Читать книгу Невинность и страсть - Лиза Рене Джонс - Страница 5

В изумлении продолжаю неподвижно стоять посреди зала, и вдруг внутри что-то щелкает. Становится душно, тесно, а мир вокруг начинает вращаться. Ради этого вечера я истратила непозволительную сумму, однако теперь должна как можно скорее отсюда уйти. Поспешно направляюсь к двери – точнее говоря, почти бегу. В галерее прохладно, так что внезапный жар необъясним, но сейчас мне отчаянно нужен свежий воздух. А еще я должна спокойно подумать. Необходимо понять, что происходит, потому что ничего подобного в моей жизни еще никогда не случалось.

Выхожу на улицу и с блаженством окунаюсь в обычную для нашего города вечернюю прохладу. Быстро поворачиваю налево, чтобы пойти к машине, однако ремень висящей на плече сумочки цепляется за выступающий кирпич на углу здания. Сумка предательски открывается, и содержимое вываливается на тротуар. С досадой присаживаюсь на корточки и пытаюсь собрать кучу мелочей. Со мной постоянно случаются такие нелепые истории, так что сейчас привычная неловкость даже немного успокаивает. Во всяком случае, я – это я и остаюсь сама собой. Кто же еще умудрится зацепиться сумкой за стену?

– Помощь нужна?

Поднимаю голову, вижу перед собой Криса Мерита и некоторое время молчу, не находя слов. Та свобода, с которой я общалась с ним в галерее, бесследно исчезла, как только выяснилось, кто он такой. Крис Мерит – блестящий художник. К тому же он невероятно хорош собой, а в эту минуту сидит рядом на корточках, и это почему-то кажется неправильным. Нынешний вечер заставляет думать, что я переступила порог реальности, – иных объяснений странности происходящих событий просто не найти.

– Я… ах… нет, – бормочу сбивчиво и невнятно. – Спасибо, уже все собрала. Сумка маленькая, так что вещей не очень много. – Подбираю губную помаду, крошечный кошелек, торопливо их прячу и поднимаюсь.

Он хватает ключи и тоже встает, на целый фут возвышаясь над моими пятью футами четырьмя дюймами. Сидя в галерее, я даже не представляла, насколько он высок и какой великолепный мужественный аромат от него исходит. А сейчас ветер щекочет ноздри и обостряет обоняние. Крис Мерит совсем не похож на Марка Комптона: не такой утонченный и любезный – скорее необузданный и, подобно своему запаху, земной.

Он дарит мне одну из тех неотразимых улыбок, которые так щедро расточал в галерее, и, словно колокольчиком, шутливо позвякивает ключами.

– Без этого вряд ли попадете туда, куда так спешите.

– Спасибо, – благодарю я и забираю связку. На миг наши пальцы соприкасаются; электрический разряд пронзает руку, добирается до груди и мешает дышать. Взгляды встречаются, и в глубине зеленых глаз вспыхивает понимание. Вот только не знаю, похоже ли это понимание на то, которое испытываю я. Может быть, я просто не умею прятать чувства; поэтому он видит мою реакцию, и она его забавляет.

– Рано уходите, – замечает Крис и одергивает блейзер, отчего становится заметной натянутая на сильной груди черная футболка. Молча одобряю, ни на миг не усомнившись, что со мной солидарно все женское население планеты.

– Да, – честно соглашаюсь я и усилием воли переключаю внимание на лицо, но тут же натыкаюсь взглядом на полные чувственные губы и снова испытываю недостаток кислорода. Впрочем, сегодня это случается по малейшему поводу. – Надо ехать домой.

– Почему бы мне не проводить вас до машины?

Крис Мерит хочет проводить меня до машины! Не понимаю, с какой стати у него вдруг возникло это странное желание. Он ведь меня даже не знает. Возможно, ощутил тот же удар током, что и я. Или мое поведение кажется забавным и хочется продлить развлечение. Марк же предупредил, что у него искаженное чувство юмора.

– Почему вы не представились? – спрашиваю я, не желая и дальше оставаться объектом насмешек.

Губы, на которые лучше не смотреть, слегка вздрагивают.

– Потому что вы сразу сказали бы, что любите мои картины, даже если на самом деле это не так.

Хмурюсь, поскольку не знаю, как следует отнестись к такому объяснению.

– Но ведь вы поступили коварно!

– Ничуть. Всего лишь избавил вас от неловкой необходимости притворяться.

– Притворяться незачем. Я действительно люблю ваши картины.

– И меня это обстоятельство очень радует, – одобряет он с теплой улыбкой. – Итак… позволите проводить до машины?

Долгожданное избавление откладывается, однако я уже не считаю, что это плохо.

– Позволю, – пищу в ответ, с ужасом осознавая, что голос пропал. Не случайно я так редко хожу на свидания: причина в том, что у меня это отвратительно получается. Неизменно смущаюсь и всегда выбираю неправильных мужчин, которые обе эти слабости тут же обращают против меня. Почему-то тянет к властным, резким, самоуверенным – они возбуждают в спальне, но оставляют равнодушной в реальной жизни. Это заложено генетически. Не сомневаюсь, что если бы у меня была сестра, то и она вела бы себя с мужчинами так же глупо, как я и мама. И хотя Крис не выглядит самовлюбленным и патологически властным, нежелание назвать свое имя объясняется стремлением владеть ситуацией. Вовсе не считаю, что сумела сразу вызвать его интерес. Излишняя склонность к самоанализу отлично мне известна. Крис Мерит может с легкостью получить любую женщину, какую пожелает, и ему ни к чему добавлять в длинный список еще одну, случайно встреченную на чужом вернисаже.

– Вы знаете мое имя, – говорит он, заставляя вернуться к беседе. – Наверное, было бы справедливо, если бы я узнал ваше.

– Сара. Сара Макмиллан.

– Приятно познакомиться, Сара.

– А вот это должна была сказать я. Поверьте, я была искренна, признаваясь, что ценю ваше творчество. Изучала его в колледже.

– Ну вот, теперь заставляете чувствовать себя стариком.

– Ничуть, – возражаю я. – Вы ведь начали писать еще подростком.

Он бросает быстрый взгляд.

– Оказывается, вы не шутили, когда сказали, что изучали мои работы.

– Основная специальность по диплому – искусствоведение.

– А чем занимаетесь сейчас?

Ощущаю неприятное жжение в груди.

– Преподаю в школе.

– Изобразительное искусство?

– Нет, английский язык в старших классах.

– В таком случае почему в колледже выбор пал на искусствоведение?

– Потому что люблю искусство.

– И при этом остаетесь учительницей английского?

– А чем плохо оставаться учительницей английского? – Спрятать настороженность не удается.

Он останавливается и поворачивается лицом.

– Абсолютно ничего плохого в этом занятии нет, вот только не уверен, что вы хотите делать то, что делаете.

– А вы не знаете меня настолько хорошо, чтобы позволять себе подобные утверждения. Точнее, совсем меня не знаете.

– Достаточно того, что отлично понимаю интерес и волнение в ваших глазах там, в галерее.

– Не отрицаю. – Внезапный порыв ветра заставляет вздрогнуть. Вот еще психоаналитик нашелся! Не хочу, чтобы меня изучали. Этот человек слишком многое видит. – Пойдемте.

Он стряхивает с себя пиджак и, прежде чем успеваю сообразить, что происходит, накидывает мне на плечи. Теперь мужественный запах окружает со всех сторон. Стою в блейзере Криса Мерита и снова внезапно теряю дар речи. Он придерживает руками лацканы и смотрит сверху вниз. Замечаю, что правая рука сплошь покрыта яркой татуировкой. Еще никогда я не стояла рядом с мужчиной, избравшим столь экстравагантный способ самоутверждения. Не ожидала, что изображения на теле могут привлечь мое внимание, и в ту же минуту предательски спрашиваю себя, в каких еще местах может обнаружиться татуировка.

– Видел, как вы разговаривали с Марком, – говорит Крис. – Что-то купили?

– С удовольствием купила бы, – фыркаю я, и неблагородный звук, вырвавшийся вполне естественно, заставляет трезво взглянуть на обстоятельства. Мы с этим мужчиной принадлежим разным мирам. Он – воплощение мечты, ставшей явью, а моя мечта так и не сбылась. – Сомневаюсь, что могу позволить себе даже самую маленькую вашу кисточку, не говоря уже о целой картине.

Он прищуривается.

– Нельзя лишать себя того, что привлекает и интригует. – Голос Мерита похож на шершавую наждачную бумагу, но мои воспаленные нервы почему-то воспринимают его как бархат.

Внезапно возникает сомнение: об искусстве ли идет речь? В горле мгновенно пересыхает. С трудом сглатываю и, хотя вовсе не уверена, что приняла окончательное решение, зачем-то сообщаю:

– Поступаю на временную работу в галерею «Аллюр».

Густые светлые брови удивленно поднимаются.

– Что, прямо сейчас?

– Да. – В это мгновение понимаю, что только что отбросила последние сомнения. – Буду заменять Ребекку Мэйсон вплоть до ее возвращения. – Пристально смотрю в лицо Мерита, пытаясь уловить его реакцию, однако не вижу ровным счетом ничего. Он непроницаем… или это я настолько взволнована его близостью, что ничего не вижу?

Теплые ладони все еще лежат на лацканах пиджака, и Крис не спешит убрать их. А я и не хочу, чтобы он убирал. Хочу, чтобы… не знаю… да, хочу. Хочу, чтобы он меня поцеловал. Глупое, фантастическое желание, рожденное дневниками. Краснею и отвожу взгляд, чувствуя, как огонь его воли выжигает изнутри. Поворачиваюсь к машине и с изумлением вижу, что она рядом.

– А я уже на месте.

Руки Криса медленно, неохотно отпускают мой – точнее, его пиджак. Тут же подхожу к машине, строго-настрого приказывая себе больше не ронять сумку. Отпираю замки и, прежде чем открыть дверь, останавливаюсь возле бордюра. Оборачиваюсь и обнаруживаю его совсем близко – восхитительно близко. А его пьянящий аромат сводит с ума и разжигает в животе пламя.

– Спасибо за компанию и за заботу. – С сожалением снимаю пиджак.

Мерит протягивает руку, а я надеюсь, что он дотронется до меня, и в то же время страшусь прикосновения. Окончательно теряюсь и перестаю понимать, что происходит.

Зеленые глаза пылают, но голос звучит негромко, мягко:

– Рад встрече… Сара.

Поворачивается и уходит, не добавив больше ни слова.

Через пару часов сижу на кровати в шортах и майке. Держу в руке отвертку и задумчиво смотрю на обитую черным бархатом шкатулку. Понятия не имею, почему работа в галерее требует немедленного ее вскрытия, однако это именно так и никак иначе. Рубины окаймляют крышку, а в середине образуют сложный абстрактный узор. Замок выглядит старым, ненадежным, но таким же красивым, как и сама шкатулка.

– Как изысканно, – бормочу, бережно проводя пальцем по рубиновому контуру.

Перспектива взлома мало радует, как, впрочем, и вторжение в личное пространство Ребекки. Так почему же, почему, почему необходимость открыть шкатулку ощущается так настоятельно, так остро? Почему не терпится увидеть, что скрывается внутри?

– Как известно, Сара, кошку сгубило именно непомерное любопытство, – напоминаю себе шепотом.

Веский аргумент не останавливает. Руки начинают действовать помимо моей воли. Засовываю плоский конец отвертки в щель под крышкой и прикладываю силу. Замок отскакивает практически без сопротивления.

Сердце молотом стучит в груди, а кровь в венах, должно быть, уже закипает. Не могу объяснить, что заставляет с непонятным упорством цепляться за тонкую ниточку. Почему этот черный ящичек так важен? Почему жизненно важна вся эта странная история? Медленно поднимаю крышку и поначалу вижу только роскошный алый бархат. Мгновение спустя обращаю внимание на то, что на нем покоится. На миг цепенею, а потом сердце начинает колотиться с новой силой.