Читать книгу Жизнь и смерть князя Святослава. Князья и воины - Любовь Сушко - Страница 8

Ольга издалека наблюдала за всем, что между ними происходило. Ей было искреннее жаль девицу. Но она не могла скрыть своей досады, видя, как та тиха и безропотна – так нельзя было с ее сыном. Да и в мире этом суровом такой тихоне не выжить. Может, она и была бы хорошей женой для воина или холопа, но не для того, кто уже стал великим князем.

– Ты никогда не справишься с ним, – как-то сказала она Любаве, – и в этом твоя беда. Но потом, устыдившись своей жестокости, она в первый и последний раз заговорила, когда они остались вдвоем, о своей жизни с Игорем:

– Думаешь, мне легче было, – усмехнулась про себя княгиня Ольга, – я для него и вовсе не существовала, правда и на других девиц он особенного внимания не обращал.

– Но этого не может быть, – вырвалось у Любавы.

– Не может, а было, да и что ты обо мне знаешь. Впрочем, я хотела другого – власти и княжеского стола и добилась своего. А о счастье с мужем, том, о котором богиня Лада глаголет, и не помышляла никогда – пустая эта забава для слабосильных и никчемных баб, которые ничего другого получить не могут. Тебе этого не нужно было, ты все с рождения имела.

Она замолчала, уносясь помыслами своими куда-то вдаль.

Любава все еще смотрела на нее. Пытаясь угадать, о чем в эти минуты она может думать.

– Но зачем ему столько женщин? – удивленно спросила она, боясь, что княгиня оборвет разговор, и она не узнает самого главного.

– Ему всего всегда много хотелось, может и хорошо, что он ни к одной из них не привязан. И все ему позволено, что душе угодно, хотя меня это никогда особенно не волновало.

– Но ведь у них будут дети, как они потом поладят друг с другом.

Она говорила о том, что давно терзало и саму Ольгу. Она знала, как велико в душе упоение властью. И если что-то и погубит этот мир – то сыновья Святослава от разных жен, в том можно не сомневаться, но что же с этим поделать? Она не ведала этого.

Постепенно все сглаживалось. Девицы вели себя довольно скромно, скандалов не возникало. Они понимали, что терпеть этого князь не станет. Но когда умерла Ольга – Любава осталась совсем одна и она стала понимать, как ей не хватает этой суровой женщины.

Она стала совсем бессловесной и безропотной, как тень. И к ней перешла служанка, боготворившая старую княгиню. Она пыталась как-то развлечь ее рассказами о старине. Но она привыкла к сильному характеру Ольги и никак не могла понять, как же, все получив, можно такой оставаться.

№№№№№№

Мария поднялась с постели, почуяв приближение князя. С русыми, распушенными по плечам волосами она была похожа на ведьму, и очень симпатичную ведьму. Святослав чувствовал ее насмешку над ним или всем происходящим, но это не смутило его – князь приближался к ней.

– Нынче моя очередь? – с вызовом спросила она.

– А ты этим недовольна? – он не позволял никому шутить и вольничать, но и не был с нею слишком резок, хотя сопротивление злило его. Хитрости были противны всему его сознанию, хотя возможно, для того, чтобы ощутить хоть какое-то сопротивление, он появлялся у нее чаще, чем у иных.

– За честь почту, – ответ держала она, но он не до конца верил всему, что она говорила, хотя страха не было в ее голосе, и вид казался бравым, даже вызывающим.

– Новая княгиня на меня косится, мало ты жене своей уделяешь внимания, княже, говорила она, пылко обнимая и лаская его.

Одним махом сбросил князь на пол сначала ее, а потом и свое собственное одеяние и припал к ней:

– Ты о княгине беспокоишься? – хрипло спросил он, от страсти, наплывавшей волнами, говорить становилось все труднее.

Она ничего не ответила.

– Я князь тут, и мне решать, где и с кем ночь проводить, Не в силах больше сдерживаться, он толкнул ее на подушки, разбросанные по широкой кровати. И они замолчали на какой-то срок, забыв не только о княгине, но и обо всем мире, притаившемся за стенами комнаты наложницы.

– Не думай, что власть твоя безгранична, – усмехнулась она, когда он отстранился от нее и прикрыл глаза от радости и усталости, казавшееся невероятно приятной.

Он резко открыл глаза и поразился ее дерзости, хотя редко что могло в этом мире удивить великого князя Святослава.

– А ты что, бунтовать собралась? – поинтересовался обнаженный, и оттого невероятно красивый князь, вздрагивал он то ли от утихавшей страсти, то ли от нахлынувшей ярости. В голосе его звучало неподдельное любопытство.

– В порошок сотрешь, – все еще смеялась она, понимая, что с огнем играет, но никак не могла остановиться, – говорят, что бунтовать по-разному можно. Возлюбленная Олега вроде утопилась, а он потом всю жизнь к тому озеру ходил и на других смотреть перестал. Но это был Олег, он умел любить по-настоящему, а для тебя мы только наложницы, ты и лиц и имена наших не помнишь.

В голосе Марии вспыхнула обида, и послышался страшный упрек. Она была немного пьяна и болтала больше обычного. Тяжело на нее навалясь снова, Святослав хрипел от страсти и улыбался каким-то своим мыслям. Но слова ее показались странно обидными. Сколько они могут его попрекать этим бесценным Олегом. Как может та, которая спит с ним и получает от этого удовольствие, (великий князь не сомневался в этом) думать о предке его, от которого праха дано и в помине не осталось. Она говорила это не в первый раз, но нынче, когда он всей душой стремился к ней, не думая ни о какой другой, – слова показались особенно обидными. Он знал, какая опасная зараза – зависть, как она исковеркала всю жизнь его отцу. Тому вообще рядом с этим их ненаглядным Олегом добрую половину жизни прожить пришлось, а потом тень его, как грозовая черная туча все время нависала над его головой. И мать до сих пор любит его, зовет его. Она уверенна, что пока он хранит их, с миром ничего не случится. Но если Олег отвернется, они погибнут вместе с Киевом, градом, который он для них завоевал, и в котором души не чаял. Может, потому она так любила и лелеяла город этот, а он все время старался держаться от него как можно дальше, боясь, что Олег будет им недоволен.

Он когда-то дал слова, что тень Олега не коснется его своим черным крылом, и пока он жив, легендарный князь не посмеет к нему приблизиться.

И уже удовлетворив свою похоть, лежа рядом с нею, он вдруг спросил:

– Бунтовать будешь, (о чем-то подобном князь догадывался и прежде), славы темной захотелось, только Олег не придет к тебе ночью, а если тень его и появится, то проку от этого немного будет. А я тебя с любого дна достану.

В ярости он очень сильно сжал ее плечи.

– А потом я тебе такой бунт устрою, что ты и сама к Чернобогу сбежишь, и там свой рай найдешь на веки вечные, если здесь для тебя все недостаточно хорошо утроено. В одном ты права, – Святослав с трудом перевел дыхание, – я не Олег, никогда им становиться ни в чем не собирался. Ни Бог, ни Дьявол, ни Олег твой ненаглядный мне не страшны. Я долго ждал своего часа, но он наступил. Моим именем детей пугать будут, так когда-то в детстве волхв сказал мне и это правда. И не нужны мне ваши сказки про любовь великую.

Но было видно, что юноша просто старается отстраниться от тени предшественника самого, которая по-прежнему ему страшно мешала.

Он поднялся с постели и стремительно направился к двери, не глядя больше на Марию и не прощаясь с ней. Она видела, как глубоко ее упрек застрял в его душе. От него не избавиться так просто.

По дороге он дал себе слово больше у нее не появляться, но знал, что, возможно, это единственное обещание, которое он вряд ли сможет сдержать.