Читать книгу Голос Незримого. Том 1 - Любовь Столица - Страница 5

В лазури спешный птицелет,

В лесах – соборованье золотом.

Мой дух земной страшится – ждет

Под вскинутым осенним молотом.

Печалясь, вянут тополя,

Но птицам облачность раздвинута!

Больная нищая земля

Для гнезд лазоревых покинута…

Над головой шуршанье крыл —

Летят и ловкие и валкие…

– А ты, мой разум, много ль сил —

В тебе, чтоб сторгнуть страхи жалкие?

Ужель тебя своей судьбой

Скитальцы воздуха не радуют?.. —

Птенец жемчужно-голубой

К моим ногам внезапно падает.

Застыл агатовый глазок

В тоске мертвеющей усталости,

А птичий рой далек, высок

Над ним пронесся чуждый жалости.

Застыть и мне средь нив-пустынь?

Иль гласом осени приказано,

Дерзнуть – взлететь в Святую Синь,

С которой древле сердце связано?!

Увы! Мой дух страшится, ждет…

Как жажду, жажду детской веры я!

Над головой эфиромет

Вздымают крылья желто-серые.

О, земля моя осенняя,

Чуть живая, беспобедная,

Пред тобой клоню колени я,

Лобызаю тело бедное…

Ты лежишь, изнеможенная

Неизбывной постарелостью,

На бесплодье обреченная

Ледяной оцепенелостью.

– Где же мощь твоя зеленая? —

– Истощилась, пала, сгинула… —

– Где же жизнь твоя влюбленная? —

– Отлетела ввысь – покинула… —

Как не стало в ширях колоса,

В зорях – славящего пения,

В деревах – златого волоса,

Я, дитя твое, в сомнении:

По тебе, земля любимая,

Плач слагаю на свирели я,

Но, двоением боримая,

Жажду Вышнего Веселия.

Ты рождением измучена,

Вся исколота, просверлена…

А лазурь! И между туч она —

Бирюза… И тюль… И перл она…

Мать, простишь ли дочь неверную?

Распростертая в молчании,

Отдаю с мольбой безмерною

Я тебе свое лобзание.

Желтым садом с тусклым взглядом

Средь холодных клумб блуждаю.

Что здесь было – не забыла.

Вспоминаю. Вспоминаю…

………………………….

Знойный вечер. Алый глетчер

Грезит в талях горизонта.

С криком сердца скрипну дверцей,

Голубея диском зонта.

Шаг пугливый торопливо

Крадет нежная аллейка.

Сзади – розы, скабиозы

Влажным ртом целует лейка.

Пав на землю, ухом внемлю

Под душистым кровом сена —

В час условный, в час любовный

Что-то ждет – восторг, измена?

Заунывно и наивно

Плачут песни дальней звуки.

Близкий топот… Близкий шепот…

В дружных ласках бьются руки…

Вместе. Рядом. Взгляд со взглядом.

От лобзаний стонут груди.

Где-то небо, волны хлеба,

Где-то громко спорят люди…

Пышным садом с пьяным взглядом

Утомленно проплываю…

…………………….

То бывало – и не стало.

Забываю. Забываю.

Октябрь 1906

Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…

В мрачном саду скорбно никнет беседка нагая,

Пурпурный плющ ее бросил одну, увядая.

Зябнет. Тоскует. Шлет красному другу упрек.

Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…

Печь веселится, искрит пересветом обои.

В мрачном саду умирают покорно левкои.

Грустный паук вьет последний, лучистый моток.

Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…

Нет его… Нет. Согревал, но огня не дождался.

Красным устал быть… Ушел… Побледнев, оторвался.

Сердце тоскует. Шлет дальнему другу упрек…

Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…

Близко пора золотая

Сладостно-тяжкого сбора.

Ярким плодом зацветая,

Тучатся гряды простора.

Ядра кочнов зеленеют

В свекольной пурпурной крови,

Репы янтарные преют,

Грунт проалили моркови.

Дальше… Подсолнухи – звезды!

Золото, золото – дыни!

Маков чреватые гнезда

Полем уходят до сини.

Выше… Медовые тучи

Тминных и хмелевых гроздей,

Яблок прозрачный, пахучий,

Сени калиновой гвозди…

Пламенных красок потоки,

Долгие, синие тени,

Горько-сладимые соки,

Запах веселий и тлений, —

Ты это, осень хмельная,

Дольних возвестница сборов!..

Дуба плоды пожирая,

Чу, уже хрюкает боров!

Встало счастливое время.

Други, скорее к корзинам!

Вешнее малое семя

Ныне воздаст за труды нам!

Буйные и злые, мы, как печенеги,

Пажитей осенних расхищали скопы —

Золотом пшеничным вьючили телеги,

В зеленях священных проминали тропы.

Мы на яровые трепетные травы

С меткими цепами дерзостно восстали.

В жажде разрушенья, правы и неправы,

Отдались безумью дольних вакханалий.

С грохотом триумфа возвращались в села

Полные добычи наши колесницы,

А в садах под ношей сладостно-тяжелой

Гнулись, улыбаясь, дети и девицы.

Я с ордой разгульной из глубин богатства

Емкою пригоршней черпала без меры.

Встала – ужаснулась делу святотатства,

Удалилась плача в буерак – пещеры…

Но земля терпела, но земля ютила

Хищников веселых шумные работы,

Неизбывным чревом нежно потаила

Их грядущим летам новые щедроты.

Стыд моей печали, гордой и немудрой,

Разве жатва – севу вешнему помеха?

Разве не обилен Свет, дарящий утро?

Разве плач мой чище и нужнее смеха?

Настала ночь такая лунная,

Такая гордая,

Хрустальная.

Гляжу в нее бесстрашно-юная,

Любовно-твердая,

Печальная.

Охвачена зеленым холодом,

Сажусь под ветлами

На камень я.

Душа алкает вечным голодом,

Горями светлыми —

Ждет знаменья.

Вниз гляну – розы невозвратные:

Их осень верная

Не минула.

Вверх – тают земли златоскатные:

Их Длань Безмерная

Воскинула.

И Вечностью Веков объемлемы,

От нас отъятые —

Покоятся…

Но снова должно быть им землями!

Огнем объятые —

Откроются.

Благословлю той ночи бдение —

Им слово чаянья

Мне сказано:

– У неба нет с землей деления. —

И сеть отчаянья

Развязана.

В врата золотые

Вошла я печалясь.

То – кущи ль святые,

Где мы наслаждались?

Влекусь я рыдая

Под сенью заката,

Гирлянд расплетенных

И арок зажженных —

Развалин когда-то

Прекрасного Рая.

Крылатая осень —

Архангел смертельный,

Чей шлем златоносен, —

Угрозой метельной

За счастье карая,

Рукой пожелтелой

Свой меч воздымает,

Как страж изгоняет

Меня за пределы

Осеннего Рая.

Навеки лишусь ли

Я райской храмины?

Вот – порваны гусли

Златой паутины…

Вот – в страхе взлетая,

Кружат херувимы

В пурпурных одеждах

С слезами на веждах,

Всё мимо и мимо

Сожженного Рая…

Последние вздохи…

Последние взоры…

А дальние сохи

Подъемлют просторы…

Бегу, поминая

Немыми слезами

Блаженное лето,

Венки и обеты,

Что вились во Храме

Зеленого Рая.

Три святые осенние ночи

Мы молились за миг равноденствий.

Облачили нас схимой туманы,

Оковал нас веригами холод.

На холме одиноком и росном

Золотились, как венчики, кудри —

То, подъявши главы свои к звездам,

Постигали мы вышние тайны.

– Друг, вот – Лира… Весы… Это – Дева…

Видишь, – серебра кос Береники. —

Так читали небесные свитки.

Так учили созвездий скрижали.

И душой приобщались мы Миру,

Разуменьем страшились мы Бога…

А у ног безболезненно-кротко

Преставлялись цветы полевые.

А когда нам из скинии неба

Заблестела святыня Денницы,

Перед Ней опустили мы очи

И познали Восторг Совершенный.

День последний

Будем праздновать мы огненной улыбкою!

От обедни

Я веду тебя рукой упрямо-гибкою.

Стая цаплей

Расплясалась над веселой колокольнею,

Листьев капли

Хороводятся блаженнее, безбольнее…

Солнца жалость

Отогрела грудь земную пред отданием:

Завздымалась —

Ожила она хладеющим дыханием.

Страхи сердца,

Друг, откинь! Вздохнем осеннею усладою…

Скрипнув дверцей,

Пропадем в плодовой куще за оградою…

О, как юн ты

Под своей широкополой белой шляпою!

Бархат грунта,

Берегись, я спелым дождиком окапаю!

Плод повиснет

На мгновенье пред паденьем в синем холоде,

Рот твой стиснет

Губы алые мои в последнем голоде.

Летним раем

Насладимся же в канун зимы победнее!

Друг, узнаем —

Вкусим, вкусим наше счастье… о, последнее.

День завершился пурпурно-тепел.

Но уж заутра, скорей, чем луг

Росы причастье с молитвой допил,

Земля почила. Во сне, без мук.

И я бежала холодной ранью,

Ломая руки, стеня во мгле,

Чтоб долг посмертный – любви лобзанье

Отдать недвижной, немой земле.

Со мною вместе, по горю братья,

Неслись стрекозы и стаи птиц.

Но снежный Вестник раскрыл объятья…

Дошла одна я. И пала ниц.

Не слышу в млечной груди биенья!

Не чую в щедрой утробе сил!

Увы! Свершилось. До Воскресенья

Над ней парчовый покров почил.

Восхитил душу полей Бог мира

В свой голубой, необъятный Дом…

А я над прахом излила миро,

О вечных веснах пропев псалом.

Тихим снегом, белым снегом упадают дни.

В старом доме, в вещей дреме мы – одни.

У камина, где рубины, наклонилась я.

Подле окон изнемог он, ввысь глядя.

В горнем шелке грез иголкой нанизал он звезд,

Называет и считает: Лира, Крест…

Я кончаю – вышиваю Богу дар невест,

Между пальцев, сверху пяльцев – много звезд…

И прилежно белоснежный закружен узор.

Звучно-четок звездных четок перебор.

Нашей страстью, нашим счастьем стала Тишина,

А работой – для киота пелена.

Стоим, изгнанники из рая,

Во зраках – ужас и печаль:

Стена воздвиглась снеговая

И заперла святую даль.

В твоих кудрях полнощных – иней.

О муж! Ты с горя поседел…

А холод тенью бледно-синей

Нагие чресла нам одел.

Метельный меч изъяв из ножен,

Обрек нас зимам херувим.

Уж путь возвратный невозможен.

Бежим скорей, бежим, бежим!

В дремучей снеговой берлоге

Мы будем знать лишь труд да сон…

Быть может, суд смягчится строгий

Чередователя Времен, —

Почиет луч на наших жертвах,

Цвет возрастет у наших ног,

И, воскрешенные из мертвых,

Мы внидем в вешний свой чертог!

Как ложе брака пред четою,

Прострутся злачные поля,

И утро бытия шестое

Вспомянет древняя Земля.