Читать книгу Война в России и Сибири - Лодевейк Грондейс - Страница 6

Лодевейк Грондейс. Война в России и Сибири
Вступление

Оглавление

Предыдущее предисловие ярко представило господина Грондейса, так что у нас нет нужды вновь заниматься знакомством. Читатель уже понял, что господин Грондейс не из тех голландцев, что стоят за стойкой магазина или копаются в грядках с тюльпанами. Он отважно ринулся в степи, залитые кровью, и по собственному почину изъездил необозримое пространство от Карпат до Тихого океана. Каким бы славным не было военное прошлое Голландии, им одним не объяснить пристрастие господина Грондейса к сражениям. Но дело в том, что он не амстердамец и не гаагец, по одной из родственных линий он потомок касты воинов Востока, и это полезно знать, читая его книгу.

«Добросовестная книга» – так совершенно справедливо назвал ее господин Палеолог, а я прибавлю, что «добросовестность» ее не имеет ничего общего с безучастной объективностью, какую мы могли бы ожидать от профессора, каким до поры до времени был господин Грондейс. Нет, перед нами заметки бойца, еще разгоряченного битвой, он торопливо передает нам свои впечатления о событиях и людях, он далек от осторожности и взвешенности, какими дорожит сидящий в кресле ученый. Вот он сообщает о падении царского режима в России и не считает нужным принимать скорбный вид. И о демократии, как истинный «самурай»[48], он говорит без всякого придыхания. Если речь заходит о большевиках или других революционерах, он снисходит только к тем из них, кто проявил себя как искренний и мужественный человек. Что же касается их противников, то господин Грондейс клеймит их слабости и не замалчивает ошибки. Его книга вовсе не восхваление. Левые назовут – и уже назвали – автора «белогвардейцем»[49] и чуть ли не «черносотенцем»[50]. Правые упрекнут за чрезмерную страстность, ведущую к несправедливости, к недооценке суровых необходимостей момента. Кое-кто заподозрит автора в тайной русофобии, несмотря на его женитьбу между двумя войнами на русской [женщине].

Мы не будем останавливаться ни на обвинениях, ни на подозрениях. Страницы господина Грондейса дышат такой искренностью, что ни один человек во Франции не заподозрит его в предвзятости – разве только в симпатии к несчастливым смельчакам. Самое главное для нас другое: искренний господин Грондейс умел видеть.

И выбирал самые горячие места. Если он находился при Ставке верховного главнокомандующего[51], то непременно отправлялся на передовую и ходил вместе с полком в атаку, а потом получал георгиевские кресты и другие награды. В 1917 г. он ходил на врага вместе с «Дикой дивизией»[52], надеждой России на тот момент. Когда на фронте все было потеряно, включая в том числе и честь, он с горсткой добровольцев в степях Дона и Кубани претерпел все, что выпало на долю этих «бедняг гасконцев»[53], по выражению одного из участников похода[54]. Позже он следил за наступлением, а потом отступлением Колчака, а потом за подвигами, а главное, за преступлениями банды атамана [Г. М.] Семенова. У нас уже есть сведения почти о каждом акте русской трагедии, у нас есть с чем сравнивать сведения господина Грондейса, и мы всякий раз убеждаемся, что он остался все тем же методичным и ответственным исследователем. Он единственный сообщил нам о ряде фактов, и не его вина, что он был единственным их свидетелем и оказался единственным, кто выжил. Господин Грондейс всегда отделяет то, что видел собственными глазами и за что готов поручиться, от того, что узнал из чужих уст. Прибавим, что автор не одержим желанием драматизировать. Будь он одержим стремлением воздействовать на нервы, сколько бы еще ужасов развернулось на его страницах. Не хочет он и потрясать нас «открытиями». Говоря о трагических и не до конца ясных событиях, он не стремится создать непротиворечивую версию. У «самурая», возможно, имеются личные пристрастия, но ученый их не фиксирует.

Эмоциональная осмотрительность не исключает обобщающих размышлений, из-за них, возможно, кто-то упрекнет автора в том, что он оставил свою роль наблюдателя. Но заброшенный судьбой в «страну непредсказуемостей»[55] и полюбив эту страну, мог ли господин Грондейс, давно уже вовлеченный в круг исторических и философских проблем, не постараться извлечь уроки из вихря событий, в которые был вовлечен? Его не оставляла мысль о контрасте между русским солдатом, каким он узнал его на войне в 1915 и 1916 г., и тем человеческим отребьем, тем кровожадным убийцей, какой действовал в революцию. Каким образом чистое золото стало свинцом? Он размышляет об этом и вечерами в траншеях, и в избах Сибири. Мало-помалу ответ начинает брезжить, и читатель без труда догадается какой. Не без оснований господин Грондейс настаивает на пассивности масс, говорит о людях, которые, на первый взгляд, кажутся энергичными, но уже через минуту обнаруживают дряблость и готовы застыть в бездеятельности. Не без оснований он сто раз подчеркивает, что эти массы покорны приказам иностранцев или инородцев: литовцев, евреев, немцев. Причину столь странной ментальности, господин Грондейс склонен искать в истории, а не в таинственных глубинах психики, но, по сути, дело не в ментальности как таковой, а в тех последствиях, какие могут благодаря ей воспоследовать и для Европы, и для России. Вот почему я хочу рекомендовать эту книгу не только любителям приключений, рассказанным блестяще, но и государственным деятелям, которые с полным спокойствием смотрят, как Германия заключает с большевиками договор в Рапалло[56].

Эмиль Оман[57], профессор Сорбонны

48

В данном случае слово «самурай» обозначает «бесстрашного воина» и «благородного героя», каким был в представлении автора предисловия Л. Грондейс.

49

Подобная характеристика Л. Грондейса во Франции связана с его позицией, впервые высказанной им еще в 1918 г. после возвращения из России. Оказавшись ранее в рядах Добровольческой армии, он характеризовал белых как защитников национальной России, союзной странам Антанты.

Термин «Белое движение» появился в советской России. Его происхождение связано со ставшим традиционным к началу XX в. использованием красного и белого цветов в политических целях. Еще во времена Великой французской революции монархисты (противники революционных изменений) использовали белый цвет (королевский цвет французской династии) для обозначения своей позиции. В России термин «белые» как обозначение сторонников антиреволюционных сил был впервые использован во время октябрьских боев в Москве. Отряд московской учащейся молодежи, выступивший против большевиков, надел нарукавные опознавательные повязки белого цвета, получив название «белая гвардия», в противовес большевистской Красной гвардии. В дальнейшем «белые» представали перед массами в агитации именно как монархисты, хотя число последних в их рядах было сравнительно невелико. В РСФСР, а позднее и в СССР воевавших в белых армиях называли белогвардейцами. С 1920-х гг. термин «Белое движение» стал употребляться в русской эмиграции.

50

Черносотенец – в данном случае собирательное название члена крайне правых монархических партий в России. Вероятно, попытки причислить Грондейса к «черносотенцам» связаны с тем вниманием, которое он уделял роли и значению евреев – членов российских революционных партий – в Великой российской революции и Гражданской войне.

51

Высший орган управления действующей армией и флотом и место пребывания верховного главнокомандующего в годы Первой мировой войны (1914–1918); с начала войны располагалась в Барановичах, с августа 1915 г. – в Могилеве.

52

Кавказская туземная конная дивизия (более известна как «Дикая дивизия») – сформирована на основании высочайшего указа 23 августа 1914 г.; на 90 % состояла из добровольцев-мусульман, уроженцев Северного Кавказа и Закавказья, по законодательству Российской империи не подлежавших, как и все туземные жители Кавказа, призыву на военную службу (служба заменялась денежным налогом, что воспринималось местным населением как привилегия). Дивизия включала в себя шесть полков четырехсотенного состава: Кабардинский, 2-й Дагестанский, Чеченский, Татарский (из жителей Азербайджана), Черкесский и Ингушский. Начальником дивизии был назначен великий князь Михаил Александрович, родной брат императора Николая II.

53

Гасконь – историческая область, находящаяся в юго-западной части Франции. Вероятно, автор подразумевает непростую судьбу Гаскони, входившую в состав разных государств. В 872 г. она фактически отделилась от Франции; в 1058 г. – вошла в Аквитанское государство, в составе которого в 1154–1453 гг. принадлежала Англии, а затем вошла в состав Франции. В 1790 г. в ходе якобинской административной реформы, упразднившей исторические провинции, Гасконь вошла в состав департамента Нижние Пиренеи (ныне Атлантические Пиренеи).

54

Автора высказывания («одного из участников похода») установить не удалось.

55

Для большинства иностранцев начала XX в. Россия продолжала оставаться огромной, малопонятной и непредсказуемой северной страной, расположенной где-то на бескрайних просторах между Европой и Китаем. Неслучайно ее негласным символом для стран Запада стал медведь – сильное и непредсказуемое животное.

56

Речь идет о Рапалльском договоре между РСФСР и Германией, заключенном 16 апреля 1922 г. во время Генуэзской конференции в городе Рапалло (Италия). Заключение договора ознаменовало собой прорыв международной дипломатической изоляции Советской России; он предусматривал восстановление полноценных дипломатических отношений между РСФСР и Германией и отказ сторон от претензий на возмещение военных расходов и других убытков.

57

Автор второго предисловия к книге – Эмиль Оман (1859–1942) – французский филолог, литературовед и историк-русист. В 1902 г. создал кафедру русского языка и литературы в Сорбонне; в 1905–1918 гг. занимался современной ему историей России, доведя свое исследование «История России с момента ее возникновения до наших дней» до событий 1918 г.

Война в России и Сибири

Подняться наверх