Читать книгу Снежная роза - Лулу Тейлор - Страница 11

Я все обыскала в поисках Спаркни. Я уверена, это еще одна игра Хедер – делать вид, будто ее здесь нет. Но она должна быть. Я видела ее своими глазами. Я знаю, что она была здесь. Однако найти ее я не могу. Зато натыкаюсь на Теддингтона, потрепанного старого медвежонка – не припоминаю, чтобы мы брали его с собой. Как только я показываю Хедер Теддингтона, она приходит в восторг и сует его под мышку. Теперь с ней в кровати не Спаркни, а он. Она не вспоминает и Мадам, что для меня большое облегчение.

Во время поисков куклы я с удивлением замечаю белый конверт, который лежит на полу в вестибюле под щелью почтового ящика. С тех пор как я приехала, никакой почты сюда не приносили. Я предполагаю, что это по просьбе пересылать всю корреспонденцию на адрес компании АРК. Я подхожу и поднимаю конверт. На лицевой стороне имени нет. Я верчу его в руках, а потом открываю. Внутри открытка, очень старый вид на церковь с отпечатанными вверху словами «Св. Джеймс Спаситель». Я переворачиваю открытку. На обороте послание, написанное аккуратным старомодным почерком.

Спасибо вам за предоставленное убежище и за чай. Вы были очень любезны. Пожалуйста, приходите к нам, если вам что-нибудь когда-нибудь понадобится. Вы можете позвонить нам по номеру, который указан ниже.

Мэтти и Сисси.

Мне приятно, такого я не ожидала. Не думаю, что мне понадобится их гостеприимство, но все равно это очень мило с их стороны. Я вкладываю открытку обратно в конверт и забываю обо всем этом.

Погода начинает улучшаться, и солнечный свет делает все лучше и краше. Я отослала Элисон свой доклад, но ответа не получила и сейчас просто расслабляюсь и стараюсь радоваться жизни. Теперь, когда мы можем пойти на прогулку, становится легче. По утрам мы занимаемся уборкой, потом чтением и математикой по книгам, которые я привезла с собой, потом гуляем. После полудня еще один урок, затем игра, а позднее мультфильм, пока я читаю, игнорируя искушение заглянуть в Интернет. Я не хочу знать, что происходит. Я не хочу об этом думать. Так же я не позволяю себе думать о загадочной комнате внизу, хотя по ночам часто лежу без сна. В одну из таких бессонных ночей, в конце первой недели пребывания в доме, меня осеняет.

«Роутер, – внезапно говорю себе я. – Вот что это такое». Эта мысль несколько облегчает мое душевное состояние.

На следующий день, когда Хедер что-то смотрит, под действием импульса я беру из автомобиля мольберт и ящик с художественными принадлежностями и несу в пустую комнату в передней части здания, где под дырой в потолке эркера все еще стоит ведро. Свет холодный, но яркий, и я начинаю писать. Собственно говоря, мое сознание практически не принимает участия в том, что я делаю, я действую автоматически, накладывая краски на бумагу и создавая абстрактную картину. Она ничего не значит. Она просто есть. Через час я бросаю писать, чувствуя себя освеженной, словно я на короткое время освободилась от всего, что меня угнетает. Я забываю о преследователях, забываю о Рори и его неуемном желании найти меня и все изменить, забываю о своих полных боли воспоминаниях. Все это куда-то уходит, и мне позволено просто быть. У меня возникает весьма туманное ощущение, что впереди, в будущем, может быть сокрыто нечто лучшее, если мне дадут время, чтобы до него добраться.

Хотя я начинаю чувствовать себя лучше, боюсь, что Хедер становится хуже. Я не могу понять, в чем дело. У нее нет температуры, нет других выраженных симптомов болезни. Она выглядит довольно-таки счастливой. Просто она потихоньку слабеет. Она надолго исчезает, и я нахожу ее спящей на кровати в нашей комнате или спрятавшейся в убежище, которое она соорудила. Потом внезапно она оживляется и становится такой же бойкой и веселой, как всегда, отчего я становлюсь необыкновенно счастливой. Потом неизбежно приходит упадок, и бодрость духа ее покидает.

Я стараюсь об этом не думать. Я слишком боюсь думать о том, что будет, если она действительно заболеет. Мы здесь счастливы. Переезд в любое другое место поставил бы все это под угрозу. Я не могу вынести перспективы потерять ее.

Мы живем в этом доме почти две недели. Я занимаюсь живописью в комнате с эркерами, а Хедер рядом что-то раскрашивает, когда на подъездную дорогу, выбрасывая гравий из-под колес, с ревом въезжает жилой фургон. Я бегу к окну, вытирая краску с рук о старый фартук, который служит у меня блузой художника. Фургон старой модели, когда-то голубой, с нарисованными на боках маргаритками. Впереди две фигуры, и пока я напряженно всматриваюсь, они выходят из кабины, каждая со своей стороны, и спрыгивают на гравий. Это две молодые женщины, обе в джинсах. На одной дорогой с виду косматый жилет из овчины и вязаная шапочка с меховым помпоном, волосы рассыпаются по плечам. На второй черная кожаная куртка «пилот» с множеством змеек, солнцезащитные очки «авиаторы» и сапоги на высоких каблуках. У нее очень короткие светлые волосы. Я теряюсь в догадках, что могут делать такие девушки в таком месте, как это.

Громкий стук в парадную дверь.

– Что это? – спрашивает Хедер, выпрямляясь и выглядывая в окно.

– Ложись! – шиплю я. – Ляг, Хедер!

Она послушно ложится, пока я отступаю в тень в глубине комнаты, потом подбегает ко мне и цепляется за мою ногу.

Громкий стук в дверь повторяется. От страха по моей спине ползут мурашки. Я чувствую, что от этой пары исходит опасность. Они не выглядят случайными посетительницами. В них нет безобидной неуклюжести Мэтти и Сисси. Они выглядят так, словно выполняют поставленную задачу.

– Подожди здесь, золотце, – торопливо говорю я, выскальзываю из комнаты, захлопывая за собой дверь, и выхожу в вестибюль.

– Эй! – Голос доносится из-за парадной двери, за ним опять следует резкий стук. – Есть здесь кто-нибудь?

На цыпочках я подхожу к двери. Теперь мне слышно, как они переговариваются.

– Будем ждать? Или обойдем дом и посмотрим, может, она в саду? – Этот голос глубокий, сочный, произношение как у выпускницы частной школы и пони-клуба в придачу.

– Давай просто воспользуемся ключом. – Второй голос с легким акцентом, звучащим для меня как австралийский. Может быть, южноафриканский. Он более высокий, более резкий. – Ее может не быть дома, и в любом случае мы зря тратим время.

– Постучи еще. Дай ей немножко времени. Это большой дом.

Следует сильный стук в дверь, и австралийский голос говорит:

– Эй! Есть кто-нибудь в доме? – Затем: – Давай ключ, Соф. Она не отвечает.

Я дрожу от страха. Они войдут, нравится мне это или нет. Откуда, черт побери, у них ключ? Может быть, это представительницы власти? Я решаю, что лучше взять решительный курс, и кричу:

– Эй, я иду! Подождите секунду, я сниму засов.

Старый ржавый засов не задвинут, но я двигаю его, и засов убедительно звякает и скрежещет. Потом, глубоко вдохнув и постаравшись утихомирить бешено стучащее сердце, я медленно поворачиваю защелку замка и отворяю дверь. Вот и они – выше и стройнее теперь, когда стоят прямо передо мною. Красота их молодости удивительна, у обеих гладкие загорелые лица и правильные черты. Они еще не знают, насколько быстротечна эта естественная красота. Вероятно, они думают, что будут выглядеть так всегда. Рядом с ними я чувствую себя дряблой и ссохшейся, мои белые волосы сухие как никогда, кожа неухоженная. Тренировочные штаны и запачканная красками рубашка заставляют меня чувствовать себя неряшливой и неказистой.

– Здравствуйте. Чем я могу вам помочь?

– Вы Рейчел Кэпшоу? – спрашивает меня австралийка. Это блондинка с очень короткими волосами, такая стрижка подчеркивает острые скулы и идеальную форму черепа.

– Да. А вы кто?

– Я Агнес. А это София.

София смотрит на меня большими раскосыми зелеными глазами и говорит, характерно растягивая слова:

– Так приятно с вами познакомиться! Элисон говорит, вы художница, – она демонстративно смотрит на мою рубаху, – и я вижу, что она права. Как интересно!

Внутри у меня все опускается от страха. Их прислала Элисон. Они приехали, чтобы проверить меня?

– Вы знаете Элисон? – говорю я, улыбаясь. Мой голос звучит не так ужасно, как я себя чувствую. Хотела бы я знать, не подслушивает ли Хедер за дверью. Я надеюсь, она не решится выйти, наверняка она уже знает, что я не хочу, чтобы ее кто-нибудь видел.

– Да. – Агнес сдвигает на кончик носа свои солнцезащитные очки, открывая ярко-синие с зеленоватым оттенком глаза и сильно подведенные брови. Она смотрит через мое плечо в полутемный вестибюль. – Можно нам войти?

– Вы здесь из-за моего доклада? – быстро спрашиваю я, по-прежнему преграждая путь. – Я могу переделать его, если Элисон недовольна. В инспекции нет никакой необходимости.

Агнес смеется и твердо отвечает:

– Это не инспекция. Разве Элисон не сказала, что мы приедем?

Я качаю головой, но тут вспоминаю, что не проверяла электронную почту со вчерашнего дня.

София говорит чуть более благожелательно:

– Может, она забыла. Она сказала, что даст вам знать. Планы поменялись. Мы здесь, чтобы подготовить дом.

– Неужели? – Страх охватывает меня. Ощущение почти нестерпимое. Мне хочется повалиться на пол и закричать, но я превозмогаю себя. – Подготовить для чего?

Агнес улыбается. У меня твердое ощущение, что она получает удовольствие от ситуации.

– Для нас, конечно.

Ничего поделать я не могу. Я должна их впустить. Пока они идут через вестибюль, цокая каблуками, я с облегчением вспоминаю, что этим утром убрала в ящик разбросанные игрушки Хедер, так что на полу ничего нет. Однако в гостиной остались разные вещи, книжка-раскраска, фломастеры и всякое прочее.

Она в комнате с эркерами. Одна. И ей интересно, что происходит.

Женщины направляются к лестнице. Похоже, они точно знают, куда идут.

– Вы наверх? – спрашиваю я.

– Гм… да, – говорит Агнес. Тон ее голоса скучающий, будто я спрашиваю о совершенно очевидном.

– Зачем?

– Чтобы посмотреть.

Они уже на лестнице и едва обращают на меня внимание. Мне нужны кое-какие ответы, поэтому я следую за ними. Агнес бросает на меня взгляд поверх перил:

– Не стоит идти за нами. Это не займет у нас много времени.

– Умираю, хочу кофе, – с улыбкой говорит София. – После этого путешествия… Если вы не возражаете.

Я останавливаюсь на лестнице, разрываемая желанием пойти с ними и необходимостью подбодрить Хедер.

– Хорошо, – неохотно отвечаю я. – Я сделаю.

Они быстро поднимаются по лестнице и исчезают в проеме двери наверху.

Я обхватываю руками голову. Я потерпела фиаско. Что, черт возьми, происходит? Я уверена, что меня они не узнают, однако достаточно одного взгляда на Хедер… Если они видели в новостях любую фотографию, они сразу узнают ее. И в любом случае в контракте нет ни слова о детях. Им не позволено здесь быть. Страховка, сказала Элисон, когда упомянула об этом. Я ответила, что это не имеет значения, поскольку я не беру с собой детей. Она осталась довольна.

Имеет ли это значение, если они сейчас выставят меня? Я не могу оставаться. Я должна уехать. Но куда?

Я поспешно иду к комнате с эркерами и открываю дверь.

– Хедер!

В комнате никого нет. Я лихорадочно озираюсь по сторонам. Она была здесь. Я оставила ее здесь. Где она? Здесь некуда спрятаться…

– Хедер, ты где?

Я возвращаюсь в вестибюль. Здесь ее нет, нет и под навесом, который она соорудила из пальто. Должно быть, она выскользнула из комнаты, пока я была на лестнице с гостьями. Я бегу через вестибюль в западное крыло и нашу спальню. Она пуста, но Теддингтон лежит на полу, а окно открыто. Я подбегаю к окну и выглядываю, как раз вовремя, чтобы заметить мелькание светлых волос, исчезающих под лавровым деревом.

О господи. Бедный ребенок. Я сделала из нее такого же параноика и трусишку, как я сама. Вероятно, она будет оставаться в своей берлоге до тех пор, пока не появлюсь я и не скажу, что горизонт чист.

Я чувствую себя виноватой, когда иду на кухню и на автопилоте наполняю чайник. О чем думает и что чувствует Хедер? И что мы будем делать, если эти женщины действительно здесь поселятся? Вариантов у меня немного. Я не могу взять Хедер в путешествие в никуда. Она всего лишь ребенок, она не может жить в автомобиле. Наши фотографии опубликованы в прессе, нас сразу узнают. На первой же станции техобслуживания, где мы сделаем остановку, нас задержат. Мы не можем поехать домой. Мы не можем никуда поехать.

Пока я завариваю кофе, мои тревожные мысли ходят по замкнутому кругу. Я несу поднос в вестибюль и слышу тяжелый стук двери наверху и разговор. Первой я слышу Агнес, тон ее голоса более резкий.

– …Чудовищно! – говорит она. – Куда хуже, чем на снимках. Эти туалеты просто омерзительны. Если он думает, что я их отчищу, он просто сумасшедший. Пока это самое худшее место.

София говорит успокоительно:

– Да ладно тебе, все хорошо. Всего лишь немножко грязи. Мы с этим справимся. Кроме того, если потребуется, мы можем получить помощь.

– Вот ваш кофе, – говорю я, держа в руках поднос с тремя кружками и кувшинчиком молока. – Вы пьете с сахаром?

Обе качают головами, глядя на меня так, будто успели забыть о моем существовании.

Затем София говорит:

– Спасибо, Рейчел. Мы идем.

Пока они спускаются по лестнице, я киваю в сторону восточного крыла дома:

– Идемте туда.

Я веду их в старую столовую. Через минуту мы усаживаемся за ближайший край стола, держа в руках кружки с кофе. У меня было время подумать, и я чувствую себя более бдительной и способной взять на себя инициативу.

– Зачем вы осматривали верхний этаж? – не раздумывая спрашиваю я. – Там будут делать ремонт? Интересно, какие у компании планы насчет этого жилья? Такой изумительный старый дом!

Я говорю искренне. Двух недель, проведенных здесь, мне хватило, чтобы полюбить этот дом. Хотя мы обжили лишь крошечную его часть, я начала ценить красоту и характер, скрывающиеся под покровом упадка. В нем есть какая-то печаль, которую я не могу идентифицировать, однако она гармонирует с моим теперешним состоянием. Дом и я со всеми нашими потерями и разрушениями ощущаем какую-то симпатию друг к другу. Оба мы подобны великолепным творениям, которые были заброшены и теперь полны призраками и воспоминаниями.

– Не совсем ремонт, – говорит София. Из них двоих она кажется более мягкой. Возможно, только кажется. Весь этот шарм частной школы. – Скорее подготовка. – Она адресует слабую улыбку Агнес. – Вы же знаете, подготовка – это все.

– Безусловно, – говорю я. – Но подготовка к чему?

– К мероприятиям, – говорит Агнес слегка раздраженным тоном. – А в вашем случае это означает подготовку к нам.

Я недоуменно смотрю на нее:

– Что вы имеете в виду?

– Мы сюда переезжаем.

– Когда?

– Скоро. Завтра. Рано.

Я ахаю от такой оперативности:

– Но Элисон говорила, что предупредит меня о чем-либо подобном! – Я в ужасе. Это слишком быстро. – Я не понимаю, почему это так необходимо.

Агнес задерживает на мне внимательный взгляд.

– Вам и не надо понимать. Дом принадлежит компании. Она имеет право поселить здесь кого угодно в любое время. Если вам это не по вкусу, можете съезжать.

София бросает на нее обеспокоенный взгляд и мягко говорит мне:

– Но в этом нет нужды. Мы здесь не для того, чтобы вас прогнать. Честное слово, мы не будем вам мешать. Большую часть времени вы и знать не будете, что мы здесь. У нас так много дел!