Читать книгу Обыкновенный мир - Лу Яо, Яо Лу - Страница 10

Шаопин с трудом одолел первую половину учебного года. И вот началась вторая – а жизнь его и не думала меняться. Бóльшую часть времени он так же грыз свой черный хлеб и по-прежнему не мог порадовать себя даже скудной прибавкой категории «В». Стоило начаться учебе, как Шаопин засомневался, что сможет выдержать два года. Он думал поучиться хотя бы две четверти, а потом вернуться в деревню и, может, стать бухгалтером в бригаде или еще чего. Это было вполне нормально – и не было нужды тянуть из себя все жилы.

Но вот началась новая четверть – и Шаопин опять оказался за партой. Ему не хотелось бросать все на полпути. Была и другая причина, о которой нельзя было никому сказать. Причиной этой была Хао Хунмэй.

За последние шесть месяцев они стали друг другу совсем не чужие – общались и не чувствовали стеснения: обменивались книгами, улучив момент, болтали по душам. Не только Сунь Шаопин и Хао Хунмэй, но и другие их ровесники уже вышли из того возраста, когда противоположный пол «совершенно не интересует», – теперь они надеялись привлечь чужое внимание и, быть может, даже «подружиться». Пожалуй, это была еще не совсем любовь. Впрочем, молодых людей их возраста пугало любое преждевременное сближение – казалось, что оно, несомненно, отразится на учебе и здоровье.

Школы в те годы не имели упорядоченную систему. Сама учеба в них стала необязательной: ученики целыми днями занимались какими-то непонятными мероприятиями, шумели и бузили на школьном дворе. Нагрузки не было никакой. Через два года такой веселой жизни все они должны были разъехаться по домам. Кто из них, семнадцати – восемнадцатилетних, мог провидеть, что ждет их в будущем? Даже старые революционеры, повидавшие на своем веку немало кампаний, не понимали, что ждет их в будущем. А большинство просто думало, как свести концы с концами.

Хотя Шаопин частенько голодал и ходил в обносках, хотя он и чувствовал себя порой хуже других, но существование верной подруги придавало его жизни вкус и смысл.

Постепенно он стал больше активничать в классе и прославился на все общежитие как прекрасный рассказчик. Шаопин не боялся больше высказывать собственное мнение и всегда бывал красноречив и убедителен. Если его не мучил голод, он ходил на баскетбольную площадку или играл в настольный теннис – даже взял первое место на школьном чемпионате по теннису, и школа наградила его «Избранными произведениями Мао Цзэдуна» и почетной грамотой. Шаопин был так счастлив, что несколько дней не мог успокоиться.

Из-за этого он постепенно стал видной фигурой в классе. В прошлом полугодии Шаопина выбрали «начальником трудовых резервов». Сначала он очень бесился от этого и считал чистой издевкой. А потом подумал, что теперь, при «открытом образовании» вне класса, дел у такого начальника будет невпроворот, и с радостью взял на себя эту ответственность.

Его новая должность только звучала ужасно, но власти давала много. Полдня весь класс проводил на работах, и главным тогда становился не кто иной, как Сунь Шаопин. Он назначал всем задания и распределял работу, приносил из школы инвентарь и раздавал его. Самый лучший инструмент Шаопин всегда оставлял для Хунмэй. Сперва никто не замечал этого, но вскоре секрет Шаопина раскрыла хромоножка Хоу Юйин.

В тот день они расчищали поля на террасах. Когда Шаопин раздал мотыги, Юйин надула губки и отшвырнула железку:

– Зачем мне такая плешивая!

Шаопин посмотрел на нее, взбеленившуюся на глазах у всех, и сказал довольно грубо:

– Все одинаковые. Если тебе не нравится, приходи со своей.

– Да ладно, все одинаковые! Просто ты лучшие отдаешь своим любимчикам.

– Это кому же, интересно?

– Крале своей, – закричала Юйин.

Весь класс заржал. Некоторые повернули головы, чтобы посмотреть на Хао Хунмэй. Та уронила мотыгу, закрыла лицо руками и зарыдала. Затем, вся в слезах, побежала в общежитие.

Юйин, прихрамывая, вышла в центр образовавшегося круга, высоко вскинув голову. Она наслаждалась своей победой.

– На воре и шапка горит, – зло сказала она.

Унижение было страшное. Шаопин чувствовал, как гудит голова. Он схватил мотыгу и в порыве злости кинулся к Юйин, но его оттащили Цзинь Бо и Жуньшэн. Главные озорники класса ничего не боялись и заржали еще сильнее. Только когда пришел учитель, все утихомирились…

С тех пор «отношения» Шаопина с Хунмэй превратились в «секрет на весь свет». Они больше не решались часто общаться. Обоим было неловко, и оба стали делать вид, что не замечают друг друга в общественных местах. Они были в том возрасте, когда каждому легко было неосознанно винить другого, что тот создал всю эту дурацкую ситуацию. Где-то в глубине души даже таилась обида.

Хромоножка достигла своей цели и чувствовала, что у нее есть все шансы стать новым героем класса. Она стала говорить нарочито громко и смеялась так, словно смех ее предназначался Шаопину, Хунмэй и им подобным.

Шаопин снова впал в уныние. До Хунмэй его заботил только собственный желудок – теперь же у него появился новый повод для переживаний, который был много хуже. Отправляясь за своей пайкой, он больше не замечал прелестный силуэт девушки. Хунмэй теперь не стала бы смотреть на него своими грустными прекрасными глазами, даже если бы они с ней столкнулись лицом к лицу. Как билось раньше от этого взгляда сердце! Теперь Шаопин просто убивал время, ожидая начала каникул…

Лишь за неделю до конца учебы он вспомнил, что несколько месяцев назад Хунмэй одолжила у него «Начало»[18], но так и не вернула книгу. Он взял «Начало» в уездном доме культуры – теперь, если не успеть забрать его, получится, что Шаопин уже не сумеет вернуть книгу на место. Юноша не хотел идти к Хунмэй. Он сердился на нее, но не мог сказать об этом прямо. Пусть она с ним не разговаривает, но разве это повод зажимать его книгу?

В последнюю субботу книга все еще была на руках у девушки, но Шаопин так и не смог набраться смелости спросить ее. Одолжив у Цзинь Бо велосипед, он поехал домой, прихватив свою залатанную постель. Во вторник должны были начаться каникулы, и Шаопин рассчитывал провести оставшиеся дни в комнате у Цзинь Бо, чтобы не везти белье в последний момент.

В воскресенье утром он пошел рубить дрова, и его драные желтые кеды окончательно приказали долго жить. Шаопину пришлось натянуть ботинки брата. Они были ничуть не лучше. Увидев его прохудившиеся носки, отец сказал, что по осени, когда будут выдавать шерсть, можно будет надставить пятки. Так-то носки новые, жалко их выбрасывать – если подвязать маленько, можно будет носить еще пару лет. Пара новых стоит больше двух юаней – не какой-то пустяк.

В воскресенье после обеда он прихватил из дома шесть паровых лепешек из картошки и гаоляна, завернул их в ветхую тряпку, уложил кулек на заднем сиденье велосипеда и поспешил в город, чтобы успеть вернуться до темноты.

В школе перед каникулами стояла страшная суета. Народ сновал туда-сюда, таскал вещи, было шумно, сумбурно, бестолково.

У самых ворот Шаопин встретил Цзинь Бо. Тот сказал, что собирается в магазин, и забрал велосипед.

Шаопин пошел к себе в комнату.

Вдруг он заметил, что впереди шагает Хунмэй. Казалось, она не замечает его. Шаопину захотелось окликнуть ее и спросить про книгу. Но тут Хунмэй наклонилась, положила что-то на землю у дороги и, не оборачиваясь, скрылась за углом женского корпуса.

Шаопин удивился. Его взгляд скользнул по тому месту, над которым наклонилась Хунмэй, глаза блеснули – это была его книга. Значит, она все время помнила о ней – так почему было не отдать самой, зачем было изобретать такой странный способ?..

Он поднял книгу и почувствовал, как что-то выпало из нее в темноту. Шаопин принялся шарить руками по земле. Он нащупал что-то мягкое и поднес к глазам. Это была белоснежная пшеничная лепешка.

Пораженный, Шаопин подобрал хлеб с земли и сдул с него прилипшую грязь. Прижимая к себе лепешки, он стоял во дворике. Ему казалось, что он вновь обрел утраченные навеки тепло и дружбу.

…Так и вышло, что Шаопин опять полюбил школу. Как только наступил день подачи заявок на следующее полугодие, он бросился в приемную комиссию и не мог дождаться долгожданного момента…