Читать книгу Судьбы узорчатая нить. Весенние истории - Лолита Волкова, Елена Голуб - Страница 4

Ольга Манышева

– Вы Родину защищать хотите? – колючие серые глаза, казалось, впились в самую душу, вцепились репьем.

Дуся сглотнула:

– Хо-хочу… – голос ее вдруг предательски сел.

– Отлично, так и запишем: доб-ро-во-лец, – майор заскрипел пером по бумаге. – Вот вам, Евдокия Николаевна, повесточка. Двадцать пятого явиться на призывной пункт на Белорусский вокзал. Распишитесь.

Дуся невидящими глазами пробежала по бумажке и послушно вывела подпись аккуратным ученическим почерком.

На улице ее ждал жених – Володька, Рыжий. Он бросился к Дусе, едва она показалась в дверях военкомата:

– Ну что, что сказали? Зачем вызывали?

– Володь… Меня на фронт забирают. Двадцать пятого. Вот повестка.

Володька поспешно выхватил из рук подруги бумагу и уставился в нее округлившимися глазами. Дуся уткнулась в его плечо и наконец дала волю слезам.

– Но как же так! Почему тебя? Тебе ведь только восемнадцать! Как? – начал было он и осекся.

К маю сорок второго почти все их знакомые ребята были уже призваны. По идее, и сам Володька давно должен был оказаться на фронте, если б не работа – в секретном КБ. А сейчас, выходит, пришел черед девчонок…

– Ну-ну, Душа, не плачь! Ты ж у меня боец! – Рыжий погладил подругу по вьющимся волосам, спадающим на прямые плечи. Неловко и шумно чмокнул в щеку.

– Как лаптем по болоту! – Дуся засмеялась и вытерла слезы.

Ее глаза-полумесяцы с лучистой, чуть насмешливой, но всегда открытой улыбкой вновь засияли. За это Володька и любил ее – плясунью и гимнастку с веселым, легким нравом и быстрым и острым, как бритва, языком. Его Дуся была душой любой компании. Да ее все так и звали – Душа.

– Я буду тебя ждать, – прошептал Володька.

В назначенный день на призывном пункте царило уныние. Девушки плакали. Плакали их матери, сестры, подруги. Дуся не стала разводить дополнительную сырость. Подмигнула скучающему гармонисту и пошла плясать. Вскоре к ней присоединились и другие. Так и поехали – с музыкой.

Потянулись долгие месяцы разлуки, полные для Володьки томительного ожидания писем, а для Дуси – смертельных опасностей и испытаний. Смышленую и смешливую, с математическими мозгами и каллиграфическим почерком девушку прикомандировали к штабу. Там Дуся очень скоро навела порядок в делах: все бумаги были на своих местах, пронумерованы и подшиты. Работа кипела между боями – штаб перемещался вдоль линии фронта.

Молодая, симпатичная, веселая девушка очень скоро стала душой штаба. И очень многие бойцы были бы счастливы назвать ее своей. Ухаживали, смеялись шуткам скорой на язык Дуси, но границу никогда не переходили – знали, что в далекой Москве ждет ее жених. Однажды залетный посыльный фамильярно обнял девушку и полез было целоваться. Расправа была мгновенной:

– Отойди, нахал, а то зонтиком! – Дуся ловко выставила перед собой брезентовую скатку. Дружный хохот бойцов окончательно вогнал в краску незадачливого кавалера.

Прошел год, потом еще половина. Дуся получила звание лейтенанта. Письма из дома и от Володьки приходили не часто – просто не успевали за перемещениями штаба. К осени тот оказался в Латвии, в местечке Резекне.

Был холодный, дождливый ноябрьский день. Дуся собрала секретные документы и собиралась доставить их командиру на передовую, как вдруг противный пронзительный свист заставил ее присесть.

Снаряд разорвался недалеко. И еще один, ближе. Девушка переложила документы за пазуху – так надежнее! – и прикрыла голову жесткой папкой. Вовремя! На землянку обрушился «железный дождь».

Документы уцелели, голова тоже. Но пара осколков все же достигла цели: один пробил плечо и остановился возле самого сердца, второй пропахал половину тела и замер у правой почки…

В санитарном поезде свирепствовал брюшной тиф – его разносили вши. Ослабленный ранением Дусин организм тут же попал «под обстрел» этой заразы. Санитары обрили волосы наголо, но в тифозном бреду девушка этого даже не заметила. Тощая, лысая, почти совсем утратившая женский облик, она тихо лежала на полке, то проваливаясь в забытье, то ненадолго выныривая в тряский грохочущий мир.

– Как звать тебя, солдатик? – участливо спросил ее старый комиссованный вояка, попутчик.

– Володька, – даже тут Дуся нашла в себе силы пошутить.

И вот, наконец, Москва! От короткой встречи на Белорусском вокзале в памяти остались лишь глаза: полные слез мамины, испуганные – сестер, да смущенные, под рыжим чубом – Володькины.

Замелькала череда госпиталей. Мама навещала Дусю редко – много и тяжело работала. Старшая сестра Зина – тоже. Да и Володька всю дорогу пропадал в своем КБ. Зато младшая сестренка, студентка Валюша, приезжала почти ежедневно. Она-то и привезла под Новый год радостное известие: извещение о представлении к высокой награде – медали за Отвагу!

Рис. Ольги Манышевой

Отвага очень скоро потребовалась Дусе и в мирной жизни. Операция следовала за операцией. Ей сделали резекцию одного ребра, затем другого, но… застрявшие возле жизненно важных органов осколки так и оставались на месте. «Очень опасно», – разводили руками врачи.

Так «интересная больная», как сама себя называла Дуся, оказалась на приеме у самого академика Бакулева. Он-то и провел сложнейшую операцию по извлечению осколка, что сидел возле почки. Но второй осколок, тот, что притаился рядом с сердцем, пришлось оставить – слишком неудобная диспозиция, слишком высок риск.

– Ну-с, молодая барышня, – сказал Бакулев Дусе после операции, – Замуж вы, конечно, идти можете, но вот детей рожать я вам не рекомендую! Впрочем, как и носить тяжести. От нагрузки осколок может в любой момент сдвинуться и ранить сердце. Подавайте на инвалидность. Документы вам подготовят.

Вот и все… Бездетный инвалид… Что ж, пора объясниться с Володькой. Однако сам жених будто избегал разговоров – появлялся редко, вел себя отстраненно, боялся лишний раз прикоснуться к исхудавшему, израненному телу.

– Что, сломать меня боишься? – подшучивала над ним Дуся.

Разговор получился совсем коротким. Дуся сухо пересказала вердикт медицинского светила. Сказала, что поймет, если Володька теперь не захочет на ней жениться. Мол, мужу нужна жена здоровая. И услышала в ответ:

– Прости, Душа…

Душа простила, хотя горечь и поселилась в сердце – по соседству с осколком… Потрепала рыжие кудри, улыбнулась глазами-полумесяцами:

– Федул, чего губы надул? Кафтан прожег?

Шли годы. Постепенно зажили Дусины раны, зажила она своей, одинокой жизнью. Но одной она не была никогда! Всегда и везде ее окружали любящие люди – родные, коллеги и многочисленные друзья. Осаждали Дусю и любовники. Она шутила, отшивая очередного назойливого ухажера: «Я любовница самого Рокоссовского!» И ей непременно верили – столько харизмы и обаяния было в этой острой на язык, очень доброй и мудрой женщине.

И везде она была душой компании. Наша Дуся. Душа.