Читать книгу Легионер - Луис Ривера - Страница 5

Через четыре года тихо умерла Клавдия. Перед смертью она успела усыновить меня, поэтому дом и хозяйство перешли по наследству ко мне. К своим двенадцати годам я уже неплохо мог управляться со всем этим добром. И не будь у меня никаких обязательств перед отцом, я так и остался бы хозяином небольшой фермы. Со временем женился бы на подходящей девушке из крестьянской семьи и всю жизнь провел бы, возделывая землю.

Но моя судьба была предопределена в ту роковую ночь. И теперь, получив дом, землю и какие-то деньги, я понял, что настало время действовать.

К этому времени я уже мог свободно читать и писать, был сильнее любого из своих сверстников, да и некоторых ребят постарше, а выглядел на все пятнадцать. К тому же немного говорил и читал по-гречески и умел держать в руках меч. Словом, был подготовлен достаточно хорошо, чтобы покинуть свою деревню и ступить на путь, предназначенный мне богами.

Сразу после похорон Клавдии учитель пригласил меня в свою хижину. Я был уверен, что он хочет дать прощальное напутствие, и не ошибся. Эвмел долго скреб свою лысину, глядя куда-то сквозь меня, а потом тяжело вздохнул и сказал:

– Как я вижу, к моим словам ты остался глух. Твое сердце по-прежнему наполняет жажда мщения. Жаль, ты лучший мой ученик… Тебя ждала правильная интересная жизнь. Но ты отказался от нее. Что ж, может быть, такова воля богов. Хотя я думаю, что у богов есть дела поважнее, чем устраивать дела смертных… Мы сами выбираем дорогу. И чаще всего как раз такую, которая ведет в пропасть…

– Учитель, я благодарен вам за все, но не нужно отговаривать меня…

– Я и не пытаюсь. Сожалею только о том, что сам сделал все возможное, чтобы выковать тебе меч. Теперь все, чему ты научился у меня, будет использовано для достижения не самой достойной цели. Это огорчает больше всего. Я надеялся, что за время учебы ты одумаешься…

– У меня нет другого выхода. Все мои предки смотрят на меня, как я могу обмануть их ожидания?

– Откуда ты знаешь, чего они ждут? Не лучше ли им видеть тебя здоровым, богатым человеком и достойным гражданином? Часто люди выдают собственные желания за продиктованные свыше приказы. Куда проще свалить ответственность за свои решения на предков или богов, чем взять ее на себя. Не уподобляйся им. Все, что сделал или собираешься сделать, – это только твоя война, больше ничья. И вести ее нужно, как и любую другую войну, до победного конца или до смерти. Каждое твое решение должно лежать на твоих плечах, и ты должен чувствовать его тяжесть. Поэтому забудь про предков и богов, прислушайся к себе – хочешь ли ты сам посвятить свою жизнь мести? И только лишь если ненависть твоя настолько сильна, что затмевает все остальное, – смело отправляйся навстречу своей судьбе.

– Кроме ненависти есть еще чувство долга.

– Долг – весьма странная вещь… Если думать только о нем и действовать только так, как он велит, вскоре ты запутаешься, как в паутине.

– Почему?

– Да потому, что каждое твое действие рождает новый долг. И отдавая один, ты тут же приобретешь три других «ты должен». До бесконечности… Вернее, до смерти.

– Наверное, есть главный долг и то, от чего можно отказаться…

– Нет. Есть долг, который диктует тебе сердце, есть долг, который диктует ум, и есть долг, который диктует честь. Они равны. Выбирая между ними, ты будешь выбирать между сердцем, разумом и честью. Постоянно, каждый день и каждый час… И в конце концов обязательно угодишь в ловушку.

– Что же ты предлагаешь? Втоптать в пыль долг перед предками?

– Нет. Я предлагаю лишь как следует подумать о том, что будет направлять тебя всю оставшуюся жизнь. Долг перед мертвыми – это, конечно, хорошо и достойно. Но что ты будешь делать, когда с тебя спросят живые?

Я пожал плечами. Мне было не совсем понятно, что имеет в виду старый грек. Его рассуждения казались расплывчатыми, слишком заумными… Очередная многомудрая, но бесполезная речь философа. Жизнь куда проще. Должен отомстить – отомсти. В этой жизни или в следующей, в этом мире или в том. Остальное – прах.

– Вижу, опять считаешь меня старым занудой, – Эвмел хмыкнул. – Как хочешь. Дам тебе только один совет. Уж хоть к нему прислушайся… Не спеши. Даже если тебе покажется, что твои враги у тебя в руках, не торопись. Наверняка сейчас ты отправишься на поиски тех, кому должен отомстить. И когда найдешь – ринешься в бой, забыв об осторожности. Не делай этого. Ты всего-навсего мальчишка. Тебя сотрут в пыль, если будешь неосмотрителен. Поезжай в Капую и там побольше разузнай о тех людях. Но ничего не предпринимай.

– Почему?

– Потому что ты будешь знать их, но не будешь знать себя. Побеждает тот, кто знает свои сильные и слабые стороны, а не только сильные и слабые стороны противника. Узнай себя, узнай врага – только тогда тебе обеспечена победа. Сейчас ты мнишь себя настоящим воином, готовым ко всему. Это не так. Ты крестьянский мальчишка, не больше.

– Я знаю.

– Нет. Ты говоришь это только потому, что я хочу это слышать. В глубине души ты убежден в своей силе и правоте. Ошибаешься. Отправляйся в Капую и наймись на работу. Найди вольноотпущенника по имени Филет. Скажи ему, что я просил похлопотать о тебе. У него своя сукновальня, тебе там найдется место. Продолжай учиться. На среднюю школу денег у тебя теперь хватит. И только когда наденешь тогу взрослого, начинай действовать… Не раньше. Хороший меч не куется за один день. Помни.

Больше он ничего не сказал тогда. И правильно сделал. Его слова не стоили и ломаного гроша, как мне казалось. Меня ждала полная приключений и опасностей жизнь и цель, которую я считал более чем достойной. В общем, впереди было все, о чем мог мечтать мальчишка. Как я мог всерьез воспринимать речи старого вольноотпущенника, который в руках и меча-то не держал?

Правда, кое в чем я все-таки его послушался. Продав дом и землю, я отправился в Капую в надежде найти там след убийц моего отца.

Меня принял друг Эвмела, толстяк с абсолютно седой шевелюрой и хитрыми свиными глазенками. Он больше был похож на удачливого ростовщика, чем на сукновала. Но отвислый живот и тройной подбородок производили обманчивое впечатление. Силен он был неимоверно, а по двору передвигался не иначе, как легкой трусцой.

На сукновальне работы всегда хватает. Лишние руки пришлись Филету очень кстати. Тем более что я был готов делать все что угодно и за миску волчьих бобов. Когда у тебя есть цель, твой взгляд обращен исключительно в будущее. Настоящее волнует мало. Мне нужны были лишь крыша над головой и возможность время от времени бывать в городе. Ему – подмастерье, который будет безропотно выполнять черную работу и приглядывать за рабами. Так что договорились мы быстро.

Жил я прямо в небольшом сарайчике, где хранились старые чаны, вальки, щетки и прочий хлам. Охапка соломы служила постелью, а перевернутый вверх дном чан – столом. Конечно, с теми деньгами, которые у меня были, я мог устроиться и получше. Но я не хотел тратить ни денария. Неизвестно ведь было, что ждет меня дальше. Деньги нужно было сохранить для более важных вещей, чем вкусная еда и мягкая постель.

Работа начиналась с рассветом. Помимо меня и самого хозяина, в сукновальне трудились пятеро рабов и две женщины отпущенницы, одна уродливее другой. Двое рабов мяли ногами шерсть в чанах, заполненных настоявшейся мочой, смешанной с жидким жиром. Двое полоскали ткань в большой ванне с водой. Они же потом отбивали ее вальками. Женщины надирали сукно шкурками ежа. А я с одним рабом доводил работу до конца – окуривал серой вымытую и наворсованную материю, потом натирал ее особой глиной, чтобы блестела и дольше не пачкалась, закладывал ткань под пресс, чтобы разгладилась. Ну и само собой, присматривал за остальными работниками. Хозяин же занимался исключительно торговыми делами.

Не сразу, конечно, у меня все получилось. Пришлось самому и ткань помять ногами в склизкой вонючей жиже, и вальком помахать. Но освоился все-таки быстро. Пришлось. Очень уж недоверчиво Филет относился к своим рабам. Все боялся, что либо обкрадут его, либо просто сбегут. Спуску им не давал. Но одному управляться с ними тяжело было, так что он долго меня в чанах не держал. За несколько месяцев я всему научился. И как чистящую смесь приготовить, и как правильно шерсть надирать, чтобы получилась мягкая и пушистая, и чем сардинская глина от умбрийской отличается.

Или, к примеру, овечья шерсть… Те овцы, которых разводят близ Пармы и Мутины, дают самую мягкую и красивую шерсть; шерсть апулийской породы чуть похуже, но тоже хороша; шерсть из Лигурии грубая, ткань из нее годится только для дорожных плащей и рабских туник; из шерсти патавийских овец делают дорогие ковры. Со временем я научился с первого взгляда определять, откуда шерсть – с реки По или от инсубров. Не так интересно, как в школе было, конечно, но терпимо.

Едва устроившись на новом месте, я, не теряя времени даром, начал поиски тех, кого несколько лет назад приговорил к смерти. Утром и днем я в поте лица валял шерсть, а вечером выходил в город. Сам дом Филета находился за городской стеной, в одной миле от главных ворот. Поэтому в город я попадал чаще всего, когда уже начинало смеркаться. Пару раз я бывал там по поручениям хозяина и днем, но днем город оказался ненамного лучше, чем вечером.

После просторных полей и зеленых рощ Капуя произвела на меня тягостное впечатление. Грязные узкие улицы, повсюду вонь нечистот, перемежающаяся с запахами жареной рыбы, дегтя, гниющих фруктов и пекущегося хлеба. Толпы людей, снующие взад и вперед, крикливые, суетливые, пропахшие потом, чесноком и прокисшим вином. Нищие в темных грязных туниках, покрытые струпьями, всадники в белых тогах, смешно перепрыгивающие зловонные лужи, пьяные солдаты в грубых плащах, разукрашенные проститутки, хватающие всех прохожих за одежду… Ничего хорошего. Наслушавшись рассказов учителя о Риме, я почему-то представлял себе и Капую величественной и прекрасной. Оказалось, все вовсе не так. Шум, вонь, грязь и повсюду серый камень – вот и весь город. Первые дни я здорово тосковал по своему дому и тихой сельской жизни.

Плана у меня не было. Я просто бродил по улицам, посещал наиболее людные места, вроде базаров и форумов, разговаривал с торговцами, ветеранами легионов, рудиариями[9], нищими. И каждый раз пытался свести беседу к недавнему прошлому города в надежде, что кто-нибудь да упомянет бывшего претора и наведет меня на нужный след.

Не скажу, что все шло гладко. Мало кто хотел разговаривать с мальчишкой. Чаще я получал подзатыльники и пинки вместе с пожеланиями отправляться по своим делам и не мешать людям работать. Но даже те, кто снисходил до того, чтобы перекинуться со мной парой слов, ничего толкового сказать не могли.

Через месяц бесплодных блужданий по городу я понял, что теряю время попусту. Нужно было придумать что-нибудь более действенное, чем ежевечерние прогулки. Но на ум ничего не приходило. Конечно, можно было бы обратиться прямо к магистратам, кто как не они должны знать о судьбе своих предшественников. Но кто из них будет разговаривать с простым сиротой-подмастерьем?

Посоветоваться мне было не с кем. Рассказывать сукновалу о том, что привело меня в город, я не хотел, а учитель был далеко. Он наверняка что-нибудь посоветовал бы мне. Хотя и прочитав для начала целое наставление.

Неизвестно, сколько бы я еще размышлял над тем, как мне быть, если бы не случай. Близился день рождения Цезаря, и на этот праздник магистрат города решил дать гладиаторские игры. Весь город в предвкушении этого события бурлил целую неделю. А я понял, что заполучил хоть небольшой, но все-таки шанс узнать хоть что-нибудь об убийцах моей семьи.

Последняя трапеза гладиаторов – вот куда мне надо было попасть. Туда ходят поглазеть как раз те, кто мне нужен, – завсегдатаи боев, рудиарии, ланисты[10] и прочий сброд, знающий чуть ли не по именам всех бойцов за последние десять лет. Кто-нибудь нет-нет да и припомнит пару нужных мне имен.

Расчет у меня был простой: если я не могу найти хозяина, найду раба. Может, хоть так схвачу конец ниточки. Вполне возможно, что я лицом к лицу встречусь с кем-нибудь из гладиаторов, которые пришли в мой дом той ночью.

Честно говоря, я не представлял, что буду делать в этом случае. Смотреть в глаза убийце отца и как ни в чем не бывало расспрашивать его о былых подвигах? Броситься на него с кинжалом? Крикнуть: «Держите его, он убийца»? И то, и другое, и третье было бы если не глупо, то наивно, если не предательство, то лицемерие. Я снова пожалел, что нет рядом старого грека. Все-таки он был прав – я всего лишь мальчишка.

Но, несмотря на все сомнения, свое решение прийти на последнюю трапезу гладиаторов накануне игр я не изменил. Ждать, пока не надену тогу взрослого, я не мог. К тому времени следы могут затеряться окончательно. Что я скажу отцу и Марку, когда встречусь с ними в иной жизни? Нет, действовать нужно было сейчас же. Я уже и так потерял много времени.

И как назло, дня за четыре до начала игр Филет отозвал меня в сторону, чтобы не подслушали рабы, и сказал:

– Надо бы тебе съездить в Парму за шерстью. Заказ выгодный есть… Недели за две обернешься. Я бы и сам, да надо присматривать за этими, – он кивнул в сторону полуголых рабов, топчущихся в чанах с тканью. – Что-то последнее время мне не нравится, как они на меня косятся. Не иначе что-то задумали… Того и гляди, деру дадут… Так что уж ты езжай.

– Я хотел посмотреть игры.

– Не мал еще? В другой раз посмотришь.

– Мне очень нужно. Это ж всего через несколько дней.

– Что? – непонимающе моргнул сукновал и почесал брюхо.

– Да игры. Я бы посмотрел, а потом поехал.

– А как я заказ выполню, если шерсти не будет? Нет уж, к сентябрьским календам[11] вернешься – и гуляй, сколько хочешь. Хоть на игры, хоть по кабакам. Дам тебе дня три отдыху. А сейчас иди собирайся. Послезавтра на рассвете корабль отправляется. Чтобы успеть на него, сегодня вечером выйдешь. Понял меня? – рявкнул Филет так, что рабы обеспокоенно оглянулись и заработали ногами быстрее.

Он навис надо мной, нахмурив опаленные брови. От него пахло гарью и кислым потом.

Первый раз я видел его недовольным. Обычно толстяк был доброжелателен ко мне. «Друг моего друга – мой друг», – любил он повторять, приглашая вечером поужинать за свой стол. Не знаю, может быть, ему было лестно, что на него, бывшего раба, не покладая рук, трудится свободнорожденный гражданин. А может, действительно он испытывал ко мне нечто вроде симпатии. Детей, впрочем, как и жены, у него не было. Иной раз я подумывал, уж не хочет ли и он сделать меня своим наследником. Потом уже понял, что вовсе не об этом он думал. А тогда я удивился. Мы с ним легко находили общий язык, и никаких причин быть недовольным мной у него не было. А тут чуть не с кулаками на меня… Так он разговаривал с рабами, когда у него было хорошее настроение.

– Если хоть на день опоздаешь, пеняй на себя! – прикрикнул он и, не дожидаясь, пока я найду, что ответить, вышел во двор.

А я так и остался стоять в полной растерянности. Конечно, я мог бы тут же собраться и уйти от него. Мы не были связаны никакими обязательствами, так что никто не мог мне помешать просто найти другого хозяина. Уж кто-кто, а работники нужны везде и всегда. Тем более такие, которые не требуют хорошей платы… Но в комнате Филета хранились все мои деньги. И думать было нечего о том, чтобы потребовать их вернуть сейчас. Он бы просто рассмеялся мне в лицо. А без денег куда денешься? Если тебе тринадцать лет и ничего, кроме туники, плаща и башмаков, у тебя нет… Не очень-то побегаешь.

Делать было нечего, пришлось собираться в дорогу. Планы рушились, но я тогда рассудил, что нет смысла особенно горевать из-за этого. В конце концов, дело мое было правым, а значит, рано или поздно, так или иначе, но боги должны были помочь мне в моих поисках. В крайнем случае, придется обойти все гладиаторские школы и попробовать поговорить с тамошними рабами из прислуги или самими бойцами.

Одно из достоинств молодости – умение быстро утешаться. Когда ты молод, для тебя не существует неразрешимых трудностей. Препятствий перед мальчишкой всегда встает больше, чем перед взрослым. Но все они кажутся если не пустяковыми, то не заслуживающими особых переживаний.

Так что в дорогу я отправился с легким сердцем. Знай я, что меня ждет в самом ближайшем будущем, я не был бы так беспечен. Но я, конечно же, не знал и не мог этого знать. Я просто радовался тому, что мне предстоит пусть небольшое, но все же путешествие. Хоть несколько дней побыть вдалеке от сукновальни с ее вечным запахом мочи и серы – разве это плохо? Прокатиться по морю, посмотреть на другие города, поспать и поесть вволю… Да еще все это на деньги хозяина. А после возвращения – еще несколько дней отдыха, за которые я наверняка смогу что-нибудь узнать об убийцах отца. Нет, горевать определенно не стоило.

В суете сборов я почему-то даже не подумал о том, что любую шерсть можно купить и в Капуе на рынке. Вовсе необязательно колесить за ней в такую даль. Да и никогда на моей памяти хозяин не ездил даже в Капую. Всегда торговцы шерстью приходили к нему сами…

И еще на одну мелочь я не обратил внимания. Редко когда путники пускаются в путь вечером. Утро – вот время, когда принято начинать дорогу. Конечно, постоялые дворы и гостиницы принимают постоятельцев и по ночам. Да только к гостинщикам и днем-то обращаться не каждый станет. А уж ночью… Впрочем, даже задумайся я об этом, ничего бы не изменилось. Хозяин подгонял меня так, что я еле-еле собраться да поесть в дорогу успел. Едва ли не пинками выставлял на улицу.

И вот когда солнце почти коснулось верхушек деревьев на западе, без всяких дурных предчувствий и сомнений я вышел за ворота.