Читать книгу Токей Ито - Лизелотта Вельскопф-Генрих - Страница 2

К северу от Найобрэры бушевала над прерией, поднимая песок и взметая снег, налетевшая с юго-запада буря. День еще только клонился к вечеру, но небо, скрытое стремительно проносящимися снежными тучами, почти не пропускало солнечный свет, и стемнело рано. Уже в двух шагах ничего толком нельзя было и разглядеть.

Метр за метром пробирался вперед маленький отряд из троих драгун и хорошо знающего местность проводника. Снег облеплял лицо, песок застилал глаза. Буря грозила вот-вот превратиться в ураган, и тогда всякое продвижение вперед сделалось бы невозможным. Резкий порыв ветра заставил отряд остановиться.

– Черт побери! – выкрикнул один из драгун громко, стараясь перекрыть завывания и стоны бури, так чтобы его мог расслышать проводник. – Долго нам еще?!

– Мы всего-то в каких-нибудь ста метрах от переправы. Эй, вы, хромые служивые, со своими колченогими клячами! – завопил в ответ разведчик. – А ну, вперед, вперед, я сказал!

Он пришпорил коня и погнал его дальше на юго-запад, навстречу буре, снежным вихрям и песчаной пелене. Трое солдат последовали за ним, не особо приободренные. Несмотря на холод, крупы лошадей блестели от пота. Кони выбились из сил после многодневной скачки.

Четверо всадников повеселели, когда перед ними открылось широкое песчаное русло реки. Они остановились на северном берегу. На противоположном, южном, берегу, между снежными и песчаными заносами показались очертания деревянных строений.

– Дьявол! Неужели мы на месте?

– Да! – ликуя, воскликнул проводник в кожаном костюме. Во время пути он испытывал страх куда больший, чем мог признаться драгунам. – Вон там Найобрэра и форт! Мы добрались!

Отряд вновь пришпорил коней, со свистом взмахивая кнутами. Кони, тяжело ступая, двинулись навстречу ветру, прямо по песчаным отмелям. Они перешли вброд реку с быстрым течением и поднялись по склону на южный берег, к палисаду, которым был обнесен форт. Над его кольями, окружавшими форт плотным кольцом, возвышались сторожевая башня и остроконечные крыши двух деревянных блокгаузов. С башни послышался резкий свист, которым часовой возвестил о прибытии отряда.

Драгуны с проводником доехали до ворот, расположенных на западной стороне палисада. Створки, заскрипев петлями, уже отворялись, пропуская их внутрь. Отряд проскакал во двор и остановился у передового пограничного поста. Драгуны и их проводник спешились. К ним подошли несколько человек в кожаной одежде, без шляп, с морщинистыми, исхудалыми лицами. Песок и снег клубились даже во дворе, защищенном палисадом, и всем приходилось прижмуриваться, едва различая товарищей в сумеречном свете. Прибывшие и гарнизонные солдаты, которые встретили их первыми, для начала заверили друг друга в том, что посылают к дьяволу окрестности, бурю, песок и снег, а также свою злосчастную долю в целом. Достигнув здесь полного единодушия, они отвели коней в загон, устроенный внутри палисада. После этого разведчика и драгун проводили в блокгауз побольше. Это была старая, длинная, низкая постройка без окон, снабженная лишь бойницами. Тяжелая дубовая дверь была навешена на восточной продольной стороне. Дом был сложен из просмоленных бревен и оттого казался еще мрачнее. Внутри находилось все, что требовалось небольшому по численности гарнизону пограничного поста: провиант, одеяла, деревянные столы, расставленные вдоль стен скамьи и выложенный камнем очаг, в котором слабо мерцал огонь. Питт-разведчик расстегнул ремень и снял широкополую шляпу.

Трое драгун отправились сообщить о своем прибытии командиру гарнизона, расквартированного на пограничном посту, который и фортом-то назвать можно было только из вежливости. Питт тем временем подался к своим товарищам, кавалеристам-наемникам, служившим на фронтире за жалованье и обыкновенно именовавшимся вольными всадниками. Один из них тотчас же узнал его и громко окликнул: «Питт с Изуродованным Носом! Вот это да! Как это тебя занесло к нам в глушь? Мы-то думали, ты прохлаждаешься в земле обетованной – на Миссури, в форте Рэндалл!»

Питт потопал ногами, чтобы согреться, сплюнул, шмыгая обезображенным носом, отер тыльной стороной ладони ноздри и опустился на скамью, стоящую вдоль левой поперечной стены дома.

– А где у тебя бренди, Билл, старина?

Ответом ему стал взрыв язвительного смеха.

– Что? Даже бренди нет? Я заплачу!

Питт не был пьяницей, но, когда дело доходило до бренди, частенько швырял деньгами, чтобы произвести впечатление на приятелей. Он извлек монету из одного из своих многочисленных карманов.

– Деньги можешь оставить при себе! Они нам тут ни к чему. Мы давным-давно осушили все до последней капли. Да и зачем нам бренди! Нам патроны подавай, патроны, дружище!

Питт забарабанил пальцами по столешнице. Он смертельно устал, промерз до костей и до этой минуты предвкушал, как согреется бренди.

– Дай по крайней мере чего-нибудь поесть, Билл Петушиный Боец!

Тот подтолкнул Питту консервную банку.

– …Это все?

– Все!

– Да я смотрю, вы тут не живете, а прозябаете!

– Пришлите нам уже пополнение, этак полсотни человек, вот тогда все переменится, и мы этих проклятых индейцев прогоним к чертям собачьим!

– Индейцев? Так вы с индейцами не можете справиться? – Питт выудил ножом из банки кусок солонины, жадно, но без удовольствия, проглотил и принялся критиковать товарищей дальше:

– Что вы за тряпки! Спрячьтесь лучше за бабушкиными юбками! Не могут справиться с индейцами! Мы пять дней скакали и ни одного не увидели!

– Но это не значит, что они не увидели вас.

– И сразу убрались! Стоит только где-нибудь показаться вольному всаднику из форта Рэндалл, и краснокожих как ветром сдует!

– Питт Безносый, дружище, разглагольствуй на манер полковника Джекмана сколько хочешь! Но я тебе одно скажу: нам бы парочку толковых и храбрых ребят да побольше патронов! А не то весной, с началом ледохода, нам придется уйти.

– Судя по вашему виду, так оно все и будет! В точности! Но мы вам поможем…

– Ждем не дождемся! Но одним хвастовством нам точно не поможешь.

– …так поможем, что у вас голова кругом пойдет. Мне поручено передать письмо вашему майору. Пусть хорошенько запомнит его содержание, хоть наизусть выучит.

– Так, значит, это тебе поручено передать письмо?

– Кому же, как не мне, я ведь скаут, вот все и подумали, что в нагрудном кармане моей куртки из лосиной кожи курьерское послание будет схоронено надежнее не придумаешь.

– Ага! Выходит, краснокожих все-таки немного побаиваются.

– Это не краснокожих побаиваются, это уважают бывалых бойцов с фронтира вроде меня. Так где мне найти майора Смита?

– Вон там, в комендатуре.

Питт поднялся с лавки. В дверях появился старший по званию драгун и, махнув рукой, велел Питту следовать за ним. Майор хотел немедля получить послание и принять рапорт.

Пока Питт с драгуном шли по двору к простому рубленому дому с возвышавшейся над ним сторожевой башней, снежные вихри пополам с песком снова принялись подталкивать их в спину и запорашивать глаза. Им пришлось крепко схватиться за ручку двери, чтобы, когда они будут отворять или захлопывать ее, порывом ветра ее не сорвало с петель.

В скудно обставленном кабинете, за дубовым столом, при свете лампы сидел майор в полном одиночестве. Он был занят работой и оторвался от дел, подняв глаза на вошедших. Питт был поражен. Майор явно еще не достиг преклонных лет, но уже совершенно поседел. Разведчик достал из кармана своей кожаной куртки послание, передать которое входило в его курьерские обязанности.

Майор Смит внимательно прочитал письмо и велел курьеру явиться к нему на следующее утро, чтобы немедленно отправиться с ответным посланием в форт Рэндалл.

Перспектива уже с рассветом двинуться в обратный путь опечалила Питта. Больше всего ему хотелось выйти из майорского кабинета с громкой бранью, и он повернулся было к двери, как вдруг майор, бросив на него взгляд одновременно удивленный и повелительный, приказал ему остаться.

Комендант перечитал полученное послание еще и еще раз. Затем он велел драгуну привести лейтенанта Уорнера и командира вольных всадников Адамса.

Через несколько минут драгун вернулся в сопровождении лейтенанта и вольного всадника. Питт не без интереса оглядел только последнего. Это был еще совсем молодой человек, среднего роста, коренастый. Судя по его широким, загрубевшим, мозолистым рукам, его можно было принять скорее не за стрелка, а за простого фермера. От копны белокурых волос и светлых глаз его загорелое лицо казалось смуглее, чем было на самом деле. Питт не мог решить, точно ли этого командира вольных всадников можно признать полноправным покорителем Дикого Запада.

Майор не встал из-за стола, но приосанился и устремил взгляд на лейтенанта.

– Лейтенант Уорнер! Адам Адамсон! В послании, которое мне только что вручили, содержатся несколько важных новых директив, с которыми надобно тотчас же ознакомить как наши регулярные части, так и вольных всадников. Вольные всадники пусть передают эту весть из уст в уста, так среди этих приграничных рубак сведения распространятся быстрее. Вам понятно, Адамс?

– Да.

Когда майор упомянул о нравах вольных всадников, Питт, не скрываясь, ухмыльнулся. Уж он-то мог бы куда подробнее и точнее поведать офицеру, что представляют собой его товарищи.

– Положение в корне изменилось, – объявил далее майор. – Наши вооруженные экспедиции подтвердили, что месторождения золота, обнаруженные два года тому назад на севере Черных холмов, нуждаются в промышленной разработке и могут принести большую прибыль. Поэтому уже принято решение проложить к центрам будущей золотодобычи железные дороги, боковые ветки главной железной дороги «Юнион-Пасифик», связывающей все крупные города. Это означает… Ну, что же это означает применительно к нашим военным задачам?

– Жалко, – проворчал Питт.

– Что вы сказали?

– Я только подумал, – пояснил бывший ковбой, а ныне скаут и курьер, – жалко, что золото теперь будут добывать на промышленных рудниках. Так маленькому человеку больше ничего не достанется.

– Замечание не имеет отношения к делу, поэтому можете оставить его при себе. Лейтенант Уорнер, что вы скажете?

– Это значит, что на нас возложена задача изгнать из указанных местностей мятежных дакота.

Именно такой ответ и желал услышать майор.

– Правильно. Гражданская война окончилась десять лет тому назад. Наши штаты расширили свои границы, их мощь возросла, но тысячи иммигрантов сейчас устремились к нам, а наша армия готова выполнять новые задачи. Предстоит освоение Дикого Запада. Отныне мы не будем драться с краснокожими столь недостойным образом, как это было при строительстве «Юнион-Пасифик», а в прошедшие два года – здесь, на Найобрэре. Дакота немедленно вышлют в устроенные для них резервации. Чинимым ими убийствам и поджогам положат конец. Их цивилизуют. Они наконец научатся работать.

Поначалу все четверо выслушали речь майора молча. Они ожидали, что в конце тот даст им какие-то практические указания. Когда пауза слишком затянулась, командир вольных всадников Адамс опять взял слово:

– Дакота обязаны явиться на отведенные им территории, которые не имеют права покидать, к тридцать первому января сего, тысяча восемьсот семьдесят шестого года. Но как индейцы, да еще с женщинами и детьми, посреди зимы успеют добраться туда в срок, даже если захотят? У них же нет ни железных, ни шоссейных дорог! Неужели нам не стоило дать им время и потерпеть?

Питт презрительно присвистнул, глумясь над таким проявлением сострадания.

Майор нахмурился:

– Адамс, мне по нраву свободные речи свободного человека, но сейчас ваши шутки выглядят неуместно. Правительство уведомило верховных вождей дакота о том, что они должны привести свое племя в резервации, а так как переселение отдельных групп слишком затягивается, мы поторопим их силой оружия. Нам поручено оттеснить в резервацию маленькие племенные группы в верховьях Платта и на Найобрэре. Таким образом, перед нашим здешним гарнизоном поставлена второстепенная задача, и, если индейцы окажут сопротивление, у нас здесь развернется второстепенный театр военных действий. А решит все битва, которая разыграется севернее, в Черных холмах. Но это не означает, что мы имеем право на отступление или промедление. Мы обязаны действовать.

Молодой Адамс сжал губы. Питт перестал насвистывать, заметив, что майор понял, кто именно нарушает столь неподобающим и непочтительным звуком всю серьезность этого момента.

– Есть еще вопросы? – осведомился он, однако уже исключительно для проформы. На самом-то деле майор хотел завершить обсуждение.

– Еще вопрос, – преодолев робость, произнес Адамс.

– Да, пожалуйста, – раздраженно бросил майор Смит.

– Всего несколько лет тому назад дакота заключили с нашим правительством договоры, согласно которым им «навеки» принадлежат охотничьи угодья от Черных холмов на юге до северного течения Миссури. Чего же тогда стоят наши клятвы?

Майор покраснел.

– Нас это не касается! – объявил он достаточно резко, чтобы сохранить лицо перед лейтенантом Уорнером и заставить замолчать собственную неспокойную совесть. – Дакота должны уйти в отведенные им резервации, а если откажутся, мы их расстреляем.

– А в какую резервацию надо отвести племенные группы, живущие на юге? – спросил Адамс.

Майор не осознал, что и этот вопрос Адамс задает не без задней мысли. Ему показалось, что он свидетельствует только о подобающем солдату интересе к деталям военной операции.

– Вот! – Комендант развернул лежавшую на столе сложенную карту и подвинул ее поближе к лейтенанту и Адамсу. – Вот, посмотрите на области, обведенные черными линиями. Дакота отступают туда, сдают оружие и учатся пахать землю и выращивать скот.

Питт нисколько не стремился посмотреть карту, так как все равно не умел читать условные знаки. Драгун совершенно равнодушно держался на заднем плане; помня о своей простой униформе, он полагал, что ему не стоит вмешиваться в подобные совещания с комендантом, высказывая хотя бы одну мысль.

– Территория резервации непосредственно к юго-востоку от Черных холмов – совсем рядом с нашим фортом, – пояснил далее Смит. – Туда мы загоним племенные группы с верховьев Платта и с Найобрэры. Ясно?

– Понимаю, – ответил Уорнер, на сей раз очень кратко. – Нам дадут подкрепление?

– Именно об этом я хочу ходатайствовать в обоих своих письмах, которые Питт завтра повезет в форт Рэндалл и в Янктон лично полковнику Джекману. Думаю, надо дать Питту сопровождающих, троих испытанных бойцов с фронтира, которые обеспечат ему надежную защиту, а в форте Рэндалл и в Янктоне на словах подтвердят нашу просьбу. Кого из своих людей ты можешь предложить, Адамс? Кто хорошо знает прерию, на кого можно положиться и кто отважится подать рапорт ясно и недвусмысленно?

– С вашего позволения, я поеду сам.

– Нет, ты нам нужен здесь. Не послать ли Джорджа?

– Уехал в разведку и до сих пор не вернулся.

– И давно он должен был возвратиться?

– Пять часов тому назад.

– Вы его искали?

– Во время пурги и песчаной бури это пустое. Если отправимся на поиски, это кончится только тем, что еще одного из нас подстрелят.

– Как это «подстрелят»? Откуда ты знаешь, что Джорджа подстрелили?

– Мне так кажется.

– А ты поменьше строй предположения, Адамс. Выходит, завтра утром на Джорджа мы рассчитывать не сможем. Кстати, а почему ты вообще посылаешь одного солдата? Разве я не дал приказ отправлять в разведку только по двое и по трое?

– Он должен был уехать на разведку вдвоем с Дейвом, но вы же знаете, майор, Дейв пошел за водой, упал в реку и больше не выплыл.

Питт напряженно вслушивался. Выражение его лица изменилось; он выпучил глаза, приоткрыл рот, опустив уголки губ, и вместе с изуродованным носом это придало ему сходство с недоверчивым бульдогом.

– Вы так до сих пор и не выяснили, куда унесло этого пьяного бездельника? – продолжал выспрашивать майор.

– Он не был пьян, майор, бренди-то у нас кончилось. Наверняка кто-то увлек его на дно.

– Может быть, рак? Или индеец? Адамс, вы все скоро начнете видеть призраков! – Сам того не замечая, майор заговорил более доверительным тоном. – Если не умеете зачерпывать воду из реки, то вам хватит и насоса во дворе. Ты что, не мог послать кого-нибудь с Джорджем?

– Нас тут всего-то горстка, и все куда-нибудь назначены, кто в дозор, кто в наряд.

– Понятно, что нам срочно нужно пополнение. Но пока тебе придется дать двоих-троих людей, чтобы сопровождали Питта по дороге обратно. Зато мы оставим себе этих троих драгун.

Казалось, лейтенант Уорнер очень доволен этим решением. Однако Адамс возразил:

– Такая замена никуда не годится, майор. Но если иначе не выходит, пошлем Билла Петушиного Бойца и Коротышку Джозефа.

– Согласен! – воскликнул Питт, хлопнув Адамса по плечу. – Я знаю обоих. Ребята что надо.

– Подозрительные личности, сброд с фронтира! – возразил майор. – В качестве конвоя сгодятся, в пути защитят, но в форте Рэндалл и в Янктоне они нас представят плохо. Может быть, предложишь кого-нибудь поприличнее?

– Ну если уж непременно хотите, возьмем Тома без Шляпы и Сапог.

«Надо же, по его мнению, это приличный человек», – подумал Питт, но вслух ничего не сказал, ведь он от природы был наделен неким талантом догадываться, как далеко может зайти, не навлекая на себя неприятностей.

– Странное прозвище. Вот уже несколько лет Том все-таки вроде бы одевается как положено. Он произвел на меня не худшее впечатление. Возьмем и его в охрану Питта.

Майор хотел на этом закончить обсуждение.

– И всем троим поехать вместе с Питтом? – еще раз переспросил Адамс.

– Всем троим. Это же задача первостепенной важности.

– Первостепенной важности! – как эхо, повторил лейтенант Уорнер.

– Что же, если надо, выполним.

Адамс смирился, впрочем заметно и несколько пренебрежительно пожав плечами.

Майор сказал, что все четверо свободны.

Питт распахнул дверь. Ветер ворвался в комнату, неся с собой песок. Питт вместе с драгуном поспешили перейти двор и снова укрыться в старом блокгаузе. Уорнер и Адамс двинулись за ними более медленным и размеренным шагом. Выходя последним, Адамс закрыл за собой дверь. Под облачным небом, в вихрях снега и песка, царила непроглядная ночь.

Внезапно лейтенант упал на колени. Адамс решил, что он оступился, бросился к нему и подхватил под руку, чтобы помочь подняться. Но Уорнер бессильно осел наземь. Молодой вольный всадник испугался, снова распахнул дверь и втащил бесчувственного лейтенанта в помещение комендатуры.

Майор Смит вскочил. Он быстро захлопнул дверь и схватил со стола лампу, чтобы осветить лежащего на полу лейтенанта. Отблеск света упал на его лицо. Глаза у него закатились. Когда молодой вольный всадник стал осматривать безжизненное тело лейтенанта, оказалось, что мундир его пронзен насквозь; кровь уже просачивалась через сукно. Удар кинжалом убил лейтенанта на месте. Адамс опустился на колени рядом с мертвым и закрыл ему глаза. Дома, на ферме, мать воспитала его в уважении к человеку и в строгих моральных правилах.

Стоя над убитым, майор и его молодой подчиненный какое-то мгновение молча глядели друг на друга. Потом Адамс, не дожидаясь приказа, распахнул межкомнатную дверь и по лестнице, ведущей на сторожевую башню, бросился через две-три ступеньки наверх, к наблюдательному пункту. Он хотел осмотреть сверху окрестности и приказать караульному Майку поднять тревогу.

Однако наверху Майк уже не стоял на часах. Тело его лежало на земле. Стрела пронзила его затылок, острие вышло через горло. Укрывшись за парапетом, Адамс закричал, изо всех сил стараясь перекрыть рев бури: «Индейцы в форте!»

Он снова сбежал вниз по лестнице, чтобы получить дальнейшие приказы от майора.

– Обыскать двор и здания!

Адамс кинулся к старому блокгаузу и поднял тревогу.

В непроницаемой тьме, под натиском ночной песчаной бури все солдаты без исключения предпочли бы остаться под защитой бревенчатых стен. Питт и Билл Петушиный Боец тотчас же сами назначили себя охранниками. Патроны и провиант нельзя было бросать без присмотра.

Остальные солдаты, следуя строгому приказу, неохотно высыпали во двор. Адамс присоединился к ним. Столпившись возле комендатуры, гарнизонное воинство перекрикивалось. Узнать друг друга можно было только по голосу или нащупав мундир либо кожаную куртку товарища. Во многих местах раздавалась беспорядочная стрельба. Всем было не по себе, в том числе самому Адамсу и коменданту. Обыскивая форт, солдаты успокаивали себя только тем, что их, мол, немало и напасть на них индейцы не отважатся. Прочесали каждый квадратный метр двора, перерыли сверху донизу все постройки. Все это делалось под непрерывный вой бури, среди песчаных вихрей. В форте воцарилась зловещая атмосфера, усугубляемая беспокойством и суматохой, и потому военные не могли правильно оценить положение и наблюдать за происходящим.

Однако затем все стихло. В гарнизоне не обнаружили ни одного индейца, ни один солдат не погиб от рук врага, ни одна горящая стрела не упала на крыши.

Наконец гарнизон собрался. Все принялись браниться, сначала вполголоса, потом уже не стесняясь. В качестве замены застреленному часовому Адамс послал на башню служившего в форте разведчика-индейца, который сдал свой пост как раз перед нападением и спал во время вражеского налета. У каждой бойницы по периметру частокола поставили дозорного.

На первый взгляд, в форте снова наступило спокойствие.

Тела обоих убитых, Уорнера и Майка, положили в большом доме, обернув одеялами. Адамс взял себе стрелу, которой был убит часовой на башне. В дальнем углу на длинной лавке сидели Билл Петушиный Боец и Коротышка Джозеф вместе с Питтом. Адамс подошел к ним.

– Все трое как на подбор! – сказал он, стараясь задушить в себе все теплые дружеские чувства. – Можете не разлучаться. Завтра утром поедете в форт Рэндалл с письмами майора.

– Кто, мы? – В этот вечер Билл Петушиный Боец и без всякого бренди говорил хрипло. – Чего это старику взбрело в голову нас послать? Ты же мне об этом ни словечком не обмолвился, Питт!

– Поручить такое можно только опытным бойцам, знающим фронтир как свои пять пальцев, – отвечал за Питта Адамс. – Солдатам, которые не побоятся доложить по всей форме даже в форте Рэндалл. Нам нужно подкрепление, вы же сами понимаете.

– Сейчас это и мне ясно, – проворчал Питт, покусывая верхнюю губу. – У вас тут точно не форт, а никуда не годное стойло. Но до сих пор не возьму в толк, как же это случилось.

– Как? Да проще простого, – сухо и раздраженно принялся объяснять Адамс. – Сначала они застрелили из лука часового на башне. Если хотите, убили подло, исподтишка, но таковы уж они, охотники на бизонов и снайперы из числа краснокожих! Вот, взгляните на древко стрелы! Какие на нем насечки?

Билл взял стрелу и повертел в руках.

– Так делают дакота, а точнее тетоны, что входят в племя дакота, а еще точнее оглала, что входят в племя тетонов, а точнее Медвежье племя, что входит в племя оглала, а еще точнее отряд Красных Оленей, что входит в Медвежье племя. Мне ли не знать эту компанию! Она мне больше десяти лет знакома[1].

– Когда застрелили часового на башне, двое или трое индейцев, наверное, перелезли через ворота, а если их было больше и они могли помочь друг другу, то и через палисад.

– Надо же! – возбужденно вставил Питт. – Чего только у вас тут не бывает!

– А что ты хочешь? Дакота чаще всего ростом под два метра и ловкие и проворные, как кошки! Если индейцу не помешать, через ворота запросто переберется! Как бы там ни было, краснокожий проник во двор и затаился, подстерегая жертву. Заколол лейтенанта Уорнера, хотя я шел всего в каких-нибудь четырех шагах за ним. Наверное, индеец нанес ему удар сбоку. А потом исчез, возможно ускользнул тем же путем, как и проник.

– Мог и меня пырнуть ножом, – задумчиво произнес Питт, – если бы меня снова не уберег отцовский амулет.

– Хорошо, когда тебя ни во что не ставят, это от всех бед спасет, – насмешливо добавил Билл.

– Песчаная буря длится целый день и целую ночь, а у нас трое убитых, – подсчитал Коротышка Джозеф, бросив злобный и раздраженный взгляд на Адамса. – Не надо было нам здесь окапываться. Индейцы всегда знают, где нас найти, а сами летают вокруг нас, как москиты, их не поймать.

– Трое убитых! – с озадаченным видом повторил Адамс.

– Ты забыл еще Джорджа! Прибавь и его!

– Может быть, его задержала буря.

– Адамс, не убеждай нас в том, во что сам не веришь!

– Так вот, значит, как они тут с вами обходятся, вшивые краснокожие! – протянул себе под нос Питт. – А вот нас за все время пути ни разу не потревожили. Даже как-то не по себе было.

– Да как же иначе! Все как полагается, – съязвил Коротышка Джозеф. – Индеец оказывает почтение господам из форта Рэндалл!

В глотках у солдат пересохло, настроение ими владело мрачное, и спали они беспокойно. Буря по-прежнему сотрясала стены домов и палисад. Адамс, завернувшись в одеяло, лежал рядом с Томом без Шляпы и Сапог. Том был уже далеко не мальчик. Борода у него поседела. Он то и дело ворочался во сне.

– Слушай, Адамс! – принялся он спустя час донимать своего молодого белокурого соседа.

– Ну что тебе?

– А я непременно должен ехать с вами завтра в форт Рэндалл?

– Старик приказал.

– Если мы и правда получим пополнение, то тогда еще куда ни шло! Уж я тогда сам примусь расписывать командованию, как нам нужны люди!

– Примешься-примешься, а пока помолчи!

К утру ветер стих. Тучи рассеялись, над заснеженной, засыпанной песком, замерзшей прерией воздвигся купол голубого неба.

– Нечего сказать, хорошая погодка для начала весны! – заметил Питт. Хотя ему позволили вернуться в землю обетованную, на Миссури, он был настроен говорить колкости.

Отворили ворота, и курьерский отряд из четверых всадников выехал из форта с посланиями майора. Они перешли вброд Найобрэру и повернули на северо-восток.

Джордж так и не вернулся. Все думали об этом, но никто не говорил вслух.

Всадники быстро пустили коней. Лошадям удобно было бежать галопом по земле, поросшей низкой травой. Стук копыт, столь привычный любому всаднику в прериях, глухо отдавался от промерзшей почвы. Высоко в небе парили ястребы. Напоминающая степь прерия, пустынная и глухая, широко раскинулась в утреннем свете. Поблизости нельзя было заметить ни дичи, ни всадников, ни следов. Проскакав примерно час, Питт и его провожатые остановились и с холма оглядели окрестности.

Билл Петушиный Боец показал на гребень соседней возвышенности: «Как вы думаете, уж не лежит ли там что-то?»

Не дожидаясь ответа, он сам ловко соскользнул с коня, проворно и быстро спустился с холма и взбежал на соседний. Там он обнаружил то, что смутно различил прежде. На траве, лицом вниз, был распростерт человек. Его кожаная куртка была проколота на спине и пропиталась кровью. Шляпа валялась рядом с убитым. Скальп был снят с темени. На куртке побежденного победитель вырезал ножом знак – четырехугольник.

Билл бросил убитого товарища. Он что есть мочи кинулся к троим своим спутникам, торопясь вскочить на коня, и, не говоря ни слова, рукой начертил в воздухе квадрат.

– Опять! – потрясенно воскликнул Джозеф.

– Да, опять, – проворчал Билл.

Он сам встревожился и еще более разозлился оттого, что его товарищ не скрывал страха.

– Что означает этот четырехугольник? – спросил Питт.

Он был здесь новичком и еще плохо знал местность и обычаи друзей и врагов.

– Знак, – пробормотал Джозеф. – Наверняка его знак.

– Да чей? – не отставал Питт.

– Заткнись! – оборвал его Билл. – Не хочу произносить вслух это имя. Когда прикончили его отца, я был среди убийц, и, может быть, он меня запомнил!

– Это он о Харри, – обрушился на Питта Коротышка Джозеф, – о Харри, о краснокожем подлеце, головорезе, вероломном убийце!

Питт и его охрана вскочили на коней, погнали их галопом, и со стороны их скачка походила на паническое бегство. Пока не время и не место было пускаться в долгие разговоры.

Однако потом, около полудня, когда четверо устроили привал и принялись жевать свои припасы, не разводя костра, Питт снова взялся за свое:

– А что это за Харри, которого ты назвал краснокожим подлецом? Метис?

– Чистокровный дакота! Ты таких, как он, поди, редко встречал у себя в форте Рэндалл, в земле обетованной, у вас ведь там тишь да гладь.

– Да ладно, я и в других краях бывал, да и в Рэндалле кого только не встретишь, там тоже всякий сброд ошивается. Выходит, Харри решил во что бы то ни стало вас убить?

– У него не только это на уме. Сам видишь: что он задумал, то выполняет мастерски!

– Проклятая свинья, подлец и предатель! – все-таки вмешался в разговор Билл, который поначалу не хотел говорить на эту тему. – Сперва служил разведчиком на строительстве «Юнион-Пасифик», потом обретался в Черных холмах, там коварно, исподтишка, убивал золотоискателей, а сейчас вернулся в свое племя и портит нам жизнь! Его собратья-дакота величают его Токей Ито. Этот преступник – тертый калач, он огонь, воду и медные трубы прошел. Наш майор не хочет в этом признаваться, но вот что я вам скажу: этот Харри Токей Ито командует своей горсткой людей куда лучше, чем майор – нами! Вот потому-то мы и терпим поражение!

– Ах вот оно что. – Питт затянулся погасшей трубкой. – Выходит, вам нужно не только пополнение, но еще и более молодой и энергичный офицер!

– Отстань от нас со своими молодыми офицерами. Ты же видел, что случилось с Уорнером! Его прикончили! Нет, лейтенанты нам ни к чему. Нам нужны люди, которые умеют ходить в разведку и стрелять. Мы должны превосходить их числом! Тогда хоть чего-то добьемся. Численное превосходство перевесит любую глупость.

– А Харри мы должны поймать! – добавил Коротышка Джозеф. – То-то я порадуюсь, если заживо сдеру с него кожу!

– Можешь и дальше об этом мечтать. Живым ты его никогда не возьмешь! – раздраженно съязвил Билл. – Куда тебе! Ни разу не видел, чтобы улитка поймала кузнечика!

Четверо всадников, отдохнув, снова собрались в путь. Они поскакали дальше на северо-восток, то рысью, то галопом. Погода им благоприятствовала. Если они и поеживались от холода этих последних февральских дней, буря, снег и песок все-таки их пощадили. Дичь почти им не попадалась. Следов индейцев не было заметно. Казалось, прерии еще не открыты человеком. Вокруг царила тишина. Когда ночь и второй день пути тоже прошли без приключений, всадники свыклись с мыслью, что им больше не грозит опасность, и утратили бдительность посреди этого безмолвного, пустынного простора. Если бы кто-нибудь захотел проследить за ними, то легко мог бы это сделать.

В последнюю ночь отряд проспал совсем мало. Он переправился через два почти пересохших ручья и поскакал так стремительно, что с рассветом достиг форта Рэндалл и реки Миссури. Теперь им встречались многочисленные следы, до них доносились самые разные звуки, и они вновь ощутили себя частью будничной, издавна знакомой жизни. По берегам великой реки трава на лугах пробивалась из-под тающего снега более густая и сочная, чем в песчаных степях. Громкие крики и шум множества голосов долетали до Питта и его спутников и из самого форта Рэндалл, и из расположенного поблизости укрепленного военного лагеря. Кони сами собой, без понуканий, пошли быстрее.

Несмотря на зимнее время и настоящую февральскую стужу, под стенами форта был разбит весьма многочисленный лагерь. В нем можно было увидеть белых – охотников, трапперов, бродяг, торговцев, но бóльшую часть его населения составляли индейцы, явившиеся сюда с вигвамами, женщинами и детьми и, по-видимому, устроившиеся надолго, чтобы продать добытую за зиму пушнину, а это требовало немалого времени. Большинство индейцев с первого же взгляда производили впечатление людей, которые восприняли самые поверхностные и скверные черты цивилизации. Они носили пестрые косынки, дрянные хлопковые рубахи, набрасывали на плечи дешевые шерстяные одеяла и смотрели на мир мутными, осоловелыми глазами. Уже в этот ранний час некоторые, казалось, успели напиться. Четверо всадников, расталкивая толпу, поскакали к форту. Кто не хотел попасть под копыта, поспешно убирался с дороги.

Сам форт, к которому прибыл отряд, оказался, как можно было судить уже по его внешнему виду, куда более обширным, просторным и хорошо укрепленным, чем пограничный пост на Найобрэре. В отличие от дикой, глухой местности, где правили ружья, стрелы и ножи дакота, здесь уже не чувствовалась атмосфера постоянной опасности. В каждом движении обитателей форта ощущалась уверенность, свойственная людям, которые осознают, что им ничто не угрожает. Отряд подскакал к воротам. Часовой лично знал Питта с Изуродованным Носом и тотчас же пропустил отряд нарочных внутрь. В стенах форта прибывшие восхитились орудиями, приведенными в боевую готовность. Нарочные сообщили о своем прибытии в караульне и приготовились ждать, ведь прискакали они рано утром. Однако на удивление скоро им было приказано явиться к некоему лейтенанту Роучу, и уже через несколько минут они стояли в жарко натопленной, уютно обставленной комнате, самый вид которой был им непривычен.

Молодой лейтенант сидел за письменным столом на стуле с подлокотниками. Он принял из рук Питта послание, адресованное коменданту форта Рэндалл, и, следуя приказу, без промедления его вскрыл. Пока лейтенант читал письмо, Питт успел хорошенько его рассмотреть. Почему-то с этим лейтенантом Роучем изуродованный Питт скорее ощущал некоторое родство, чем с неискушенным в житейских делах, исполнительным и усердным майором Смитом. Читая послание, лейтенант небрежно откинулся на спинку стула. Его мундир явно был сшит у частного портного и сидел безупречно. Волосы его были аккуратно разделены на пробор и напомажены, ногти – вычищены и ухожены. Что ж, значит, у этого лейтенанта есть слабости, которые хитрый маленький человек может использовать себе во благо.

Читая письмо майора, лейтенант скривил рот.

– Все ясно. – Он сложил послание. – Вам требуется подкрепление, патроны и дельный офицер. Где у вас второе письмо, адресованное полковнику Джекману в Янктон?

Питт послушно извлек из нагрудного кармана и это послание, на котором стояло сразу несколько печатей, и предъявил офицеру. Лейтенант взял его и покрутил в руках. Вскрыть это письмо он уже не решился.

– Вероятно, речь в нем идет о том же, – наконец заметил он. – Я все равно поеду в Янктон и лично передам послание полковнику Джекману. Что ж, хорошо! – заключил он. – Через несколько дней я буду обсуждать вашу просьбу с нашим комендантом и с самим полковником Джекманом и тогда поддержу вас.

Элегантный молодой офицер встал из-за стола, и ни Питт, ни его спутники из числа вольных всадников не ощутили потребности сказать хоть слово. Да и зачем? Вопреки ожиданиям, их миссия увенчалась успехом. Им тотчас же пообещали прислать подкрепление, о котором в форте на Найобрэре тщетно просили вот уже год. Чего еще хотеть нарочным? Их манили дни досуга и покоя, особенно после столь неожиданного, быстрого успеха. Питт, Билл, Джозеф и Том вышли от лейтенанта в наилучшем расположении духа. Денщик лейтенанта уже получил указание позаботиться о четверых посыльных.

– Господин лейтенант хочет к нам подольститься, – прошептал Том на ухо Биллу Петушиному Бойцу. – Не иначе как вознамерился выбить из седла нашего старого майора, честного служаку!

Но Билл, Питт и Джозеф нравственных сомнений Тома не разделяли.

– А нам-то какое дело? Главное, у нас на несколько дней есть еда, выпивка и табак. Роуч – наш человек.

– Даже если от него несет помадой. Пусть себе чудит.

Денщик лейтенанта оказался общительным, а гарнизонная жизнь, видимо, наскучила ему настолько, что он с готовностью занялся нарочными, прибывшими из глуши. Он набил их карманы папиросами и табаком, выдал им еды в изобилии, а бренди в умеренных количествах и наконец рассказал, как можно развлечься: именно в этот день за воротами форта должно было состояться соревнование по хоккею с мячом между командами индейцев из тех, что стояли там лагерем. Эта игра некогда зародилась среди индейских племен, живших в прериях, была очень любима, в особенности дакота, а играть в подобный хоккей индейские мальчики учились с самого детства. Комендант снизошел до того, чтобы назначить победителю денежный приз: так он надеялся разжечь дух соперничества среди «еще не до конца цивилизованных» индейцев и сделать для своего томимого скукой гарнизона желанное развлечение еще увлекательнее. В предвкушении хоккейного матча гонцов с Найобрэры вместе с их коллегой Питтом пока предоставили самим себе.

– А хорошенькое будет зрелище: толпы краснокожих в лохмотьях носятся туда-сюда по траве, – оценил перспективы игры Питт.

– А ставки мы сможем делать? – заинтересовался Коротышка Джозеф. – Если ставки не принимают, то я уж лучше пойду напьюсь.

Билл Петушиный Боец огляделся с вопросительным видом.

– Там, нет, вон там, – ты что, не видишь? Коротышка Джозеф, ты что, совсем ничего не видишь? Вон посмотри, двое с лотками, прямо в толпе! Вроде как принимают ставки!

Не сговариваясь, все четверо одновременно двинулись к стайке, собравшейся вокруг двоих рослых людей. Один из них, настоящий исполин, массивный, тучный, с жидкими волосами, уже принимал деньги от желающих сделать ставки. Однако внимание четверых нарочных привлек скорее не он, а другой взимающий ставки торговец, черноволосый, лет сорока: он громко рекламировал себя как надежную букмекерскую контору. Когда он открывал рот, становилось заметно, что он уже лишился всех зубов.

– Бен! – крикнул ему Билл Петушиный Боец. – Ах ты, беззубый, скользкий тип! Опять вышел на охоту?

– Как видишь, Ветеран Петушиных Боев. Хотите держать пари?

– Подскажи нам, Бен! – попытался Билл уговорить своего старого знакомца. – Дай наводящую подсказку! Какая команда победит?

– Откуда мне знать! Вам же делать ставки, не мне.

– Старый мошенник! – разозлился Билл. – Ты наверняка знаешь, на кого ставить, но нам не скажешь, чтобы барыш не потерять!

Все деньги, принесенные участниками пари в импровизированную букмекерскую контору, за вычетом процента в пользу устроителя состязаний выплачивались тем, кто поставил на победителя. Тем самым чем меньшее число участников поставило на победителя и чем больше было проигравших, тем выше по сравнению с изначальной ставкой оказывалась сумма, получаемая угадавшими.

– Подскажи нам! – попытался уже и Питт уговорить букмекера. – А мы за это передадим тебе привет из твоего любимого форта на Найобрэре, где ты так хорошо зарабатывал – всего-то каких-нибудь два годика тому назад!

– Форт до сих пор стоит, – добавил Том.

– Не мешало бы разок на него взглянуть! А нового трактирщика еще не пригласили?

– Какое там новый трактирщик, у нас и бренди-то пока нет!

– А, вот как, значит… Ну что ж, я выясню, как там обстоят дела. Ну а вы-то что? Будете делать ставки?

– А наводку дашь?

– Я и сам ничего не знаю!

Курьеры разозлились. Питт во время этого разговора внимательно обводил взглядом толпу.

– Идем! Вон там мой приятель, уж он-то будет получше этого беззубого мошенника!

Питт, за которым потянулись и его спутники, направился к маленькому человечку, закутанному в ярко расшитое покрывало. Тот, кажется, уже успел заметить Питта, и его живые черные глаза засияли при виде друга.

– Питт, мон ами, друг мой, обнимемся, дорогой!

– Луи Канадец! – представил его Питт своим спутникам. – Луи, у нас к тебе дело! – без отлагательств заявил он. – Принимаются ставки на победителя. Мы все бедняки, денег у нас в обрез, выигрыш нам еще как нужен. Подскажи, на кого ставить!

– Ставить? Вы хотите узнать, на кого ставить? Вам нужен совет? Дельный совет?

– Самый что ни на есть дельный, приятель! Давай сложимся и вместе поставим на победителя!

– Сложимся? О, Питт, дорогой мой, ты ручаешься за своих друзей?

– Конечно!

– Выходит, я вам подсказать, на кого ставить, – с восторгом согласился Канадец, говоривший на ломаном английском. – Пойдем, друзья мои! Я приведу вас к тому, кто точно знать, чем кончится игра! К капитану синих!

Маленькая компания снова отправилась в путь. Весь лагерь, разбитый у ворот форта, уже проснулся, и гонцы с Найобрэры вместе с Канадцем пробивались сквозь густую толпу.

Устроители состязания как раз вымеряли поле для игры. Друг против друга установили два вигвама, призванных изображать хоккейные ворота. У этих ворот уже собирались соперничающие команды. Резвый маленький канадец повел своих спутников к вигваму, поставленному с северной стороны. Среди игроков-индейцев, толпившихся у ворот и уже сжимавших в руках клюшки, выделялся огромного роста негр. Оживленно жестикулируя, он инструктировал свою индейскую команду.

– Эй, Бобби! – окликнул его Канадец. – Бобби!

Негр перевел взгляд на Луи и его спутников.

Том без Шляпы и Сапог, пораженный, широко открыл глаза.

– Кого я вижу!.. Это же… Это же…

Когда африканец услышал восклицание Тома, на его живом и смышленом лице на долю секунды промелькнуло странное выражение, словно он неприятно удивлен или даже глубоко напуган. Однако оно исчезло столь быстро, что четверо добровольцев, включая самого Тома, ничего не заметили.

Быстро овладев собой, негр протиснулся сквозь обступивших его игроков. Одним прыжком перемахнув через нескольких замешкавшихся зевак, которые оказались у него на пути, он подбежал к Тому, обнял бородача своими сильными руками и прижал к груди.

– И правда, Том без Шляпы и Сапог! Как же я рад тебя видеть! Том приехал! Том без Шляпы и Сапог! Том приехал в шляпе и в сапогах!

Бурно приветствуя Тома, негр так стиснул его в объятиях, что у того перехватило дух.

– Чапа Курчавые Волосы, – прохрипел он, – Чапа Курчавые Волосы! Только не раздави меня! Откуда ты взялся? Ты больше не…

Негр снова и снова целовал потрясенного, полузадушенного приятеля.

– Том, вот мы и встретились! Том обзавелся шляпой! Том обзавелся сапогами!

– А как же, а как же! – Том попытался вырваться из слишком тесных объятий своего порывистого друга. – А сейчас просто скажи мне…

– Том приехал! Том приехал!

– Да образумься наконец, Чапа Курчавые Волосы! – вскрикнул Том. – Ты меня сейчас задушишь!

Негр отпустил Тома и принялся дружелюбно разглядывать старого приграничного бойца.

– Том приехал!

Том поправил шляпу, перевел дух и спросил:

– Неужели это ты, Чапа Курчавые Волосы? Как ты сюда попал? Я-то думал, ты живешь в Медвежьем племени.

При этих словах Питт встрепенулся.

– Что-что ты сказал? Он – один из сыновей Медвежьего племени?

– В Медвежьем племени мы и познакомились, – совершенно невозмутимо пояснил Том. – Я как раз был тогда в плену у печально известного племени дакота-тетон-оглала.

– А сейчас? – по-прежнему недоверчивым тоном осведомился Питт.

– Том! Том! – снова и снова восклицал негр-атлет с дружелюбным видом. – Том, я больше не есть Медвежий Сын! Бобби никогда больше не быть Медвежий Сын! Нет, нет, нет!

– Почему же нет? – спросил Питт, все еще с сомнением в голосе.

– Бледнолицый незнакомец с коротким носом мне не верит? Но Том мне верить! Что видел Том в моем вигваме, когда быть у нас? Семь женщин! Семь женщин и бедного Бобби в придачу! Бобби спасся бегством!

Питт и его друзья рассмеялись.

– Все так, – подтвердил Том. – В этой пресловутой банде вдов и сирот хоть пруд пруди. Слишком много мужчин погибло и на войне, которой конца не видать, и на охоте, а голодных ртов по вигвамам не убавилось. Когда меня взяли в плен, мне тоже пришлось жениться на одной такой вдове. Но скоро я от нее сбежал! А ты, выходит, вырвался от своих семи бабушек, тетушек и племянниц, Курчавые Волосы. Мои поздравления! Значит, ты уже не Хитрый Чапа, а наш Бобби!

И они вновь бросились друг к другу в объятия.

– Может быть, перейдем наконец к делу, – потеряв терпение, вмешался Питт, который не забывал о ставках на матч. – Бобби, послушай, ты же капитан хоккейной команды, капитан синих?

– Все так, все так!

– И чего нам ждать? Твоя команда выиграет?

– Мне это устроить?

– Как это? Вы что, играете нечестно?

– Честно-честно, клянусь!

– А ты знаешь, как играют красные? Кто у них капитан? Он тебе знаком?

– Вон он стоит! Такой рослый, сильный индеец. Понка!

Все взгляды обратились к индейцу, стоявшему у противоположных импровизированных ворот. Он был высок ростом, строен и облачен в одеяния, сшитые из пестрой хлопчатобумажной ткани, впрочем небезвкусные. Его длинные, иссиня-черные волосы были заплетены в косы. Худощавое лицо расписано красками, нанесенными столь густым слоем, что его истинные черты уже нельзя было рассмотреть. За поясом у него виднелась рукоять револьвера. Другого оружия при нем как будто не было. В руке он держал палку, долженствующую заменять хоккейную клюшку. Тут же стояла его команда, состоящая из индейцев.

– Ну, что ты о нем скажешь? – не отставал Питт от негра.

– Не знаю, друзья мои, как будет играть Джек-понка. Если ему захочется играть хорошо, я буду побежден. Если ему вздумается играть плохо, я забью мяч в его ворота.

– Что значит «захочется», «вздумается»! Нам что, теперь еще ставить на капризы какого-то индейца?! Неужели никто не может приказать этому парню, как сыграть?

Атлет Бобби пожал плечами, подняв их чуть не до ушей:

– Никто не может ему приказывать! Джек-понка делает что хочет. Мне попросить у него наводящий совет?

– Должны же вы, капитаны, как-нибудь договориться! – предложил Билл. – А выигрыш потом разделим!

Негр покачал головой, показав в улыбке жемчужные зубы:

– Индейцы всегда такие упрямые! Но вы мои друзья! Я попробую поговорить с понка!

И потому вся компания, увеличившаяся уже до шести человек, отправилась вдоль края поля к команде противника.

Понка смотрел на приближающегося соперника и его спутников. Он слегка покачивал палкой, которую держал в руке. Иссиня-черная краска скрывала истинное выражение его лица. Однако в жесте его руки, поигрывающей клюшкой, в его осанке, во всем облике индейца, горделиво глядящего на противников вполоборота, читались подчеркнутая надменность и полупрезрительная снисходительность.

– Джек! – окликнул индейца Чапа Курчавые Волосы. – Вот пятеро почтенных джентльменов, они просят уделить им внимание! Они хотят поставить на одного из нас. Выиграть немного денег, немного повеселиться, прежде чем они вернутся назад на Найобрэру, – не мог бы ты дать им совет?

Понка перестал играть клюшкой и на мгновение замер. Питт посмотрел в его расписанное иссиня-черной краской лицо, неподвижную маску, скрывавшую даже глаза под опущенными веками. Внезапно по спине его пробежал холодок, и он невольно схватился за свой амулет. Однако он не успел поразмыслить о причине своего испуга, как вдруг индеец тихо ответил:

– Победит Бобби.

С этими словами он тотчас же отвернулся, словно забыв о шестерых, и принялся назначать игроков на матч.

Вольные всадники стали пораженно переглядываться.

– Быстро же мы добились своего! – заключил Коротышка Джозеф. – Здесь, в форте Рэндалл, все вроде бы идет как по маслу! Лейтенант принял прямо на рассвете, – подкрепление обещали сразу, – а сейчас дали наводящий совет без долгих просьб! А понка-то какой будет прок, если он даст тебе выиграть, Бобби?

Негр самодовольно улыбнулся:

– Джек-понка в хорошем настроении, а еще он друг Бобби!

– Это понимайте как хотите!

– Пойдемте скорее! Надо нам поторопиться! – прошептал Питт. – Мы будем всем говорить, что победит Джек-понка! Тогда, если мы поставим на Бобби, наш выигрыш вырастет. Бобби, ты просто золото! – Изуродованные ноздри Питта в этот миг придавали его лицу дружелюбное выражение. Он явно чуял деньги.

Шестеро с берегов Найобрэры разделились, чтобы без помех провернуть свое мошенничество со ставками. Незадолго до начала матча они снова собрались и сложили вместе все деньги, какие им только удалось достать. Луи Канадца избрали общим банкиром, распорядителем всего капитала. Бобби внес на удивление крупную сумму.

– Бобби Курчавые Волосы! – произнес укоризненным тоном пораженный Том. – Откуда это у тебя столько денег? Неужели промышляешь воровством?

– Том без Шляпы и Сапог, я просто немного тут наторговал.

– Быстро же ты научился этому ремеслу.

Собрав все ставки, Луи Канадец не отправился к Беззубому Бену, на которого разозлились его приятели, а передал все деньги Джонни, высокому толстяку с жидкими волосами, да к тому же перед самым началом матча, чтобы другие участники пари не могли подсмотреть и повторить их выбор.

Негр направился к своей команде, состоявшей из тридцати человек. Началась игра. От ударов маленький жесткий мяч летал над травяным полем. Игроки бегали быстро, двигались проворно. Искусно обходя друг друга, они отбирали друг у друга мяч. Бобби и Джек еще держались на заднем плане, однако знатоки уже поняли, насколько они быстроноги, ловки и осторожны. Толпа зрителей стремительно росла. Участники пари подбадривали игроков. Сначала из главных ворот вышли солдаты, а вскоре за ними последовали и офицеры. Один за другим военные присоединялись к зрителям, чтобы посмотреть на игру, разгоравшуюся с каждой минутой.

Все были чрезвычайно удивлены тем, как это Бобби и Джек набрали отменные команды из одетых кто во что горазд, оборванных, полупьяных индейцев, расположившихся лагерем вокруг форта. Когда зрители-индейцы увидели, как хорошо играют их собратья, в них тоже внезапно пробудилась племенная гордость. Из их рядов составилась группа добровольных распорядителей, которые не давали зрителям выбегать на большое поле.

Капитаны обеих команд превзошли самих себя и играли превосходно.

– Бобби! Бобби!

– Джек! Джек!

– Черт возьми, какая игра! – восхитился Луи Канадец. – Надо было и мне выйти с ними на поле.

После того как были забиты три первых гола и счет стал два – один в пользу красных, ни одна из команд на протяжении почти двух часов не могла забить мяч в ворота противника.

Правила предусматривали, что игра продолжается до наступления темноты. Около полудня устроили первый продолжительный перерыв. Счет по-прежнему оставался два – один.

Джек-понка исчез в самом начале перерыва, и потому именно Бобби сделался центром всеобщего внимания и вызывал всеобщее любопытство. Пораженным слушателям и усердным участникам пари он давал одно интервью за другим. Даже комендант и элегантный лейтенант Роуч не сочли ниже своего достоинства заговорить с «ниггером». Все обсуждали сильные стороны обеих команд. Бобби наперебой угощали сигарами и сигаретами, а он знай себе многословно и противоречиво распространялся об исходе матча, предсказывая то одно, то другое. Когда игроки, отдохнув, вернулись на поле, индеец тоже вовремя занял положенное место.

«Джек и Бобби, кажется, даже не вспотели! – с завистью произнес какой-то драгун. – Такое сердце и такие жилы, как у них, – просто подарок судьбы! Это как же им посчастливилось!»

Игра разгоралась с каждой минутой. Зрители встречали громкими криками бег игроков, каждый их поворот, каждый ловкий маневр. Комендант поставил на Джека, а лейтенант – на Бобби, так как Коротышка Джозеф открыл ему исход игры. Три часа спустя, когда команды не забили больше ни одного гола и устроители назначили перерыв, возбужденные зрители выглядели более утомленными, чем сами игроки.

Бобби поплясал на месте, чтобы размяться, и засмеялся. Он явно пребывал в хорошем настроении. Джек бросился на траву за воротами-вигвамом синих и таким образом скрылся из глаз неугомонных, без умолку болтающих зрителей. Однако Питт, завернув за ворота, не обнаружил там Джека. Он огляделся и тут только заметил индейца: тот совершенно спокойно выходил из ворот форта. Он курил сигарету, распространявшую приятный аромат.

«Где он только выпросил такую!» – мысленно позавидовал Питт. Никаких иных умозаключений по этому поводу он сделать не успел, потому что в это время как раз возобновили игру.

Джек передвигался по полю с поразительной быстротой и проворством, и уже в самом начале команда красных забила еще два гола. Комендант встретил их аплодисментами. Но потом Бобби и его синие сократили разрыв. Негр со своей командой неизменно играл у вигвама противника.

Арбитра на матче не было. Группа распорядителей сдерживала зрительскую толпу, но не смела указывать игрокам. Те судили игру сами. В финале проснулись страсти. Игроки стали набрасываться друг на друга с кулаками, и лейтенант Роуч заметно занервничал, когда возгласы борющихся за мяч команд переросли в боевые кличи. Однако Бобби и Джек не утратили хладнокровия. Явно действуя в полном согласии, они принялись растаскивать клубок сцепившихся игроков, словно разводя увлекшихся спортсменов-борцов.

С наступлением сумерек был забит последний гол. Бобби выиграл со счетом пять – четыре.

Раздались жидкие аплодисменты. Слишком многие зрители ставили на Джека и теперь испытали разочарование. Доля тех, кто выложил деньги за Бобби, составляла восемьдесят три к десяти. Шестеро из форта на Найобрэре с удовлетворением получили выигрыш; лейтенант тоже был доволен. Утомленные игроки потянулись к себе в вигвамы. Солдаты и офицеры вернулись в форт.

– Надо нам не потерять из виду обоих капитанов, – заметил лейтенанту комендант, когда они возвращались в крепость. – Пожалуй, из них выйдут недурные гонцы и скороходы.

Роуч, как положено подчиненному, выразил согласие с мнением воинского начальника, однако предложение коменданта, по-видимому, не пришлось ему по вкусу. Питт, напротив, решил всячески убеждать лейтенанта принять это предложение. После того как оба капитана обратились с речью к зрителям и Питт получил свой выигрыш, он утратил всякий страх перед индейцем.

Подхватывая крупные льдины, несла свои воды по широкому руслу Миссури. Мерцали звезды, дул ледяной ночной ветер. Лошади, стоявшие на привязи под открытым небом, в поисках тепла прижимались друг к другу. Солдаты отправились в свои казармы. Часовые опять стали внимательнее вглядываться во тьму. Лейтенант Роуч в ужасе осознал, что забыл запереть на замок свою комнату. Однако все, по-видимому, было на своих местах, пропала лишь одна из лучших его сигарет. Впрочем, возможно, он обсчитался прежде. Он принялся убеждать себя, что у него, когда он в последний раз выходил из комнаты, и в самом деле оставалось всего восемь сигарет, и вздохнул с облегчением.

На Джека обрушился град пренебрежительных и недовольных замечаний: он-де в финале играл небрежно и оттого-де вся его команда пала духом. Однако понка, казалось, не волнует ни приговор зрителей, ни мнение собственной команды. Он принял от Бобби в подарок еще несколько хороших сигарет. Приглашение Питта выпить с ними вечером он отклонил, объяснив, что устал и хочет спать. Денег за игру он не получил, так как вообще не делал ставок.

«Мрачный раскрашенный сыч!» – выразил Билл всеобщее суждение.

Питт оказался в своей стихии: он сорил деньгами, и хвастал, изображая важного господина, и потратил на бренди в салуне при форте весь свой выигрыш. После полуночи его вместе с тремя вольными всадниками с Найобрэры отвели на ночлег в казарму. Радуясь, что впереди у них несколько спокойных дней, все вскоре заснули и довольно захрапели, ненадолго забыв все ужасы прерии.

На исходе ночи, с рассветом, маленький отряд драгун уже садился на коней у ворот, готовый двинуться в Янктон. Вороного лейтенанта Роуча держал под уздцы Питт, уже и сам сидевший на коне. Первыми надлежало идти Джеку и Бобби. Питт, считавший, что ему, как курьеру, не подобает никакая дозорная служба, еще за завтраком убедил лейтенанта Роуча последовать совету коменданта и нанять в качестве скороходов и разведчиков и негра, и понка. Хотя на пути из форта Рэндалл в Янктон на Миссури отряду, по-видимому, не грозила никакая опасность, рапорты майора Смита вызвали у элегантного лейтенанта ощущение, что он находится на фронтире. Вот потому-то этим утром Роуч и прислушался к совету Питта.

Бобби Курчавые Волосы, атлетически сложенный дружелюбный негр, стоял рядом с Питтом, держащим в поводу коня лейтенанта, ожидая, когда же появится в воротах сам Роуч. Вот послышались шаги лейтенанта. Роуч весьма небрежно ответил на приветствие часовых и вскочил на своего вороного коня с легкостью, подчеркнувшей непринужденную элегантность всего его облика. Пришпорив вороного, он хлыстом для верховой езды подал обоим разведчикам знак бежать впереди отряда. В прежние времена таким жестом обыкновенно велели отправляться в путь рабам. В душе Боба тотчас же пробудились тяжкие воспоминания детства. У него вновь заныл рубец от удара хлыстом, и если бы лейтенант Роуч взял себе за труд взглянуть в лицо своего нового разведчика, то в этот миг различил бы на нем какое угодно, но только не дружелюбное выражение. Впрочем, подобная попытка прочитать что-то на лице понка осталась бы тщетной. Индеец с безразличным видом ждал, пока не покажется лейтенант. Он побежал впереди отряда еще до того, как Роуч дал знак хлыстом. Лицо индейца было заново расписано тщательно нанесенной черной, синей и белой краской. Если Бобби бежал с обнаженным торсом, то Джек надел поверх рубахи еще и пончо.

Джек возглавил отряд, а Бобби двинулся по его следам. Индеец со своими длинными, мускулистыми ногами был отличным бегуном, а Бобби ему ни в чем не уступал. Оба они выбрали темп, соответствующий быстрой лошадиной рыси, и могли выдерживать его на протяжении нескольких часов. Иногда они убегали далеко вперед, чтобы провести разведку местности, по которой придется проезжать отряду. Питт и Роуч были вполне довольны этими новыми скороходами и разведчиками.

Свежий утренний ветер овевал окрестные холмы.

Лейтенант Роуч наслаждался утром, пребывая в лучшем расположении духа. Он надеялся произвести впечатление на полковника Джекмана, который был дружен с его отцом. Кроме того, ему было поручено в Янктоне передать привет супруге его непосредственного начальника, миссис Джонс, и, наконец, Энтони Роуч знал, что встретится в Янктоне со своей невестой, дочерью майора Смита.

Янктон располагался в южной части территории Дакота, к северо-востоку от Миссури. Город этот был еще невелик, и лишь десять лет спустя у него появился шанс сделаться столицей нового, еще только образующегося штата. Состоятельные граждане, а также семьи, где муж или отец занимал чиновничью или военную должность, поселились в одном квартале. Здесь, в доме, рассчитанном на одну семью, как раз сидели за ужином две пожилые дамы и юная барышня. Заходящее солнце еще освещало своими лучами маленький сад с укрытыми на зиму клумбами. Оно проникало сквозь блестящие оконные стекла, а его отблески, скользя, играли на камчатной скатерти, серебряных приборах и белоснежном сверкающем фарфоре, стоящем на обеденном столе. Вокруг него и сидело упомянутое маленькое общество.

– Как же я рада, милая Кейт, что ты наконец увидишься со своим женихом!

Хозяйка дома, миссис Джонс, была полна, наделена здоровым аппетитом и сейчас пребывала в благодушном настроении.

– Как любезно с вашей стороны позволить мне встретиться с Энтони, – откликнулась юная барышня, не забыв передать соль другой пожилой даме, по виду куда более мрачной.

– Точно еще ничего не известно! – заметила эта вторая дама с сильно напудренным морщинистым лицом.

– Конечно, тетя Бетти, – ответила бледная юная барышня, – и я обещаю проявить стойкость, если меня постигнет разочарование и я не встречусь с Энтони.

– Стойкость более пристала мужчинам, Кейт, – попеняла ей тетушка. – Не вижу ничего предосудительного для молодой девицы в том, чтобы раз в кои-то веки и расплакаться, дав волю чувствам. Ты часто бываешь слишком холодна.

– Конечно, тетя Бетти, я подумаю о своем поведении.

– Кейт, не будь такой серьезной! – воскликнула толстая хозяйка дома. – Мистер Роуч захочет увидеть свою невесту радостной и веселой! И беззаботной! Если он не сможет приехать в Янктон, я велю заложить карету, и мы отправимся в Рэндалл!

– Ради бога! – покраснела от страха тетя Бетти. – Не можем же мы ехать по прерии!

– Этот участок пути совершенно безопасен, дорогая кузина, а поездка будет истинным наслаждением! У нас новая четверка, и мы полетим как на крыльях!

– Нет-нет, это было бы неприлично, дорогая кузина…

– Но, милая Бетти, мне и самой хотелось бы проехаться на новой упряжке и неожиданно нагрянуть к мужу в форт Рэндалл, то-то он удивится! Он и правда любит такие сюрпризы!

Дамы перешли к теплому пудингу.

Естественно, в разговоре наступила пауза, и тут тишину нарушил топот копыт, донесшийся с пыльной улицы. Кейт сидела лицом к окну и могла увидеть, что происходит снаружи. Это место она заняла, потому что лучи закатного солнца здесь особенно раздражали глаза и оттого обе старые дамы старались сюда не садиться. Сначала Кейт заметила на улице двоих скороходов, быстро промелькнувших мимо, а потом появился маленький отряд верховых под командованием лейтенанта.

Когда за окном, сидя верхом на своем вороном, немного наклонился и с улицы поприветствовал сидящих в комнате дам лейтенант Энтони Роуч, в глазах молодой девушки еще читался ужас. Кажется, лейтенантом овладело легкое замешательство, так как он не мог понять, уж не его ли появление так напугало его невесту. Обе пожилые дамы кивнули и все кивали и кивали, когда драгун и их лейтенанта давным-давно и след простыл.

К тому времени, как пожилые дамы вновь обратили на нее внимание, Кейт успела до некоторой степени овладеть собой.

– Как чудно! – воскликнула миссис Джонс. – Я сейчас же пошлю лейтенанту Роучу записку и попрошу его нанести нам визит!

Звонком она вызвала чернокожую служанку и дала ей указания.

– Кейт, – спросила она потом, – что тебя так напугало? Ты вдруг так побледнела!

– Ничего…

– Доверься мне, дитя…

– Пожалуйста, извините меня. Я веду себя так глупо. Когда отряд Энтони проезжал мимо, первыми пробежали два скорохода. Один из них был индеец.

– Здесь, на Миссури, такое нередко можно увидеть, – с легким раздражением в голосе произнесла хозяйка дома.

– Он был так раскрашен, что я испугалась.

– Индейцев следует от этого отучить! Варварский, языческий обычай, конечно! Дорогая Кейт, скажи жениху, чтобы он приказал своему подчиненному смыть раскраску, и тот сделает, как ему велели. «Магуа» больше нет. Подобные злодеи остались только на страницах романов мистера Купера! Неужели ты не рада увидеться со своим женихом, Кейт?

– Не могу описать словами.

– А когда же назначена свадьба?

Девушка нерешительно посмотрела на тетю Бетти.

– Еще не скоро, не скоро! – подчеркнуто произнесла та. – Кейт и Энтони всего год как помолвлены. Думаю, если помолвка продлится три года, это будет весьма уместно.

Кейт подавила вздох, и миссис Джонс сочувственно поглядела на нее. Девушке уже исполнилось двадцать. Давно пора выдать ее замуж, но, вероятно, тетя Бетти боялась потерять послушную бесплатную служанку. Кейт осталась бесприданницей в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, во время восстания восточных дакота, когда ферму ее деда и бабушки с пшеничными полями и всеми постройками сожгли индейцы. Отец Кейт, майор Смит, не сделал карьеры, а состоятельная вдова, владелица мельниц тетя Бетти, требовала, чтобы будущая наследница прислуживала ей с утра до вечера. Все это хозяйка дома вспомнила, но вслух не проронила ни словечка.

Спустя час после беседы дам, происходившей во время ужина, лейтенант Энтони Роуч как на крыльях летел к маленькому домику. Он любезно извинился за то, что является с визитом в неурочный час, представился совершенно счастливым, изобразил радость от встречи с невестой, сделал пожилым дамам, в особенности тете Бетти, от которой ожидалось наследство, несколько приличествующих случаю комплиментов и поздоровался с Кейт. Взяв ее руку в свою, он почувствовал, как она холодна. Ему бросилось в глаза, что Кейт бледна и что у губ ее залегли первые едва заметные морщинки усталости и разочарования. Это не пришлось ему по нраву, ведь он хотел не только получить богатое наследство, но и видеть рядом с собой хорошенькую, жизнерадостную жену, которая не станет докучать ему капризами. Он решил выяснить, в чем причина ее бледности и холодности, и для этого заключил союз с миссис Джонс. Хозяйке дома удалось на несколько минут вывести, как на буксире, тетю Бетти в другую комнату, и жених и невеста смогли недолго побыть наедине.

– Когда мы поженимся? – тотчас же спросил Роуч. – Ты говорила с тетей Бетти?

– Да, конечно, – промолвила Кейт голосом несколько более низким и глубоким, чем тот, которым она обыкновенно говорила с тетушкой. – Она даст согласие на наш брак не ранее чем через два года.

– Это безумие! Вздор. Вот почему ты так бледна, теперь я понимаю. И что же нам делать?

– А ты сам не хочешь поговорить с тетей, Энтони? Ты красноречивее меня. Отец не стал бы возражать, если бы мы поженились прямо сейчас.

– Гм… Да, теперь я понимаю, что должен взять дело в свои руки. Твой отец не возражает? Отлично. Тогда… гм… Вы втроем приедете погостить в форт Рэндалл?

– Миссис Джонс не терпится туда поехать. Она хочет опробовать новую упряжку и сделать сюрприз своему мужу, неожиданно навестив его в форте.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы эта поездка состоялась. Я со своими драгунами буду сопровождать вашу карету до Рэндалла. Из форта Рэндалл я через несколько дней отправлюсь сопровождать колонну с оружием к твоему отцу на Найобрэру. Кейт, поедешь вместе со мной? За благословением к твоему отцу? Тогда тетя Бетти уже не сможет чинить нам препятствий! А наследства за такой шаг она тебя не лишит.

– Энтони! Энтони! – Кровь бросилась девушке в лицо, она расправила плечи и выпрямилась. Ей ничего так не хотелось, как распрощаться с безрадостным существованием у богатой тетушки.

– А вот такой ты мне нравишься, Кейт! Что ж, решено! Разумеется, тетя Бетти ни о чем не должна догадаться. Не бери с собой в Рэндалл амазонку; поезжай как послушная племянница в карете с обеими пожилыми дамами – об остальном я позабочусь.

Тут дверь отворилась, и Роуч отступил на шаг. В комнату снова вошли миссис Джонс и тетя Бетти.

– Мистер Роуч! – произнесла хозяйка дома в своей энергичной, живой манере. – Надеюсь, вы убедили свою невесту принять мое приглашение и вместе с нами поехать в Рэндалл?

– И даже более того, миссис Джонс, я со своими драгунами буду сопровождать вашу карету в форт!

– Как же это благопристойно, как мило! Какая чудесная мысль! Не правда ли, Бетти?

– Недурно, – подтвердила та значительно более сдержанно, однако с явным облегчением.

– Кстати, – не удержалась от улыбки и миссис Джонс, – вы должны приказать своему индейцу-скороходу смыть краску. Он своей размалеванной рожей так напугал вашу милую невесту!

Роуч вежливо, но несколько принужденно улыбнулся:

– Кейт смелая от природы. Не сомневаюсь, что она быстро привыкнет к атмосфере Дикого Запада!

На следующее утро после этой встречи лейтенант в назначенный час отправился к полковнику Джекману. Он умел вести себя корректно, почтительно, но без излишнего подобострастия, и потому при виде лейтенанта с лица полковника исчезло недовольное выражение, сменившись более любезным и мягким. Роуч предъявил ему запечатанное собственноручное письмо майора Смита.

В кабинете полковника было очень светло, небо за окном, по-прежнему зимнее, не пятнало ни единое облако, и полковнику Джекману не потребовались очки, чтобы разобрать крупный и четкий, почти каллиграфический, почерк майора Смита. Однако, сколь ни приятным счел он внешний вид письма, содержание его нимало не удовлетворило.

– Опять эти вечные жалобы и просьбы! Я не слепой и не глухой. Но и майору Смиту пора бы наконец осознать, что от бесконечных повторений старая песня не сделается новее и не возымеет действия. Как же нам поступить, лейтенант Роуч? У меня есть приказ: загнать дакота в отведенные им резервации! Что ж, значит, мы загоним их в резервации! В том числе те маленькие банды, с которыми, как ни странно, не может справиться Смит.

– Конечно. Вы позволите поделиться одним предложением?

– Пожалуйста. В форте Рэндалл наверняка тоже об этом много думали.

– Разумеется. Сейчас мы можем пожертвовать некоторым числом рядовых в форте Рэндалл и перевести их на Найобрэру. Надлежит снабдить их соответствующим количеством патронов и провианта. С вашего позволения, я готов возглавить такой транспорт и остаться на Найобрэре, пока и в этом опасном месте не будет наконец наведен порядок.

– Браво, Роуч! Если бы все наши офицеры походили на вас! Вы очень напоминаете вашего отца, которого я высоко ценил. Я изложу ваши соображения в письме к коменданту Рэндалла. Да, еще вот что: как вы расцениваете причину наших постоянных неудач на Найобрэре? Виной тому слишком малая численность гарнизона или… гм… я хочу сказать… еще и недостаток осмотрительности и энергии со стороны коменданта?

– Полагаю, я не вправе судить об этом! – Роуч опустил взгляд на носки своих сапог. – Впрочем, должен признаться, когда до меня долетают обрывки разговоров простых солдат, рядовых и ополченцев, выясняется, что все они требуют лучшего руководства. Разве не безумие, когда нам объявляет войну вождь маленького племени, предводитель индейской банды, у которого в распоряжении людей явно меньше, чем у майора Смита, и когда такой краснокожий мерзавец становится притчей во языцех из-за непрерывно творимых у нас бесчинств, а мы со своей стороны только и делаем, что в лучшем случае тайком доставляем по прерии начальству слезные письма о помощи!

– Совершенно согласен с вами, Роуч, совершенно согласен! Кстати, я пригласил достойного, хорошо знающего Запад советника. Его зовут Фред Кларк. Воистину хитрый лис! Он предлагает укрепить форт, послать туда молодого, энергичного офицера, а потом, когда войдем в доверие к дакота, поймать этого краснокожего мерзавца… Харри, да, Харри, и тем самым лишить их предводителя. Раньше он служил у нас разведчиком. Мы можем повесить его за измену, если захотим.

– Отлично! Я самым тщательным образом обдумаю все, что здесь можно сделать.

– Хорошо. Я продиктую письма коменданту. Пожалуйста, вернитесь за ними через час!

Роуч удалился. Убедившись, что отошел достаточно далеко и полковник его теперь не услышит, лейтенант принялся насвистывать от удовольствия. Да и как иначе, если он расчистил себе путь к блестящей карьере!

– Через час, – сказал он поджидавшему его Питту, – мы получим все, что хотели! Через час с письмами полковника Джекмана ты отправишься назад в форт. Я сам вместе с драгунами вернусь позднее, спустя несколько дней. Мне поручено сопровождать супругу майора Джонса в Рэндалл!

– А кто будет сопровождать меня и письма, которые я спрячу в карман куртки из лосиной кожи?

Роуч предпочел не заметить его слишком фамильярный тон, ведь у него самого совесть была нечиста.

– Можешь взять с собой обоих скороходов, Джека и Бобби. Джека-то мне с дамами все равно не послать, их пугает его боевая раскраска. Они ждут, что индеец ее смоет!

С этими словами Роуч закашлялся, чтобы скрыть неуместный смех.

Питт довольно хмыкнул.

– Какое там, – протянул он. – Что свинья без грязи, что индеец без раскраски. Отними у него раскраску – он и сам не свой сделается, и всех изведет. Так, значит, я возьму с собой Джека и Бобби!

Через час все было выполнено согласно договоренности. Питту передали два письма, подготовленные со всем возможным тщанием, продиктованные писарю, подписанные полковником и снабженные множеством печатей; их ему, надежному курьеру, надлежало привезти в форт Рэндалл.

Питт пошел за лошадью. Оба скорохода переночевали в конюшне и готовы были снова двинуться в путь вместе с ним. Питт многословно поведал им, какого успеха добился лейтенант Роуч у полковника Джекмана и какого подкрепления могут теперь ожидать на Найобрэре. Бобби, как полагается, восхитился достижениями Роуча. Джек-понка, вероятно, либо мало что понял из рассказа Питта, либо совсем не интересовался происходящим в фортах, и, по-видимому, его совершенно не трогало, что Питт из-за проявленного им равнодушия счел его тупым и надменным.

По дороге сюда, из Рэндалла в Янктон, курьеры переправились через Миссури неподалеку от форта Рэндалл, сократив тем самым путь по излучине реки. Теперь Питт объявил, что хочет перейти реку прямо у Янктона, в объезд изгиба Миссури. Поскольку остальные сочли такой маршрут совершенно нецелесообразным и пустой тратой времени, он в конце концов признался Бобу, что хочет выполнить несколько частных поручений, данных ему на Найобрэре, и потому-то и выбрал длинный, неудобный путь. Скороходы ничего на это не сказали. Непонятно было, смирились они спокойно или роптали в душе; Питта это не волновало. Если лейтенант Роуч умел сочетать свои личные интересы со служебными, то почему бы не поступать так же маленькому человеку Питту, который ненадолго сделался сам себе хозяин?

Курьер с обоими скороходами поскакали на берег Миссури, чтобы переправиться через реку на пароме.

Пока нарочные находились в Янктоне, облик реки совершенно изменился, начиналось половодье. Глинисто-желтые воды бились о берега, поднимаясь все выше и выше. Ледоход угрожал всем, кто хотел переправиться на другой берег. Кроме того, на поверхности кружились водовороты, норовя увлечь на дно любое судно, отважившееся выйти на Миссури. Паровой паром уже пристал к восточному берегу. Паромщик курил. Оба его помощника, совсем еще юнцы, рослые, в синих штанах и полосатых фуфайках, устало потягивались. Казалось, никто и не собирается переправляться через реку.

Когда Питт с Бобом и Джеком прискакали на берег, отплытия уже дожидались двое пассажиров. Поначалу обе компании тихо стояли рядом на причале и сообща томились. Пассажиры, явившиеся первыми, привлекали внимание своим необычным обликом. Один из них был белый, другой – индеец. Оба они были одеты с чрезвычайным тщанием, белый – в ковбойский костюм, сшитый, впрочем, из дорогой мягкой кожи, а индеец, по обычаю своего племени, в кожаные леггины с бахромой вдоль швов, закрывающую их сверху, красиво расшитую кожаную юбку, а на шее у него красовалось драгоценное ожерелье. У обоих были благородные кони. Индеец вел в поводу вьючного мула.

– Н-да! – произнес наконец паромщик, посмотрел на пятерых, желающих переправиться через реку, и передвинул трубку в уголок рта:

– Кто из вас пойдет на верную смерть, кто хочет утонуть? Я – нет.

– Нам во что бы то ни стало нужно на другой берег! – выслушав его, вмешался Питт. – У нас воинский приказ!

– Свой приказ можете передать реке! – невозмутимо откликнулся паромщик. – Кто знает, вдруг тогда вода перестанет прибывать! – Он ткнул большим пальцем куда-то через плечо, за которым виднелся затор, образованный огромными льдинами. – Ваш командир оплатит мне покупку нового парома, а моей вдове – пенсию, если я утону?

– Хватит болтать! Нам срочно нужно переправиться на другой берег! – Питт думал о своих частных поручениях, от которых ему не хотелось отказываться.

Хорошо одетый господин достал бумажник.

– Сколько вы просите за переправу?

– Гм, ну что ж… – Паромщик назвал цену вдесятеро больше обычной. – Но это с каждого! – Добавил он, обводя глазами собравшихся.

Все невольно проследили за его взглядом, желая узнать мнение своих собратьев по несчастью. Каждый из ожидающих отправления по очереди испытующе посмотрел на других. При этом красиво одетый индеец, лицо которого не скрывала раскраска, казалось, вдруг испугался. Однако он не произнес ни слова, только отвернулся и стал глядеть на реку.

– Ну, давай! – принялся торопить паромщика Питт. – Бобби, ты получил выигрыш на ставках да еще часть приза за победу! Ты заплатишь за всех нас!

– Нет, нет, нет! Я ничего не платить. Я все пропить.

– Как – все пропил? Ты в своем уме?

– В своем, в своем уме!

– А в ближайшие дни вода будет спадать или, наоборот, прибывать? – спросил незнакомец паромщика.

– Только прибывать. В ближайшие две недели совершенно точно переправиться не удастся. Ни один лодочник и ни один рулевой, если отвечает за пассажиров, не пойдет на такой риск.

– Если ты отвечаешь за пассажиров, то готовь паром к отплытию! Я заплачу за всех нас, сколько ты просишь!

– А за лошадей? А за мула?

– Сколько ты хочешь?

– За одну лошадь как за четверых человек. С ними будет столько хлопот, что и этого окажется мало.

Незнакомец с бумажником выслушал все это совершенно бесстрастно. Всех удивила его невозмутимость, ведь у него были нежные руки, болезненные черты и седые, мягкие, ухоженные волосы. Он ничем не напоминал человека, привыкшего рисковать. Вероятно, какое-то желание или какая-то мысль настолько воодушевляли его, что он был готов подвергнуться опасности, всю глубину которой плохо себе представлял.

Пока он расплачивался, Питт перевел на паром своего гнедого, весьма довольный таким поворотом событий. Разместить лошадей и мула на корабле было нелегко, ведь они почуяли опасность. Индеец в драгоценном ожерелье держал под уздцы собственного пегого и серого в яблоках коня своего товарища. С трудом всех лошадей перевели на покачивающийся паром.

Между тем господин в ковбойском костюме заплатил паромщику. Боб помог ему зайти на паром. Сам паромщик и один из его помощников поднялись по сходням, развели пары, запустили лопастные колеса. Второй помощник отдал швартовы, одновременно с понка запрыгнул на паром, и они отчалили от берега.

Корабль сразу же начало сильно сносить. Пассажиры молчали, не желая обсуждать свое положение. Все наблюдали за рекой и стоящим у руля паромщиком. Тем временем на берегу собрались зеваки, желая посмотреть, как паром переправится через Миссури. Жители прибрежной полосы напряженно следили за тем, как корабль будет бороться с половодьем и с ледоходом.

Когда лошади и мул успокоились и плавание пошло своим чередом, седой господин любезно обратился к Бобби:

– Куда вы направляетесь?

– В форт Рэндалл.

– Ах вот оно что… – Господин переглянулся со своим спутником-индейцем. – Выходит, делаете небольшой крюк.

Паром начал вращаться. Река играла им как хотела. Рулевой помрачнел.

Паровая машина с трудом вывела корабль из водоворота. Паром вышел на стрежень и пересек его. Корабль уже подплывал к западному берегу, как вдруг на борту почувствовали сильный подводный толчок. Далее все происходило стремительно, внушая неподдельный ужас.

Руль заклинило. Потерявшее управление судно стало сносить назад, его развернуло. Внезапно оно застряло между льдинами и сильно накренилось. Вокруг него тотчас же скопились льдины, появились новые водовороты. С устрашающей силой обрушилась река на корабль, тщась преодолеть препятствие в своем течении.

Молодые помощники бросили котел и остановившуюся паровую машину. Задыхаясь, судорожно хватая ртом воздух, выбрались они на палубу. Паромщик по-прежнему что есть сил цеплялся за бесполезный штурвал. Наконец он вне себя закричал: «Спасайся кто может!»

Спасательных шлюпок на пароме не было.

Седовласый пассажир сорвал с себя крутку, чтобы удобнее было плыть. Сильная волна разнесла в стороны льдины, создававшие затор возле парома, накатила на палубу, обдав всех холодом и испугав, и унесла с собой кожаную куртку.

Боб снял единственный спасательный круг, находившийся на судне, и молча протянул его незнакомцу. Тот смутился, однако принял круг, надежду на спасение.

Питт больше не оглядывался, махнув рукой на товарищей. Он прыгнул в воду и поплыл. Некрепко привязанный мул последовал его примеру, вместе со своей ношей бросился в реку и поплыл вниз по течению. Боб и индеец в драгоценном ожерелье отвязали коней. Они хотели свести их с палубы в воду, но те начали поскальзываться, вырываться, становиться на дыбы, брыкаться и лягаться от страха. Понка, который все это время стоял в стороне, одним прыжком подскочил к ним. Взмахом руки приказав хорошо одетому индейцу позаботиться о седом господине, сам он вместе с Бобом занялся спасением коней. Седовласый со своим спутником-индейцем одновременно бросились в реку. Понка, задержавшийся на палубе тонущего судна вместе с Бобом, в полной мере показал свою силу и умение обращаться с лошадьми. Не прошло и минуты, как все три коня погрузились в воду. Сам Джек соскользнул в грязно-желтые волны и держался на воде поблизости от коней. Он не посчитал нужным снять с себя одежду, не сбросил даже пончо, которое мешало плыть.

Вместе с Бобом корабль покинули подростки, служившие, соответственно, машинистом и кочегаром.

Сам паромщик по-прежнему стоял у бесполезного штурвала; вода тем временем все прибывала и доходила ему уже до бедер. Он не выпускал из рук руль. На восточном берегу, от которого отплыл паром, росла толпа, зеваки жестикулировали и подавали ему знаки. Вероятно, эти люди еще что-то кричали, но на широкой реке голоса их были почти неразличимы. Водовороты закружились еще сильнее, поглотив корабль и капитана. Борющиеся с волнами не могли ему помочь, они едва спасались сами.

Питт первым доплыл до западного берега. Весь промокший, выбрался он на землю и огляделся в поисках остальных. Они были рассеяны по волнам Миссури. Джек держался возле коней. Незнакомцы плыли рядом, стараясь не расставаться. Казалось, индеец в драгоценном ожерелье и Боб поддерживают седовласого, чтобы его не увлекло течением. Подростки быстро догнали эту, последнюю, группу.

Питт бросился к тому месту, где подплывали к берегу кони. Ждать ему пришлось недолго, и вот уже испуганные лошади выбрались из воды и взбежали вверх по склону. Питту сразу удалось схватить под уздцы своего гнедого. Понка, еще не выйдя из воды, проворно вскочил на пегого, принадлежавшего незнакомому индейцу. Серого в яблоках он теперь схватил под уздцы. Ниже по течению Питт и Джек заметили мула, который, не потеряв поклажи, выбрался на берег и галопом поскакал на юг. Питт бросился за ним вдогонку.

Седой бледнолицый, его спутник-индеец и Боб тоже смогли спастись. Они выбрались из воды вместе с двумя подростками. Промокшие до костей, стуча зубами от холода, стали они взбираться вверх по склону. Мальчики кинулись к шалашу из коры, стоящему на высоком, крутом берегу. В это жилище, вероятно служившее паромщику временным пристанищем на случай непогоды, направились также оба незнакомца.

Понка и Боб остались вдвоем под открытым небом. Они собрали хворост, разожгли костер и разделись, чтобы обсохнуть и высушить одежду и оружие на ветру и у огня. Однако понка и теперь не снял хлопчатобумажной рубахи; он решил высушить ее прямо на теле.

Бобби оглянулся на шалаш и лошадей. Незнакомый индеец снова вышел и принялся досуха вытирать пегого и серого в яблоках, которые страдали от холода не меньше людей. Питт вернулся с охоты за вьючным мулом несолоно хлебавши. В тот самый миг, когда, казалось, он вот-вот схватит его, хитрое животное вновь бросилось в воду. Питт привязал своего гнедого к колышку и, промокший до нитки, скрылся в шалаше. Вскоре он вышел оттуда в сухой одежде. Явно присвоив рабочий костюм утонувшего паромщика, он размеренным шагом, не спеша, подошел к Бобу и остановился рядом с ним.

– Хорошенькое дельце! – Питт, широко расставив ноги, бесцеремонно стал рядом с приятелем. – Все промокло! Сейчас ни единого выстрела бы сделать не удалось! Но письма я спас. Они лежали в водонепроницаемом защитном конверте! Бобби, послушай, ты и вправду все пропил? Если нет, заплати тем мальчишкам сколько-нибудь за костюм, что сейчас на мне! Паромщик был их отцом. Господин с бумажником потерял все до гроша. Все его деньги остались в кармане куртки, которая сейчас плывет по Миссури. Поклажа и оружие пропали вместе с мулом! Только в Найобрэре или в форте Рэндалл этот мистер Моррис снова сможет связаться с банком! Теперь добраться туда нам будет легче, чем вернуться назад в Янктон через трижды проклятую Миссури!

– Заплати сам сиротам за все, что у них забрал! – возразил Боб.

– Да у меня больше ничего нет! Вечно у меня пустые карманы! На это злился еще мой старик, из-за этого я и на Дикий Запад подался. Ты что, хочешь научить меня экономить? Это маленькому человеку без пользы.

– Мерзавец же ты!

– Так могу я послать этих мальчишек к тебе, Боб, или нет?

– Посмотрим. Пусть приходят.

– Хорошо. Рад это слышать!

Питт ушел передать эту весть мальчикам.

Вскоре они явились к Бобу. Они были рослые, худощавые, мускулистые. Даже загорелая, обветренная кожа не скрывала их бледности.

– Ваш отец погиб, – сказал Боб. – Он сам выбрал свою судьбу. А где ваша мать?

– На том берегу, в Янктоне.

– У вас есть какой-нибудь другой корабль?

Подростки молча покачали головами.

– А у вашей матери есть работа?

– Она прачка.

– Сколько вам лет?

– Мне тринадцать, брату двенадцать.

– И что вы теперь будете делать?

– Поживем в шалаше, пока вода не спадет.

– А еда-то до тех пор у вас какая-нибудь есть?

Подростки молча покачали головами.

Боб обернулся к понка:

– Ну, что нам делать с этими бедолагами? Что им есть, пока они не вернутся к матери?

Джек не отвечал. По-видимому, он полагал, что такие вопросы двенадцати-тринадцатилетние подростки должны решать сами. Но Бобби не оставляла тревога.

– Эй, ребята! – крикнул он подросткам. – Далеко ли отсюда ближайшая деревня?

– В часе езды верхом.

– Такое расстояние вы и пешком сможете пройти. Я заплачу вам за костюм вашего отца, который сейчас на Питте, и еще кое-что добавлю. Купите себе поесть и найдете работу в деревне. А что не проедите, отдайте матери.

У младшего медленно скатилось по щекам несколько слезинок.

Боб открыл свой поясной кошель. Оказалось, что он не пропил ни пенни. Он дал мальчикам доллар. Они посмотрели на банкноту как на чудо. На эти деньги они могли прожить недели две, а если экономить да еще прирабатывать, то и дольше. Они не в силах были понять, как это ниггер без куртки мог быть таким богатым и щедрым.

– Ты тоже можешь посидеть в шалаше! – предложил старший.

– Под открытым небом мне уютнее. Вот какой у нас костер, на славу! Садитесь, погрейтесь с нами!

Подростки приняли его приглашение.

Из шалаша донесся странный звук, словно кто-то рыдал.

– Это богач, который потерял деньги, – сказал Боб.

– Он знает, что корабль не затонул бы, а паромщик бы не погиб, если бы не эти деньги, – откликнулся понка, который до сих пор, кажется, не произнес ни слова.

– Да, это правда. Никто не станет отрицать, что он виноват. Своими деньгами он лишил детей отца.

Боб погрустнел и стал ворошить костер, чтобы занять себя хоть чем-то.

– На дне Миссури покоятся уже сотни затонувших кораблей, – тихо сказал младший мальчик.

Боб кивнул.

– Да, это река злая, необузданная.

Он обернулся к Джеку. До того он неизменно говорил с понка по-английски, но теперь произнес на индейском языке, которым не владели и которого не понимали братья:

– Ты тоже узнал обоих незнакомцев? Это же Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Священный Жезл, который умеет писать картины, и его краснокожий брат Длинное Копье шайенн, которого он выкупил из резервации.

Понка кивнул.

– Боюсь, что Длинное Копье тебя узнал, – совсем тихо добавил Боб на языке дакота.

– Узнал по шрамам на голове, которые остались у меня с детства, после борьбы с орлом, – ответил Джек. – Но он будет молчать.

Они прервали разговор, потому что из шалаша снова вышел Питт и направился к ним.

– Ну, что мы решили? Трогаемся? Моему коню нужно пробежаться, а то он еще простудится после такого купания.

Боб и Джек молча поднялись на ноги.

– Художник сидит в шалаше и ревет из-за корабля, – сказал Питт. – Лучше всего будет, если он поедет вместе с нами в Рэндалл!

– Отдай ему сухой костюм, – посоветовал Боб, – тогда он сможет отправиться с нами!

– А я как же?

– А ты и в мокрых штанах потерпишь. В форте Рэндалл у него снова появятся деньги, и он тебя наградит!

– Недурная мысль! Согласен!

Так и случилось, что все спасшиеся вскоре тронулись в путь. Мальчики пошли на юг, в ближайшую деревню. Питт вскочил на своего гнедого, шайенн Длинное Копье – на пегого. Боб держал наготове серого в яблоках для художника, который последним вышел из шалаша.

Кони побежали галопом, оба скорохода широкими шагами кинулись во весь опор с ними вместе и не сбавляли темпа. Они больше не чувствовали холода.

Когда Питт, Боб, Джек и оба незнакомца добрались до форта Рэндалл, они сами, их одежда, кони и оружие давным-давно успели высохнуть. Только по бедному костюму паромщика, в который облачился художник, можно было предположить, что с ними произошло что-то непредвиденное.

Маленький отряд подскакал к воротам. Часовой сомневался, стоит ли впускать художника и его спутника-индейца, и потребовал у них назваться.

– Дэн Моррис и Длинное Копье шайенн.

Один вольный всадник по просьбе курьера Питта отправился к коменданту и спешно вернулся, сообщив, что Моррису и его спутнику рады в форте и что их тотчас же примут. Поэтому их обоих вместе с Питтом впустили в форт.

– И вы тоже идите со мной! – покровительственным тоном пригласил Питт обоих скороходов, Боба и Джека. – Вы же служили у нас, значит можете переночевать в конюшне.

Боб Курчавые Волосы вопросительно посмотрел на Джека-понка. Тот, казалось, не возражал, и оба приняли приглашение Питта. Прибывшие разделились. Питт проводил Морриса к коменданту. Длинное Копье с помощью скороходов отвел животных в конюшню. Индейцы и негр не обменялись ни единым словом. Когда лошадей разместили в стойлах, Длинное Копье удалился. Боб и Джек отыскали чистую солому и зарылись в нее в углу конюшни. Оба они сильно устали.

Это происходило еще ранним утром. Около полудня в конюшню снова явился шайенн Длинное Копье, посмотрел, отдохнули ли кони, и подошел к Джеку и Бобу.

– Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Священный Жезл хотел бы нарисовать Джека-понка.

– Бумагу и краски мул сейчас таскает на спине где-то на берегу Миссури, – ответил Джек. – Художник Моррис Желтая Борода желает, чтобы я вернулся и поймал мула?

Длинное Копье опустил глаза.

– Ты идешь или нет? – только и спросил он.

Понка, недолго думая, отвечал:

– Иду.

Быстрым движением он встал с пола и последовал за шайенном.

Длинное Копье провел понка через двор к деревянной башне, а потом на второй этаж. Когда он распахнул дверь, взгляду предстала светлая комната, которая могла служить караульней, но сейчас была отдана в распоряжение художника. Моррис сидел за столом. На нем была одежда с чужого плеча, сидящая скверно, однако сшитая из дорогой ткани. Он читал какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе.

Он поднялся, чтобы, как полагается, поприветствовать своего гостя понка, пригласил сесть, а когда тот занял предложенное место, Моррис и Длинное Копье тоже сели за стол. Моррис предложил индейцам табак. Понка и шайенн набили трубки. Когда они затянулись трубками, а художник закурил хорошую сигару, наверняка подарок коменданта, они не тотчас же приступили к беседе. Из окна комнаты открывался вид на всю территорию форта и далее, на холмистые окрестности. Все трое посмотрели в окно, а потом сдержанно, украдкой, поглядели друг на друга.

Художник взял маленький лист бумаги, написал на нем что-то и подтолкнул его понка.

Тот прочитал: «Харри Токей Ито». Он смял лист, высек огнивом искру и сжег записку.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил он художника.

– Мы никому ничего не скажем.

– Знаю. Иначе вы бы сейчас еще плавали в Миссури.

– Я просил тебя прийти.

Художник явно подыскивал слова, способные вызвать доверие у гостя, раскрашенное лицо которого скрывало любые чувства.

– Впервые мы встретились тринадцать лет тому назад. Тогда ты был мальчиком в вигваме своего отца Маттотаупы, прекрасного человека, с которым я познакомился у вас, дакота. Мы виделись еще раз или два. Твой отец был изгнан из племени; бледнолицые погубили его своим бренди, а ты, девятнадцатилетний, пошел к нам служить разведчиком. Теперь тебе двадцать четыре, и ты вождь своего племени. А что сталось с твоим отцом?

– Бледнолицый по имени Джим, этот лис, который называет себя также Фредом Кларком, убил моего отца и снял с него скальп. Мертвого он скормил рыбам.

Художник содрогнулся.

– Так вот как он встретил смерть.

Они вновь замолчали.

Художник передвигал туда-сюда один из листов, лежавших перед ним на столе. По-видимому, Моррис еще раз перечитал его.

– Может быть, это не имеет отношения к делу, – наконец, по-прежнему нерешительно, произнес Моррис, – но тебе стоит это прочитать. Ты что-нибудь знаешь о племени шехептин?

– Маленькое племя с северо-запада.

Индеец вновь раскурил погасшую было трубку.

– Мужественное маленькое племя. Они хотели уйти за границу, в Канаду, чтобы их не загнали в резервацию у нас, в Штатах. Посреди зимы они отправились в путь, по льду, сквозь метель, с женщинами и детьми шли они по горам. Когда они уже почти достигли границы, столь многие замерзли или бесследно исчезли, заблудившись, что вожди с оставшимися в живых беглецами решили сдаться. Здесь изложена речь вождя, которую тот произнес при капитуляции.

Художник подвинул индейцу лист.

Тот прочитал, медленно, затем еще раз, словно хотел выучить эту речь наизусть. Возвращая лист художнику, он сказал:

– Великий Отец бледнолицых в Вашингтоне и множество маленьких отцов, которые помогают ему править, – странные люди. Они напоминают всадников, которые осаживают коней, натягивая поводья, и тут же награждают их ударами плети. Ценой огромных усилий они удерживают краснокожих и мучают в резервациях.

– Ты знаешь, что уже месяц тому назад дакота должны были переселиться в новые резервации?

– Хау. Посреди зимы.

Казалось, Моррис думает, надо ли задавать еще один, явно волновавший его вопрос. Наконец он решился его задать:

– И как поступят дакота?

– Об этом тебе лучше спросить верховных вождей и Верховное собрание совета этого племени.

– Может быть, у тебя есть какой-нибудь вопрос к нам, Джек?

– Нет. Вот разве что вы объясните, по какому праву бледнолицые нарушают все договоры, которые торжественно клялись соблюдать?

Художник опустил глаза.

– Ты знаешь, – запинаясь, выдавил из себя он, – что я владею тотемом Тачунки-Витко, вашего верховного вождя, и что я никогда не убью и не предам ни одного дакота. Не знаю, намерены ли вы сражаться с нашей армией. Но если да, то вы потерпите поражение. Я не знаю…

– Но может быть, – спросил Джек-понка, которого и вправду звали Токей Ито и который принадлежал к племени дакота, – может быть, ты, Далеко Летающая Птица, знаешь, почему бледнолицые, сражавшиеся за освобождение негров из рабства, теперь изо всех сил стараются загнать дакота в большую тюрьму, которую они именуют резервацией? Может быть, ты знаешь, почему в резервациях они намерены обращаться с ними, как с умалишенными в сумасшедшем доме, не признавая за ними ни прав, ни свобод?

Художник воззрился на индейца.

– Хотя негры теперь и свободны, они все равно продолжают работать на наших фермеров и предпринимателей. Дакота хотят основать свое собственное государство и жить согласно принципам, от которых мало пользы хозяйству Соединенных Штатов.

– Выходит, люди должны жить ради вашей пользы или не жить вовсе?

– Джек, победители в Гражданской войне преисполнились жажды наживы и гордыни. Сегодня нами тоже правят железной рукой республиканцы, и гнет их почти невыносим. Может быть, когда-нибудь это изменится. Но вы до того не доживете.

– Далеко Летающая Птица, ты что-нибудь слышал о дакота из Миннесоты, которые четырнадцать лет тому назад ушли в Канаду?

– Они до сих пор живут на реке Сурис.

Индеец поднялся.

– Ты никогда не напишешь мой портрет, Далеко Летающая Птица. Я ухожу.

– Мы еще увидимся когда-нибудь?

– Не думаю.

Когда индеец уже взялся за ручку двери, художник еще раз его остановил.

– Джек, помнишь Генри Генри, инженера, молодого друга Джо Брауна, великого пионера «Юнион-Пасифик»? Вы наверняка встречались, когда ты служил у нас разведчиком.

– Припоминаю.

– Он здесь.

Индеец не выказал беспокойства.

– Генри едет на пограничный пост в верховьях Найобрэры. Он пропил свои деньги, карьера его пошла под гору, и теперь он хочет немного подзаработать. Через Черные холмы собираются проложить железнодорожные ветки «Юнион-Пасифик». Генри…

– Для Генри лучше было бы вернуться в восточные города.

– Ты его не пощадишь?

Индеец сделал вид, будто не расслышал этого вопроса. Он ушел, тихо затворив за собой дверь.

Художник Моррис сидел в светлой комнате, однако ему казалось, что вокруг него сгустилась тьма.

– Длинное Копье?

– Да?

– Я теряю друзей, которых ценю. Они готовы безжалостно убивать друг друга…

Тут художник испугался и умолк, услышав, как к двери приближаются по лестнице тяжелые шаги. Индеец уже успел уйти тихой поступью, совершенно бесшумно.

В дверь постучали, и тотчас вошел человек лет тридцати. Он с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Моррис, у коменданта мы только и успели, что поздороваться! Какая встреча после стольких лет, это надо отметить! Вот смотри, я принес бутылку превосходного виски!

– Генри, не надо бы тебе снова привыкать к выпивке. Ты себя погубишь!

– Только сегодня, всего один раз! Только сегодня! На прощанье. Завтра я поскачу на погранпост Смита на Найобрэру. Для меня снова начнется жизнь на Диком Западе! Мой старый покровитель и учитель Джо Браун строит Норзерн-Пасифик, а я проложу железную дорогу к золотым приискам Черных холмов. Давай, составь мне компанию!

Моррис отпил маленький глоток. Длинное Копье отодвинул наполненный стакан.

– С кем ты поедешь в Найобрэру? – принялся обеспокоенно допытываться художник.

– С письмом полковника Джекмана и с двумя отменными скаутами, Бобом и Джеком. Питту надоели вечные скитания, он пока не торопится снова попасть в лапы к дакота.

– Лучше бы ты тоже не ввязывался в это дело. Брось, Генри, ради бога, брось!

– Да что с тобой, Моррис? Боишься нашего бывшего скаута Харри, который, по слухам, сейчас под именем Токей Ито во главе Медвежьего племени наводит страх на окрестности Найобрэры?

– Честно признаться, я боюсь за тебя, не скрою.

Художник испытал некоторое облегчение, оттого что с чистой совестью смог сказать хотя бы часть той правды, которую знал.

– Если бы здесь сейчас оказался твой старый друг Джо Браун, он стал бы предостерегать тебя точно так же, как я!

Генри опрокинул стакан.

– Каких только удивительных историй не рассказывают про нашего бывшего скаута Харри! На самом-то деле ничего особенного в этом юнце нет; я же его неплохо знал. Достаточно зарядить револьвер – и вот уже индейский вождь уткнулся носом в траву!

Моррис содрогнулся.

– Моррис, тонко чувствующий художник, если тебя посреди форта Рэндалл при одной мысли о Харри уже охватывает озноб, то отправляйся-ка лучше назад, прямиком домой! Ведь этим летом в прериях наверняка еще будет пожарче, чем сейчас!

– Хватит шутить, Генри! И ради всего святого, не езди в Найобрэру с двумя разведчиками, которых почти не знаешь! Подожди! Через две недели в форт Смита отправится отряд кавалерии, обоз с оружием и ополчение. Поезжай лучше с ними!

– Я же не младенец! Именно о прибытии этого обоза с оружием я должен известить пограничный пост на Найобрэре письмом, которое туда повезу.

– А вот это уже недопустимо! Частному лицу поручено исполнять должность курьера! Уму непостижимо, как легкомысленно мы иногда себя ведем!

– Чтобы тебя успокоить, могу сказать, что комендант дает мне двоих скаутов, принятых на службу в его гарнизоне! Кстати, у меня еще есть репортерские задания от нескольких газет и журналов! Я буду первым, кто напишет документальные репортажи о жизни на Найобрэре!

После этого Моррис перестал протестовать.

Генри рассмеялся и выпил три стакана виски.

– За будущую встречу!

– Надеюсь, все сложится хорошо.

Нервы у Морриса были напряжены. От волнения к горлу его подступила тошнота. Генри покачал головой, надул губы и попрощался.

Выходя из комнаты художника, Джек-Харри заметил в окне инженера, идущего по двору. Поэтому он не стал спускаться по лестнице, а, напротив, поднялся на один пролет. Как только Генри со стуком захлопнул за собой дверь, индеец бесшумно вновь спустился по ступенькам и стал прислушиваться.

Таким образом, он узнал, о чем говорили Моррис и Генри. Незадолго до того, как Генри вышел из комнаты художника, индеец выскользнул из башни. Он направился через двор в конюшню, где переночевал вместе с Бобби Курчавые Волосы. Оказалось, что негр по-прежнему сидит там, забившись все в тот же угол, и Джек-Харри присоединился к нему. «Завтра утром Генри поскачет в Найобрэру с письмом к Смиту, – сказал он на языке дакота. – Мы оба будем его сопровождать. Письмо не дойдет до адресата».

Боб ничего не возразил на это, ведь Генри в его глазах был ничтожеством.

Индейцу и негру как скороходам полагалось довольствие натурой. Бобби Курчавые Волосы уже получил сегодняшний паек для них обоих и теперь жевал кусок консервированного мяса, пока индеец обгладывал кость.

– Здесь, возле форта, начинается резервация для дакота. Это ее восточная оконечность, – внезапно произнес Бобби.

– А больше ты ничего не узнал?

– Да, есть и еще кое-что. Сейчас устраивают несколько резерваций, племя дакота собираются разделить на части и загнать в разные резервации. У форта Робинсон расширяют и достраивают бараки, где разместится агентство, управляющее резервациями. В будущем там поселится один из тех, кто станет приказывать воинам дакота. Здесь все уже пришли к согласию о том, как поделят между собой добычу. Майор Джонс выйдет в отставку и станет агентом в резервациях. Ему не придется больше жить в глуши; он поручит дела своему заместителю. Джонни, жирный «букмекер» с лысиной, хочет открыть салун при управлении. Энтони Роуч уже видит себя в чине капитана на посту военного командующего резервациями. Беззубый Бен мечтает снова превратить форт на Найобрэре в факторию, как только убедится, что мы на него больше не нападем! Но границы резерваций еще открыты. Пока одни только драгуны и вольные всадники будут объезжать верхом эти земли, чтобы загнать дакота в стойло и держать там под надзором.

– Границы видны на картах, но не в прерии. Важные господа все решили без нас. Если бы наши верховные вожди дали мне восемьдесят воинов, как я просил, то я во время хоккейного матча опустошил бы весь форт Рэндалл.

– Не сомневаюсь, тебе это по силам. Но восьмидесяти воинов у тебя не было, и потому ты только и сумел, что в перерывах прочитать несколько бумаг да похитить сигарету. Форт Рэндалл никуда не делся, как стоял, так и стоит. Брат мой, боюсь, что дакота совершили большую ошибку. До сих пор они охотились на бизонов. Бизонов становится все меньше. Однако дакота не научились разводить скот.

– А как поживает твой конный завод, Чапа Курчавые Волосы?

– Ты же сам знаешь. Двое жеребят сдохли, а воины говорят, что твой буланый жеребец, которого ты поймал диким, намного превосходит всех остальных мустангов.

– Чапа, не попробовать ли нам этим летом всерьез приручать бизонов?

– Нет, этим летом мы возьмемся за оружие; мне кажется, это неизбежно. Но что с нами будет?

– В резервации? – спросил индеец.

Он произнес это совсем иным тоном: утратив самообладание, уже не сдерживаясь, дав волю ненависти.

– В резервациях, которые отводит нам Великий Отец, мы не сможем жить самостоятельно, даже если научимся фермерствовать. Места там слишком мало, а бóльшая часть земель скудна и бесплодна. Но и охотиться на бизонов мы не сможем вечно. За последние два года поголовье бизонов уменьшилось вдвое.

Индеец в ответ только промолчал.

– Так как же быть? – спросил Курчавые Волосы.

– Мы должны сохранить свою свободу и чему-то научиться. Хорошо учится только свободный. Сейчас я снискал среди наших людей достаточно уважения, чтобы поддержать тебя и твои планы, как только завершится великая борьба.

Курчавые Волосы взял своего спутника за руку.

– Хорошо, ты произнес правильные слова. В детстве я был рабом. Мой отец бежал к вам, взяв меня с собой. Я не хочу снова попасть в рабство вместе с вами.

– Но никто не мешает тебе уйти, куда хочешь.

– Брат мой, то же самое ты мог бы сказать и о самом себе. Десять лет ты прожил вдали от своего племени. Два года тому назад ты вернулся, чтобы разделить с нами самую тяжкую часть борьбы и пройти с нами последнюю, самую трудную часть пути. Неужели ты думаешь, что я хочу убежать и забыть вас? Даже если бы захотел, я не смог бы вас бросить. Я люблю наши вигвамы, наших женщин и детей, я люблю своих друзей и соратников больше собственной жизни.

Все это Чапа Курчавые Волосы произнес очень тихо, устремив взгляд на дощатую стену конюшни, скрывая, как сильно он растроган.

Почти час друзья просидели молча.

С наступлением сумерек они вышли за ворота, потому что хотели провести ночь не в форте, а в индейском лагере, с игроками своих команд.

В то же время Генри сидел у себя в комнате, проверяя содержимое своего кошелька. Предстоящий вечер казался ему пустым и бесконечным. Как же ему убить время? Он констатировал, что если оплатить из этих же денег еще и приветственный вечер в форте Найобрэра, то на прощальный вечер в форте Рэндалл ему уже не хватит. Но неужели он обязан подсчитывать все до последнего пенни? Надо наслаждаться одним днем! Генри спустился вниз, побродил по двору и стал приглашать то одного, то другого. При той смертельной скуке, что мучила офицеров, инженер вскоре нашел немало желающих выпить за его счет.

Маленький пир начался после ужина и завершился незадолго до рассвета.

Генри понял, что нет смысла ложиться спать. Он собрал вещи. С серым лицом, терзаемый ознобом, страдающий от похмелья, смотрел он в окно своей комнаты на двор. Куда запропастился этот ниггер? Ага, вот раздался стук копыт! У этого парня, из которого он хотел воспитать себе слугу, проснулась совесть, и он все-таки привел Генри коня.

Молодой инженер, курьер и корреспондент вышел из здания и вскочил на лошадь. Быстрой рысью он подскакал по двору к воротам, и ему тут же отворили. Выл северный ветер, но погода стояла ясная, солнце светило ярко, купол голубого неба поднимался над холмистой прерией. Генри проскакал за ворота. От стойки отделилась длинная фигура, облаченная в хлопчатобумажную рубаху, вельветовые штаны и пончо. Черные, разделенные на пробор волосы были заплетены в косы, худое лицо расписано красками до неузнаваемости.

Взмахнув хлыстом для верховой езды, как прежде Роуч, Генри приказал обоим скороходам бежать впереди. Он пустил коня галопом и в своем мрачном расположении духа испытывал бессмысленную, жестокую радость оттого, что скороходам придется бежать наперегонки со скачущей во весь опор лошадью.

Однако, по-видимому, их это не утомляло.

Генри в седле казался более измученным и обессиленным, чем они.

Около полудня ландшафт изменился. Почва стала более песчаной, трава – короткой. Форт Рэндалл давно скрылся из глаз. Генри остановился на привал, чтобы перекусить. Голодные скороходы молча ждали поодаль.

После полудня индеец и негр показали, насколько серьезно относятся к своим обязанностям. Часто они осматривали окрестности, взбежав на какой-нибудь небольшой холм. Не единожды выбирали они извилистые пути по пересекающим прерию долинам, чтобы вместе с всадником оставаться невидимыми глазу. В сумерках они привели его на берег Найобрэры и посоветовали переночевать здесь.

Генри согласился.

– Разожги костер! – приказал он Джеку.

Человек в пончо отказался повиноваться бледнолицему.

– Мы не будем разжигать костер.

– Ты смеешь мне дерзить! Таким тоном говорил некогда Харри! Но эти времена для вас, индейцев, прошли навсегда. Поищи хвороста и разожги костер. За что тебе платят?

Тихо плескали речные волны, посвистывал ветер. Из норы выглянул голодный хомяк и тотчас же снова скрылся.

Генри стукнул о землю рукоятью хлыста.

– Ну, долго мне ждать?

– Сколько хотите.

Генри покачнулся. Охватившая его ярость побуждала его ударить индейца хлыстом по лицу. Но он остался в глуши, один на один со своими противниками, наступала ночь, а индеец не только хранил зловещее спокойствие – у него еще был револьвер. Теперь Генри подумал, что надо было приказать разжечь костер Бобби, однако ему не терпелось увидеть, как повинуется ему надменный индеец, и он уже не мог отступить.

А вот придумать какую-нибудь уловку, чтобы сохранить лицо, он мог.

– Эй ты, грязный краснокожий с размалеванной физиономией! Когда ты в последний раз умывался? А ну соскреби краску с рожи!

Индеец не ответил ему резкостью, как он ожидал. Он вообще не стал возражать, а достал из-за пазухи маленькую шкатулку и клочок кожи и начал тщательно стирать краску обрывком кожи, смазанным жиром. При этом он не торопился.

Генри был доволен тем, что второй его приказ выполняется незамедлительно. Он с интересом смотрел, как из-под нанесенной красками маски проступает человеческое лицо. Наконец индеец со всем возможным тщанием удалил последние остатки краски. Взошла луна; свет ее засверкал на речной глади и упал на лицо индейца. Стали различимы жесткие, резкие черты его исхудалого лица, на которое наложили свою печать усталость и страдания; на лице его застыло выражение одновременно дерзкое и замкнутое; это впечатление еще более усиливалось из-за игры лунного света и тени.

Генри уставился на индейца, сбросившего маску, и узнал его. У Генри отвисла челюсть, губы задрожали. Он выхватил револьвер из-за пояса. Однако, не успев нажать на курок, бессильно опустился на землю.

Тишину не нарушил ни один выстрел. Индеец встал и направился за кинжалом, броском которого сразил своего врага. Рукоятке обоюдоострого, заточенного ножа была придана форма птичьей головы. Дакота очистил нож, несколько раз вонзив его в землю, и убрал клинок в ножны. Револьвер Генри он передал Бобу Курчавые Волосы. Потом он взял себе бумажник Генри с письмом майору Смиту.

Индеец снял с себя одежду, скрывавшую его истинный облик, и в темноте вместе с Курчавыми Волосами закурил трубку.

Дакота ни разу больше не взглянул на убитого Генри. Его народ вел борьбу, в которой не нашлось места милосердию, и дакота не знал сострадания. Краснокожие и бледнолицые в равной мере с детства учили его убивать врагов и считать это своим долгом и подвигом. Он не стал снимать скальп с поверженного противника не потому, что гнушался этим обычаем, а лишь потому, что Генри позволил убить себя, не оказав сопротивления. Победив его, дакота не снискал славы.

– Что теперь? – спросил Чапа Курчавые Волосы своего вождя.

– Мой разведчик Ихасапа уже должен был ждать нас здесь поблизости с лошадьми и с новостями. Моим вестникам, которых я отправил к нашим верховным вождям Татанке-Йотанке и Тачунке-Витко и к вождям племен абсарока и пауни, пора бы уже вернуться.

– Ты веришь этим пауни, которые убили твою мать, когда ты был еще ребенком, и этим абсарока, против которых в юности сражался Татанка-Йотанка?

– Тем, кто откликнется на мой призыв, я готов верить. За прошедшие годы я встречал немало дальновидных и проницательных воинов даже среди врагов.

– Как хочешь. Не буду мешать твоим великим планам.

Дакота взбежал на самый высокий из ближайших холмов и завыл, подражая койоту. За полчаса он четырежды повторил этот условный знак.

Вскоре выше по течению реки появился верховой индеец. Он вел в поводу двух мустангов без всадников, причем одного удерживал с трудом. Буланый жеребец без седока становился на дыбы, бил копытами и стремился вырваться. Вождь взмахнул рукой, молодой воин отпустил коня, и тот галопом поскакал к своему хозяину, к которому привык и который поприветствовал его, тихо пропев какую-то мелодию. Второго коня молодой всадник передал Курчавым Волосам. Вождь потребовал, чтобы прибывший сообщил ему новые вести.

– Чтобы поговорить с тобой, сюда прибыл куда более великий, чем я, Токей Ито, – ответил молодой человек. – Наш верховный вождь Тачунка-Витко на одну ночь прискакал сюда с тремя воинами.

Стоило молодому индейцу произнести первое слово, как Токей Ито вскочил на коня.

– Веди нас к нему, Ихасапа!

Какие-нибудь четверть часа скачки галопом, и они прибыли на место. Соратники встретились в луговой долине. В лунном свете обступившие ее холмы отбрасывали глубокие тени. Здесь тоже не стали разжигать костер.

Когда трое вновь прибывших спешились, один из четверых индейцев, сидевших на земле, поднялся им навстречу. Облик его был столь же горделив и исполнен собственного достоинства, как и наружность молодого военного вождя, и одет он был так же. Судя по силуэту, выделявшемуся в слабом свете, черты у него были резкие, лицо – узкое, удлиненное. В мерцании лунного света их взгляды встретились. Они виделись впервые с тех пор, как Харри вернулся в свое племя. Прежде эти двое сражались друг с другом. В последнюю встречу мужчины, молодой и зрелый, сошлись в мирном единоборстве на большом летнем празднестве.

Примерно минуту они молча глядели друг на друга.

– Вот и ты, – произнес затем верховный вождь низким и глубоким, почти угрюмым голосом. – Ты прислал мне гонца. Ответ тебе я передаю сам. В ваши вигвамы прибудут шестьдесят воинов дакота. А еще шестеро воинов племени пауни во главе с вождем и пятеро племени абсарока со своим молодым вождем, которые знают тебя по прежним годам, вызвались сражаться рядом с тобой, и мы готовы на это согласиться. Все эти воины и вожди прибудут к вам в новолуние.

– Слишком поздно, – промолвил молодой военный вождь коротко и сухо, без упреков и жалоб. – Длинный Нож Смит в Найобрэре еще до новолуния ожидает шесть повозок с оружием, патронами и провиантом. Мы должны перехватить этот транспорт с оружием и Длинных Ножей, которые его сопровождают. Они ни в коем случае не должны попасть в форт на Найобрэре. Если наши братья, которые хотят воевать в наших рядах, опоздают, нам придется действовать в одиночку.

– Да, тебе не остается ничего иного, и полагаю, тебе это по силам. Вот уже два лета и три зимы ты паришь над Смитом и его людьми, как орел – над стадом охромевших антилоп. Не напрасно мы возлагали на тебя надежды. Сколько воинов у тебя наготове?

– Двадцать четыре человека из отряда Красных Оленей.

Токей Ито вновь обернулся к Ихасапе:

– А где сейчас стоят наши вигвамы? Где Четансапа?

– Мы уже перенесли вигвамы из горных лесов к Конскому ручью. Четансапа со всеми воинами, входящими в отряд Красных Оленей, разбил лагерь на полпути между нашей стоянкой и фортом майора Смита в ожидании твоих приказов. Он и его люди хотят воевать под твоим началом.

– Это отборные воины. Достаточно и этих двадцати четырех, если будем действовать быстро и осмотрительно! Скачи назад к Четансапе и передай ему, что я присоединюсь к нему через несколько дней. Чапа Курчавые Волосы, – продолжал молодой вождь давать указания, – ты останешься здесь и будешь выслушивать донесения разведчиков, которых мы завербовали в форте Рэндалл. Мы должны узнать, в какой именно день выступит в поход лейтенант с оружейным обозом. Я сам тем временем съезжу еще в Сен-Пьер; мой буланый домчит меня мигом.

Молодой вождь подошел к своему мустангу.

– Мне надо наведаться в форт Сен-Пьер, – повторил он верховному вождю. – Или ты дашь мне винчестер? Он понадобится мне в бою за оружейный обоз.

Когда Тачунка-Витко ответил, голос его прозвучал так, словно он украдкой улыбался:

– Я не могу дать тебе винчестер, Токей Ито, но в Сен-Пьер мы поскачем вместе.

Индейцы вскочили на коней. Ихасапа и Чапа отправились выполнять поручения, а молодой вождь тем временем погнал своего буланого галопом на северо-восток, бок о бок с Тачункой-Витко и тремя его воинами.

Вожди поскакали по прериям и глухим скалистым ущельям, где не встречались ни люди, ни звери. Никто не задерживал одиноких всадников. Их мустанги были неутомимы. Буланый жеребец молодого военного вождя застоялся и теперь резво, играя, летел по лугам и степям, где некогда и сам появился на свет, где была и его родина.

Индейцы скакали всю ночь и все следующее утро. Около полудня они сделали привал возле небольшого озера, скрытого от посторонних глаз кустарником и невысокими холмами. Они растянулись на своих одеялах, но не заснули, а ели и курили.

Теперь они могли спокойно разглядеть друг друга. Молодому вождю показалось, что за те четыре года, что они не виделись, его верховный вождь почти не постарел, но сильно изменился. На чертах его, прежде отмеченных храбростью и уверенностью в себе, ныне лежал также отпечаток решимости и ожесточенности, враждебности. Уголки его рта опустились; складки, сбегавшие к ним от крыльев носа, теперь залегли глубже. Если во время скачки Тачунка-Витко прищуривался, защищаясь от солнца, ветра и пыли прерий, то теперь широко открыл глаза и не таясь устремил взгляд на молодого товарища.

Он заговорил о том, что ночью, при первой встрече, обсуждать ему представлялось неуместным.

– Вачичун решили нарушить все свои клятвы и договоры, – сказал он. – Они лжецы. Но мы будем защищать прерию и свои права.

– Вы нападете на форты? С восьмьюдесятью воинами я бы опустошил Рэндалл.

– Мы не станем нападать на форты. Но как только завершим весенние охоты, как только зазеленеет трава, а солнце принесет тепло, мы соберем вождей и наших воинов на севере Че сапа[2] и на реках, впадающих в реку Желтых Камней. Мы предлагаем тебе принять участие в обсуждении наших планов, можешь спросить у своих людей, не хотят ли они сражаться вместе с нами, если Длинные Ножи не оставят нас в покое.

– Мы присоединимся к вам, как только захватим патроны и разделаемся с фортом Смита. Там я отомщу за убийство своего отца.

– Я знал, что ты об этом думаешь, мой младший брат. Татанка-Йотанка и я согласились бы тотчас же дать тебе шестьдесят воинов, чтобы они помогли вам захватить оружейный обоз. Но мне нужен отряд, чтобы выступить против генерала Крука на реке Роузбад[3], а остальные мужчины моего племени еще не готовы раскурить трубку войны. На исходе зимы женщины и дети голодают во многих вигвамах, и воины сначала хотят выйти на охоту. К тому же они помнят, что двенадцать зим тому назад ваш род самостоятельно прошел далеко на юг, и ожидают, что предстоящим летом вы снова вернетесь на север, в Че сапа.

– Понимаю. А что слышно о других племенах?

– Шайенны, которые еще свободны, хотят к нам присоединиться. Абсарока и сиксики не нанесут нам удар в спину. Длинным Ножам служат лишь отдельные изменники.

Молодой военный вождь опустил глаза, и кровь бросилась ему в лицо при мысли, что и сам он служил у врагов разведчиком. Кажется, Тачунка-Витко в этот миг тоже подумал о разведчиках и их печальной судьбе, потому что произнес:

– Я слышал о разведчике Тобиасе, который служит у Смита. Кто это? Нет ли у него другого имени?

– Шеф-де-Лу.

– А, Шеф-де-Лу![4] Установи за ним слежку.

На том беседа и закончилась. Поднявшись, индейские вожди окинули взглядом окрестные земли; именно в этой местности им предстояло жить в плену.

Они вскочили на коней и поскакали дальше. Они выбрали путь в объезд индейских стойбищ, разбитых в этих краях и уже подчинившихся бледнолицым. Они пересекали тропы, по которым проезжали отряды кавалерии и милиции, даже не подозревавшие, что за ними наблюдают индейцы, и их не заметил ни один вражеский разведчик.

На второе утро дакота достигли крупной фактории Сен-Пьер, расположенной значительно севернее форта Рэндалл. Здесь еще задавала тон торговля, а не война. Прибывшие не могли терять ни минуты и потому тотчас же привязали своих мустангов у лавки, куда хотел наведаться молодой вождь. Тачунка-Витко тоже вошел туда без промедления. Ни один неосведомленный не узнал бы его в простой одежде. Несмотря на ранний час, в просторном помещении магазина уже собралось множество индейцев и охотников, желавших обменять меха, добытые этой зимой, на оружие, порох, свинец и бренди.

Несколько скупщиков как раз оценивали товар. Хозяин лавки, маленького роста человек с лисьим личиком, тотчас же обратил внимание на молодого вождя дакота, потому что знал его по одной прежней продолжительной сделке, и немедленно разгласил новость: «К нам приехал Харри Токей Ито!»

Здесь молодому вождю ни к чему было скрываться. Бои на Найобрэре носили местный характер; до фактории Сен-Пьер оттуда доходили только недостоверные слухи. Однако и этих широко распространившихся историй хватило, чтобы обеспечить молодому вождю свободный доступ к хозяину лавки, которая служила одновременно и закупочной конторой. Тачунка-Витко и его спутники держались в тени.

Рослый дакота посмотрел сверху вниз на маленького человечка с лисьим личиком. В помещении наступила тишина; она свидетельствовала о высочайшей степени уважения, какое только могли оказать кому-нибудь торговцы.

– Что хочет купить великий вождь дакота в моем скромном магазине? Надеюсь, Харри Токей Ито останется не менее доволен, чем два года тому назад!

– Винчестер.

– Великолепно! Разумеется! Пожалуйста, вот ружье, которое я очень рекомендую…

Торговец поднял в воздух старое ружье.

– Винчестер.

– Не угодно ружье, заряжающееся с дульной части? У меня есть и заряжающееся с казенной части… Пожалуйста… Сейчас покажу…

– Винчестер.

– О да, конечно, оружие, достойное вождя! Охотничье ружье! Значит, вам нужно охотничье ружье!

– Винчестер.

– У нас в продаже самые разные модели. С нарезным стволом я бы сам не посоветовал. Нет, зачем же? Такое ружье…

– Винчестер.

– Могу предложить подержанные ружья в безупречном состоянии, вот эти отдам даже за шкурки, не угодно ли заплатить шкурками? Прославленное ружье…

– Винчестер.

– О да, как у полковника Коди, по прозвищу Баффало Билл[5]. Неудобный, за ним надо постоянно ухаживать, обращаться с ним трудно! Часто дает осечку. Да и в армии зарекомендовал себя не с лучшей стороны. Я бы его вождю не посоветовал! А вот превосходное охотничье ружье…

– Винчестер.

– Может быть, вам угодно заплатить в долларах? За двустволку, нарезную? Лучшую из лучших!

– Винчестер.

Присутствовавшие при этом торге и препирательствах начали ухмыляться. Только Тачунка-Витко и его спутники сохраняли серьезность. Маленький лавочник, задыхаясь, судорожно ловя ртом воздух, проговорил:

– Вообще-то, сейчас не разрешено… то есть на индейцев с винчестерами, вроде тех, что на вооружении в армии, смотрят косо… То есть я хочу сказать, если это только для охоты, не правда ли…

– Винчестер.

– Может быть, вам угодно… заплатить золотом? Охотничье ружье…

– Винчестер.

Молодой дакота повторял эти слова как автомат, одним и тем же ровным тоном, не выказывая ни нетерпения, ни гнева.

Маленький торговец отер пот со лба.

– Это же для охоты на бизонов, не так ли? Для охоты на бизонов! – От волнения он начал шепелявить. – Но самое практичное все-таки…

– Винчестер.

– Черт побери, сделаю все, что в моих силах, но точно ли великому вождю винтовка нужна прямо сейчас? В таком случае лучше всего…

– Винчестер.

Обступившие дакота и торговца зеваки расхохотались. Тачунка-Витко по-прежнему внимательно наблюдал за молодым вождем.

Тот открыл маленький кожаный кошелек, одна половина которого с изнанки была покрашена в зеленый, другая – в красный цвет, и выложил на прилавок доллары, все так же не говоря ни слова.

– Ах вот как, вождю угодно заплатить долларами… Выходит, я непременно должен… Мне следует…

Дакота молчал, с удивленным видом пристально разглядывая торговца.

– Дело в том, что мы заказали такую винтовку для начальника нашей фактории! Не знаю, имею ли я право ее отдать. Поставки всегда так медленно идут. Вождь мог бы добавить еще один доллар!

Молодой дакота постучал по прилавку двумя пальцами и произнес:

– Винчестер и триста патронов в придачу. У меня мало времени.

– Боже мой! Подождите секунду. Я позову начальника.

Но дакота взглядом пригвоздил торговца с лисьим личиком к полу. Хозяин лавки словно обмяк и пригорюнился под его взглядом. Он облизнул кончиком языка губы, точно во рту у него пересохло.

– Ну что же, если иначе нельзя, пусть будет так! Но я понесу большой-пребольшой убыток! Уж и не знаю, как его возместить! Выходит, я подарю винчестер великому вождю!

Он сходил в соседнюю комнату и вернулся с обещанной винтовкой и с патронами к ней. Это было хорошее оружие, и дакота впервые проявил беспокойство, глядя вместе с зеваками, как обращается с этим оружием хозяин лавки. Он взял винчестер у торговца из рук и стал оценивать, поигрывая с ним, как плотник – с топором, а каменщик – с молотом. Оружие для вождя племени охотников было привычным, давно знакомым рабочим инструментом.

Он зарядил винтовку, потом разрядил и сказал:

– Ты подаришь мне винчестер и патроны. Я подарю тебе доллары. Хау. Шесть патронов я возьму бесплатно, сделать шесть пробных выстрелов.

Не дожидаясь согласия торговца, дакота с заряженным ружьем вышел из магазина. Тачунка-Витко и его спутники последовали за ним. Индейцы двинулись по двору и вышли через открытые ворота на улицу.

Молодой вождь остановился на лугу.

– Во что мне прицелиться?

– В ствол березы, – предложил Тачунка-Витко.

Деревце отстояло от них на пятьсот метров.

– Прицелюсь в свищ от засохшей ветви и в темное место под ним, – принял самостоятельное решение молодой военный вождь.

Раздались пробные выстрелы. Один из воинов бросился к деревцу. Мастерство стрелка, проявленное при обращении с незнакомым оружием, поразило даже Тачунку-Витко, а ведь он несколько лет тому назад уже стал свидетелем того, как юный военный вождь попадает стрелой из лука в цель, отстоящую на триста метров: подобные непревзойденные стрелки существовали лишь в легендах.

Из фактории вышел торговец. Он подбежал к индейцам, крича и размахивая руками:

– Плати!

– Да, сейчас заплачу.

Дакота протянул ему условленную сумму денег.

– Великий вождь! – воскликнул низенький человечек. – Все правильно, ты заплатил мне сполна. Но ты расстроил мне всю торговлю! Теперь все в моей лавке хотят продать мне шкурки подороже и хают товар, который я предлагаю им взамен. Если хочешь и дальше торговать со мной так, как сейчас, то никогда не делай этого на глазах у других. Нет, ты не должен был со мною так поступать! Я потому пошел тебе на уступку, что два года тому назад ты уже побывал у меня с двумя своими людьми! А еще потому, что рад был увидеть тебя снова! А теперь что же будет?

– Что будет? О чем ты? – спросил дакота, по-прежнему не отрываясь от своего нового винчестера.

– Мою лавку ждет разорение! Я вел дела со многими индейцами. Сен-Пьер уже несколько десятилетий славится среди индейцев к востоку и к западу от Миссури. А сколько краснокожих друзей было у старого начальника нашей фактории! А сейчас всему этому разом придет конец.

– Почему же?

– Потому что вас загонят в резервации! Там с вами будут обходиться как с недееспособными, вас будут содержать как идиотов! Вы не сможете покидать территорию резервации. Вы больше не сможете охотиться и продавать пушнину! Отныне вам будет запрещено посещать факторию! Как только вас запрут в резервации, вы превратитесь в голодное стадо, а я разорюсь!

– В голодное стадо? – спокойно, словно бы безучастно, переспросил дакота.

– Да! Ты что, не знаешь, в каких условиях живут индейцы в других резервациях? Почвы там слишком скудные, вспахать их нельзя. Вам придется жить милостыней, дожидаться, когда вам пригонят скот или пришлют консервы… А какого качества еду вы получите, при том-то воровстве и продажности чиновников, что царит у нас повсюду, – нет уж, благодарю покорно!

– А почему ты не скажешь это вашему Великому Отцу белых людей, что правит в Вашингтоне?

– Отец и вправду велик, а Вашингтон от нас далеко, да и я человек маленький.

– Что ж, тебе виднее.

Торговец кинулся назад в лавку, чтобы не упустить ни одной выгодной сделки.

Пятеро индейцев стояли, держась рядом. Безмолвно размышляли они над тем, что им снова довелось услышать. Не говоря ни слова, вернулись они к своим коням. Тачунка-Витко первым вскочил на мустанга. Молодой военный вождь еще раз запечатлел в памяти облик и взор этого человека. Харри Токей Ито впервые увидел великого вождя двенадцатилетним мальчиком, когда еще носил имя Харка, и более не забывал это впечатление, которое даже в изгнании вселяло в него гордость за собственное племя. Сейчас начиналась великая война, величайшая борьба, которую когда-либо приходилось выдержать. Оба вождя были готовы защищать свою свободу даже в тяжелейших условиях. Далее рассуждать об этом было бессмысленно.

Мужчины распрощались. Тачунка-Витко со своими спутниками поскакал на северо-запад, а молодой военный вождь тем временем направился на юго-запад к своим соплеменникам. Почти без отдыха, почти без сна, почти без пищи Токей Ито на своем буланом преодолел далекий путь.

Тоненький, острый серп убывающего месяца стоял над прерией, ночь выдалась темной, когда всадник доскакал до военного отряда, ожидавшего его к западу от маленького форта, которым командовал Смит. Даже Четансапа, предводитель отряда Красных Оленей, не поверил, что его вождь смог вернуться так быстро. Токей Ито пустил своего буланого пастись на просторе и восстанавливать силы, а сам подсел к воинам, которые во мраке устроились на ночлег в долине посреди прерии. На близлежащих холмах выставили часовых.

Молодой вождь незаметно обвел глазами своих людей. Всех их он знал с детства: Четансапу, своего друга, который был на пять лет старше, Острие Копья – сына Чотанки, Сына Антилопы, Ихасапу и всех остальных. Вот уже два года, с тех пор как Харри Токей Ито вернулся в свое племя, эти люди шли за ним в бой. Он предводительствовал ими – иногда одним, иногда несколькими, иногда всеми, – устраивая множество дерзких нападений, в том числе последний налет, стоивший жизни лейтенанту Уорнеру. За два года, прошедшие с тех пор, как он взял на себя ответственность за Медвежье племя, не погиб ни один воин. Основное бремя борьбы вождь принял на себя. А Смит и его люди тем временем жили за частоколом, как в осаде. Однако вылазка, которую молодой вождь намеревался осуществить сейчас, была куда опаснее и труднее всех прежних.

Четансапа, высокий и худой, явился к своему вождю, и оба предводителя военных отрядов еще тихо поговорили друг с другом в наступающей ночи. Согласно донесениям разведчиков, оружейный обоз и сопровождающая его вооруженная охрана уже выступили в поход и находятся на пути к форту на Найобрэре. Члены Медвежьего племени собирались перехватить транспорт, прежде чем он дойдет до форта. Потом они намеревались с оружием, в котором отчаянно нуждались, прорваться мимо форта в свои охотничьи угодья. Вторая задача была не легче первой.