Читать книгу Тёмный голос - Лолита Милаш - Страница 6

О школе.

Знания давались мне с трудом. Я всегда была тугодумкой, но выручала хорошая память. Запомнить, большой объем информации, не вникая в её суть – легко, но истинное понимание всегда давалось с боем. Помню, по возвращению домой, сразу же садилась за уроки и вставала из-за стола поздним вечером. То, на что мои сверстники отводили тридцать-сорок минут, у меня отнимало не менее часа. Моя усидчивость способствовала растущей успеваемости, и учителя всё чаще хвалили и ставили в пример другим. Образ заучки-всезнайки очень выгоден, он дарит внимание – суррогат любви. Всё подкреплялось моим послушанием, гипертрофированной справедливостью и идеальным поведением – мне не хотелось, чтобы моя мама расстраивалась и огорчалась. Она должна была слышать от педагогов только о моих успехах и достижениях, она должна гордиться мной.

Я старалась, и очень скоро учителя стали говорить, что

я – пример для подражания! Надеюсь, это всё было не зря и действительно радовало мою мать! В этой нежно-розовой истории было прекрасно всё, кроме одного «но»: меня ненавидели одноклассники. Как называют, тех, кто ищет одобрения у педагогов и делает всё правильно? Подлиза!

Мое чувство справедливости и долженствования не позволяли огрызаться или бойкотировать уроки. По мнению одноклассников, мне нужно было знать меньше, думать меньше, говорить меньше и не высовываться. Стать изгоем не сложно: стоит только отличиться, выделиться, показать себя в лучшем свете – этого окажется достаточно. Как отличить истинную дружбу от ложной? Позволить вмешаться чёрной зависти. Именно тогда я узнала, что настоящая дружба – это то, что со мной не произошло в школьные годы.

Как это было? Обидные прозвища, демонстративные обсуждения внешности, и это были только цветочки. Потом начались мелкие пакости и кражи. В таких ситуациях нужно давать отпор сразу и решительно. Видела, как некоторые дети отстаивают свои интересы кулаками, и у них это получалось; другие, что были слабее, обращались к родителям, и те приходили выяснять отношения; после таких разъяснительно-спасательных бесед обычно всё приходило в норму. Но мой случай стал исключением.

Обратиться к педагогу было самым худшим вариантом, но я выбрала его: я не могла тревожить мать – она недавно перенесла серьёзное заболевание, и ей нужны были силы на восстановление. В придачу ко всему, я не хотела ей ничего говорить – я ведь умная, мне все об этом говорят, а раз так, то я должна справиться сама. Я должна разобраться во всём, найти ключ к решению возникшей трудности. Глядя на неё в тот период, когда начался мой школьный кошмар, я понимала, что ей не нужны лишние проблемы.

Я собралась с духом и попросила помощи у любимой учительницы. Она отчитала весь класс. Я надеялась, что всё прекратится: мои сломанные ручки, все эти неприятные колкие шуточки и прозвища. Я ещё не знала, что кошмар только начинается. Удары в плечи, дерганье за волосы, выкручивание рук, подножки. Одно дело, когда только твой класс ставит тебя ниже плинтуса, и совершенно другое, когда подключаются другие дети, и начинается самая настоящая травля – буллинг, как сейчас говорят. Катастрофа приобретает глобальный масштаб, стремительно распространяется, как пандемия, яро бушует, беснуется, и её становится трудно остановить.

В моей школе учился, хотя лучше будет написать – посещал, сексуально-озабоченный переросток. Говорили, что он насиловал своего брата. Где, правда, где ложь, мне неведомо! Я знала другое: этот урод по отношению ко мне проявил недюжинный интерес. Поразительно, но домогался он меня всегда при моих одноклассниках, в отдаленных кабинетах школы, куда педагоги приходили после звонка.

Сама я для него интереса не представляла, только в окружении одноклассников. Они жаждали видеть, как он меня унижает, видеть его силу; хотели видеть, то, что происходило, что творилось со мной в те отвратительные моменты. Не с их ли подачи все началось? Схема действий у этого полудурка была одной и той же: он хватал меня сзади, прижимал к себе и совершал подбрасывающие движения тазом, безобразно имитируя половой акт. При этом стонал и кряхтел. Иногда у него случалась эрекция, и это было самым противным. Кому-то это покажется детскими шалостями, которые следует просто забыть, как страшный сон. Может быть, и так, но, кто оказался в подобной ситуации, поймёт, что не так-то просто это сделать и превратить кошмар наяву в якобы увиденный сон в царстве Морфея.

Мне было стыдно и страшно рассказать о том, что происходило. Я чувствовала вину, обуреваемая яростью, за то, что не могла развернуться и врезать ему по яйцам, как это сделала моя одноклассница, когда он единожды решил пристать к ней. Я стала хитрить, и всю перемену проводила на коридоре, среди педагогов и детей. Мой «насильник» негодовал; в итоге его терпение лопнуло, и, схватив меня в коридоре, поволок в свой кабинет. Теперь я понимаю, он видел во мне слабую девочку, не способную дать отпор, над которой можно измываться, использовать, как куклу для битья. Он ткнул пальцем в парту:

– Это ты нарисовала на моём столе? У тебя точно такого же цвета фломастер!

Я не успела рассмотреть, что там написано, как со всей силы он прижал меня к парте и несколько раз ударил головой. К моему счастью, его одноклассники незамедлительно позвали педагога.

Звездочки кружили в дикой пляске, лоб горел, а я бесконечно повторяла, не глядя на учителя:

– Всё хорошо, всё нормально! Мне не больно!

Я панически боялась доставить хлопот. С этим уродом провели разъяснительную беседу. В довершение о случившемся сообщили моей матери – она должна была знать, почему на лбу её дочери большой синяк. Она решила поговорить с ним. Её нервно трясло, она срывалась на крик, угрожала и готова была расплакаться. Я стояла в стороне, раздираемая чувством вины. Из-за меня ей, вечно уставшей и замученной, пришлось тянуться в школу и вести этот тяжелый разговор.

И, да, надругательство над моей личностью с его стороны прекратилось. Если одноклассники и продолжали меня задирать, то этот урод навсегда исчез из моей жизни.