Читать книгу Срок - Луиза Эрдрич - Страница 18

Наряду с Днем приема благодарностей, Черной пятницей и Субботой малого бизнеса[45] существует Сонное воскресенье. В этот день я сплю и восстанавливаюсь после одного дня обильной еды и двух дней интенсивного шопинга. За что я приношу благодарности. За последние два года у нас был небольшой, но устойчивый рост продаж книг. Асема думает, что у людей сломались их ридеры. Дочь Луизы Паллас согласна, но еще упоминает о великом поветрии избавления от ридеров, которое началось, когда люди поняли, что электронные книги собирают данные об их привычках чтения и даже, например, знают, на какой странице они остановились. Джеки думает, что людям не хватает настоящих страниц, которые можно переворачивать. Грюн говорит, что людям не хватает возможности оставлять пометки на полях. Пенстемон убеждена, что люди скучают по запаху бумаги, такому чистому, сухому и приятному. Она даже пользуется духами под названием «Мягкая обложка». Я духами не пользуюсь. Но иногда брызгаю ими в воздух в Сонное воскресенье.

В этом месяце у меня осталось всего два Сонных воскресенья. Наша дочь возвращается. Хетта приедет 19 декабря и останется до Рождества. На Новый год она вернется в Санта-Фе, потому что тамошняя «плаза»[46] прекрасна в новогоднюю ночь, согретая кострами, разожженными рядом с уютными заведениями, где можно выпить горячего шоколада и горячего рома с маслом, а также поесть бискочитос[47]. Она хочет жить там вечно, или пока в тех краях не иссякнет вода, и тогда она планирует переехать на Верхнее озеро.

– Тебе это не по карману, как и Санта-Фе, – сказала я ей, когда она поделилась с нами планами.

Почему я это сказала? Очевидно, потому, что я первоклассная стерва. Я не виню Хетту за то, что она ответила на мой комментарий колкостью. Я не виню ее, потому что не понимаю саму себя, когда нахожусь рядом с Хеттой. Не знаю, как ей удается нажимать на все мои кнопки и перебирать каждую мою струну. Она бросает листья салата в мою тушеную оленину, расходует в неимоверных количествах мое мыло для мытья посуды, раскалывает мои деревянные ложки, добавляет непомерное количество муки в мой соус. Она испачкала мои простыни, причем не менструальной кровью, что было бы понятно, а желтой французской горчицей, которую, находясь под кайфом, выдавливала из тюбика, создавая узоры, имевшие, по ее мнению, тайный смысл.

Она так похожа на меня.

Вот почему я такая, когда нахожусь рядом с ней, думает обо мне Поллукс.

Но теперь вернемся к Сонному воскресенью.

Поллукс придумал себе приключение. Он собирался выучить новую песню. Песню, которая, как сказал он, заставит весь мир вращаться. Я была рада.

Потому что мне казалось, будто мир остановился. Небо было невероятно серым и подходило по цвету к прохладной коре деревьев. Над озером поднимался густой туман. Солнце тоже было серым, как и моя кровь, если она еще оставалась в теле. Я чувствовала, что это не так. Кровь заменил вязкий агар, ограничивающий доступ ко всему, кроме серых клеток. Я даже не чувствовала, как бьется сердце. Призрак. Я проснулась призраком. Наступило Сонное воскресенье, так что никто меня нигде не ждал, во всей вселенной, будь то человек или дух. Это был день, который не предъявлял ко мне никаких претензий. Я имела полное право претерпеть любые изменения.

Или почитать.

Я выбрала стопку сложного чтива и потянулась к ней. Почему я это сделала, когда не планировала даже прилагать усилия, чтобы оставаться организованным существом в узнаваемой форме, не знаю. Может быть, я забыла об этом, что обычно служило хорошим знаком. Иногда я могу забыться и победить в борьбе с забвением самой себя. Во всяком случае, я не отдернула руку. Она отправилась на поиски самой трудной книги в стопке. «Срок». На этот раз, очевидно, потому что серый цвет колонизировал мое агаровое сердце, я почувствовала, неожиданно и обнадеживающе, легкую панику и ради своего собственного спасения начала читать, строчка за строчкой. Это означало, что я стала принимать образ человека, разговаривающего с той, которая их написала. Я была удивлена, обнаружив, что она очень похожа на фотографию вымышленной бабушки Флоры. Это была молодая женщина с выражением скрытого страдания во взгляде. Ее что-то терзало. Боль. Вызванная тем, чего я еще не знала. Та, чья история была записана в книге, походила на заключенную, отбывающую очень долгий срок. Некогда и на моем лице можно было прочесть это выражение.

И все же я начала расшифровывать написанное. Мне удалось прочесть несколько предложений:

Как токо я вошла в эти двери, я ришила, что несмотря на то, что они папытаются изменить меня, это не привидет к успеху. Низависимо от того, что они со мной зделают, быть белой женщиной в теле индианки все равно станитмаим «пожизненным сроком». Меня приговорили быть белай – такова была мая сутьба.

Затем я совершила ошибку. Я заглянула вперед. Я решила открыть страницу, отмеченную Катери, последнюю, на которой остановился взгляд Флоры перед смертью. Я почувствовала, что меня тянет к ней, и быстро пролистала книгу. Почерк на отмеченной странице был еще более неразборчив. Я пыталась разобрать его, буква за буквой. Как только у меня складывалось слово, я бормотала его вслух. Пыталась найти в прочитанном смысл. Артикулировала буквы. Затем пробовала произнести следующее слово. В течение какого-то времени, продвигаясь по тексту, я помнила эти слова, но сейчас их забыла. Я была так поглощена этим занятием, что сердце бешено колотилось. Я услышала снаружи дома свист, но это был не свист поезда. Это был какой-то другой звук, тихий и сокровенный, раздавшийся прямо у окна. Я уже слышала такой свист раньше. За ним последовало кое-что нехорошее. Я вздрогнула – и тут это случилось. Я почувствовала, как мое тело распадается на мириады клеток. Мои мысли истекали кровью в уничтожающем все сером свете. Я увидела, как мои атомы разлетаются, словно черный снег, в воздухе спальни. Я посмотрела на себя, лежащую на кровати, и обнаружила, что смотрю с разных точек – на стены и в окна. Я превратилась в калейдоскоп. Я стала многоглазой, всевидящей. Клетки вылетали из моего тела, быстрее и быстрее, пока, хлоп – я не исчезла. Долгое время ничего не происходило. Медленно, гораздо позже, я вернулась в постель. Как только я смогла пошевелить пальцами, я закрыла книгу.