Читать книгу Под Южным Крестом - Луи Буссенар - Страница 10

Под Южным Крестом
Глава III

Оглавление

Страшные мучения обоих пленников. – На затопленной нижней палубе. – Бред. – Нож!.. – Нелегкий путь к спасению. – Плот. – Да здравствует французский флаг! – «Прощай, уходим в море!» – Уже в четвертый раз Робинзон. – Человек, который больше не считает, сколько кораблекрушений он пережил. – Костер, разожженный самым цивилизованным образом. – Робинзон-Фрике намерен отступить от традиций. – Поимка краба. – Первая трапеза на суше. – Удивление аборигена с кожей цвета сажи при виде двух белых людей. – «Не соизволите ли войти?»

Оба пленника чувствовали, что медленно умирают: их головы пылали, словно в огне, дыхание стало прерывистым, рты пересохли, желудки подводило от голода. Даже первый удар, полученный «Лао-Цзы», практически не вывел французов из полузабытья. Их плотно закупоренная, тесная каюта, прогретая беспощадными лучами экваториального солнца, стала напоминать парильню – парильню, в которой все больше и больше не хватало воздуха для дыхания. К страшным мукам, вызванным жаждой и голодом, прибавилась еще одна пытка – медленное удушье.

– Матрос, – прохрипел Пьер ле Галль, когда судно первый раз наскочило на рифы, – мы… мы… сели на мель…

– Ба! – прошептал Фрике, – значит, наши мучения скоро закончатся.

– Гром и молния!.. Как же это глупо… глотать соленую воду… на нижней палубе… не имея возможности пошевелить ни ногой… ни рукой… как мертвецки пьяный баталер.

Фрике не ответил.

– Матрос… – вновь заплетающимся языком пробормотал мастер-канонир, – матрос!.. Сынок…

– Пьер…

– Почему ты молчишь? Твое молчание пугает меня.

– От каждого произнесенного слова у меня череп раскалывается… Каждый звук отдается у меня в ушах как пушечный выстрел. Однако не беспокойся. У меня еще есть порох в пороховницах, и я работаю, даже если это и незаметно.

Пьер решил, что его друг бредит.

– Успокойся, матрос, – вновь заговорил молодой человек, – не пройдет и двенадцати часов, как у меня будет развязана одна лапа. Черт побери!.. Этот проклятый трос такой же твердый, как мачта большого паруса. Терпение!.. Поживем – увидим, – закончил парижанин, вновь приступив к своим загадочным манипуляциям.

С каждым часом страдания друзей становились все сильнее и сильнее, невозможно подобрать слова, чтобы описать их мучения, и так продолжалось до тех пор, пока морское течение и яростные волны не бросили несчастный корабль на рифы. Удар оказался столь сильным, что всего за несколько мгновений острые коралловые отростки раздробили шпангоут,[31] взломали пояс обшивки подводной части корабля и пробили дыру в корпусе. В образовавшееся отверстие тут же хлынула вода, она прошлась волной по внутренней части судна и, ворча, отступила, унося с собой обломки перегородок и трупы.

Огромная пробоина в правом борту образовалась в непосредственной близости от помещения, в котором были заперты оба друга. Иллюминатор каюты разбился вдребезги, и волна чудовищной силы обрушилась на французов в тот самый момент, когда Фрике, подняв над головой окровавленную и распухшую от трения руку, радостно воскликнул:

– Виктория!.. Один трос уже перетерт… я…

Внезапно хлынувший могучий водяной поток не дал молодому человеку закончить.

На восемь или десять секунд адский шум, царивший на судне, был перекрыт трубным ревом разгневанного Океана, затем, как это обычно бывает во время прибоя, волна с плеском отступила.

Ужасная картина, открывшаяся взору Фрике, заставила смолкнуть триумфальный крик, уже рвавшийся из его горла. Удар, снесший перегородки каюты, вырвал и часть железных креплений, удерживающих койки, на которых лежали мужчины. Ноги и одна рука парижанина оказались свободны. Отсюда и радость Фрике. Но вид Пьера ле Галля, висящего вверх ногами на наклонной плоскости, с лицом, покрытым кровавой пеной, ужаснул молодого человека.

– Пьер!.. Матрос!.. – робко окликнул юноша.

Никакого ответа.

– Пьер!.. Друг мой!.. Мой старший брат!.. Пьер!

И голос несчастного растерянного ребенка, оглушенного водяным молотом, обессилевшего за четырнадцать дней и пятнадцать ночей пыток, полумертвого от голода и жажды, дрогнул, будто бы горло говорившего свело от рыдания.

Но этот душещипательный рассказ никак не про такого закаленного парня, как наш друг Фрике. Не теряя ни единой секунды на бесполезные причитания и вполне справедливо предвидя нашествие очередной волны, молодой человек принялся изо всех сил трясти моряка, не подававшего признаков жизни.

– Давай-ка подумаем, – по привычке Фрике разговаривал сам с собой. – Пьер у меня справа по борту, но именно моя правая рука все еще в западне. Что же делать?… А!.. Отлично, понял, как говаривал мой соотечественник, покойный Лагардер, однофамилец Маленького Парижанина[32]… Мне следует сползти к самому низу моей разбитой койки, перевернуться слева направо и схватить моего старого бедного друга.

– Прекрасно, получилось, – продолжил Фрике и притянул к себе по-прежнему неподвижное тело мастера-канонира, крепко схватив бретонца за рукав блузы.

Парижанин осторожно коснулся рукой лба пострадавшего и заметил чуть выше его левой брови небольшую рану, из которой вытекала струйка ярко-красной крови.

– Пустяковая царапина, если, конечно, у него нет других повреждений. Самое главное – поднять ему голову… Гром и молния, с помощью какого дьявола я его отбуксирую отсюда? Ай!.. Еще волна.

В тот же момент мутный желтоватый поток вновь заполнил узкую каюту. Фрике только и успел упереться в стену, развернуться спиной к пробоине и зажать между коленями тело друга, чтобы уберечь того от нового сильнейшего удара. Костяшки его пальцев побелели от усилия.

– Еще один такой же страшный удар воды, как этот, и моя рука просто оторвется!

Но эта соленая «ванна» заставила бретонского моряка тихонько вздохнуть.

– Он жив! – воскликнул сияющий Фрике. – Он жив… Черт возьми, я отлично знал, что старого просмоленного морского волка, такого как Пьер, не так-то легко отправить в путешествие на тот свет.

Пьер ле Галль шептал какие-то бессвязные слова…

– Тише… дети. Ты прекрасно знаешь, что матросам больше нельзя в трюм… Пусти меня, я тоже хочу взглянуть… каково! Командир батареи… Ты меня слышишь… Гром и молния! Пить!.. У меня так же сухо в глотке, как в зарядном картузе.[33] Надо же!.. Матрос… это ты, сынок? А!..

Внезапно к славному вояке вернулась память, и он обнаружил, что его голова покоится на коленях Фрике, сидящего на корточках в совершенно невероятной позе, которая бы вызвала восхищение у любого натренированного циркового гимнаста.

– Где, черт побери, мы находимся? – спросил Пьер, болезненно морщась.

– В нашей каюте, ей-богу!

– А корабль?

– Сел на мель, получил пробоину, погиб.

– А! Хорошо.

– Без сомнения. Это единственная возможность выбраться отсюда.

– А экипаж… пассажиры.

– Дьявол… откуда же я знаю.

– Что делать?

– Немного собраться с мыслями и убираться отсюда, чем раньше, тем лучше.

– Я не спрашиваю, как лучше, а спрашиваю, каким образом?

– А вот это посмотрим. Чего строить планы, пока мы не выбрались из каюты. Здешняя обстановка не способствует размышлениям, не правда ли?

– Особенно этот проклятый душ, который непрерывно выливается на наши головы.

– Однако у тебя по-прежнему идет кровь.

– Пустяки, царапина. Забавно, похоже на удар ножом.

– Ба!

– Что такое?

– Я не верю своим глазам. Нож, ты действительно поранился ножом! Вот этим самым ножом, – парижанин издал победный вопль. – Он валялся на твоей койке; и ты наткнулся лбом прямо на лезвие. Только откуда же он взялся? Да неважно. Теперь мне не потребуется много времени, чтобы перерезать эти проклятые тросы. Итак, матрос, начнем с тебя.

– Нет. Тебе следует полностью освободиться от пут, чтобы вернуть себе свободу маневра.

– А я тебе говорю, что хочу начать с тебя.

– Достаточно, сынок. Ты теряешь драгоценное время. Никто из нас не лучше и не хуже. Освободи себя. Так надо, я этого хочу, я – старший.

– Пусть будет так, – ответил Фрике и тут же принялся пилить толстый и твердый канат, удерживающий его руку. Парижанин хотел поскорее освободиться и вытащить своего друга из проклятой каюты.

Но к его вящей досаде, невзирая на все усилия, работа продвигалась медленно, бог знает, сколько минут прошло, прежде чем молодой человек, наконец избавившийся от пут, смог заняться матросом, не обращая внимания на периодические вторжения моря.

– Гром и молния! Какие же они жесткие. Вот если бы эта веревочка могла послужить галстуком для тех негодяев, которые нас так «принарядили», вот уж я бы не стал жаловаться на судьбу! А еще этот дрянной нож, чертова жестянка с перевернутым лезвием! Он обжигает мне пальцы, как будто его только что достали из кузнечного горна.

– Будь счастлив, что ты им владеешь, сынок… И давай-ка, поторопись… Что-то у меня темнеет в глазах.

Фрике не нуждался в поощрении. Он трудился с таким упорством, настолько ловко и быстро, что уже после четверти часа ожесточенной работы прочные тросы уступили его напору, хотя выглядели они скорее перетертыми, чем перерезанными. Пьер ле Галль, в свою очередь, оказался на свободе. Мужчина, пошатываясь, поднялся, потянулся, разминая могучие мышцы, вздохнул полной грудью, и широкая улыбка осветила его мужественное лицо.

– Полный вперед! Хватит стоять на якоре… Боевая тревога!.. Приготовиться к отплытию!

– Ты прав, Пьер, и я готов. Хотя маневр обещает быть нелегким, а наш последний обед кажется мне миражом.

– Тогда хватайся за трап, ведущий в камбуз. Было бы неплохо найти миску бобов и кусок сухаря.

– Странно, вокруг такая тишина. Можно подумать, что корабль необитаем.

– Нетрудно догадаться, что этот экипаж каторжников, увидев пробоину в борту, поспешил оставить судно… Вероотступники, гореть им в аду! Небось тут же заорали: «Спасайся, кто может!»

– А пассажиры!..

– Бедняги! Без сомнения, они утонули.

Фрике и Пьер ле Галль ошибались. Выбив дверь собственной каюты, они прошлись по всему судну, потерпевшему кораблекрушение, и увидели многочисленные трупы матросов, но не обнаружили никаких следов китайских кули.

– Им удалось бежать, – сказал бретонец, облегченно вздохнув. – Хотя следует заметить, что не обошлось без сражения. Эх, что и говорить, они поступили честно, эти будущие колонисты Суматры. Но это место напоминает лавку мясника, – продолжил старый моряк, с отвращением разглядывая безобразные ошметки еще трепещущей плоти, которые катались по палубе, подгоняемые волнами.

Триста жителей Поднебесной, прежде чем покинуть судно, безжалостно разграбили его. Они пронеслись по кораблю, как саранча, действуя столь стремительно, что оба узника-француза освободились как раз к окончанию жестокой расправы.

На свое счастье, Фрике и Пьер нашли нетронутую бочку пресной воды и сухари, которые они с жадностью проглотили, хотя продукты пропитались морской водой.

Подкрепившись сей скудной трапезой, достойной святых отшельников, или обычной едой потерпевших кораблекрушение, отважные искатели приключений тотчас принялись разрабатывать план спасения. Пьер ле Галль – знаток морского дела и бывалый путешественник, – прежде всего, унял порыв своего товарища, который радостно принялся тыкать пальцем по направлению полоски земли, видневшейся невдалеке, справа от разбитой шхуны.

– Тише, матрос, тише. Мы собираемся причалить к «Дикой стране», но мы не знаем нравов ее обитателей. Надо бы подумать, как сразу же не попасть в лапы уважаемых любителей человечинки и не оказаться нанизанными на вертел, словно перепелки.

– Надо же!.. Мне это как-то не пришло в голову.

– К тому же, если я, конечно, не ошибаюсь, в этих местах довольно сильное подводное течение, которое может снести нас в открытое море, как сносит в данный момент вон ту пустую бочку, за которой я наблюдаю.

– Мне кажется, твои наблюдения верны.

– И наконец, я могу побиться об заклад, что там, куда мы направимся, нас не будет ждать ужин на семьдесят две персоны, накрытый в уютной беседке, как это бывает у матушки Бигорно, гостеприимной хозяйки из Лорьяна.

– И что же ты предлагаешь?

– Перво-наперво проложить прямой курс к берегу, без приключений высадиться на сушу, не забыв про съестные припасы, и постараться самим не попасть в рагу. Поскольку на борту не осталось ни одной лодки, нам предстоит построить плот.

– Вот это занятие по мне. Оно займет у нас не больше часа. Все, что нам остается, – разыскать в этом беспорядке доски и шесты. Что касается пустых бочек, то в них нет недостатка. За дело, матрос!..

Пьер ле Галль, уже вооружившись топором и пилой, пилил, рубил, связывал, в то время как Фрике, болтающий за четверых, работал за десятерых.

Справедливости ради следует отметить, что славный матрос ни в чем не уступал юному другу: он так же беспрерывно балагурил и трудился как проклятый.

– Каково, сынок! Скоро у нас будет славная посудина… готовая плыть по волнам, как настоящий корабль, только что покинувший верфь. И не страшно, что в данный момент, несмотря на все наше желание, мы даже и надеяться не можем прищемить хвост нашим сбежавшим шутникам, и что наша миссия полетела в тартарары! Ничего, главное – поймать попутный ветер! Мы ведь и так сделали все возможное?

– Без сомнения, и мы не далеко продвинемся, если станем посыпать головы пеплом.

– В добрый час! Будь что будет, и да здравствует веселье! Что касается «наших друзей», ничего, мы еще их догоним. Мы попадали и не в такие передряги, не правда ли?

– Да, конечно.

– Итак, мы стали жертвами кораблекрушения; если когда-нибудь мне выпадет удача бороздить моря на линейном корабле, я смогу рассказать эту захватывающую историю во время вечерней вахты, сидя у орудия. И даже Капустная Кочерыжка и его матрос Кержегю, оба знатные рассказчики, любящие травить байки на полубаке, станут удивленно восклицать: «Ну, ты загнул!.. О!..» Так… все идет как надо… отличная вахта. Послушай, матрос, ты займешься укладкой и креплением грузов, а я тем временем установлю мачту. Кое-какое оружие, боеприпасы, два топора, ножи, провизия, пила, сменная одежда… Карта тоже не будет лишней. Давай-ка складывай все это. Я же теперь должен соорудить на вершине мачты такелажный узел. Вот так… То, что надо. Два конца и параллельные петли, их длина как раз подойдет для того, чтобы образовать ванты и штаг.[34] Вот здесь крепим полотнище паруса, и мы сможем идти галсом, как быстроходный рыбачий баркас Мишеля Треванека, моего старинного приятеля из Конке.

– Все сделано, Пьер. Я полагаю, этого достаточно, мы ведь не собираемся отправляться в длительное путешествие. Держи! Я тут между делом порылся в сундуках с сигнальными флажками и нашел французский флаг…

– Ты весь в этом, матрос, – сказал Пьер ле Галль, на суровом лице которого читалось неподдельное волнение. – Ты не мог не знать, сколько радости мне подарит родной флаг.

Затем матрос с достоинством потянул фал, поднял на мачту небольшой стяг и снял кожаный картуз. Фрике уже обнажил голову перед национальной эмблемой. Оба друга, не говоря ни слова, энергично пожали друг другу руки.

Теперь плот соединялся с покореженным бортом «Лао-Цзы» лишь прочным канатом. Пьер взялся за длинное весло, закрепленное сзади плота и служившее рулем, и подал знак Фрике. Парижанин поднял топор и одним ударом перерубил канат.

– Прощай! Уходим в море! – зычным голосом выкрикнул бретонец.

– Да здравствует Франция! – ответил ему Фрике.

Плот отвалил от корабля и медленно поплыл, гонимый волнами; в это время кормчий умело управлял веслом, чтобы заставить суденышко обогнуть риф, возвышающийся на их пути. Послушный командам друга, Фрике поднял парус, но не выпустил веревку из рук, чтобы тут же начать действовать в случае налетевшего шквала.

Плот, гонимый бризом и морским течением, обогнул верхушку подводного камня и зашел в узкий канал, служивший своеобразным входом в бухту. Глазам обоих путешественников, потерпевших кораблекрушение, открылась удивительная картина. Темные и тяжелые океанские волны будто бы застывали у входа в узкий проход и уступали место спокойным, прозрачным водам, переливающимся всеми оттенками изумрудного цвета. Сквозь зеленую толщу воды просвечивало белое дно, напоминающее нежный атлас. Линии естественного волнореза, обрамленные ослепительно сверкающей пеной, образовывали неправильные концентрические круги вокруг небольшой бухты, защищенной крепкой плоской коралловой стеной, которая бросала вызов ударам разгневанного океана.

До берега оставалось менее пятисот метров. Это расстояние плот преодолел за весьма короткое время, и оба друга наконец ступили на неизвестную землю, затерявшуюся в безграничных просторах моря.

– Ну надо же, – воскликнул неунывающий Фрике, – это уже, по крайней мере, четвертый раз, как я становлюсь Робинзоном… А как обстоят дела у тебя, Пьер?

– О! Я уже потерял счет кораблекрушениям, которые мне довелось пережить.

– Отлично. Значит, ты обладаешь всеми навыками, необходимыми для выживания на пустынном острове. Если ты не против, то давай обследуем наши новые владения и приготовим обед. Я бы с удовольствием перекусил.

– Мне кажется, ты совершенно прав. Тем более, что не пройдет и трех дней, как наш паек станет весьма скудным из-за отсутствия еды.

– В книгах солидных авторов все Робинзоны без исключения добывают огонь с помощью двух деревяшек, которые они трут друг об друга. Крайне неудобный способ, на моей памяти такое удавалось лишь один раз, в экваториальной Африке, где мы были с моим маленьким другом, беднягой Мажесте. Сегодня дела обстоят намного лучше. У нас есть кремни, огниво и несколько метров трута. Вот эти стволы древовидного папоротника вспыхнут, как спички… Прекрасно. Все сделано. Что касается жаркого для Робинзона…

Резкий звук прервал речь парижанина, который схватился за топор и приготовился к обороне. За этим шумом последовал непрерывный треск, подобный тому, который могли бы произвести фарфоровые черепки, дробившиеся тяжелым катком.

Молодой человек осторожно двинулся вперед, дошел до середины рощи гигантских кокосовых пальм и обнаружил… краба небывалого размера, который был занят тем, что весьма оригинальным способом «вскрывал» древесную скорлупу ореха. Не останавливаясь, дабы полюбоваться столь прелюбопытным явлением, которое бы поставили под сомнение многие натуралисты, не покидающие своих кабинетов, Фрике прыгнул, занес топор над огромным ракообразным и, нисколько не страшась двух угрожающих клешней, оглушил краба сильным ударом.

– Готов, дружище, – воскликнул сияющий юноша.

Затем он схватил длинную лиану, в одно мгновение связал ею краба и направился обратно к лагерю, волоча за собой добычу.

– Вот заказанное жаркое, Пьер…

– Э! Судя по всему, сегодня день морепродуктов: «Карманный краб».[35] Такой огромный. Особенно он хорош с луком-шарлотом и масляным соусом.

– Звучит соблазнительно; но так как у нас нет ни масла, ни лука-шарлота, мы будем довольствоваться тем, что просто зажарим его в панцире.

– Тоже неплохое блюдо.

– О! Мэтр Пьер ле Галль, сегодня вы особенно внимательны к собственному желудку. А я и не знал, что вы гурман.

– Сынок, – наставительно начал мастер-канонир, – уж коли мы потерпели кораблекрушение, то не станем отказываться от всех прелестей жизни, которые встречаются на суше. Видишь ли, на земле матрос отправляется в увольнительную. И так как сегодня пришел наш черед – мы свободны в своих маневрах… Вот моя точка зрения.

– И я ее разделяю, матрос. Вот увидишь, когда наш зверь о десяти лапах будет поджарен и съеден, я тут же состряпаю тебе еще какое-нибудь изысканное блюдо. Я отсюда вижу пальмы самых разных видов, не считая саговых и кокосовых. Мы изготовим пальмовое вино, которое заставит тебя забыть вино из камбуза и супы, которые кок сдабривал исключительно жиром со своей тельняшки. О! Я хорошо знаком с жизнью дикарей. Много лет прошло с тех пор, когда я впервые изучил «Робинзонаду».

– Будь по-твоему. Но в ожидании саго и пальмового вина, я полагаю, было бы неплохо дойти до плота и взять немного сухарей и крепкого спиртного; что ты думаешь на этот счет?

– Что ты совершенно прав… Эй! Секундочку, Пьер… погоди-ка немного. Хотя мы разбили лагерь всего в ста пятидесяти метрах от берега, тебе следует вооружиться. Мы ведь не знаем, что здесь за страна, кем она населена. А добрые люди, проживающие в этих широтах, как ты справедливо заметил, весьма неравнодушны к человеческому мясу. Если бы наши желудки не были такими требовательными, мы прошлись бы по округе, но ты сам знаешь пословицу: «Голодное брюхо…

– …к учению глухо». А ты трещишь и трещишь, как попугай матушки Бигорно. Хватит болтать. Я беру ружье и…

– Там! Как я тебе и говорил.

– Надо же, черномазый.

К друзьям бегом направлялся высокий, совершенно голый чернокожий мужчина, вооруженный копьем. Возможно, его привлек аромат краба, варящегося в собственном панцире.

Увидев двух европейцев, абориген остановился как вкопанный, вытаращил удивленные глаза и широко открыл большой рот, демонстрируя частокол черных, как уголь, зубов.

– Гром мне в паруса, какая же уродина этот господин Орангутанг!

– Не соизволите ли войти, – любезно пригласил Фрике. – Вы могли бы оставить вашу алебарду в гардеробе.

31

Поперечное ребро жесткости бортовой обшивки судна (между днищем и палубой).

32

Лагардер – главный герой романа Поля Феваля «Горбун или Маленький Парижанин.

33

Мешочек цилиндрической формы из сырцового шелка для размещения порохового заряда картузного орудия.

34

Снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты (мор.).

35

Разновидность краба, популярная в Бретани.

Под Южным Крестом

Подняться наверх