Читать книгу Грабители морей - Луи Жаколио - Страница 15

Было решено, если англичане не уйдут, сразиться с ними в розольфских водах, под защитою небольшого укрепления на мысе.

Присланный Нюстеном матрос ушел, унося ультиматум герцога англичанам и приказ начальнику караула. После этого все разошлись по своим комнатам, а Ингольф вернулся на свой бриг. Олаф и Эдмунд выпросили у отца, чтобы их новому другу было вверено общее начальство над эскадрой, так как он был тут всех опытнее, потому что участвовал в настоящей, большой войне. Возвратясь на свой бриг, Ингольф на палубе встречен был Надодом, который ждал его с нетерпением. Красноглазый тоже собирался дать битву всему тому, что было в Ингольфе благородного и великодушного, и не был при этом уверен в победе. А между тем победа для него была необходима, так как другой такой случай утолить свою ненависть к Биорнам уже не мог больше представиться. Вместе с тем Надод, в случае успеха предприятия, получал и прощение за все свои преступления, а это тоже было для него очень важно. С этой амнистией и с миллионами, награбленными в Розольфсе, негодяй рассчитывал вновь появиться в обществе, высоко держа свою преступную голову, над которой давно был занесен топор палача. В случае неудачи Надод решился хладнокровнейшим образом убить Ингольфа и, приписав его смерть розольфцам, воззвать к матросам брига о страшной мести обитателям замка.

Настала одна из прекраснейших полярных ночей. На небе засияли мириады звезд, отражаясь золотою пылью в темных водах фиорда. Теплый ветер, пропитанный острым ароматом моря, тихо колебал высокую степную траву скога, в которой стоял смутный сонный гул уснувшей природы – жужжание насекомых, шелест листьев, ропот ручейков среди мха, а в ветвях трепетнолистной осины заливался северный соловей, прерываемый по временам громким, нескладным кваканьем болотных лягушек.

Вдруг по всем окрестностям замка громко прокатился рокот норвежской военной трубы, сзывавшей всех розольфских моряков, рыбаков и вассалов на защиту замка.

Надод не понимал значения этих звуков, но тем не менее сердце у него сжалось недобрым предчувствием. Он и без того уже был встревожен тем, что Ингольф слишком долго, по его мнению, не возвращается.

Но вот на берегу раздались чьи-то быстрые шаги. От пристани отделилась шлюпка и поехала к бригу… Это возвращался капитан.

– Я запоздал, – сказал Ингольф своему товарищу, вступив на палубу, – но там, в замке, случились важные происшествия. Пойдем ко мне в каюту, я тебе все расскажу. Эй, господин Альтенс! – позвал он мимоходом своего помощника.

– Я здесь, командир мой.

– Всех людей на места, да втихомолку приготовьте все к сражению.

– Слушаю, командир мой, – совершенно невозмутимо отвечал Альтенс.

В сопровождении Надода Ингольф вошел в свою каюту. Заперев за собой дверь, пират предложил Надоду стул и сел сам.

– Я хотел с тобой давеча поговорить об одном осложнении. С тех пор дела еще более ухудшились, предупреждаю тебя.

У Надода перекосилось все лицо, но он ничего не сказал.

Ингольф продолжал:

– Мне кажется, что нам придется отказаться от нашей экспедиции.

Надод все молчал, только огромная волосатая рука его судорожно сжималась.

– Само собой разумеется, что я тут ни при чем, – флегматично продолжал капитан, – и что твои замыслы, вероятно, отчасти сделались известными там…

Он не мог продолжать. До сих пор Надод сдерживался, но тут вся его злость прорвалась наружу.

– Очумел ты, что ли, чертов сын? Настоящий ты Вельзевул после этого… Что ты тянешь из меня душу, отчего не расскажешь разом, что такое случилось?

Ингольф встал, покраснев от гнева.

– Еще одно слово – и я тебя задушу, – сказал он голосом, в котором звучала холодная решимость.

Надод отскочил и выхватил из кармана пистолет.

– А! Так вот ты как! – вскричал Ингольф и, взмахнув ногою, очень ловко вышиб из рук Красноглазого пистолет, который отлетел прочь шагов на десять. Обезумев от ярости, Надод бросился на капитана, пытаясь ухватить его за горло, но тот сам схватил его за шиворот и за талию, приподнял с пола, как ребенка, и крикнул:

– Нет, уж это слишком, негодяй этакий! Теперь я тебе не спущу и разобью тебя об стену!

Он приподнял Надода еще выше и размахнулся, чтобы исполнить свою угрозу, но тут негодяй взмолился жалобным голосом:

– Сжалься, Ингольф, пощади! Если б ты знал, как было мне тяжело услыхать, что мои планы рушатся!

К счастью для этого негодяя, Ингольф был отходчив. Он сейчас же укротился и выпустил Надода.

– Пошел!.. Ты мне просто противен, да и сам я себе противен не меньше, – сказал капитан печальным голосом. – Два таких бандита, каковы мы, не могут объясняться между собою, как люди… Я было и забыл об этом…

Красноглазый смущенно молчал. Ингольф сидел, низко опустив на грудь голову, и молчал тоже. Наконец он сжалился над Надодом и сказал:

– Раз тебе хочется узнать все поскорее, – сказал он, – так знай, что, когда сыновья герцога Норрландского пригласили меня в гости, я хотел было отказаться, но в это время вахта заметила на горизонте английскую эскадру. Выйти в море нам нельзя было, поэтому я решился укрыться дня на три или четыре в фиорде… Но уж не знаю почему: эти ли молодцы, усомнившись в нас, пригласили эскадру, или англичане сами нас выследили, но только семь военных кораблей явились в фиорд и стали у входа. Их остановила лишь протянутая вовремя заграждающая цепь. Взбешенный герцог Норрландский потребовал, чтобы англичане ушли из фиорда, грозя в противном случае принудить их к тому силой, и завтра у нас будет битва, так как я, разумеется, не мог предоставить розольфцам справляться с англичанами своими силами, которых слишком недостаточно, и предложил свою помощь. Разумеется, я должен был отплатить гостеприимным хозяевам замка за их любезность и за то, что им придется сражаться за меня. Когда же англичане уйдут, тогда я снова буду продолжать экспедицию, так как я дал слово, от которого не отступлю.

Надод был изумлен.

Итак, Ингольф все еще не знал, что герцог Норрландский и Гаральд Биорн – одно и то же лицо! Итак, Ингольф не отказывался от экспедиции и твердо помнил данное слово!.. Что же касается до англичан, то Надод рассчитывал их удалить, дав им знать, что перед ними не пират, а действительно капитан шведского флота, на что даже имеется патент.

Надежда вернулась к Надоду, и он решился взять быка за рога.

– Спасибо за ваше сообщение, дорогой капитан, – начал он мягким голосом, – и простите меня еще раз за безобразное мое поведение, виною которому мой вспыльчивый характер. Я так раскаиваюсь, так сожалею… А теперь позвольте мне указать вам средство отделаться от англичан без битвы. Выслушайте меня внимательно. То, что я собираюсь вам сказать, имеет огромное значение.

– Я готов тебя слушать, – улыбаясь, отвечал Ингольф, – но все-таки замечу, что ведь и ты не обошелся без предисловия, а сам же давеча на меня рассердился за это.

– Я не стану тебя долго томить, не беспокойся. Ты сейчас мне сам сказал, что не способен изменить данному слову, и я желаю услышать от тебя еще раз это же самое.

– Другому я знал бы, что на это ответить, но так как ты – негодяй, совершенно не понимающий подобных вещей, то я тебе повторяю, что слову своему не изменю.

– Даже для того, чтобы спасти свою жизнь?

– Даже для спасения собственной жизни.

– Даже для спасения друга, родственника, благодетеля?

– Это еще куда ты гнешь?

– Отвечай!

– Странная настойчивость.

– Ты сам говоришь, что тебя ничто не заставит изменить своему слову.

– Разумеется, ничто. Доволен ты теперь?

– Так слушай же, капитан Ингольф. Те люди, которым я уже двадцать лет собираюсь жестоко отомстить, некто иные, как владельцы замка Розольфсе, Биорны, имеющие титул герцогов Норрландских.

Ингольф был поражен как громом. Несколько минут он стоял, безмолвный от ужаса.

– Герцог Норрландский, – проговорил он наконец сдавленным голосом. – Герцог Норрландский!.. Сыновья которого рисковали жизнью, чтобы нас спасти!

Затем он вдруг опять вспылил и вскричал с гневом:

– Этого не может быть! Таких гнусностей не бывает! Ведь ты просто так пошутил, да? Ну, Надод, не терзай меня, это нехорошо. Бывают мерзости, но все не такие… Ты только подумай: отнять жизнь у тех, кто нам спас жизнь!.. Ведь это чудовищно!..

Но Красноглазый холодно молчал. Ингольф понял, что он не шутит, и продолжал просящим, ласковым голосом:

– Вот что, Надод: я умру от невыносимого презрения к самому себе, если совершу эту гнусную измену. Послушай, откажись от экспедиции.

– Нет, я не могу, – сухо ответил негодяй. – Я двадцать лет только и жил, только и дышал этой мечтой. Взгляни на меня, погляди на мое обезображенное лицо, на мой отвратительный, ужасный глаз… Ведь я урод, на которого никто не может взглянуть без крайнего отвращения. И кому я всем этим обязан? Им, этим Биорнам.

– Но они нас спасли!

– А меня погубили.

– Олаф и Эдмунд невинны. Они тут ни при чем.

– Мои родители, умершие от горя, тоже были ни в чем не повинны. Пощадил ли их Гаральд? Ты думаешь, моя главная цель – убить старого герцога? Вовсе нет: он и так уж стар, ему все равно недолго жить. Нет, я хочу уничтожить весь их проклятый род, я хочу, чтобы старый герцог ползал у моих ног, моля о пощаде для своих сыновей, и все-таки не получил бы ее… Я поклялся это сделать, а ты дал слово мне помогать.

– Относительно слова я тебе вот что скажу, Надод, – возразил Ингольф, цепляясь за всякую соломинку, – если слово честное, то оно имеет силу только относительно честных целей.

– Жалкие отговорки! О честных целях может быть речь только между честными людьми, а не между пиратами. Впрочем, я вовсе не поступил с тобою изменнически. Речь с самого начала шла о нападении на замок Розольфсе, принадлежащий Биорнам. Этот замок перед нами. Идешь ты на него или нет? Говори. Я жду ответа.

– Прибытие англичан подняло на ноги всех вассалов замка. Разве ты не видишь, что мы будем побиты, если предпримем нападение?

– Не думал я, Ингольф, что ты был до такой степени наивен. Ведь я же тебе сказал, что у меня есть средство удалить англичан, и средство верное. Добыча от нас не ускользнет. Когда все успокоится, когда вассалы уйдут восвояси и снова примутся за свои дела, мы в одну прекрасную ночь нападем на замок, сделаем свое дело – и уйдем в море. Надеюсь, что против этого ты уже ничего не можешь возразить?

Негодяй говорил с такой уверенностью потому, что чувствовал за собою победу. Ингольф сам попался в подставленную ловушку, повторив несколько раз о своем уважении к однажды данному слову. Возражать ему больше было нечего. С другой стороны, он понимал, что продолжительное сопротивление может только повредить тем, кого он решился во что бы то ни стало спасти, употребив для этого какую-нибудь хитрость. Он рассчитывал победить противника ловкостью, как уже ему удалось победить его силой.

Допуская, что Надоду удастся заставить англичан удалиться без боя, Ингольф надеялся, что в следующие несколько дней у него появится какое-нибудь средство помешать осуществлению намерения Надода или по крайней мере спасти герцога Гаральда и его сыновей. Но при этом нужно было действовать крайне осторожно, потому что злодей сам был подозрителен и изворотлив.

Подумав обстоятельно обо всем этом и выдержав в душе сильную борьбу, Ингольф поднял голову и отвечал на поставленный вопрос Надода:

– Мне нечего больше говорить, я дал слово и исполню его до конца.

– В добрый час! – сказал Красноглазый. – Я никогда, впрочем, и не допускал мысли о том, чтобы ты мог серьезно изменить данной клятве.

И, вынув из-за пазухи лист бумаги, он подал его Ингольфу, присовокупив:

– А вот и награда тебе, хотя я предпочел бы, чтобы на твою верность можно было положиться и без этого.

Ингольф взял бумаги и начал читать патент, составленный по всей форме… Дочитав его, он разрыдался… Патент восстанавливал его честь и предоставлял ему те права, которые он честно выслужил себе в пятилетней войне, но в которых ему до сих пор несправедливо отказывали…

– Ты сделал это, Надод? Ты выхлопотал для меня это? – сказал он, в первый раз беря бандита за руку, и даже не за одну, а за обе, и горячо пожимая их. – Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, чтобы заплатить за это…

– Помоги только мне в одном этом деле – и больше мне от тебя ничего не нужно… Теперь ты видишь, что англичанам стоит только сказать одно слово – и они уйдут. Они ищут капитана Вельзевула, но такого здесь нет, а есть капитан шведского королевского флота.

– Таким образом, – сказал обрадованный Ингольф, – мы избежим необходимости жертвовать понапрасну столькими неповинными людьми.

Но вдруг он нахмурился и переменил тон.

– Впрочем, мы, кажется, рано начали радоваться. Ведь старый герцог, может быть, не захочет моего заступничества. Он так ревниво оберегает свою независимость, а ведь здесь не Швеция…

– Ни до чего подобного не дойдет, можешь успокоиться, – возразил Надод. – Разве ты не знаешь англичан? Они нахальны со слабыми, но, как только им показать зубы, они сейчас покажут пятки… Завтра же утром ни одного корабля не останется в фиорде.

Вдруг в обширной степи раздался крик совы. Надод вздрогнул.

– Что это такое? – спросил Ингольф.

– Ничего, – отвечал не без смущения Надод. – Ведь здесь сова часто кричит.

– Странно! – задумчиво промолвил Ингольф.

– Что же тут тебе кажется странным?

– Так, мне представилось…

Опять послышался совиный крик. Надод нахмурился и взглянул на своего товарища, но тот не обратил на него внимания, продолжая о чем-то думать. У Надода появилось подозрение.

– Ингольф, – сказал он, – я не хочу от тебя ничего скрывать. Ты совершенно прав, находя странным крик белой совы в такое время года. Это не сова, это сигнал мне.

– А! – равнодушно произнес капитан.

– Пятнадцать сыщиков, которых ты сам высадил недавно на Нордкапе, наблюдают за Розольфским мысом. Им даны мною разные поручения, и тебе не придется участвовать в самой щекотливой части нашего предприятия. Твое участие ограничится только взятием замка и перенесением сокровищ на корабль; пленников брать будем мы сами. Ты видишь, я позаботился отстранить от тебя наиболее грязное в этом деле… Однако прощай: мне нужно сходить и узнать, что такое они мне сообщат…

Красноглазый поспешно ушел.