Читать книгу Тёмный голос - Лолита Милаш - Страница 11

Мать ушла в отпуск, потом на больничный. Болезнь была в самом разгаре. Она больше не могла скрывать её, медленно угасая: дни напролет проводила в постели, изнемогая от сильного кашля и насморка. Мать не покидала дом, за исключением поездок к знахарям. Её фанатичная вера в силу икон, молитв, ритуалов и настоев была непоколебима.

Дни тогда стояли осенние, дождливые. Вода мешалась с листвой, и казалось, что водяной поток никогда не прекратится.

Едва чистое небо показалось на горизонте, бабушка отправила меня в магазин. Я не спешила, а вернувшись, обнаружила, что наш маленький дом набит людьми – мамиными коллегами. Я прекрасно их знала, проведя не одно лето рядом. Они были серьезными. Даже вечно весёлая тётя Люба подозрительно моргала глазами. Они побыли недолго, распрощались и уехали. Спустя время я узнала: они насильно осмотрели её. Будучи медиками, они прекрасно понимали – ей оставалось недолго. Ближе к Новому году мать плотно сидела на анальгетиках – без них на неё было страшно смотреть. Она двигалась все меньше и меньше. Единственным неизменным ритуалом были поездки к народным целителям. Одна из них слёзно просила: «Не привозите её! Я не могу помочь!». Даже у шарлатанов, оказывается, есть совесть! Только моя мать не понимала, что ей требовалось совершенно другое лечение, а не магическое махание руками.

В тот период она очень изменилась. Жалобы на жизнь были всегда, только теперь они звучали сухо, были немногословными, как будто зажимались внутри, прорываясь в недовольном лице, в напряжённых мышцах. И вдруг всё изменилось: она открыто смогла говорить такие вещи, из-за которых мне до сих пор стыдно, что она моя мать. Зависть – чёрная, ноющая, особенно к самым близким, плавила её на части. В том, что её жизнь не сложилась, она винила каждого. Она была твёрдо убеждена в том, что абсолютно все желали ей несчастья. Мать искренне верила, что ещё в детстве на неё навели порчу.

Н. рассказывала: «Был мой день рождения. И мать повела в сад, прихватив с собой конфет. Она раздавала их детям и говорила, что у меня праздник. Одна из родительниц подошла к ней, поздравила и сказала: «Желаю тебе здоровья, счастья, удачи и хорошо выйти замуж!». Причём когда говорила всё это, кружила меня против часовой стрелки, а потом толкнула не вперед, а назад. Вот так она навела на меня порчу! У меня ничего, зато у её дочери есть все…». И дальше начинались длительные завистливые перечисления. И несчастна она была, что отец её пил, а мать не уходила от него. Братья непутёвые. Подруги завистливые. Она говорила, и тёмный мрак опускался на её жизнь. Ужасная работа, неустроенная личная жизнь, в которой были виноваты близкие.

– Нужно, чтобы был муж, и неважно, какой. Пусть даже пьяница! Только он должен быть, тогда к женщине относятся иначе, с уважением. Вот Л. алкашка, но у неё есть муж, значит, и её ценят…

Я слушала всё это и угадывала наивное вранье. Знаете, это похоже на то, когда кто-то верит в какую-то чушь и пытается это доказать, а ты слушаешь из уважения и вежливости. Мне противно, что я всё это слушала, одобрительно кивала головой; во мне был страх огорчить или обидеть. Тот, кто будет это читать, даже не представляет, как я злилась и негодовала, что моя мать та женщина, что требовала от меня и воспитывала во мне высокие моральные принципы, думает и говорит с точностью наоборот.

Ближе к весне она превратилась в живой скелет. Стоны не прекращались ни днем, ни ночью. Я просыпалась под них, я возвращалась из школы, и протяжное сипение встречало меня. Я делала уроки под звуки сдавленных мучений. Я засыпала под протяжные болезненные причитания, наполненные не словами, а звуками, в которых была не только физическая боль – в них было сожаление о пройденных годах. Была ли мать моя счастлива хоть немного? Думаю, нет.

Едва первые весенние лучи касались земли, я выбегала на улицу и кружила в окрестностях дома, напевая простые мотивы и звуки. Так мне было легче, я чувствовала себя живой, а не гниющей заживо вместе с матерью. Мне было неприятно находится с ней, и дело было не в тягостных разговорах и вечных жалобах, а в беспросветной глупости, в которую она верила. Однажды заметив, что у меня тёплые ладони, она заключила, что я могу лечить – исцелять ладонями. Она просила прикладывать их к её спине, руке, голове… И в том подростковом возрасте я хорошо понимала, что я не вылечу её, и даже не ослаблю боль. Она была уверена, что икона на её груди и мои руки могут сотворить чудо, а это очень сильно меня злило, и я нутром понимала, что она пытается переложить ответственность за своё лечение на меня, на знахарей.

Я стояла на погребе и под весенними лучами выдавливала из себя высокие бессмысленные звуки. Мне было хорошо, душа была свободна, и я знала, что всё наладится. Мне стало легко, напряжение и страх ушли, я успокоилась. К сожалению, ненадолго. Стоило вернуться в дом и войти в комнату, как в меня полетел укор: «Ты пела! Тебе так весело? Ответь, чему ты радуешься?».

Мать трясло, слезы блестели на глазах. Я недоумевала: как она могла услышать? Погреб стоит за домом на значительном расстоянии, обращённый к нему глухой стеной. И чем больше она говорила, тем сильнее, я ощущала чувство вины, перепачканное злостью. Мне хотелось кричать: «Перестань быть жертвой! Перестань жаловаться на жизнь! Я устала слушать твои жалобы! Я устала от зависти и злобы!». Да, мне хотелось, чтобы она услышала меня. Услышала хоть раз! Но вместо этого я замирала, все мышцы в теле сводило. Словно удавка затягивалась на горле, когда я продолжала её слушать, а не кричать о своей боли.

Мне всё чаще снились кошмары, где что-то страшное подкрадывалось ко мне, открывало рот с протяжным мычанием и желанием поглотить. Я билась во сне, вырываясь из его цепких лап, а когда открывала глаза, страх охватывал ещё сильнее – это ужасное мычание долетало из соседней комнаты. Кошмар был не во сне, он был в реальности. Сердце сжималось… И только через доли секунды я понимала – это стон моей матери.

Я понимала, что её болезнь серьёзна. Я готовилась к худшему, особенно после её слов. Я помню все спазмы, что сжимали моё тело, это происходит и сейчас, стоит только вспомнить…

– Мама, мама, прилетели, большие чёрные птицы. Они делают себе гнездо, – звонко рассказывала ей.

Она кисло глянула на меня, застонала, а потом попросила:

– Иди, сходи к этим птицам и скажи, чтобы прилетели сюда и заклевали меня! Пусть прилетят и убьют …

Она продолжала говорить страшные вещи. Я вышла из комнаты. Она звала меня обратно, но я не вернулась.

Тем же вечером она ласково подозвала к себе, долго гладила по голове иссушенной рукой, а потом начала свой монолог:

– Я должна рассказать тебе о твоём отце, но ты ещё маленькая и ничего не поймёшь. Никого не слушай! Я всё тебе расскажу, всё, как было, всю правду. Только подрасти немного.

Скоро, мамочка, мы увидимся, осталось недолго, тогда и расскажешь.