Читать книгу Маленькие женщины - Луиза Мэй Олкотт, Луиза Мэй Олкотт, Mybook Classics - Страница 8

– Этот мальчишка – настоящий циклоп, верно? – вырвалось однажды у Эми, когда Лори промчался мимо них верхом, хлыстом стегая коня.

– Как ты можешь так говорить? У него целы оба глаза, да еще и такие красивые! – вскричала Джо, как всегда, вставая на защиту друга.

– Я ничего не говорила насчет его глаз и не понимаю, почему ты так кипятишься. Я восхищаюсь тем, как он ездит верхом.

– Господи боже мой! Эта маленькая гусыня имеет в виду кентавра, а не циклопа! – рассмеялась Джо.

– Тебе вовсе необязательно мне грубить, это всего лишь «оговорка речи», как выражается мистер Дэвис, – огрызнулась Эми, окончательно добив Джо. – Просто мне не помешала бы хоть капелька тех денег, которые Лори тратит на свою лошадь, – добавила она словно бы про себя, но с тайной надеждой, что сестры ее услышат.

– Для чего? – с улыбкой поинтересовалась Мег, пока Джо корчилась от смеха после очередного ляпа Эми.

– Они мне очень нужны. Я влезла в ужасные долги, а деньги на карманные расходы получу только через месяц.

– Ты влезла в долги, Эми? Как прикажешь тебя понимать? – Мег перестала улыбаться.

– Видишь ли, я задолжала что-то около дюжины цукатов, а без денег расплатиться за них не смогу, потому что мамочка запрещает мне брать продукты в кредит.

– А ну-ка, рассказывай. Цукаты вошли в моду? Раньше мы проделывали дырки в ластике, а потом вовсю забавлялись. – Мег изо всех сил старалась сохранять серьезное выражение лица, потому что вид у Эми был строгий и даже важный.

– Видишь ли, девочки все время покупают цукаты, и, если не хочешь прослыть жадиной, ты тоже должна это делать. Сейчас все помешались на лимончиках, их сосут под партой на уроках или обменивают на карандаши, браслеты из бисера, бумажных кукол и все такое прочее. Если одной девочке нравится другая, она угощает ее лимончиком. А если наоборот, злится на нее, то стоит рядом и демонстративно сосет цукат, не предлагая даже попробовать. Все угощают друг дружку по очереди, и я съела уже много-много цукатов, но сама еще ни разу никого не угощала, хоть и должна была, ведь это – долг чести, сама понимаешь.

– И сколько нужно денег, чтобы восстановить твое доброе имя? – поинтересовалась Мег, доставая ридикюль.

– Четвертака будет более чем достаточно, еще и останется несколько центов, чтобы купить парочку цукатов для тебя. Или ты не любишь лимончики?

– Не особо. Лучше съешь их сама. Вот, возьми. Только постарайся вложиться в эту сумму, потому что денег у нас немного.

– Ой, большое спасибо! Как, наверное, хорошо – всегда иметь много карманных денег! У меня будет настоящий праздник, ведь на этой неделе я еще не попробовала ни одного лимончика. Я отказывалась, когда меня угощали, потому что не могла ответить тем же, хоть мне и очень хотелось полакомиться цукатами.

На следующий день Эми опоздала в школу, но при этом не смогла устоять перед искушением и продемонстрировала одноклассницам – с вполне понятной гордостью – покрытый пятнами сиропа пакет из коричневой бумаги, который потом спрятала в самый дальний уголок собственной парты. Уже через несколько минут ее ближайшее окружение узнало о том, что Эми Марч принесла в школу двадцать четыре восхитительных лимончика (один она съела по дороге), которые и собирается раздать подругам. Девочки окружили Эми вниманием. Кэти Браун тут же пригласила ее к себе на вечеринку. Мэри Кингсли дала поносить до перемены свои часы, а Дженни Сноу, острая на язык юная леди, еще совсем недавно упрекавшая Эми в отсутствии лимончиков, незамедлительно зарыла топор войны и подсказала ей ответы на некоторые из наиболее трудных задач, заданных на дом. Однако Эми не забыла уничижительные замечания мисс Сноу по поводу «некоторых особ с плоскими носами, способных унюхать лимончики у окружающих и при этом не постеснявшихся их выклянчить». Она тут же разрушила надежды Дженни, отбив ей исполненную презрения телеграмму: «Можешь не утруждать себя внезапной вежливостью, все равно ты не получишь ни одного лимончика».

Так уж случилось, что в то утро школу посетила одна высокопоставленная особа. Прекрасно выполненные контурные карты Эми удостоились похвалы. Честь, оказанная врагу, уязвила мисс Сноу до глубины души, а мисс Марч напустила на себя вид прилежной ученицы. Но увы и ах! Гордыня не доводит до добра, и мстительная Дженни Сноу взяла реванш с ошеломительной быстротой и успехом. Не успело важное лицо отпустить дежурные комплименты и откланяться, как Дженни, сделав вид, будто хочет задать важный вопрос, уведомила мистера Дэвиса о том, что Эми Марч прячет в своей парте цукаты.

Необходимо заметить, что мистер Дэвис провозгласил лимончики злостной контрабандой и торжественно поклялся публично покарать первого же злодея, который осмелится нарушить закон. Сей терпеливый субъект, на долю которого выпали многочисленные тяготы, сумел тем не менее после долгой и яростной войны изгнать из школы жевательную резинку, устроил погребальный костер из конфискованных романов и газет, закрыл подпольное почтовое отделение, запретил гримасничать, давать прозвища и рисовать карикатуры – словом, сделал все, что только может сделать мужчина, дабы удержать в узде полсотни непослушных девчонок. Господь свидетель, учительское терпение испытывают и мальчишки, но уж девочки в этом плане не знают удержу, особенно когда речь заходит о нервных джентльменах вроде доктора Блимбера, обладающих замашками тирана и напрочь лишенных педагогических талантов. Мистер Дэвис достаточно хорошо знал греческий, латынь, алгебру и прочие науки, благодаря чему прослыл хорошим учителем, но на его манеры, моральные принципы, чувства и примеры никто не обращал особого внимания. Момент для того, чтобы наябедничать на Эми, был выбран самый неподходящий – или наоборот, это уж как посмотреть, – и Дженни прекрасно об этом знала. Сегодня утром мистер Дэвис явно заварил себе слишком крепкий кофе. К тому же ветер дул с востока, что всегда дурно влияло на его здоровье. А тут еще ученицы, по мнению учителя, не выказали ему должного уважения. Посему, говоря выразительным, пусть и не совсем галантным языком, принятым в школьной среде, «он был раздражительным, как старая ведьма, и разъяренным, как медведь». Слово «цукаты» подействовало на учителя как красная тряпка на быка. Желтое лицо покрылось пятнами яркого румянца, и он стукнул кулаком по столу с такой силой, что Дженни с несвойственной ей быстротой шмыгнула на свое место.

– Молодые леди, прошу минуточку внимания!

При этом недвусмысленном призыве шум в классе моментально стих и пятьдесят пар голубых, черных, серых и карих глаз уставились на лицо мистера Дэвиса, страшное в гневе.

– Мисс Марч, прошу к доске.

Эми, сохраняя внешнее спокойствие, повиновалась, но тайный страх исподволь грыз ее: контрабандные цукаты тяготили ее совесть.

– Захватите с собой лимончики, те, что вы храните у себя в парте, – последовало необычное распоряжение, которое заставило девочку замереть на месте.

– Не забирай все, – прошептала ее соседка, удивительно хладнокровная особа, не утратившая присутствия духа.

Эми поспешно вытряхнула из пакета половину конфет, а остальные послушно выложила перед мистером Дэвисом, надеясь, что мужчина, у которого есть сердце, непременно смягчится, когда его носа коснется столь восхитительный аромат. К несчастью, запах популярных сладостей вызывал у мистера Дэвиса особое отвращение, которое лишь подбросило дров в пламя его гнева.

– Это все?

– Не совсем, – запинаясь, пробормотала Эми.

– Немедленно принесите остальное.

Бросив отчаянный взгляд на свое окружение, девочка повиновалась.

– Вы уверены, что больше ничего не осталось?

– Я никогда не лгу, сэр.

– Вижу. А теперь берите эту гадость по две штучки в каждую руку и выбрасывайте в окно.

По классу пронесся тихий вздох, породивший легкий ветерок – последняя надежда умерла, угощение отняли от страждущих губ. Покраснев от стыда и гнева, Эми шесть ужасных раз прошлась взад и вперед, а после того, как обреченные сладости, выглядевшие столь сочными, выпали из ее противящихся такому кощунству рук, с улицы донесся крик, усугубивший всеобщее горе: девочкам стало понятно, что предназначавшееся для них лакомство стало добычей ирландских мальчишек, их злейших врагов. Нет, это было уже слишком. К мистеру Дэвису обратились раскрасневшиеся и негодующие лица, а одна страстная любительница лимончиков даже расплакалась.

Когда Эми вернулась из своего последнего похода, мистер Дэвис издал многозначительное «гм!» и изрек в своей внушительной манере:

– Юные леди, вы помните, что я говорил вам неделю назад? Мне жаль, что так случилось, но я никому не позволяю пренебрегать установленными мною правилами и всегда держу слово. Мисс Марч, вытяните руку.

Эми испуганно вздрогнула и быстро спрятала обе руки за спину, метнув на учителя умоляющий взгляд, куда более красноречивый, чем любые слова. Пожалуй, ее даже можно было назвать любимицей «старого Дэвиса», как его величали, разумеется, за глаза, и я склонна полагать, что он все-таки нарушил бы свое слово, если бы негодование одной непокорной молодой леди не нашло выхода в шипении. Этот свистящий звук, пусть и едва слышный, привел вспыльчивого джентльмена в ярость и тем окончательно решил судьбу виновницы происшествия.

– Вашу руку, мисс Марч! – Такой ответ был дан на немую мольбу Эми, и, будучи слишком гордой для того, чтобы плакать или умолять, она стиснула зубы, с вызовом вскинула голову и бестрепетно снесла несколько жгучих ударов по своей ладошке. Их нельзя было назвать ни многочисленными, ни сильными, но для нее это уже не имело никакого значения. Впервые в жизни ее ударили, и позор, по ее мнению, был столь же велик, как если бы ее сбили с ног.

– А теперь вы останетесь стоять у доски до перемены, – повелел мистер Дэвис, решительно настроенный довести начатое до конца.

Это было ужасно. Просто вернуться на свое место под взглядами друзей и недругов уже было достаточно тяжело, но взглянуть в лицо всему классу после недавнего бесчестья представлялось и вовсе невозможным, и на мгновение Эми захотелось провалиться сквозь землю и залиться слезами. Однако острое ощущение свершившейся несправедливости и мысль о Дженни Сноу помогли ей выстоять. Заняв место у позорного столба, Эми устремила взгляд поверх целого моря лиц, вперив его в печную трубу, и застыла, настолько бледная и неподвижная, что девочкам вдруг стало трудно усваивать новый материал при виде этой трогательной фигурки.

В течение следующих пятнадцати минут гордая и впечатлительная маленькая девочка пережила такой позор и такую боль, которые она никогда не забудет. Кому-нибудь другому вся эта история могла бы показаться тривиальной и даже нелепой, но для Эми она превратилась в настоящую трагедию, ведь на протяжении двенадцати лет ее жизнью правила любовь и о подобных ударах судьбы невозможно было даже помыслить. Боль в ладошке и в сердце затмила горькая, болезненная для самолюбия мысль: «Мне придется рассказать обо всем сестрам, и они во мне разочаруются!»

Пятнадцать минут показались Эми часом, но и они подошли к концу. Еще никогда возглас «Перемена!» не казался ей таким желанным.

– Можете идти, мисс Марч, – сказал мистер Дэвис, выглядевший смущенным, что, впрочем, было совсем неудивительно.

Он не скоро забудет укоризненный взгляд, которым его на прощание окинула Эми. Не сказав никому ни слова, она направилась прямиком в раздевалку, взяла свои вещи и покинула школу, клятвенно пообещав себе, что больше никогда сюда не вернется.

Домой Эми пришла в крайне подавленном настроении. Как только вернулись мать и старшие сестры, состоялся митинг протеста. Миссис Марч сохраняла молчание, но выглядела при этом весьма обеспокоенной; она пыталась в меру сил утешить расстроенную дочь. Мег омыла пострадавшую ладошку глицерином и слезами, Бет сочла, что даже ее возлюбленные котята не смогут стать утешением в подобном горе, Джо с гневом предложила немедленно арестовать мистера Дэвиса, а Ханна погрозила «негодяю» кулаком и с такой яростью толкла на обед картошку, словно видела перед собой его ненавистное лицо.

Бегства Эми не заметил никто, кроме ее одноклассниц, но остроглазые девицы подметили, что весь остаток дня мистер Дэвис пребывал в великодушном, мягком расположении духа, что было ему несвойственно, и, кроме того, явно нервничал. Незадолго до окончания уроков в школу явилась Джо. Ее лицо было мрачным и угрюмым. Джо направилась к учительскому столу, положила на него письмо от миссис Марч, затем собрала вещи Эми и удалилась, тщательно вытерев ноги о дверной коврик, словно отрясая пресловутый прах этого места со своих ног.

– Да, ты можешь устроить себе каникулы и не ходить в школу, но я хочу, чтобы ты каждый день понемногу занималась вместе с Бет, – заявила в тот же вечер миссис Марч, обращаясь к Эми. – Я не одобряю телесных наказаний, особенно для девочек. Мне не нравится манера обучения мистера Дэвиса, и я не думаю, что одноклассницы, с которыми ты дружишь, научат тебя чему-нибудь хорошему. Я переведу тебя в другую школу, но прежде спрошу совета у твоего отца.

– Вот и хорошо! Мне бы хотелось, чтобы девочки ушли все до единой, тогда эта старая школа закроется. Я схожу с ума от тоски, вспоминая добрые старые времена, – с видом невинной жертвы вздохнула Эми.

– Я не жалею о том, что ты с ними рассталась. Ты нарушила правила и заслуживала наказания за непослушание, – последовал суровый ответ, изрядно разочаровавший юную леди, которая не ожидала встретить ничего, кроме сочувствия.

– Ты рада тому, что меня опозорили перед всем классом? – вскричала Эми.

– Я не стала бы выбирать подобный способ наказания, – ответила ей мать, – и не уверена в том, что он принесет тебе больше пользы, чем более мягкое порицание. Ты становишься тщеславной и высокомерной, моя дорогая. Самое время всерьез заняться твоим воспитанием. У тебя имеется масса добродетелей, но их совсем необязательно выставлять напоказ, ведь самодовольство способно погубить даже гения. Вероятность того, что настоящий талант долгое время останется незамеченным, невелика, но, даже если это случится, осознание обладания им должно удовлетворить кого угодно. Главное достоинство человека – скромность.

– Так и есть! – воскликнул Лори, который играл в уголке в шахматы с Джо. – Я знавал одну девочку, которая обладала поистине замечательными способностями, но даже не подозревала об этом. Оставаясь одна, она сочиняла музыкальные композиции, но даже не догадывалась, какие они замечательные, и ни за что бы в это не поверила, даже если бы ей кто-нибудь об этом и сказал.

– Я хотела бы с ней познакомиться. Быть может, она сумела бы мне помочь, ведь я такая глупая, – сказала Бет, стоявшая рядом с юношей и внимательно слушавшая его.

– Ты знакома с ней, и она помогает тебе больше, чем кто-либо еще, – отозвался Лори, глядя на Бет с таким лукавством в насмешливых черных глазах, что девочка внезапно залилась краской до корней волос и, ошеломленная столь неожиданным открытием, спрятала лицо, уткнувшись в диванную подушку.

Джо позволила Лори выиграть эту партию, дабы отблагодарить за похвалу в адрес Бет, которую, впрочем, так и не удалось убедить сыграть для них. Поэтому за инструмент сел Лори и запел, запел чудесно. Он пребывал в особенно приподнятом настроении.

После того как гость ушел, Эми, весь вечер задумчиво молчавшая, вдруг спросила, словно после долгих размышлений пришла к окончательному решению:

– А Лори – талантливый юноша?

– Да, он получил прекрасное образование и у него замечательные способности. Из него получится настоящий мужчина, если только его не избалуют чрезмерной заботой и потаканием, – ответила мать.

– И он не тщеславен, не так ли? – осведомилась Эми.

– Ни в малейшей степени. Вот почему он так очарователен и нравится нам.

– Понимаю. Хорошо быть воспитанным и элегантным, но при этом не задаваться и не выставлять свои достоинства напоказ, – задумчиво протянула Эми.

– Это всегда проявляется в манерах и словах человека, если сопровождается скромностью, но нарочно демонстрировать их совсем необязательно, – сказала миссис Марч.

– Это то же самое, что надеть все свои шляпки и платья одновременно, дабы показать окружающим, что они у тебя есть, – добавила Джо, и все дружно рассмеялись.