможно, после того, что нам пришлось пережить минувшим летом, щенок – это именно то, что нам всем необходимо?

Я знала, что ищу логическое объяснение своему желанию забрать его. Но на самом деле просто какое-то внутреннее чувство твердило мне, что этот щенок должен покинуть магазин вместе со мной. В каком-то смысле я ощутила, что меня что-то связывает с этим крошечным существом. Я не могла позволить ему страдать, в то время как в моих силах было избавить его от лишений.

Конечно, меня никогда не бросали в картонной коробке между пиццерией и винной лавкой, но мне приходилось иметь дело с обидами и оскорблениями. Я знала, что это такое, когда от тебя отворачиваются люди, на которых, как тебе казалось, ты можешь всецело положиться.

Чем дольше я наблюдала за тем, как он, спотыкаясь и падая под ударами ненароком налетающих на него щенков, бродит по дну коробки, тем прочнее мои ноги врастали в пол. Мне казалось, что я не смогу сойти с места, пока не решу, чем помочь этому крохотному пушистому комочку «в смокинге». Один раз от него уже отреклись, и я подумала, что для него было бы ужасно снова оказаться отвергнутым.

Я верю в то, что судьба сама приводит нас к животным, в которых мы нуждаемся и которые нуждаются в нас. Я не планировала заводить ни Аттикуса, ни Данте, но оба пса оказались для нас настоящим благословением, появившись в нашей жизни отнюдь не случайно. Причем при обстоятельствах, зеркально отражающих события моего детства, которые я пыталась исправить здесь и сейчас. В Аттикусе я увидела одинокое и испуганное создание. Данте потерялся и отчаянно нуждался в любви и внимании. И в этом маленьком беспомощном щенке я тоже увидела отвергнутое и подвергающееся унижениям животное. Ему не было места среди его братьев и сестер, и я не могла уйти, оставив его на произвол судьбы. Ситуация, в которой он оказался, была мне до боли знакомой.

Приняв в свою жизнь упомянутых собак, я поступила правильно. Может быть, этот крошка тоже окажется нелишним?

– Мне очень нравится этот малыш, – тихо произнесла я, обращаясь к девушке-продавщице.

– Угу, мне тоже.

– Но у меня уже есть две собаки, – продолжала я, – и мне хотелось бы, чтобы он познакомился с ними прежде, чем я приму окончательное решение. Можно, я привезу их сюда, чтобы они пообщались?

Девушка явно не была готова к такому вопросу, но после недолгих уговоров согласилась на непродолжительный визит. Выходя из магазина, я почувствовала, как на меня снова наваливаются сомнения. Я подумала о своих собаках и о том, как они примут нового члена семьи, но я совсем забыла еще об одном обитателе моего дома – собственном муже. Мне необходимо было заручиться и его согласием. Я должна была убедить его в том, что щенок нуждается в нас так же сильно, как и мы в нем. Я внутренне сжалась и набрала его номер, мгновенно разрушив оцепенение, не позволявшее мне отойти от коробки со щенками.

– Что там у тебя? – раздраженно спросил Лоренс.

Я будто почувствовала, как от клавиатуры, на которой он набирал какой-то текст, волнами исходит напряжение.

– Э-э… Я тут смотрю на одного щенка и…

– И что?

Клац-клац-клац.

– И думаю, что тебе нужно приехать и тоже взглянуть на него.

Клац-клац-клац.

– Зачем?

Клац-клац-клац.

– Я думаю, что мы должны забрать его к себе.

Клацанье стихло.

– Почему?

– Ему тут не место. Я не могу этого объяснить. Я просто не могу его здесь оставить.

Я начала запинаться, и слова застряли у меня в горле.

Мне всегда было трудно просить о чем-то других людей. Даже своего собственного мужа. Годы обид и унижений, когда я была брошена на произвол судьбы, оставили свой неизгладимый отпечаток в моей душе, навеки поселив в ней робость и неуверенность в себе. Я всячески пыталась превратить это ощущение собственной ничтожности в нечто более достойное. Все, что мне удавалось, – это нанести еще один слой полироли на скрывающую мои комплексы скорлупу. В свою очередь, настороженность Лоренса служила ему защитным механизмом, выработавшимся в результате жизни в его собственной неблагополучной семье. В результате он почти никогда не открывался перед людьми, пряча свои мысли и чувства за язвительными шутками, на которые я отвечала тем же. Подобная манера всегда мешала нам обсуждать серьезные вопросы.

Я сделала глубокий вдох и попыталась объяснить ему все еще раз.

– Мы ему нужны. Я не в силах его оставить. Ты не мог бы уйти с работы чуть раньше и подъехать сюда? Как только ты его увидишь, ты сам все поймешь.

Лоренс тяжело вздохнул, и из телефона донеслось еще более яростное клац-клац-клац. Наконец:

– Раз уж это так необходимо…

– Он такой милый, – произнесла продавщица, когда я закончила разговор с мужем. – И такой мягкий.

Я раскрыла рот, чтобы сообщить ей, что он и в самом деле может быть таким, когда не нервничает, но вовремя сообразила, что она говорит о собаке, а не о моем муже. Несмотря на тон состоявшегося разговора, Лоренс всегда был самым ярым защитником жертв несправедливости из всех, кого я только знаю. Я очень надеялась на то, что этот малыш очарует Лоренса так, как ему удалось очаровать меня.

Когда я загружала Аттикуса и Данте в свой хлипкий грузовичок, чтобы отвезти их на встречу со щенком, они как будто что-то почувствовали, хотя, возможно, им просто передалось мое волнение. Водить грузовичок было нелегко и в обычных условиях, не говоря уже о ситуации, в которой все свободное пространство в кабине, необходимое мне для управления, было занято крупными, неповоротливыми, к тому же перевозбужденными собаками, от учащенного дыхания которых запотело все ветровое стекло. Подъехав наконец к зоомагазину, я припарковала машину у обочины и опустила окна, чтобы собакам было чем дышать. В ожидании Лоренса я рассеянно наблюдала за одетыми в костюмы принцесс и супергероев детьми, высыпавшими из расположенной через дорогу начальной школы. Я ощутила укол тоски, и на мгновение мной завладела старая, хорошо знакомая боль. В том, что касается родительства, мои чувства всегда были смешанными и противоречивыми. Хотеть детей недостаточно. Мне была необходима уверенность в том, что я не повторю ошибок своих родителей и что каждый мой ребенок будет окружен безусловной любовью – как матери, так и отца. Ввиду того воспитания, которое получил Лоренс, он был категорически против детей, опасаясь повторения разрушительной родительской модели, а я не могла допустить появления ребенка в семье, где он был бы нужен только одному из родителей.

Наконец рядом с грузовиком остановилась машина угрюмо ссутулившегося за рулем Лоренса. Несмотря на то что после операции прошло уже четыре месяца, ему все еще было трудно водить авто в течение длительного времени. А после напряженного рабочего дня шансов на его восприимчивое настроение и вовсе не могло быть. Я оставила Аттикуса и Данте в хорошо проветриваемом грузовике, и мы с Лоренсом вошли в магазин посмотреть на щенков.

– Итак, который из них твой чудо-пес? – поинтересовался он.

Не обращая внимания на прозвучавший в его голосе сарказм, я указала на своего крохотного нового друга. Тот с закрытыми глазами калачиком свернулся в углу и, казалось, не замечал выходок своих товарищей. На Лоренса он не произвел никакого впечатления.

– А он, вообще, живой?

Я внезапно испугалась. Ведь щенки могут быть очень хрупкими созданиями. Потянувшись к малышу, я осторожно коснулась его неподвижного тельца, и Белогрудый как по команде моргнул, зевнул, широко открыв миниатюрную пасть, и снова уснул.

– Видишь? Он просто устал. Почему бы тебе не взять его на руки?

Лоренс засыпал меня возражениями. Нет, он не хочет брать его на руки. Собака не выглядит здоровой. По его мнению, животных у нас и без того хватает. У него нет времени и энергии воспитывать еще одного щенка, тогда как ему тяжело даже просто ездить на работу. Щенки – это куча неприятностей и проблем: они грызут обувь, они скулят по ночам, они писают и какают по всему дому.

– Давай посмотрим, что думают наши мальчики, – предложила я и направилась к грузовику.

Аттикус, безгранично преданный своей хозяйке, был так счастлив меня видеть, как будто я отсутствовала несколько дней. Оказавшись в магазине, он был счастлив видеть Лоренса, счастлив видеть сложенные у стены пакеты с кормом и особенно счастлив возможности обнюхать витрину с жевательными косточками. Аттикуса никогда особенно не интересовали другие собаки, и, пробегая мимо щенков, он мимоходом их понюхал, после чего принялся радостно исследовать остальное содержимое магазина. Он не зарычал на них, не облаял малышей, не оскалил зубы и не уставился на них угрожающим взглядом. Подобное поведение в исполнении Аттикуса можно было расценить как одобрение.

Я сменила Аттикуса на Данте, как всегда необычайно энергичного. Он восторженно поприветствовал меня, так же восторженно поприветствовал Лоренса, не менее восторженно поприветствовал продавщицу и… щенков. Все пятеро малышей, включая моего приятеля, стояли на задних лапах, прижавшись животами к картонной стенке вольера, и, задирая носы как можно выше, пытались разглядеть большую собаку, хвостом выбивавшую бодрую дробь на металлических стеллажах магазина.

«Да!» – говорило поведение Данте.

«Я не против», – сообщил нам Аттикус.

– Ну ладно, – пожал плечами Лоренс. – Но это будет твой пес, и я не собираюсь везти его домой в своей машине.

Итак, мы договорились… или вроде того.

* * *

У меня не было коробки для Белогрудого, а поскольку дома у нас имелось много поводков, то покупать еще один я не стала. В результате обратный путь домой с нашим новым щенком превратился в весьма опасное мероприятие. Дороги в этой части округа Путнэм извилистые. Они проходят по холмам, то ныряя вниз, то взлетая наверх. К тому же они повсюду обрамлены огромными валунами, не оставляющими водителям права на ошибку. Я то и дело переключала скорости, подстраиваясь под требования дороги, и одновременно пыталась придерживать извивающегося щенка, который изо всех сил стремился выбраться из большого и страшного металлического ящика, издающего жуткие звуки. Все время крепко прижимая к себе малыша, я на мгновение выпустила его, чтобы переключить скорость, и тут же принялась шарить вокруг себя, пытаясь нащупать беглеца в темноте кабины. К счастью, мне удалось удержаться на дороге, потому что пришлось бы долго доказывать полиции, что виновником происшествия стало животное, а не алкоголь.

Мне все же удалось доставить малыша домой целым и невредимым.

«Не забывай, это твоя собака», – заявил Лоренс, прежде чем усесться за компьютер.

Я устроила спальное место в одной из кошачьих клеток, из старого кухонного шкафчика с оторванными дверцами соорудила манеж, а затем опустила щенка на пол и позволила ему под моим пристальным наблюдением обследовать новое жилище. Спустя какое-то время Лоренс оторвался от компьютера и пришел посмотреть, как кроха осваивает свой новый мир. Скрестив руки на груди, мой муж бесстрастно смотрел на ползающего по полу кухни, а затем и столовой щенка. Постепенно его лицо смягчилось, а потом и вовсе расплылось в добродушной улыбке.

Прошло совсем немного времени, прежде чем малыш нашел лежащего на боку Данте. Должно быть, эта поза напомнила ему о матери, поскольку он тут же принялся тыкаться носом в его брюхо. Данте поднял голову и подозрительно уставился на щенка. Умиленное выражение моего лица, вызванное восторгом от милого общения двух моих собак, сменилось настороженной гримасой, сначала говорившей: «Ой, что он делает?», а затем: «Черт побери! Он нашел нечто, что совершенно определенно не является соском, но он пытается это нечто сосать!» Издав возмущенный рык, Данте подцепил совсем растерявшегося озорника своей огромной мордой и отшвырнул его прочь. Малыш заскользил по полу и беспомощно замер. Тем не менее уже спустя секунду он неустрашимо шлепал обратно к Данте. Впрочем, теперь он вел себя гораздо более уважительно и осторожно. Белогрудый явно не собирался повторять свою ошибку. Он начал прыгать вокруг Данте и припадать на передние лапы, показывая ему, что всего лишь хочет поиграть. Наблюдая за его ужимками, мы с Лоренсом хохотали до колик в животе.

Вот почему нам необходим был щенок. Смех пропал из нашей жизни с приходом болезни Лоренса. Итак, маленький сюрприз Хэллоуина уже распространял вокруг себя свое магическое влияние.

* * *

Начиная с вечера пятницы, мы провели все выходные, пытаясь придумать имя для нового члена нашей семьи. Хэллоуин зародился на основе кельтского праздника Самайн, когда духи мертвых возвращались на землю, чтобы поделиться с живыми мудростью или поозорничать. С этого мы и начали. Но мы не могли наделить крошечного растерянного щенка кличкой Самайн или Хэллоу. О кличке Блэки не могло быть и речи, а имя Белогрудый было чересчур громоздким. Мы перебрали имена всех кельтских божеств, но обнаружили, что не в состоянии выговорить ни одно из них. «Ко мне, Ху Гадерн, иди сюда, малыш!» или «Молодец, Ллеу Ллоу Гиффес!» Вы себе можете такое представить?

Мы вспомнили многих мифологических персонажей, но ни одно из их имен не вязалось с нашим неуклюжим пушистым комочком. Имя Анубис, которое носило божество с головой шакала, почитаемое древними египтянами как проводник в царство мертвых, звучало неплохо, но шестинедельный кроха на полу ничуть не напоминал его носителя.

Может, мы отнеслись к этому вопросу чересчур серьезно? – спрашивала я себя. Этот пушистик с расширенными зрачками совершенно не походил ни на Аттикуса, ни на Данте. Зачем же мы пытаемся навесить на него такое же претенциозное, как у них, имя? Он явно не был интеллектуалом. Такой проказник нуждался в кличке попроще. Дух? Тень? Призрак? На его белом нагруднике, казалось, была нарисована чья-то жутковатая физиономия, но Лоренс указал на то, что поведение ковыляющего у нас под ногами неуклюжего несмышленыша совершенно не похоже на скользящие повадки привидений. Его сражения со стенами могли объясняться лишь одной из трех выдвинутых нами версий: он действительно считал себя духом, способным проходить сквозь стены, он не воспринимал саму концепцию твердых препятствий либо он их просто не видел. Все щенки проходят через период неуклюжести, когда их мозг и лапы плохо связаны друг с другом, а частые падения вызваны тем, что их задницы перемещаются быстрее, чем передние конечности. И все же этот парнишка казался нам гораздо более неуклюжим, чем большинство собачьих детенышей. Он не прыгал и не кувыркался подобно всем щенкам. Он блуждал по комнате, врезаясь во все, что оказывалось у него на пути: стулья, столы, людей, стены. Все собаки обладают индивидуальностью, думала я. И принимала тот факт, что этот щенок не овладел собственным телом и не поладил с окружающим пространством… пока.

Несмотря на свою неспособность освоить дом и его содержимое, малыш вполне искусно играл с Данте. Хотя огромный пес превосходил своего товарища по играм почти на восемьдесят фунтов и все тельце щенка могло уместиться у него в пасти, они покусывали друг друга и играли в салки, как закадычные приятели, которые давно не виделись и наконец воссоединились. Данте старался не придавить щенка, а тот, в свою очередь, изо всех сил пыжился, чтобы соответствовать новому лучшему другу.

К концу этих первых выходных Белогрудый обнаружил мою тахту и, высовывая из-под нее носик, громко тявкал, как будто поддразнивал: «Ты меня не найдешь», хотя, разумеется, его нос и белый подбородок были у всех на виду. Самым же восхитительным его открытием была радостная возможность гоняться по всему дому за котом Мерлином. Однако он продолжал с разбегу врезаться в стены, мебель, других собак и меня, и Лоренс предложил:

– Как насчет того, чтобы назвать его Болваном?

В понедельник, когда я сообщила о безымянном щенке своей ассистентке, она посмотрела на меня с таким видом, как будто я сказала, что провела выходные, пытаясь сообразить, как именно следует есть соленые огурцы.

– Почему бы вам не назвать его просто Бу?[3]

Я едва удержалась, чтобы ее не расцеловать. Это было так мило и просто. В то же время в этой кличке звучала нотка озорства, идеально подходившая нашему игривому и неуклюжему пушистику. Вечером я поднесла Бу к свету, восхищаясь его шелковистым животиком, жутковатой рожицей на грудке и крошечными лапками. Я спросила у него, хочет ли он, чтобы мы называли его Бу? Он замер, но потом начал помахивать хвостом, щекоча мою руку мягкой, как пух, шерсткой. Решение было принято.

Как и многое, что было связано с Бу, его имя стало неожиданностью. Но самая удивительная способность Бу была обнаружена гораздо позже, когда он начал волшебным образом исцелять и согревать сердца всех, кто с ним соприкасался. Аттикус помог мне преодолеть самый тяжелый в моей жизни период, научив меня любить и общаться с окружающим миром, и, в конце концов, нашел мне мужа. Благодаря Данте я избавилась от неуверенности и застенчивости, став общительным и контактным человеком. Он же привел меня в дрессуру, которая очень быстро оказалась моим призванием.

Собаки уже исцелили меня, подарив мне безусловную любовь и радость жизни. С того самого момента, когда я вошла в зоомагазин и взяла на руки Бу, я знала, что у него припасены свои собственные, совершенно особенные дары, но только время могло показать нам, в чем они заключаются.