Читать книгу Мой орк 2. Другая история - Лора Вайс - Страница 5

Эйва пришла в кухню и застыла в ожидании приказа. Кроме нее и поварихи сейчас никого не было.

– Чего стоишь? – глянула на нее Макора. – Иди крупу перебирать, – махнула в сторону большой кадки с гримехой. – Буду варить бачланук. Знать, что это?

– Нет, – села на скамейку, пододвинулась поближе к кадке.

– Вкусно это. Большой кусок молодого быка томиться в гримехе. Много часов томиться. Быть сочно, мягко. Вожак любить бачланук. Да что там, любой орук любить.

– Почему орук? – набрала в руку крупных зерен.

– На наш язык орук, на ваш – орк, – произнесла с пренебрежением. – Фу, орк. Гадко звучать.

– А женщина?

– Оручек. Тоже красиво, ла-а-асково. А на ваш, – повернулась к ней, – орчанка. Тьфу! Грубо. Ты мне сказать, Эйва, чего Фарата так печься за тебя? Запретить мне заставлять тебя носить еду.

– В гарем меня хотят, – и в глазах блеснули слезы.

– Тебя?! – зычно расхохоталась орчанка. – Такую тощую, мелкую. Да что орук с тобой делать станет? Разве что как замура под мышкой носить, да гладить.

И Эйва зажмурилась, принялась тереть рукавом глаза.

– Не реветь, – подошла к ней Макора, – давай, перебирать живей. А потом буду учить тебя варить бачланук. Справиться, буду просить оставить тебя тут.

Вдруг тяжелая дверь заскрипела, и в кухню пожаловал главнокомандующий. Выглядел он как всегда злым, желваки ходили ходуном на скулах, но когда увидел Эйву, немного расслабился.

– Гэл Макора, – поклонился, – почему мои воины были вынуждены ждать еду? Одна служанка не справляется.

– Потому что, бэр Тарос, по приказу Фараты вторая служанка работает только в кухне. А третья подает наложницам.

– Значит, нужна четвертая.

– Нужна. Вот и найди.

Однако смотрел Тарос исключительно на Эйву, его взгляд буквально жег кожу. И бедняжка не вытерпела, подняла голову и снова встретилась с орком глазами. А спустя минуту он подошел совсем близко, опустился на корточки, зачерпнул из кадки зерен.

– Ты достаться мне, – произнес совсем тихо.

А девушка уставилась на его руку – большую, сильную, мозолистую. Вчера он вытянул ее из воды как котенка. Что же будет, окажись они в одной постели? Хотя, ясно, что будет. Встретит свою смерть в страшных муках.

– Бояться? – усмехнулся.

Какие же у него клыки. Вроде небольшие, но острые, на одном поблескивает кольцо. И снова в нос ударил запах полевой травы. А Тарос потянулся и стянул с нее платок. Тотчас на хрупкие плечи упали светлые локоны.

– Бэр Тарос, – похлопала его по загривку Макора, – ты бы шел по своим делам. Или решил в мои помощники заделаться? Так, я с радостью. Орук ты у нас сильный, тесто месить будешь, коренья чистить.

– Мы еще увидеться, – произнес низким голосом, глядя на перепуганную девушку. – И скоро, – затем поднялся, затолкал платок Эйвы себе в карман и ушел.

Марока разве что головой покачала. Поняла орчанка, не даст он теперь покоя девчонке, так и будет преследовать. Раз схватил запах, не отпустит. Эйва в свою очередь кое-как справилась с порывом разрыдаться да принялась за крупу. Она в окружении врагов, она полностью в их власти, что захотят, то и сделают. И большой разницы нет, кому ее определят – вожаку ли или второму зверю.

Через полчаса Эйва высыпала гримеху в большой чугунный чан, что висел над открытым огнем, залила зерна водой.

– Габан, – довольно кинула Макора, – теперь ждать два часа. Гримеха разбухнуть, и я положить в нее мясо, перец, красных кореньев, яблок. И еще на два часа.

Пока крупа томилась, орчанка резала мясо, а Эйва мыла тарелки, которые принесли Риа с Экриной.

– Дай-ка помогу, – Риа уселась около подруги, – ох, ты бы знала, что творилось в трапезной. Мне Экрина рассказала.

– И что там творилось?

– Тарос ни с того ни с сего рассвирепел. Даже жрать не стал, демон проклятый. Наверно вся стража слышала, как зубами скрипел. А потом и вовсе стол перевернул.

– Орки. Чего от них еще ждать, – пожала плечами.

– Бедная Экрина. Теперь трясется вся. Она ведь как раз подошла к нему, чтобы тарелку поставить. Вдруг он выбил ту из рук и вот, стол перевернул.

– Ох, – уставилась на Риу. – И как она?

– Говорю же, бледная вся, дрожит. Боится, что чем-то разгневала зверя, что накажет её. Хотя бедняжка и сделать-то ничего не успела… плохого.

– На погибель мы здесь, – и уложила чистую тарелку на стопку других.

– Эйва?

– М-м?

– А ты споешь сегодня еще? Уж очень нам с девчонками хочется послушать.

– Ты что же? Всем разболтала?

– Ну, кому всем? Нас всего-то. Я, Экрина, Нуа, Илия и девочки-прачки.

– Ладно, я подумаю. Лишь бы мои трели орки не услышали.

––

И настало время обеда. Девушки снова побежали разносить еду, а Эйва явилась к Макоре.

– Вставай здесь, – указала на табурет, – а то ничего не увидеть. – Вот, – и сняла с чана тяжеленную крышку, сейчас же изнутри вырвался густой ароматный пар, от которого аж голова закружилась. – Чуешь? – улыбнулась орчанка.

– Словами не передать, как пахнет, – заглянула в чан.

– Это и есть настоящий бачланук. На-ка, – взяла миску, после зачерпнула большим половником мяса с крупой и положила в посудину с горкой, – снимать пробу. Я сегодня добрая.

– Спасибо, гэл Макора, – и скорее попробовала. А мясо так и тает во рту. – Вы настоящая волшебница.

– Кто-кто? – вытаращилась на нее.

– Волшебница. Ну, творите чудеса на кухне.

– А-а-а-а, чудеса-а-а. Я-то думать, ты мне гадость сказать. Этим чудесам меня научить бабка. Старая была Курима, ворчливая, лупить меня часто, но учить хорошо. И не зря. Бэр Кархем только из моих рук есть. Это великая честь.

Как только Эйва расправилась со своей порцией, Макора взяла вторую миску, но уже больше, и положила в нее так же с горкой.

– Эту тарелку отнести сейчас в трапезную.

– Кому?

– Бэр Таросу. Слышать я от Экрины, что он вытворять. Голодный остался орук, не дело.

– Нести мне? – вмиг побледнела.

– Тебе, тебе. Только платок повязать не забудь. Орукам лучше не видеть твоих локонов, – пощупала мягкие волосы. – Отнести и сказать, гэл Марора передать ему лично, чтобы гареп ирда дават (не подох с голоду). Повторить.

– Гареп ирта…

– Ирда, дурында.

– Угу. Гареп ирда дават.

– Правильно. Главное, не попутать.

Но по пути Эйва встретила Экрину, та уже возвращалась с пустой тележкой.

– Как, ты всё? – с опаской посмотрела на вход в трапезную.

– Всё, – закатила глаза под лоб. – Сытые звери. А ты куда?

– Так, меня Макора послала. Тарос там?

– Сидит еще. Опять злой как черт. Это ты ему, что ли, несешь? – кивнула на миску.

– Да.

– Ну, удачи, Эйва. В глаза поменьше смотри, а лучше вообще не смотри.

Несчастная продолжила путь на ватных ногах. Меньше всего на свете хотелось снова встречаться с этим монстром во плоти. В трапезной почти никого не осталось, только несколько орков сидели за дальним столом, а в противоположной стороне заседал сам Тарос. Орк сразу заметил ее и аж на месте застыл. Эйва тоже вросла в пол, но еда стыла, а лицезреть бешенство Тароса не было ни малейшего желания, потому в который раз переборола себя и направилась прямиком к нему. Еще и послание от Макоры без конца повторяла. Не приведи Мирида сказать неправильно.

– Прошу, бэр Тарос, – опустила голову, затем поставила миску на стол, – гэл Макора просила передать вам лично и сказать гареп ирд-да дават, – все-таки голос дрогнул.

На что брови орка поползли вверх, а на губах застыла кривая ухмылка.

– Что, так и просить мне передать? – пододвинул миску к себе поближе.

– Да.

– Поднять голову, Эйва.

Пришлось выполнить приказ. Второй раз за день она встречается с ним и второй раз за день сердце грозится вырваться из груди, ибо перед ней дикий жестокий и огромный орк, от одного взгляда которого хочется лечь и умереть. Вдруг он посмотрел на стражников:

– Карэх хадар! (Пошли вон!) – рыкнул им, после чего орки немедленно встали и покинули трапезную.

Ну вот, она осталась с ним один на один. Тарос же вернулся к созерцанию маленькой самки. Как же девчонка боится его, того и гляди хлопнется в обморок.

– Снять платок, – но не дал ей руки поднять, сам снял.

Светлые мягкие волосы, белая кожа, лицом красивее любой женщины, каких доводилось встречать. А глаза ярко-серые. Эта самка должна принадлежать ему. У Кархема достаточно наложниц, все как на подбор. Так что, перетопчется.

Вдруг Тарос поднялся, отчего Эйва часто задышала, когда же коснулся ее лица, с губ бедняжки сорвался стон, заставивший орка окончательно потеряться. Она очень мелкая, хрупкая, с ней придется сложно, но такая самочка стоит терпения. Зато потом… потом девчонка подарит ему много, очень много незабываемых ночей.

– Ступай и передай гэл Макоре бэригет (спасибо). Хотя, – на сей раз схватил за руку, – дождаться, когда доем, – снова опустился на лавку.

Так Эйва и стояла рядом, пока Тарос ел, а ел он медленно, словно нарочно и все смотрел на нее.

– Где твоя семья? – отставил наконец-то пустую миску в сторону. – Здесь?

– Нет, бэр Тарос.

– Успеть уйти?

– Надеюсь.

И Тарос не утерпел, подтянул ее к себе, убрал длинные волосы с плеча, оголив заодно и шею. А когда тяжелая рука орка легла на затылок, Эйва зажмурилась, сжалась вся. Однако зверь только лишь вдохнул запах кожи. Несмотря на то, что девчонка весь день торится в кухне средь самых разношерстных запахов, пахнет она все равно особенно, ни с каким другим ее аромат не перепутать. В этот момент Эйва приоткрыла один глаз и увидела орка вблизи, увидела вены на шее, шрамы и кольца, много колец в ухе.

– Рошка, – сорвалось с ее губ.

– Что? – сразу отстранился.

– От вас пахнет рошкой, – и серые глаза наполнились слезами. Бедняжка вспомнила, как носилась по полю босиком, как лежала на траве и любовалась парящими в небе драконами – защитниками Аранхарма. То было дикое поле, заросшее рошкой. То были счастливые времена.

– Все, иди, – немедленно встал, и слегка оттолкнув ее в сторону, направился к выходу.

––

Эйва шла обратно в кухню как в воду опущенная. Близится конец. И лучше сгинуть, чем жить рабыней. Терпеть мучения она не будет, ни за что!

– Ты закончить? – раздался сердитый голос смотрительницы за спиной.

– Да, гэл Фарата, – сразу обернулась.

– Что бэр Тарос от тебя хотеть?

– Ничего.

– И что ты делать в трапезной, когда я запретить разносить еду?

– Это я ее отправила, – показалась Макора.

– Больше не отправляй, – смерила ее недовольным взглядом. – Девчонка здесь ненадолго. Она скоро отправится в гарем.

– Никак шутишь? Ее и в гарем?

– Не твоего ума дело, Макора.

– Да, гэл Фарата, не моего. Но ты подумай, что творишь, прежде чем зашлешь ее в койку вожака.

– Идти за мной, – Фарата снова посмотрела на Эйву.

Спрашивать, куда ее поведет смотрительница, не стала, не положено. Сказали идти, надо идти.

А повела девушку Фарата во внутренний двор чертогов. Эйва шла и глазам своим не верила, жадно вдыхала воздух, старалась запомнить каждый куст, каждое дерево. Ведь за все время, что она здесь, так и не выходила на улицу. Прислугу не выпускают из чертогов, отчего у многих уже начались проблемы со здоровьем, люди не получают солнца, не дышат свежим воздухом, света белого не видят, а только работают и работают.

Отправились двое в некогда лекарскую, теперь там обосновалась повитуха. Садат развесила по стенам целебные травы, рядами сушеные грибы, ягоды. Но что-то здесь осталось так же, как и было при людях. По центру просторной залы поблескивал большой чан со сливом и подведенной к нему колонкой, чтобы качать воду. Чуть поодаль стоял длинный деревянный стол для операций, а еще дальше у окон белели койки.

– Садат? – позвала орчанку Фарата.

Та появилась сразу. Эйва как увидела старуху, аж побледнела.

– Это ее смотреть надо? – ткнула в девушку пальцем.

– Да. Я обожду снаружи.

И поспешила покинуть лекарскую. А Садат для начала обошла Эйву, незаметно обнюхала.

– Раздеваться, – направилась к чану, чтобы помыть руки. – Сейчас буду смотреть тебя. Фарата говорить, незрелая ты. Сколько лет?

– Семнадцать, – потянулась к платку.

– Мелковата, – покачала головой. – Давай, давай, скидывать тряпки.

Бедняжка трясущимися руками сняла платок, потом платье и осталась в одних льняных штанах.

– И как я тебя смотреть? – встала руки в боки.

Пришлось и штаны снять.

– Лезть на стол, – кивнула в сторону того самого деревянного стола.

Эйва забралась куда велено и сразу опустила голову. Сейчас стало так стыдно, так гадко. Орчанка в свою очередь подошла и принялась осматривать. Для начала прощупала всю, особенно в области живота.

– Бедра хорошие. Теперь ложиться и ноги разводить в стороны. Самец был?

– Что? – посмотрела на нее с непониманием.

– С мужчиной постель уже делить?

– Нет.

На что Садат принялась бормотать что-то на родном языке да головой качать.

– Не трястись, – положила большую морщинистую руку на низ живота.

Но не дрожать не получалось. К счастью, осмотр закончился быстро, правда, после оного внизу все неприятно заныло. А из-за страха голова закружилась, что с первого раза даже встать не смогла.

– Все, одеваться.

И пока Эйва одевалась, Садат вышла к Фарате, орчанка стояла с непроницаемым лицом, руки как всегда заложила за спину.

– И чего ты от нее хочешь? – зажмурилась от яркого солнечного света, отчего и без того морщинистое лицо стало еще морщинистее, старее.

– Это ты мне скажи, чего от нее можно ждать.

– Ничего хорошего. Девка не сдюжит. Мелкая она.

– То есть, нашего мужчину принять не сможет?

– Если только мужчина этот будет с ней ласковее замура. Подготовит, успокоит, расположит к себе и возьмет очень аккуратно. А, насколько мне известно, от Кархема такого ждать не приходится. Он своих подстилок треплет как тролль добычу. Тебе ли не знать.

– Знаю, да, – кивнула на выдохе. – Значит, негодна.

– Она же в служанках сейчас?

– Угу.

– Вот пусть в них и остается. Собой-то хороша, даже мне приглянулась. Но…

– Я поняла. Спасибо, Садат, – и уж было хотела отправиться за Эйвой, как остановилась. – А если ее самим подготовить? Невинности лишить, а потом самца подослать подходящего? Её вида.

– А толку? Ну, раз с ним поспит, ну да. Наши мужчины все равно крупнее и грубее. Или ты забыла, сколько самок полегло за пределами чертогов? Оруки с ними не церемонятся. И я против такого, да только кто нас слушает. Уже какое поколение держат этих наложниц, словно своих красавиц мало. Дурачье!

– Ну, все, все, завелась, – закатила глаза под лоб.

– Не так, хочешь сказать?

– Так. Но то когум (закон).

– Блажь это, а не когум.

– Ладно, нет у меня времени слушать твоё ворчание. Где там девчонка? – и скрылась в тени коридора.

– Самца заслать, придумала же, – усмехнулась Садат.