Читать книгу Подержи моё пиво - Лори Лютер - Страница 5

Когда кофемашина с утробным звуком извергла из себя кофе, Свет взял маленькую белую чашку и сел на светлой, со вкусом обставленной кухне, больше похожей на кухню в элитном доме в центре Москвы, чем в том месте, где она на самом деле находилась. Включив ноутбук и открыв афишу на апрель, он пробежался глазами по датам. Ага, сегодня намечался хороший концерт. Тут же осёкся – не принято хозяину заведения называть мероприятие хорошим, если оно заведомо не принесёт прибыли. Как странно было, что самые унылые мероприятия приносили больше денег, а мероприятия весёлые, бодрые, и те, которых больше просили и ждали – меньше. Какой уж тут шоу-бизнес, когда шоу есть, а бизнеса нет, или наоборот. Свет взгрустнул, подумав о том, что его музыкальный вкус не совпадает со вкусом большинства, иначе бизнес шёл бы иначе. Говорили ему знакомые – не делай панк-клуб, делай кальянную. Но ведь это такой моветон. К тому же у некоторых получалось делать деньги и на панкухе, и Свет думал: «Чем я хуже?»

А сегодня группы были кайфовые – как из больших городов, так и местные. Конечно, ввиду размера городка, достойных внимания местных групп было немного. И никто из них не мог собрать полный зал зрителей, хоть в лепёшку расшибись. Свет запускал рекламу в социальных сетях, даже привлекал маркетологов какое-то время – всё без толку. И то и другое просто высасывало деньги, ничего не давая взамен. Сначала он грешил на таргетологов и сммщиков, но поменяв их пару десятков раз, признал, что дело не в них. Возможно, думал он, такая реклама стала использоваться всеми так часто, что просто исчерпала собственный КПД. Рекламы различных мероприятий было куда больше, чем гипотетических людей, способных на них пойти.

В самый хороший день в клуб под названием «Муха» вместимостью триста человек приходили человек пятьдесят, и это была большая удача. В понедельник, вторник и среду можно было и не открываться вовсе, но всё же Свет открывал клуб почти во все дни, порой игнорируя просьбы своих сотрудников дать им выходные и надеясь на то, что несколько местных алкашей опустошат его бар. По четвергам концерты шли тухлее некуда, обычно это была какая-нибудь сборная солянка из начинающих групп, которые играли кто в лес, кто по дрова, а у бара ошивалась пара каких-нибудь залётных; по пятницам и субботам был небольшой шанс на неплохие мероприятия, а в воскресенье всё вновь шло на убыль… Но Свет расстраивался только отчасти, ведь иметь свой клуб было мечтой его юности, и сливать это дело он не собирался, по-прежнему мечтая о полных залах. Поступив в университет в семнадцать лет, он уже твердо знал – или он будет хозяином рок-клуба, или не будет никем. Не мог представить себя трудягой, да и вообще, выросший в благополучной семье при деньгах, плохо понимал суть рабочих профессий. И управленческое образование не прибавило ему такого понимания.

Он любил свой клуб. И хотя он мечтал о больших концертах и фестивалях, ему вновь и вновь приходилось возвращаться в реальность и признать – в маленьком городишке сложно развернуться.

Свет, конечно, подумывал о том, чтобы открыть клуб в каком-нибудь городе-милионнике, но деньги на это нужны были гораздо большие, чем он мог себе сейчас позволить, да и переезжать не хотелось – Свет был не большой любитель перемен. Плюс, в больших городах существовала и конкуренция, и клубы, по слухам, также были полупустыми, если не брать в расчет мастодонтов, которые привозили к себе звёзд мировой величины. Нет уж, думал Свет, лучше выращивать капусту на своём огороде.

Вот и сейчас он пил свой кофе и задумчиво смотрел на афишу сегодняшнего концерта. Пробуждение раньше одиннадцати утра всегда давалось ему с трудом. Сонный настрой сбил телефонный звонок.

– Да, Глеб, привет, – отлепив губу от горячей кружки, ответил Свет.

Глеб уверенным борым голосом поздоровался.

– Как настрой, дружище? На концерт сегодняшний.

– Нуу… Как обычно, группы хорошие, но, боюсь, к слушателям у меня будут претензии, – печально ответил Свет, сделав большой глоток «американо».

– Какие?

– «Какого хрена вы не пришли?» Вот такие, – усмехнулся Свет.

Глеб как будто его не услышал. Он с энтузиазмом сообщил:

– Я посмотрел афишу, группы молодые, но шикарные. Не переживай, что народу мало будет. Я обязательно приду!

– Ага, замётано, – ответил с добродушной улыбкой Свет. – Приходи, я тебя впишу.

– Благодарен! Ты во сколько в клубе будешь?

– Думаю подтянуться к пяти часам, на саунд-чек. Надо всё проверить, сам понимаешь. Арт-директора ведь у меня нет, – Свет вздохнул, думая, что с удовольствием приезжал бы в клуб просто за выручкой, да заодно послушать хорошей музыки и пропустить стаканчик пшеничного пивка, а не вот это всё. Интересно, возможно ли такое?

– Всё пучком будет, – сказал Глеб.

Свету порой резали уши словечки Глеба, давно вышедшие из моды. Свет был совсем немного младше Глеба, но выглядел значительно моложе и старался вести себя так же, как вели себя хотя бы тридцатилетние. И ему это удавалось в полной мере: никто бы и не подумал, что этому стройному белокожему и ухоженному юнцу скоро стукнет сорок. Он и сам не мог в это поверить – чувствовал себя на двадцать семь или около того. Зачастую его выдавали привычки в парфюме или одежде – он носил то, что было в моде в начале нулевых, но в остальном мог обмануть даже работников паспортного стола.

Глеб на свои сорок и выглядел – жизнь успела его потрепать. Но зато он, в отличие от своих сидящих вечерами дома ровесников, приходил почти на все концерты, и мало того, ещё и рубился, как двадцатилетний пацан.

Так что за Глеба Свет не волновался – он точно придёт. А вот придёт ли кто-нибудь ещё? Ведь одного его недостаточно, и слова Глеба про «не волноваться» о том, что в клубе мало посетителей, немного его раздражали – как бизнесмен может не волноваться об этом?

– Увидимся, – сказал Свет.

– Давай, до встречи.

Свет посидел часа два в социальных сетях, полюбовался на своих ровесников, якобы живущих полной жизнью, в Instagram. Судя по фотографиям, все его знакомые были ярыми путешественниками. Только одни катались по новым городам и странам, а другие бороздили глубины своего подсознания и выкладывали фотографии, характеризующие их либо как деятелей авангардных искусств, либо как умственно отсталых. Ещё Свет пересмотрел фотографии с большого фестиваля, недавно прошедшего в Европе, и задумался о том, сколько будет стоить привезти в город какую-нибудь из участвовавших там групп, но не смог даже приблизительно прикинуть сумму. Прикрыв глаза, он несколько минут погрезил о том, что в «Мухе» каждый день биток, а на кранах постоянно заканчивается пиво, причём, самое дорогое. Однажды он пролистал пару книг по визуализации и всё еще верил в неё. Потом начал неспешно собираться в клуб: сходил в душ, поскрёб бритвой по неравномерной светлой щетине, долго выбирал соответствующий настроению парфюм, с сожалением обнаружив, что флаконы, купленные последними, гораздо дешевле тех старых, которые он покупал на родительские деньги. Одежду Свет выбирал ещё дольше, предпочтя в итоге светло-серые узкие джинсы, зеленое поло «Fred Perry» и новые кеды «Vans», ещё не заляпанные грязью, которой был залит весь город, словно каждое утро вместо дворников на улицу выходил говномонстр и обмазывал собой дороги и дома.

Первое время Свет старался содержать в чистоте вывеску и стены клуба, а также прилежащий дворик, однако единственный подходящий дворник, который брал плату меньше стандартной, частенько уходил в запой и не выходил на работу. Со временем Свет перестал замечать россыпь пластиковых стаканчиков и грязевые ванны перед дверью клуба, разве что вспоминал о них после относительно удачных концертов и дождей, когда толпа людей, тусующихся у клуба перед концертом, заносила коричневую жижу на танцпол, да и сама же в неё и падала во время сёркл-пита, моша и других панковских телодвижений. Хотя, казалось, панки не особенно расстраивались из-за этого, даже наоборот. Если концерт был хороший – выходили из клуба побитые, с кровавыми носами, рассечёнными коленками и бровями, грязные, но жутко довольные. Разве что девчонки иногда поднывали, но как можно было их за это винить? Свет искренне считал, что девчонки созданы, чтобы ныть. Возможно, благодаря этому их парни оказывались целее одиноких, тех, кого никто не останавливал своим нытьем, пока они совершали безрассудные и опасные для здоровья и жизни поступки. В то же время, девчачье нытьё быстро тормозило любые знакомства самого Света, время от времени происходившие в стенах «Мухи». Он не любил, когда ему что-то запрещали или капризничали, а девушки начинали это делать, едва он подпускал их поближе. Но тут же у него срабатывал какой-то защитный механизм, и они в мгновение ока исчезали из клуба и жизни Света навсегда. Ни разу за всю свою жизнь он не испытал глубокой привязанности к представительницам противоположного пола, разве что печалился о том, что их красота (порой просто невероятная) достанется кому-то другому.

Свет наконец собрался и дошёл до клуба пешком. Серебристый «лексус» давно пришлось продать, а оставшийся недорогой «форд», в основном, стоял в гараже, чтобы Свет лишний раз не вспоминал о своём ухудшившемся благосостоянии. Родители перестали спонсировать сына после того, как ему исполнилось тридцать, да и клуб находился в нескольких минутах ходьбы от дома, а больше никуда Свет не ходил – в маленьком городке не было достойных развлечений, а ездить в Петербург или в Москву надоело – всё равно ничего нового там не происходило. В конце концов перемещение между квартирой и клубом стало его единственной физической активностью. Очень и очень редко он, впрочем, мог уехать в Питер потусоваться со старыми знакомыми в баре, но всё реже хотел это делать. То ли знакомые с возрастом становились скучнее, то ли лень стала ощутимей, но ехать в большой город, чтобы посидеть за кружкой пива, стало Свету неинтересно.

Добравшись до «Мухи», он глянул на вывеску, поморщился и вздохнул. Пыльная. Но если включить её, красные лампы пробьют этот слой пыли и вечером можно будет разглядеть название клуба, так что почистить можно было и в другой раз. Свет поднял ролеты, открыл дверь ключом, зажёг свет в зале и стал, как обычно, любоваться своим детищем.

Длинная черная барная стойка справа от входа, предполагающая двух барменов (но в смене всегда был только один), десять кранов на баре (но пиво было только в трех), пара таких же чёрных диванов из кожезаменителя в дальнем углу, недалеко от небольшого закутка со звукорежиссёрским пультом. Стробоскопические лампы над сценой и танцполом, несколько высоких барных стульев, абстрактные картины и плакаты на рыжем кирпиче левой стены и, конечно, сама сцена, на метр возвышающаяся над танцполом. Деревянный пол из-за многих литров пролитого пива приобрёл пятнистый окрас, отопление отсутствовало, но вентиляция – самое главное, по словам Глеба – работала хорошо. Звуковое оборудование хотя и не было новым, но пока ещё казалось исправным, впрочем, Свет в этом и не разбирался. И он надеялся, что оно будет работать ещё долго. Своим родителям Свет это место не показывал. Они знали, что он открыл рок-клуб, но были далеки от таких сомнительных видов предпринимательства, поэтому просто считали, что всё хорошо, а Свет не стремился их разочаровывать, признаваясь в том, что бизнесмен из него получился так себе.

Постепенно в клубе начали появляться работники. Сначала пришёл Лис – бармен с треугольным лицом и низкими бровями, получивший своё прозвище за рыжие волосы и такую же яркую острую бородку. Лис был стройным жилистым парнем лет двадцати семи-восьми, очень высоким, грозно смотрящим на посетителей, словно каждый из них был мешающей ему шелупонью. Тем не менее, Лис был с клиентами неожиданно вежлив и обходителен, пока ему никто не возражал. С пьяными, потерявшими чувство такта и реальности клиентами, он обходился легко, выполняя роль вышибалы – просто выволакивал быдло за дверь. После этого возвращался, обязательно мыл руки, выпивал стопку клюквенной настойки и продолжал как ни в чём ни бывало работать. Музыкантов, в отличие от Глеба, Лис не любил. Он посмеивался над самомнением большинства из них: на похвалу они реагировали спокойно, но стоило даже вежливо и деликатно сказать «мне не очень нравится то, что ты делаешь», как они тут же разражались тирадами в духе «не нравится, не лезь, и кто ты такой, чтобы судить». Ответ «слушатель» их не устраивал. Лис придерживался иного мнения: если ты публично демонстрируешь своё творчество, будь готов к любому мнению, даже самому неприятному или, на твой взгляд, неадекватному. Либо высылай песни своей бабушке, для которой ты всегда будешь «милый пирожочек». Лис не скрывал своей позиции, отчего друзей среди музыкантов у него почти не было. Впрочем, он не переживал. Несмотря на свою не самую привлекательную внешность, девчонок он завораживал, и они постоянно крутились у бара, даже ничего не заказывая. Свет в какой-то мере восхищался им и думал, что Лис мог бы стать здесь и арт-директором. Свет бы ему и предложил занять эту должность, будь у него чуть больше денег и другие варианты на должность бармена. Особенно нравилось Свету в Лисе то, что тот никогда ни о чём его не просил: молча занимался пополнением бара и внутренними барными вопросами. Если денег в конце месяца было мало, ему Свет выплачивал зарплату в первую очередь – из уважения и, в какой-то мере, из страха, что Лис посмотрит на него своим испепеляющим взглядом и выкинет за дверь, словно Свет не владелец клуба, а местный алкаш, просящий налить в долг.

Потом появилась Таша – звукорежиссёр. Свет знал, что ей тридцать один год, но выглядела она моложе своих лет – едва ли дашь двадцать пять. Возможно, виной тому был её маленький рост и розовые волосы. Однако, если присмотреться, то можно было заметить, что Таша медленно, но верно набирает вес, а глаза её уже не светятся кокетливыми лучиками, а источают серьёзную уверенность, граничащую с презрением ко всему и вся. Она была самой настоящей любимицей постоянных тусовщиков и занозой в заднице для Света. Вот и сейчас она, только скинув кожаную чёрную куртку, сразу подошла к нему.

– Свет, – деловито обратилась она к директору. – Нам нужны новые микрофоны и кабели.

– А что со старыми микрофонами?

Таша показала зажатый в руке микрофон, сунув его Свету под нос, так что он даже вынужден был отстраниться. Сетка микрофона была вогнута и словно покусана, а сам он замотан изолентой.

– Ну он же еще работает? – с надеждой в голосе спросил Свет.

– Свет, – Таша затрясла микрофоном в руке, – он работает только на распространение ротавируса, посмотри на это!

– Хреново. Сколько надо денег?

– Ну, – прикинула Таша, уставившись большими круглыми глазами куда-то в потолок, – на всё вместе хотя бы тысяч двадцать пять. Минимум.

Свет глубоко вздохнул.

– А остальные совсем-совсем не работают, да? Может, пока один заменим? – снова с надеждой спросил он.

Таша скорчила недовольную гримасу, посмотрела с упрёком.

– Я же не в первый раз к тебе с этим подхожу. Когда подходила в первый раз, было еще приемлемо, но сейчас… Ты сам это видишь? Как будто я много прошу, Свет.

Он поджал губы, думая, что она, вероятно, права.

– Ладно, я подумаю, как это побыстрее сделать. А ты поищи в интернете, где можно взять подешевле, может, из Китая закажем?

Таша закатила глаза, махнула рукой и пошла к звукорежиссёрскому пульту, пробурчав на ходу: «Бабу себе резиновую из Китая закажи».

Свет понимал, что выглядел сейчас жмотом, да ещё и дураком, но что он мог ещё сказать? К сожалению, деньги не лились на него ручьями.

– Двадцать пять тысяч! Почему эти вокалисты сами себе инструмент купить не могут? – возмущённо сказал он себе под нос. Нужно было всё хорошенько расчитать. И дать, например, пятнадцать. Именно так поступали его знакомые мелкие предприниматели.

Пройдя в конец зала и открыв зеленую фанерную дверь с надписью «Staff only», Свет оказался в небольшом помещении, заваленным всякими вещами – музыкальным оборудованием, которое когда-нибудь могло бы пригодиться, обмотанными изолентой микрофонными стойками, которые ждали момента, когда их кто-то починит, ящиками с алкоголем про запас и личными вещами сотрудников. Оттуда он прошёл в совсем уж крохотную комнатку, звавшуюся его кабинетом. Чтобы просочиться внутрь, нужно было толкнуть дверь от себя, но не слишком сильно – иначе она бы ударилась о стол. Впрочем, уголок стола из ДСП и так был уже смят от многочисленных столкновений. Свет, будучи довольно стройным, втиснулся в узкое пространство между скрипучим протёртым офисным креслом и столом, сел и принялся разбирать ворох бумаг, периодически чихая от пыли. Через несколько минут среди них он, наконец, нашёл то, что искал – распечатанные счета за аренду.

– Что это? – спрашивал он себя тихо. – Так… А. Вот, март, ага, апрель… А это что? Февраль? – Он на секунду запаниковал, но потом выдохнул. – Уф, февраль оплачен. Значит, за март и апрель…

Через двадцать минут, после утомительных и не слишком точных подсчётов Свет вышел к Таше. Она занималась коммутацией на сцене, согнувшись и повернувшись к нему ягодицами в обтягивающих синих джинсах, которые уже давно перестала носить молодежь. Её вид с этой стороны не произвёл на Света никакого впечатления, все его мысли были заняты стоимостью микрофонов.

– Таша! – позвал он её, стоя на танцполе.

Она не обернулась.

– Таша! – позвал Свет чуть громче. Она выпрямилась и повернулась к нему, держа кабели.

– Чего тебе?

– Могу выделить четырнадцать тысяч… пока что.

Таша пожала плечами. Она явно не ожидала большего.

– И на том спасибо.

И отвернулась обратно. Она так быстро согласилась, что Свет подумал: «Погорячился. Надо было предлагать десять».

Свет окинул взглядом клуб. Кого-то не хватало.

– Таша, – вновь обратился он к звукорежиссёру. – А ты не знаешь, где наша уборщица?

– Понятия не имею, – не поворачиваясь, отозвалась она. – Тут постоянно срач.

– Да уж, грязновато, – был вынужден согласиться Свет, отлепляя подошву кроссовка от липкого пола.

– Это ты ещё женский гальюн не видел, – проворчала Таша. – Настоящая палуба какашек. Знаешь, чем там пахнет? Хочешь, скажу?

– Нет, не хочу.

Таша снова повернулась к начальнику.

– Запах – как на азиатском рынке между лавками с рыбой и дурианом. Ты ведь знаешь, как пахнет дуриан?

Свет знал, поэтому поморщился, вздохнул, достал телефон, не без труда нашёл номер уборщицы и набрал, отойдя от Таши. После таких разговоров ему показалось, что вонь стала исходить и от неё самой. Свет долго держал трубку у уха, но никто так и не ответил.

Ладно, подумал он. Задерживается. Вроде бы у сцены не так уж и грязно, по крайней мере, вполне обычно для клуба. Если не брать в расчёт туалеты, то в таких заведениях нужно разве что разлитое пиво с пола вытирать, ну или блевотину. Стойки протирать не обязательно, пыль создает атмосферу и приглушает ненужные обертоны.

Свет вновь отправился в свою каморку, где попытался разобрать и привести в порядок документы. Он скрепя сердце оплатил последнюю поставку алкоголя, хотя после того, как он это сделал, ему стало даже спокойнее на душе. Всё-таки, финансовое состояние этого клуба, как и любого другого, держалось не столько на любителях музыки, сколько на любителях выпить. Прикинув, что если сегодня и завтра концерты пройдут неплохо, он сможет оплатить и аренду, Свет совсем повеселел. Он вышел из своей каморки, только когда открылись двери для посетителей. Тут же в зал на всех парах влетел бодрый, крепкого сложения, Глеб. Быстро сверкнув светлыми глазами из-под низких бровей и осмотрев зал, он увидел Света. Тот поздоровался первый, протянув руку.

– Привет, Глеб.

– Здорово! Я, как обычно, первый? – Глеб проигнорировал руку и по-братски крепко обнял Света, едва не сдавив ему рёбра.

– Как обычно, – подтвердил Свет, поправляя смятую объятиями рубашку. И добавил, поймав взгляд Глеба, остановившийся на баре: – Выпить хочешь?

– Само собой.

Свет не очень-то любил угощать посетителей, но иногда позволял себе такую вольность в отношении Глеба, зная, что сильно не доплатил ему за помощь с ремонтом клуба.

– За счёт заведения, – по-голливудски улыбаясь, предложил Свет.

– Не откажусь, – пожал широкими плечами Глеб.

– Что будешь? Как обычно? – спросил Свет.

Глеб кивнул. Он, со своей стороны, не злоупотреблял щедростью Света, зная, что его финансовые дела оставляют желать лучшего, поэтому пил только то пиво, которое покупал и сам – самое дешёвое. И даже когда его наливали с самого дна кеги, и оно уже пахло какой-то бурдой, всё равно не брезговал им.

– Да что уж тут выпендриваться?

– Два светлых нам налей, пожалуйста, – обратился Свет к Лису. Тот молча безэмоционально кивнул и наполнил два бокала из крана с надписью «Светлое барное», не несущей практически никакой информации о том, что это за пиво. Но Свет и так уже знал, что Глеба это не интересовало. В молодости тот пил вещи и похуже, и, хотя молодняк порой кривил нос от этого пива (но только в первой половине вечера, а во второй уже хлестал его не глядя), для Глеба оно было не иначе как напитком богов. Особенно, поданное в стеклянном стакане, а не в пластиковом, которое вечно сминалось у него в руке, отчего пиво неизбежно выливалось.

Глеб сделал большой глоток, осушив сразу половину стакана, и благодарно посмотрел на Света:

– Весь день об этом мечтал.

Свет оглянулся на звук открывающйся двери. В зале появился организатор концерта Орк, мечтающий о карьере журналиста так громко, что все об этом знали. Из-за того, что он был организатором, его часто называли коротко «орг» и постепенно это название исказилось до Орка, так что все и забыли, как его зовут на самом деле. Невысокого роста, с длинным, будто наклеенным пластелиновым носом и крашеными чёрными волосами до плеч, он не мог скрыть только начинающего расти желейного пуза в своём чёрном полу-готическом тряпье. Свет считал, что Орк – нормальный парень, но с Глебом у них как-то не сложилось общение, и непонятно почему возникла взаимная неприязнь. Вот и сейчас Орк подошёл, пожал руку Свету и вяло протянул её Глебу, не смотря ему в глаза. Затем отошёл, позволив Глебу высказаться.

– Вот ты видел? Он постоянно со мной себя как сучок ведёт.

– Может, ты ему что-нибудь сделал? – предположил Свет.

Глеб округлил глаза.

– Да мы только здороваемся и иногда прощаемся. Чёрт его знает. Готы эти…

– Ну, может, он чувствует, что ты гóтов не любишь, – улыбнулся Свет.

– Да брось, – махнул рукой Глеб. – Будь он нормальный парень, мне было бы без разницы, гот он или колгот. Может, и не гот он вовсе? Просто любитель чёрных шмоток, мало ли таких? Молодняк часто сам не знает, что ему надо.

– Да он не молодняк уже, – заметил Свет.

– Ну, по сравнению со мной, – уточнил Глеб.

– Мне кажется, он знает, что ему надо. Журналистом человек стать хочет известным. Он же вроде факультет журналистики окончил… Где, не помню. В Питере или в Москве?

– Журналисты – самые скользкие твари на свете, поверь мне на слово, дружище. За кликбейт маму продадут и глазом не моргнут. Я бы был с ними всеми поосторожнее.

– Погоди, погоди, – засмеялся Свет. – Ты про артистов говорил, что это они самые скользкие!

Глеб ничуть не смутился.

– О, да! Я знаю всех этих артистов. Они любят придавать значение бесмысленным вещам. Особенно себе. А вот журналисты придают значение не себе, а тем вещам, которые им выгодны. Если бы это приносило им деньги, они писали бы про конкурсы на лучшую кофеварку.

– Не соглашусь с тобой, ведь артисты и даже некоторые журналисты – это деятели искусства, культуры.

– Культура, культура, – передразнил Глеб возмущённо. – Что осталось от этого слова, кроме сочетания нескольких букв? Теперь никому не интересна культура, если она не приносит денег. При капитализме живём, забыл? Помнишь, раньше по школам люди ходили, отбирали таланты и бесплатно брали их в музыкальные школы, спортивные секции и кружки? А сейчас – приходи любой, если деньги есть. А талант твой, способности нахрен никому не нужны. Да и давно всё это происходит. Возьми, к примеру, Пикассо: он же был отличный художник, а зарабатывать начал и прославился, когда стал рисовать каляки-маляки почище трёхлетнего ребёнка.

Глеб махнул здоровенной рукой, чуть не сбив с барной стойки своё пиво.

Свет позволил другу выговориться, а про себя усмехнулся, потому что подумал, что Орку и Глебу стоило бы подружиться, как двум представителям ушедших эпох. Парни вроде Орка были на волне в нулевых годах, а парни вроде Глеба – в девяностых. Но говорить этого Свет не стал, поскольку побоялся обидеть друга, который эти самые девяностые ненавидел. В конце концов почти только с ним одним он и общался с момента строительства клуба. Когда тут всё было только на уровне пространной задумки, Свет нанял первых попавшихся рабочих, и одним из них по случайному стечению обстоятельств оказался Глеб. Он делал тут всё: пол, потолок, стены, проводку, переносил оборудование, ставил барную стойку. Работал лучше других – с душой, при этом быстро. Свет не мог этого не заметить, они разговорились, и тогда Глеб рассказал, что сам хочет помочь сделать клуб как можно скорее, но при этом качественно, так как в городе совсем некуда ходить. Да ещё он оказался ярым поклонником хардкор-панка и панк-музыки в целом тоже. Это сблизило Света и Глеба, и на фоне общего дела они подружились.