Читать книгу Бессердечный граф - Лиза Клейпас, Лиза Клейпас - Страница 5

Вечером того же дня Девон и Уэстон обедали в обшарпанной столовой, которая когда-то была роскошной. Еда оказалась гораздо лучше, чем они ожидали. Им подали холодный огуречный суп, жаркое из фазана с апельсиновым соусом и сладкий пудинг.

– Я велел управляющему отпереть винный погреб, – сказал Уэстон. – И знаешь, коллекция на удивление богатая. В числе моих находок по меньшей мере десять бутылок импортного шампанского, двадцать – каберне, столько же или даже больше бордо и целое море французского бренди.

– Это хорошо: если как следует выпить, – сказал Девон, – то, возможно, станет не так заметно, что этот дом разваливается на части.

– Я не заметил в фундаменте признаков разрушения, стены тоже не покосилась, да и в наружном камне нет ни одной трещины.

– Надо же, – удивился Девон, – трезвым почти не бываешь, а заметил на удивление много чего.

– Неужели? – изобразил тревогу Уэстон. – Прошу прощения. Кажется, я слишком протрезвел. Надо срочно исправить положение. – Он протянул руку за бокалом вина. – Приорат Эверсби – одно из лучших охотничьих угодий в Англии. Может, завтра поохотимся на рябчиков.

– Великолепно! – заявил Девон. – Прямо с утра и отправимся.

– А потом встретимся с управляющим и адвокатом и решим, что со всем этим делать. – Уэстон вопросительно посмотрел на брата. – Ты все еще не рассказал, как провел время в обществе леди Тренир.

Девон пожал плечами.

– Да, собственно нечего рассказывать.

После того, как представила его Хелен, и до самого конца их экскурсии по теплицам Кэтлин была холодна и лишь коротко отвечала на вопросы, а когда они разошлись в разные стороны, вздохнула с облечением, словно наконец-то избавилась от неприятной обязанности.

– Она все время закрывалась вуалью? – спросил Уэстон.

– Нет.

– Ну и как она тебе?

Девон бросил на него насмешливый взгляд.

– Какое это имеет значение?

– Да просто любопытно. Тео был разборчив по этой части – уродину никогда бы не выбрал.

Девон переключил внимание на свой стакан, который машинально вращал, пока старое вино не засверкало, как черные рубины. Как точнее описать Кэтлин? Ну, рыжие волосы, золотисто-карие глаза, похожие на кошачьи, с приподнятыми наружными уголками, бледно-розовая, как зимний рассвет, кожа. При движении корсет, шнуровки и слои одежды сковывают ее гибкую грацию. Но ничто из этого не могло объяснить странное очарование, которое она в себе таила: ощущение, что она обладает властью разбудить в нем какое-то совершенно новое чувство, если только захочет.

– Если судить только по внешности, – ответил он наконец, – то, думаю, для постели вполне подойдет, если кому-то понравится темперамент затравленного барсука. Так что я намерен как можно скорее избавиться от нее.

– А как насчет сестер Тео? Что с ними будет?

– Леди Хелен, наверное, может работать гувернанткой, хотя ни одна здравомыслящая дама ни за что не наймет такую красавицу.

– Она хорошенькая?

Девон послал брату угрожающий взгляд.

– Уэстон, держись от нее подальше! Не смей не только заговаривать с ней, даже не смотри в ее сторону! И это же относится к близняшкам.

– Почему?

– Все они невинные девицы.

Уэстон посмотрел на брата с сарказмом и язвительно уточнил:

– Они что, настолько нежные создания, что не смогут перенести даже нескольких минут моего общества?

– Я бы так не сказал… Они носятся по поместью как пара лисиц, совершенно необузданные. Они неопытны в жизни и довольно необузданные. Что с ними делать, одному Богу известно.

– Мне жаль, если они останутся без мужской защиты.

– Это не моя забота. – Девон дотянулся до графина и подлил себе вина. – За них отвечал Тео, а не я.

– Полагаю, – задумчиво произнес Уэстон, – как в пьесах в последний момент появится благородный герой, наведет порядок и спасет прекрасных дам.

Девон потер пальцами виски.

– Уэстон, увы, я не тот герой: не могу спасти ни это чертово поместье, ни дам, даже если бы хотел, – но желания у меня нет.

На следующее утро Девон встретился с управляющим Тотхиллом и семейным адвокатом мистером Фоггом. Оба – глубокие старики, судя по виду.

– «…в свете того, что покойный граф не произвел на свет законного наследника мужского пола, в соответствии с правовой нормой бессрочности, документ о передаче имущества утратил свое действие», – монотонно закончил читать текст семейный адвокат, и в кабинете повисла тишина.

Девон поднял взгляд от груды актов, договоров аренды и бухгалтерских книг и спросил:

– И что это значит?

– Поместье ваше, милорд, и вы можете поступать с ним по своему разумению, – пояснил Фогг, поправив на носу пенсне, и окинул Девона совиным взглядом. – В настоящее время вы не связаны условиями майората.

Девон быстро покосился на Уэстона, развалившегося в кресле в углу комнаты, и братья с облегчением переглянулись. Слава богу, он сможет продать поместье по частям или целиком, выплатить долги и продолжить жить по своему разумению без каких бы то ни было обязательств.

– Милорд, – продолжал между тем Фогг, – я почту за честь помочь вам возобновить майорат.

– В этом нет необходимости.

Ответ Девона озадачил и управляющего имением, и адвоката.

– Милорд, – сказал Тотхилл, – смею вас заверить, мистер Фогг компетентен в подобных вопросах. Он уже дважды помогал переоформить порядок наследования для Рейвенелов.

– Нисколько не сомневаюсь. – Девон откинулся на спинку стула и расслабился, закинув ногу на угол стола. – Однако не хочу, чтобы меня ограничивали условия майората, поскольку намерен продать поместье.

Его заявление повергло обоих стариков в шок, потом Тотхилл все же осмелился спросить:

– Какую часть поместья?

– Все, включая дом.

И управляющий, и адвокат обрушили на него град протестов: приорат Эверсби – историческое наследие, добытое трудами и жертвами его предков… Девон не сможет занять сколько-нибудь достойное положение в обществе, если не сохранит хотя бы часть поместья… Он ведь не желает обречь потомков на позор, завещав им титул без земли…

Девон жестом заставил обоих замолчать и бесстрастно сказал:

– Попытка сохранить приорат Эверсби потребует таких усилий, каких не стоит. Ни один здравомыслящий человек не станет с этим спорить. Что же касается моих потомков, то их не будет, поскольку я не намерен жениться.

Управляющий поместьем с мольбой посмотрел на Уэстона.

– Мистер Рейвенел, неужели и вы поддерживаете брата в этом безрассудстве?

Уэстон вытянул руки ладонями вверх, словно держал чаши весов, и сравнил невидимые грузы.

– На одной чаше ответственность, которую придется нести всю жизнь, долги и тяжкий труд, на другой – свобода и удовольствия. Неужели нужно делать выбор?

Не дав старикам времени ответить, Девон сказал:

– Вопрос решен. Для начала я хочу получить список всех капиталовложений, долгов и договоров, а также полную опись всего имущества в поместье и в лондонском доме, включая картины, гобелены, ковры, мебель, бронзу, мрамор, столовое серебро и содержимое теплиц, конюшен и каретного сарая.

– Милорд, желаете ли вы получить оценку всего поголовья? – вяло поинтересовался Тотхилл.

– Разумеется.

– Только не моего коня! – вмешался в разговор новый голос, и все четверо повернулись к двери, где, прямая и несгибаемая, как сабля, стояла Кэтлин и с нескрываемым презрением смотрела на Девона. – Арабский скакун принадлежит мне.

Все мужчины – кроме Девона, который так и остался сидеть за письменным столом, – встали.

– Вы когда-нибудь стучитесь, прежде чем войти? – полюбопытствовал он. – Или всегда появляетесь на пороге внезапно, как черт из табакерки?

– Я лишь хочу убедиться, что, подсчитывая свое имущество, вы исключите из списка моего коня.

– Леди Тренир, – вмешался мистер Фогг, – с сожалением должен заметить, что в день свадьбы вы отказались от всех прав на свое имущество.

Кэтлин прищурилась:

– Мне полагается вдовья доля наследства и все мое добрачное имущество.

– Вдовья доля – да, – подтвердил Тотхилл. – Но не ваше имущество. Уверяю вас, ни один суд в Англии не станет рассматривать замужнюю женщину как самостоятельное юридическое лицо. Конь принадлежал вашему мужу, а теперь это собственность лорда Тренира.

Лицо Кэтлин побелело как мел, потом покраснело.

– Лорд Тренир обирает поместье, как шакал обгрызает гниющий труп. Почему конь, которого подарил мне отец, должен достаться ему?

Взбешенный тем, что Кэтлин при всех демонстрирует такое неуважение к нему, Девон встал из-за стола и широкими шагами приблизился к ней. Надо отдать ей должное, она даже не поежилась, хотя он превышал ее габаритами как минимум вдвое и зарычал:

– Дьявол вас побери! Я что, во всем этом виноват?

– Конечно! Вы готовы ухватиться за любой предлог продать Эверсби, потому что не способны принять вызов.

– Про вызов можно говорить, когда есть хотя бы малейший шанс на успех, а эта битва заранее проиграна. Список кредиторов длиннее моей руки, кошельки пусты, а ежегодный доход упал вдвое.

– Я вам не верю. Вы хотите продать поместье, чтобы покрыть свои личные долги, которые не имеют никакого отношения к Эверсби.

У Девона прямо руки чесались – так хотелось что-нибудь снести, разбить, сломать. Он никогда еще не сталкивался с такой ситуацией, и не было никого, кто мог бы дать ему дельный совет. У него не было добрых родственников аристократов, не было знающих друзей среди пэров. А эта дама только и умела, что обвинять и оскорблять.

– У меня не было долгов, пока я не унаследовал эту развалину. Черт возьми, неужели этот идиот, ваш муж, никогда не говорил с вами о делах поместья? Вы что, были в полном неведении о положении дел, когда выходили за него? Впрочем, неважно: кто-то должен посмотреть правде в глаза, – и, похоже, этим несчастным стану я.

Девон вернулся к столу и бросил, не оглядываясь:

– Уходите, мадам, ваше присутствие здесь нежелательно.

Кэтлин в ответ презрительно заявила:

– Приорат Эверсби простоял четыреста лет, пережил революции и войны, и вот оказалось достаточно всего лишь одного корыстолюбивого бездельника, чтобы превратить его в руины.

Как будто в сложившейся ситуации виноват он! Пропади все пропадом!

Девон усилием воли подавил гнев, потом с нарочитой небрежностью вытянул ноги и, покосившись на брата, бесстрастно спросил:

– Уэстон, это точно, что кузен Тео погиб в результате падения с лошади? Сдается мне, куда более вероятно, что он насмерть замерз в супружеской постели.

Уэстон расхохотался: никакие принципы не мешали ему получить удовольствие от злой шутки. Тотхилл и Фогг сидели, не поднимая глаз. И только когда Кэтлин шагнула за порог, громко хлопнув дверью, Уэстон заметил, изобразив возмущение:

– Брат, это было ниже твоего достоинства.

– Ничуть! – возразил Девон с каменным лицом. – И ты прекрасно это знаешь.

Долго еще после ухода Тотхилла и Фогга Девон сидел за столом, погруженный в невеселые мысли, листал бухгалтерскую книгу, но не мог ни во что вникнуть. Он почти не заметил, как Уэстон, с ворчанием зевая, вышел из кабинета. Девону не хватало воздуха, и раздраженно дернув за концы галстука, он сорвал его и распахнул ворот рубашки. Как же ему хотелось оказаться вновь в своем лондонском доме, где все так знакомо, удобно и комфортно! Если бы графом все еще был Тео, а он сам – только дальним родственником, то катался бы сейчас верхом по Гайд-парку, а потом, наверное, сидел бы за ленчем в своем клубе. Позже он мог бы встретиться с друзьями, чтобы посмотреть боксерский поединок или скачки, пойти в театр, посетить одну из любовниц, наконец. Никаких обязанностей – ничего, о чем надо было бы беспокоиться. Нечего терять.

Словно разделяя его унылое настроение, небо зарокотало. Девон бросил мрачный взгляд за окно. Ветер с моря нагнал грозовые тучи, они повисли над холмами, и небо стало черным, как облачение монаха. Гроза обещала быть страшной.

– Милорд! – Кто-то робко постучал по дверному косяку, привлекая его внимание. – Извините за беспокойство.

Девон встал и, постаравшись придать своему лицу любезное выражение, пригласил:

– Входите, леди Хелен.

Девушка с опаской вошла в комнату и, бросив быстрый взгляд в окно, посмотрела на Девона.

– Спасибо, милорд. Я пришла попросить разрешения послать лакея на поиски Кэтлин: гроза приближается.

Девон нахмурился.

– Где она?

– Пошла на ферму по ту сторону холма навестить миссис Лафтон, которая выздоравливает после родильной горячки. Кэтлин понесла ей мясной бульон и вино из черной бузины. Я хотела пойти с ней, но Кэтлин настояла, что пойдет одна: сказала, что ей нужно побыть в одиночестве и подумать. – Хелен нервно сплела пальцы. – Она должна была уже вернуться, но погода испортилась так быстро, что, боюсь, гроза может застать ее в пути.

Ничто на свете не доставило бы Девону большего удовольствия, чем зрелище насквозь промокшей и забрызганной грязью Кэтлин. Ему пришлось сдерживаться, чтобы злорадно не потирать руки.

– Незачем посылать лакея, – небрежно бросил он. – Уверен, леди Тренир достанет здравого смысла подождать на ферме арендатора, пока дождь не пройдет.

– Да, но дорогу размоет.

Вот и хорошо! Кэтлин, хлюпающая по грязи и глине, – это же великолепно! Девон не без труда сохранил серьезное выражение лица, тогда как внутри у него вспыхивали фейерверки веселья, и подошел к окну. Дождя еще не было, но черные тучи затянули небо почти целиком.

– Подождем немного: она может вернуться в любой момент.

Небосвод прорезали вспышки молний: три сверкающих зазубренных стрелы, – сопровождаемые грохотом, похожим на треск бьющегося стекла. Хелен подошла ближе.

– Милорд, я знаю, что вы с моей невесткой… обменялись мнениями…

– Выражение «обменялись мнениями» подразумевает цивилизованный спор, – остановил ее Девон. – Если бы наша, так сказать, «беседа» продлилась чуть дольше, мы порвали бы друг друга на куски.

Гладкий лоб Хелен пересекли хмурые складки.

– Вы оба оказались в трудных обстоятельствах, а это порой вынуждает людей говорить то, что они в действительности не думают. Однако если бы вы с Кэтлин могли отбросить ваши разногласия…

– Леди Хелен…

– Называйте меня кузиной.

– Кузина, если вы научитесь видеть людей такими, какие они есть, а не такими, как вы себе вообразили, это в будущем убережет вас от многих разочарований.

Хелен слабо улыбнулась.

– Я и сейчас вижу людей такими, какие они есть.

– Будь это так, вы бы понимали, что мы с леди Тренир оцениваем друг друга неверно: я – негодяй, а она – бессердечная стерва, вполне способная о себе позаботиться.

Глаза Хелен, похожие по цвету на серебристо-голубые лунные камни, озабоченно расширились.

– Милорд, за время нашего общего траура по покойному брату я успела хорошо узнать Кэтлин…

– Сомневаюсь, что она сильно горевала, – перебил Девон. – По ее собственному признанию, она не пролила ни слезинки из-за смерти вашего брата.

Хелен заморгала.

– Это она вам рассказала? А не объяснила почему?

Девон покачал головой.

Хелен растерялась.

– Я не должна вам это рассказывать.

Девона разобрало любопытство, но он умело скрыл его и небрежно пожал плечами.

– Ну и не думайте об этом: мое мнение о ней не изменится.

Как он и рассчитывал, его показное равнодушие возмутило Хелен, и она все-таки начала:

– Пожалуй, мне следует кое-что объяснить, если это поможет вам лучше понять Кэтлин. Вы клянетесь честью сохранить то, что я скажу, в секрете?

– Конечно! – с готовностью согласился Девон, поскольку не боялся клясться тем, чего у него нет.

Хелен подошла к окну. Небо то и дело раскалывали вспышки молний, их холодный свет озарял ее тонкие черты.

– Заметив, что после трагедии с Тео Кэтлин не плакала, я подумала: она старается держать свои чувства при себе, ведь все проявляют скорбь по-разному, но однажды вечером мы с ней сидели в гостиной за вышиванием, она уколола палец, но никак не отреагировала. Казалось, она этого даже не почувствовала. Она просто сидела и смотрела на выступившую капельку крови. В конце концов, я не выдержала, вскочила и, обмотав ее палец носовым платком, спросила, что с ней. Она смутилась, растерялась, а потом призналась, что никогда не плачет, что думала, что сможет пролить хотя бы несколько слезинок из-за смерти Тео, но этого не случилось.

Хелен замолчала. Казалось, все ее внимание захватил кусочек облупившейся краски на стене.

– Продолжайте, – предложил Девон.

Хелен положила кусочек краски на подоконник и принялась за следующий, словно отдирала корку с наполовину зажившей раны.

– Я спросила Кэтлин, помнит ли она хотя бы один случай, когда плакала. Она сказала, что помнит: будучи еще маленькой девочкой, в тот день, когда покидала Ирландию. Родители сказали ей, что они все отправляются в Англию на трехмачтовом пароходе, приехали в порт и сделали вид, что погружаются на корабль. Но как только Кэтлин с няней ступила на трап, стало ясно, что родители с ней не едут. Мать пообещала, что она будет жить в Англии у очень хороших людей и когда им не придется так часто уезжать за границу, они непременно ее заберут. Кэтлин запаниковала, но родители повернулись и ушли, а няня потащила ее на корабль.

Хелен искоса взглянула на Девона, и он тихо выругался.

– После того как Кэтлин привели в каюту, она впала в истерику. В конце концов, няня рассердилась и заявила: «Если не перестанешь реветь, я уйду, ты останешься одна на свете, и некому будет за тобой ухаживать. Твои родители потому тебя и отправили из Ирландии, что ты такая капризуля». Хелен помолчала. – Кэтлин сразу же притихла, истолковав угрозу няни так, что ей вообще запрещено плакать. Это была цена выживания.

– Родители так и не забрали ее?

Хелен покачала головой.

– В тот день Кэтлин видела свою мать в последний раз. Через несколько лет леди Карбери умерла от малярии на обратном пути из путешествия по Египту, и когда Кэтлин сообщили о смерти матери, она остро почувствовала боль, но не могла пролить ни слезинких. То же самое произошло, когда умер Тео.

Стук крупных капель дождя был похож на звон монет.

– Понимаете, – тихо продолжила Хелен, – Кэтлин вовсе не бессердечная, переживает горе очень глубоко, но показать это не в состоянии.

Девон не знал, благодарить ему Хелен за это откровение или проклинать. Он не хотел испытывать сочувствие к Кэтлин, но то, что родители практически бросили ее в столь нежном возрасте, должно было повлиять на нее катастрофически. Он хорошо понимал желание избежать болезненных воспоминаний и эмоций, непреодолимую потребность держать душу наглухо закрытой.

– Лорд и леди Бервик хорошо к ней относились? – спросил он хрипло.

– Думаю, да: она говорит о них с нежностью. – Хелен помолчала. – В этой семье были очень строгие порядки, много правил, и за их исполнением неукоснительно следили. Возможно, слишком большое внимание уделялось сдержанности. Единственным исключением были лошади. Они все были одержимы лошадьми. Вечером накануне свадьбы Кэтлин, за обедом, они с энтузиазмом обсуждали родословные и выездку лошадей, а о запахе конюшен отзывались с таким восторгом, словно речь шла об изысканных духах. Этот разговор продолжался почти целый час. Мне кажется, Тео это немного раздражало. Поскольку не разделял их страсть к лошадям, он чувствовал себя исключенным из разговора.

Девон воздержался от замечания, что его кузена вообще ничего, кроме собственной персоны, не интересовало. Он посмотрел за окно. Грозовая туча висела над пастбищем на вершине холма, вода лилась в меловые ручьи и затопляла низины. Мысль, что где-то там буря застигла Кэтлин в одиночестве, больше не доставляла ему удовольствия, и более того: стала невыносимой.

Бормоча под нос ругательства, Девон оттолкнулся от стола.

– Прошу меня простить…

– Так я могу отправить за Кэтлин лакея? – с надеждой спросила Хелен.

– Нет, я сам за ней поеду.

Хелен вздохнула с облегчением.

– Спасибо, милорд, вы очень добры!

– Это не доброта. – Девон направился к двери и бросил по дороге. – Я делаю это только ради возможности увидеть ее по щиколотку в грязи.

Кэтлин быстро шла по грунтовой дороге, которая, извиваясь, бежала между переросшей живой изгородью и дубравой. Вековые деревья шумели от приближающейся грозы, птицы и звери спешили спрятаться, от ветра кружились листья. Когда от оглушительного раската грома, казалось, содрогнулась земля, Кэтлин поплотнее закуталась в шаль. Можно было бы вернуться на ферму Лафтонов, семья фермера, конечно, приютила бы ее, но она успела пройти уже половину пути до поместья.

Небо, казалось, разверзлось, дождь хлестал по земле и заливал дорогу, мгновенно покрывшуюся лужами, а потом и вовсе превратившуюся в грязную реку. Кэтлин нашла прореху в живой изгороди, сошла с дороги и двинулась через старое пастбище, расположенное на пологом склоне холма. За нижними полями земля, смешанная с глиной, образовала густую липкую массу, по которой идти было бы невозможно.

Ей бы пораньше сообразить, что погода меняется и разумнее было бы отложить визит к миссис Лафтон до завтра, но стычка с Девоном вывела ее из равновесия и лишила возможности рассуждать здраво. Теперь, после общения с миссис Лафтон, ее ярость поутихла, так что она могла яснее понимать ситуацию.

Сидя у постели, Кэтлин расспрашивала о здоровье женщины, о ее новорожденной дочери, и постепенно разговор перешел к ферме. В ответ на ее вопросы миссис Лафтон призналась, что Рейвенелы очень давно не вносили никаких усовершенствований на своих землях, никто даже не помнит, когда это было в последний раз. Мало того, условия аренды не поощряли фермеров самим что-то менять. Миссис Лафтон слышала, что в других поместьях некоторые арендаторы уже применяли передовые технологии фермерства, но на земле, принадлежащей приорату Эверсби, все оставалось так же, как было сто лет назад. Слова миссис Лафтон подтвердили то, о чем раньше говорил Девон.

Почему Тео ничего не сказал ей о финансовых трудностях поместья? Он говорил, что дом в таком запущенном состоянии, потому что никто не осмеливался менять интерьер, который выбирала его покойная мать. Тео обещал, что Кэтлин сможет заказать шелковый дамаст и французские обои на стены, новые бархатные шторы, обновить покраску, восстановить лепнину, купить новые ковры и мебель, а также отремонтировать конюшни и установить современное оборудование для лошадей.

Тео рассказывал ей сказку, и она звучала так заманчиво, что Кэтлин предпочла поверить, но все это было неправдой. Муж ведь понимал: в конце концов она узнает, что они не могут себе позволить ничего из того, что он обещал, – на что же рассчитывал? Ответ она никогда не узнает. Тео больше нет, и их брак закончился, не успев толком начаться. Сейчас ей оставалось только забыть о прошлом и направить свою жизнь в новое русло, но сначала придется признать неприятную правду, что она была несправедлива к Девону. Да, он высокомерен и груб, в этом нет сомнения, но решать судьбу приората Эверсби имеет полное право: поместье теперь принадлежит ему. Она повела себя бестактно, как сварливая тетка, и за это собиралась извиниться, даже зная, что он швырнет эти извинения обратно ей в лицо.

Кэтлин мрачно брела по траве, от воды дерн набух, как губка. Вода просачивалась сквозь швы ее туфель и пропитывала чулки. Черная вуаль, которую она отбросила назад, очень быстро намокла и стала тяжелой, усилив запах анилиновой краски, которой красили траурную одежду, и сделав его особенно едким. Вместо того чтобы лететь прочь из дома, нужно было сменить шляпку с вуалью на капор. Похоже, она не лучше близняшек: хороший же пример она им подает своим поведением.

В темном небе сверкнула молния, и Кэтлин, вздрогнув, подхватила юбки и быстрее побежала через поле. Дождь со свистом хлестал по земле, пригибая стебли короставника и васильков, так что их голубые цветы застревали в траве. К тому времени, когда она дойдет до края поля, глинистая почва превратится в жидкую грязь, а каблуки уже и так глубоко проваливались в размякшую землю.

Сверкнула очередная молния, а удар грома был таким мощным, что Кэтлин зажмурилась и закрыла руками уши, только сейчас она заметила, что где-то по пути потеряла шаль. Заслоняя рукой глаза от дождя, она оглянулась. Шаль лежала мокрой кучкой в нескольких ярдах от нее, и пришлось идти обратно, чтобы ее поднять.

Вдруг впереди показалось что-то большое и темное, оно приближалось так быстро, что не увернуться. Кэтлин вскрикнула, инстинктивно повернулась и закрыла голову руками. Из-за грома и шума в собственных ушах и дрожа, она замерла в ожидании неизбежной катастрофы. Когда же ничего не случилось, ее не сбило с ног, она выпрямилась и вытерла лицо рукавом. Темная масса, маячившая рядом с ней, оказалась мужчиной, в котором Кэтлин с изумлением узнала Девона, верхом на крепком черном коне. Она не могла произнести ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Девон не был одет для поездки верхом, даже перчаток, не захватил, но еще больше ее озадачило, что он надел фетровую шляпу с низкой тульей, какие носят конюхи, как будто позаимствовал у кого-то, уезжая в спешке.

– Леди Хелен попросила меня вас найти и привезти, – донеслось до нее сквозь шум непогоды. – Если хотите, можете вернуться со мной, или мы будем стоять тут, среди грома и молний, пока оба не вспыхнем. Лично я предпочел бы второй вариант – все лучше, чем корпеть над бухгалтерскими книгами.

Кэтлин воззрилась на него в растерянности и изумлении. Теоретически было вполне возможно сесть на одного коня вместе с Девоном и вернуться в поместье вдвоем: его конь спокойный и мощный, вполне подходил для этой задачи, – но когда Кэтлин попыталась представить, что их тела соприкасаются, его руки обхватывают ее… Нет! Она не вынесет такой близости ни с одним мужчиной. При одной мысли об этом она покрылась мурашками.

– Я не могу ехать верхом с вами, – попыталась как можно решительнее сказать Кэтлин, но голос дрожал и прозвучало это жалобно.

По лицу ее стекали струйки дождя, попадали даже в рот. Девон хотел уже было что-то съязвить, но когда взгляд его скользнул по ее жалкой фигуре в намокшей одежде, его лицо смягчилось.

– Тогда вы садитесь на коня, а я вернусь пешком.

Это предложение так ошеломило Кэтлин, что некоторое время она только смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, потом все же ей удалось произнести:

– Нет. Но… спасибо. Пожалуйста, возвращайтесь.

– Тогда мы оба пойдем пешком, – легко согласился Девон. – Или оба поедем верхом. Но я вас здесь одну не оставлю.

– Я прекрасно…

Она не договорила, вздрогнув от оглушительного раската грома.

– Позвольте мне отвезти вас домой, – еще раз предложил Девон таким тоном, словно они стояли в гостиной, а не под проливным дождем, и вели светскую беседу. Если бы он сказал это во властной манере, то, возможно, Кэтлин смогла бы отказаться, но он каким-то образом догадался, что лучший способ подточить ее решимость – смягчить подход.

Конь уже вовсю тряс головой и бил копытом раскисшую землю. Кэтлин в отчаянии поняла, что ей придется возвращаться верхом вместе с Девоном. Другого выхода не было. Она обхватила себя руками и взволнованно начала:

– С-сначала я должна вам кое-что сказать…

Девон вскинул брови, глядя на нее.

– Я… – Она нервно сглотнула. – То, что я сказала сегодня в кабинете, было неуместно и несправедливо, и я п-прошу за это прощения. Я была не права, и обязательно скажу это мистеру Тотхиллу и мистеру Фоггу. И вашему брату, конечно.

Выражение лица Девона изменилось, уголок губ чуть приподнялся в намеке на улыбку. От этого сердце Кэтлин вдруг сбилось с ритма.

– Можете не трудиться: до того, как все будет сказано и сделано, все трое не раз еще и не так меня назовут.

– Тем не менее было несправедливо с моей стороны…

– Считайте, что я все забыл. Поехали, дождь усиливается.

– Мне нужно подобрать шаль.

Девон проследил за ее взглядом и показал на темную массу неподалеку.

– Это она? Боже правый, да бросьте ее.

– Я не могу…

– Она все равно уже испорчена. Я куплю вам другую.

– Я не могу принять от вас такой личный подарок. Кроме того, теперь, когда у вас есть Эверсби, вы не можете позволить себе лишние расходы.

Он сверкнул зубами в усмешке.

– Ерунда! Насколько я могу судить, с таким количеством долгов, как у меня, вряд ли стоит утруждать себя экономией.

Он отодвинулся от луки седла и протянул Кэтлин руку. На фоне грозового неба четко вырисовывалась его крупная подтянутая фигура, и хотя суровые черты лица были в тени, она с сомнением посмотрела на него. На то, чтобы поднять ее с земли, оставаясь в седле, понадобилась бы недюжинная сила, поэтому она неуверенно спросила:

– А вы не уроните меня?

Девон принял оскорбленный вид.

– Мадам, я же не какой-нибудь слабосильный хлыщ.

– Мокрые юбки очень тяжелые…

– Давайте руку.

Она подошла ближе, и когда он крепко взял ее за руку, по телу прошла дрожь. К ней не прикасался ни один мужчина три месяца, с тех самых пор как умер Тео. Присутствовавший на похоронах лорд Бервик неловко попытался ее обнять, но она вместо этого протянула ему руку в перчатке и прошептала: «Я не могу».

Лорд Бервик понимающе кивнул. Хоть он и был добрым, нежность проявлял редко. То же самое относилось и к леди Бервик, великодушной, но очень сдержанной. И своих дочерей, и Кэтлин она тоже старалась научить сдержанности, считая это важным: «Управляйте своими эмоциями, иначе они будут управлять вами».

Ледяные струи воды являли собой такой резкий контраст с теплом руки Девона, что она поежилась.

– Чтобы я смог вас поднять, постарайтесь нащупать левой ногой стремя. Только не пытайтесь перекинуть ногу через коня: просто садитесь боком, как если бы на нем было женское седло.

– То есть мне надо подпрыгнуть?

– Да, было бы очень кстати.

Кэтлин собралась с силами и подпрыгнула так высоко, как только смогла. Девон подхватил ее и с поразительной легкостью поднял. Ей даже не пришлось искать ногой стремя, она просто аккуратно приземлилась в седло, ахнула, стараясь не потерять равновесие, но Девон выпрямился и крепко обхватил ее левой рукой.

– Все, я вас держу, устраивайтесь.

Она напряглась, чувствуя, как сокращаются его мускулы, а горячее дыхание согревает ей ухо.

– Вот так ходить с гостинцами к больным соседям. Они-то сидят сейчас дома в тепле и сухости, а вы мокнете под дождем, – проговорил Девон наставительно.

Кэтлин все еще пыталась унять дрожь, которая сотрясала ее тело, но все же сумела выдавить:

– Почему вы за мной приехали?

– Леди Хелен волновалась. – Убедившись, что она сидит надежно, Девон левой рукой стянул с нее шляпку с вуалью и бросил на землю. Кэтлин не успела отреагировать, как он пояснил: – Извините, но эта краска пахнет как пол в таверне в Ист-Энде. А теперь перекиньте ногу на другую сторону седла.

– Не могу, юбка мешает.

Конь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и, пытаясь найти точку опоры на гладком седле, Кэтлин случайно ухватилась за бедро Девона, твердое, как камень, и, ахнув, отдернула руку. Сердце пустилось вскачь, грудь сдавило, воздуха не хватало.

Девон временно переложил поводья в левую руку, снял шляпу, нахлобучил ее на голову Кэтлин, а потом потянул за смятые и перекрученные слои ее многочисленных юбок, пока она не смогла разогнуть колено так, чтобы можно было перекинуть ногу через холку коня. В детстве ей доводилось сидеть верхом вместе с одной из сестер Бервик, когда они ездили на прогулку на пони, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала сейчас, когда прямо за ее спиной сидит крепко сложенный мужчина, а его ноги обхватывают с боков ее ноги. Ухватиться ей было не за что, кроме гривы коня: ни поводьев в руках, ни стремян под ногами. Девон пустил коня легким галопом. У породистого скакуна это легко и плавно, но с широкогрудым тягловым конем все по-другому: ноги его расположены шире и дальше от центра тяжести, трехтактный ритм получается короче. Кэтлин сразу поняла, что Девон – превосходный наездник: он двигался вместе с конем и управлял им четкими сигналами. Она пыталась приспособиться к ритму хода коня, но это было совсем не похоже на езду верхом в одиночку. Она со стыдом обнаружила, что подскакивает в седле, как новичок.

Девон обхватил ее крепче.

– Расслабьтесь, я не дам вам упасть.

– Но мне не за что…

– Просто расслабьтесь.

Чувствуя, как ловко он управляет их совместным центром тяжести, она попыталась расслабить напряженные мышцы. Изгиб ее спины пришелся точно на его грудную клетку, и, словно по волшебству, она почувствовала ритм движения коня. Она растворилась в этом ритме и испытала странное удовлетворение от ощущения, что их тела движутся в идеальном тандеме.

Ладонь Девона с растопыренными пальцами была прижата к ее животу, поддерживая. Даже через слои ткани она чувствовала, как сильные мускулы его бедер ритмично сокращаются. Где-то внутри ее стала зарождаться сладкая боль, она усиливалась так, что, казалось, что-то может переломиться.

Когда дорога пошла вверх по склону холма, Девон пустил коня медленным шагом и наклонился вперед, чтобы перенести больше веса на передние ноги коня. Кэтлин пришлось тоже наклониться вперед, и она схватилась за грубую черную гриву коня. Девон что-то сказал, но раскат грома заглушил его голос. Чтобы лучше расслышать, она повернулась к нему лицом и почувствовала, как крошечные жесткие волоски щетины на его челюсти царапнули ей щеку. От этого ощущения у нее защекотало в горле, словно от кусочка медовых сот.

– Мы почти на месте, – повторил Девон, – и ее мокрой коже его дыхание показалось обжигающим.

Они спустились с холма и поскакали в сторону конюшенного блока – двухэтажного здания из бордового кирпича с арочными входами и каменным забором.

В одной стороне здания размещалась дюжина верховых лошадей, в другой – десять упряжных и мул. В конюшне имелась также седельная комната, помещение для упряжи, каретный сарай и жилища конюхов. Все эти помещения были в куда лучшем состоянии, чем господский дом в Эверсби. Это, без сомнения, было заслугой хозяина конюшен, мистера Блума, плотного йоркширского джентльмена с седыми бакенбардами и живыми голубыми глазами. Что мистер Блум не добрал в росте, то компенсировал силой мускулов: руки у него были такие мясистые и сильные, что он мог колоть пальцами грецкие орехи. Никогда еще ни одна конюшня не отвечала столь высоким стандартам: пол был всегда безупречно чист, все кожаные и металлические детали отполированы до блеска. Лошади в ведение мистера Блума жили лучше иных людей. Кэтлин познакомилась с ним примерно за две недели до несчастья с Тео, и он ей сразу же понравился. Блум знал о лошадиной ферме Карбери-парк и об особенной разновидности арабских скакунов, которую вывел отец Кэтлин, и был счастлив принять Асада в конюшню Рейвенелов. После трагедии с Тео мистер Блум поддержал Кэтлин в ее решении не усыплять Асада, вопреки требованиям друзей Тео и пэров. Мистер Блум понимал, что в случившееся внесло свой вклад безрассудство Тео.

– Всадник никогда не должен приближаться к коню в гневе, – сказал Блум Кэтлин, когда они были одни. Мистер Блум знал Тео с детства, именно он научил его ездить верхом, поэтому оплакивал его смерть совершенно искренне. – Особенно это касается арабской породы. Я говорил лорду Трениру: если с Асадом бороться, он так возбуждается, что дичает. Я видел, что его светлость в дурном настроении, говорил ему, что в этот день лучше ему бы поехать на другом коне, но он не пожелал меня слушать. И все равно я виню себя.

После смерти Тео Кэтлин не могла заставить себя прийти в конюшни. Она совсем не винила Асада в случившемся, но боялась того, что может почувствовать, когда его увидит. Она подвела Асада, и Тео тоже подвела, и она не знала, когда сможет примириться с тем и другим и сможет ли вообще.

Кэтлин осознала, что они проезжают под главной аркой конюшен, и на мгновение закрыла глаза, чувствуя, как холодеет в желудке. Она крепко сжала зубы и сумела сохранить молчание. С каждым вдохом она вбирала такие знакомые и успокаивающие с детства запахи лошадей, подстилки, корма.

Девон остановил коня, спустился на землю, и тем временем к ним подошли два конюха.

– Парни, позаботьтесь как следует о копытах, – донесся доброжелательный голос мистера Блума. – Такая погода не самая лучшая для верховых прогулок. – Он посмотрел на Кэтлин, и его манеры тут же изменились. – Миледи. Рад снова видеть вас здесь.

Их взгляды встретились. Кэтлин ожидала увидеть осуждение в его глазах: ведь она не появлялась фактически в конюшне, бросив Асада, – но во взгляде мистера Блума читалось только дружелюбие и участие. Она улыбнулась:

– Я тоже рада вас видеть, мистер Блум.

Спускаясь с коня, Кэтлин удивилась, когда Девон стал ей помогать: придержал за талию, чтобы предотвратить падение. Она повернулась к нему лицом, и он осторожно снял с ее головы шляпу, поскольку с нее капала вода, и передал хозяину конюшни.

– Мистер Блум, спасибо, что одолжили шляпу.

– Я рад, что с леди Тренир все в порядке: такая гроза! – Он заметил, что взгляд Кэтлин метнулся к ряду стойл, и добавил. – Миледи, Асад в прекрасной форме. Думаю, он будет рад услышать от вас пару словечек.

Сердце Кэтлин забилось в суматошном ритме, ей показалось, что пол конюшни уходит из-под ее ног, и она отрывисто кивнула.

– Я… наверное, да смогу ненадолго к нему подойти.

К своему изумлению, она почувствовала как пальцы Девона касаются ее подбородка, мягко побуждая повернуть голову. Его лицо было мокрым, ресницы слиплись, с волос капала вода, и они блестели как атлас.

– Может быть, позже, – сказал он, обращаясь к мистеру Блуму, хотя его пристальный взгляд был прикован к Кэтлин. – Мы же не хотим, чтобы леди Тренир простудилась.

– Это да, не хотим, – поспешно согласился хозяин конюшни.

Кэтлин натужно сглотнула и с трудом оторвала взгляд от глаз Девона. Глубоко внутри у нее все дрожало, нарастала паника, и она прошептала:

– Я хочу его видеть.

Она пошла к стойлам, Девон молча последовал за ней. Кэтлин слышала, как мистер Блум отдает распоряжения помощникам, чтобы позаботились о тяжеловозе.

– Парни, не болтайтесь без дела, оботрите его как следует и дайте теплое пойло.

Асад из стойла в конце ряда настороженно наблюдал за приближением Кэтлин: он узнал ее, поднял голову и навострил уши. Конь не был крупным – скорее изящным, но с сильными задними ногами, что давало одновременно и высокую скорость, и выносливость. Светло-каштановый окрас шкуры, соломенно-желтые грива и хвост делали на солнце его золотистым.

– Ну здравствуй, мой мальчик! – тихо воскликнула Кэтлин и протянула ему руку ладонью вверх.

Асад понюхал ее руку и, приветственно заржав, опустил красивую голову и подошел к передней части стойла. Кэтлин ласково погладила его по лбу и носу, в ответ он тихо фыркнул, явно довольный, и придвинулся ближе.

– Прости, что раньше не приходила. – Кэтлин обуревало раскаяние, и она неловко наклонилась вперед, чтобы поцеловать коня между глазами, и почувствовала, как он легко пощипывает губами ткань ее платья на плече. Ее губы сложились в улыбку, она легонько оттолкнула его голову и потерла атласную шею так, как ему всегда нравилось, потом погрузила пальцы в гриву и почувствовала, как он кладет голову ей на плечо. От этого жеста у нее перехватило дыхание: не заслужила она такого доверия, такой преданности…

Ее горло болезненно сжалось. Сколько она ни глотала, ком в горле не уходил и мешал ей дышать. Она убрала руки от шеи любимца и отвернулась, судорожно вздыхая и с трудом удерживаясь на ногах, и тут же наткнулась на твердую, как стена грудь Девона. Он подхватил ее под локти, не давая упасть.

– Что с вами?

Ее сердце билось так часто, что она едва расслышала его голос, но все же покачала головой.

Девон слегка встряхнул ее.

– Так что случилось?

Но слова не шли. Из ее горла вырывалось только хриплое дыхание, которое совершенно неожиданно – и в первую очередь для нее – перешло в судорожные рыдания. Давление в горле внезапно нашло выход, глаза наполнились жгучими слезами, словно жидким огнем, и она в слепом отчаянии оттолкнула Девона.

– Боже, только не это…

Как ни старалась ничего не чувствовать, стремительно теряла контроль над собой, да еще и при самых унизительных обстоятельствах, какие только можно было представить: и меньше всего на свете она хотела, чтобы свидетелем ее слабости был Девон.

Он крепко взял ее за плечи и, не обращая внимания на ее попытки вырваться, повел мимо стойл.

– Милорд? – всполошился мистер Блум. – Что-то леди нужно леди Тренир?

– Уединение, – коротко бросил Девон. – Куда я могу ее отвести?

– В седельную. – Хозяин конюшни показал на арочный проход в конце ряда стойл.

Девон едва ли ни на руках затащил Кэтлин в комнату без окон, стены которой были обшиты деревянными досками. Она судорожно хватилась за него, словно утопающая, а он, пытаясь успокоить, все повторял ее имя, не давая вырваться. Чем яростнее она сопротивлялась, тем крепче он ее держал, пока она не прильнула, наконец к его груди, сжавшись в беспомощный комочек. То, что она пыталась сдержать рыдания, рвавшиеся из груди и сотрясавшие ее тело, не помогало – скорее наоборот: делало только хуже.

– Вы в безопасности, – услышала она голос Девона. – Расслабьтесь, вам ничто не угрожает, я вас держу.

Кэтлин смутно сознавала, что больше не пытается вырваться, а, наоборот, старается прижаться к нему еще крепче, спрятаться на его груди. Она обхватила руками его шею, уткнулась в нее лицом и зарыдала так, что больше не могла ни думать, ни дышать. Эмоции хлынули потоком, все разом, так что невозможно было отделить одну от другой. Казалось безумием чувствовать столько всего одновременно. Корсет стал вдруг слишком тугим, и словно живое существо, сжал ее своими челюстями. Кэтлин стала слабеть, ноги подкосились, и тело начало медленно оседать, но сильные руки подхватили ее и удержали. Она перестала понимать, где находится, утратила всякий контроль над происходящим и могла лишь раствориться в поглотившей ее темноте.