Читать книгу Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914 - Лора Герд, Л. А. Герд - Страница 7

Согласно 25 статье Берлинского трактата, Австро-Венгрия заняла провинции Босния и Герцеговина; официально оккупация объявлялась временной, а верховный суверенитет по-прежнему сохранялся за султаном. Австрийский гарнизон был введен и в Новобазарский санджак, овладение которым также входило в перспективные планы австрийских политиков. Не имевшая, в отличие от Англии и Франции, заморских колоний, Австро-Венгрия видела главный путь дальнейших территориальных приобретений в проникновении на Балканы. Босния и Герцеговина, а также Санджак, рассматривались как путь в Салоники и Константинополь. Заключение между Австро-Венгрией и Россией в 1897 г. договора о сохранении status quo на Балканах нисколько не ослабило экспансионистские стремления австрийского правительства. Поощрение активности России на Дальнем Востоке имело непосредственной целью нейтрализовать ее на Балканах и тем самым открыть простор для действий Австро-Венгрии[50].

В 1906 г., когда в России на смену министру иностранных дел В. Н. Ламздорфу пришел А. П. Извольский, осторожного А. Голуховского в австрийском МИДе сменил А. Эренталь. Будучи в 1899–1906 гг. послом в Петербурге, он тщательно изучил состояние русских финансов и военных возможностей за последние годы; у него были все основания быть уверенным, что Россия не захочет вступать в войну, что обеспечивало свободу для действий Австрии. Еще в Петербурге, в 1904 г. Эренталь предлагал Голуховскому осуществить аннексию Боснии и Герцеговины, пользуясь занятостью России на Дальнем Востоке; взамен предлагалась помощь в изменении режима черноморских проливов; в 1907 г. он снова поднял вопрос об осуществлении этого плана. После получения министерства Извольский предпринял ряд шагов к тому, чтобы склонить Англию, а также центральные державы к поддержке планов российской дипломатии, нацеленных на открытие проливов для военных судов. На встрече Эренталя с Извольским в Вене в сентябре 1906 г., по всей видимости, в данном вопросе была достигнута предварительная договоренность. В качестве «цены» за такое согласие предполагалось согласие русского правительства на окончательное поглощение Австро-Венгрией Боснии, Герцеговины и Санджака. По крайней мере в своих будущих действиях Эренталь уже подразумевал, что Россия не станет возражать против аннексии этих территорий. Решение о строительстве железной дороги от Уваца до Митровицы, которая должна была обеспечить австрийские перевозки в направлении Салоник, было неожиданностью для русского МИДа и в значительной мере обострило отношения между двумя державами. В феврале 1908 г. стало ясно, что с мюрцштегской программой было покончено, а в памятной записке, поданной 1 мая 1908 г. русскому правительству, содержались прозрачные намеки о необходимости по-новому трактовать соглашение 1897 г. Ревельские переговоры 9-10 июня 1908 г. укрепили Извольского в его заблуждении относительно готовности английского правительства поддержать Россию в ее требованиях касательно проливов. 2 июля министр написал ответную памятную записку австро-венгерскому правительству, в которой он выразил принципиальное согласие обсудить вопрос о Боснии и Герцеговине в обмен на удовлетворение русских требований в проливах[51].

Младотурецкая революция июля 1908 г. ускорила исполнение планов австрийского правительства. Следующей задачей Эренталя была изоляция Сербии, что было успешно достигнуто подогреванием сербско-болгарских противоречий и согласием на провозглашение Фердинанда царем в сентябре 1908 г. 15–16 сентября 1908 г. состоялась встреча Эренталя с Извольским в Бухлау, на которой русский министр окончательно дал свое согласие на аннексию, пытаясь при этом выговорить «известные компенсации» для России и балканских государств. Эренталь дезинформировал Извольского о сроках и методах осуществления аннексии и, по сути, поставил его перед свершившимся фактом[52]. 8 октября 1908 г. аннексия была официально провозглашена на очередной сессии делегаций в Будапеште. Одновременно о ней получили извещения главы держав. В своей речи Эренталь говорил об успехах Австро-Венгрии в обеспечении порядка в провинции, о «благородном» шаге, состоявшем в предоставлении Санджака Турции, компенсацией за который и должно было послужить присоединение Боснии и Герцеговины к Австро-Венгрии.

Благоприятно отнеслась к свершившемуся событию Германия, которая и прежде поддерживала Эренталя в его планах. Большое моральное значение для Австро-Венгрии имело одобрение Ватикана, стоявшего за спиной австрийской католической пропаганды на Балканах[53]. Франция и до определенной степени Англия долгое время после аннексии придерживались выжидательной позиции. Что касается России, то непредусмотрительный шаг Извольского был для нее настоящим провалом. Уже в октябре 1908 г. как Франция, так и Англия отказались продолжать переговоры по поводу проливов. В русской прессе посыпался град обвинений против неудачной политики министра, «за чечевичную похлебку» продавшего интересы балканских славян. Чтобы реабилитировать себя, Извольский принялся отстаивать идею созыва европейской конференции и говорил о необходимости предоставить «компенсации» Сербии и Черногории. Однако идея конференции, разумеется не встретившая сочувствия в Вене, провалилась, и русской дипломатии пришлось в силу обстоятельств вернуться к возрождению старой идеи – сплочению сил балканских народов перед общими врагами – Турцией и Австро-Венгрией. В период 1897–1908 гг. эта идея из-за соглашения с Австро-Венгрией и русско-японской войны по сути игнорировалась русскими дипломатами; теперь она снова стала актуальной. Основой подготовки такого союза могла стать только традиционная линия покровительства России православным народам, в первую очередь славянам. Российской дипломатии здесь приходилось действовать без всякой поддержки со стороны европейских держав. К ноябрю 1908 г. во внешней политике России наступило изменение: вместо курса на международную конференцию, т. е. на активную борьбу за совмещение австро-русского соглашения с образованием антиавстрийского союза балканских государств, был временно принят курс на пассивное выжидание событий[54].

В Турции, Сербии и Черногории аннексия вызвала сопротивление, выразившееся, в первую очередь, в бойкоте австрийских товаров. Зимой 1908–1909 гг. в условиях все большего напряжения Австрия готовилась к войне против Сербии; из Константинополя был отозван австрийский посол. Но уже в результате переговоров в январе-феврале 1909 г. договоренность с Турцией была достигнута: она признавала аннексию, и Австрия выплачивала 2,5 млн. тур. лир компенсации. Между тем Австрийское правительство уже налаживало переговоры о выступлении Болгарии против Сербии. В срыве военных планов Австро-Венгрии большую роль сыграло дипломатическое вмешательство России, которая обещала болгарскому правительству урегулирование спора с Турцией в обмен на отказ от союза с Австрией[55]. Напряженность достигла своего апогея в марте 1909 г., когда Германия фактически заставила Петербург прекратить поддержку Сербии, а последняя была вынуждена полностью отказаться от своих претензий[56].

«Дипломатическая Цусима» Извольского продемонстрировала его недальновидность как политика и в то же время явилась очередной иллюстрацией соотношения сил на Балканах: потерявшая в предыдущие десятилетия свои позиции, Россия в начале XX в. могла, в лучшем случае, только сдерживать агрессивные устремления европейских держав; предпринять какие-либо самостоятельные активные шаги ей и на этот раз не удалось. Деятельность МИДа в это время характеризовалась отсутствием твердого курса, зависимостью от конкретной ситуации, постоянными колебаниями и непродуманными планами; роль кабинета была не менее противоречивой[57]. Более удачными оказались действия русской дипломатии в следующий период, во время подготовки Балканского союза.