Читать книгу Мой любимый призрак. Городские мифы - Любовь Сушко - Страница 23

Часть 1 Найти и вернуть
Глава 15 Портрет Царевны

Оглавление

Художник писал портрет, забыв о времени и обо всем на свете, он не чувствовал голода, хотя не помнил, когда обедал и ужинал. Но прием пищи мог спутать все карты, и выбросить его из той волны вдохновения, на которой он теперь оставался, потому он не думал об обеде или ужине и даже не ведал, какое было время суток. Он не хотел отрываться от работы, потому что так легко было потерять тот настрой, то вдохновение, которое он ощущал кожей.

Бесшумно прошла и печально улыбнулась Забела, она давно привыкла к тому, что тревожить покой мужа бесполезно, он станет только агрессивнее, и будет все делать из вредности – ничего ей этим не добиться. Нет, она узнала во всей красе, что такое жизнь с гением, а то, что он был гением, в том не было никакого сомнения, и она обречена оставаться с ним рядом, ведь столько пережито вместе.

Белое-серые краски на этом полотне в избытке, он снова и снова обозначал поворот головы, так, чтобы она двигалась вперед, но смотрела на зрителей. Эти печальные, бездонные глаза, в которых так легко утонуть любому, а уж влюбленному Мастеру тем более.

Женщина – птица из старой сказки, обитала на острове Буяне, там она и встретила Велеса-Гвидона и стала его женой. Но эти подробности из сказок Пушкина знали не многие, еще меньшее количество людей ведали о том, что возвращалась она в мир живых, чтобы кого-то увести с собой туда, в тот мир, она посланница бога тьмы. Когда-то к уходящему являлась сама богиня Морена, потом эта роль была отведена Мертвой царевне.

Зачем он выпустил в свет эту птицу? А кто же знает когда и что мы начинаем творить, как вдруг захочется написать мир иной, какой персонаж будет проситься, рваться на полотно. Но Мастер чувствовал, что он должен ее изобразить, хотя бы в общих чертах, если снова нависнет болезнь, и он не сможет ее закончить, такое тоже могло быть, то останутся наброски, эскизы – это лучше, чем ничего. Тогда они поймут, что эта птица увела его с собой туда, откуда нет возврата.

Но время шло, он все отчетливее видел свою белую птицу на полотне, работал над картиной все неистовее, и теперь уже молил всех святых, чтобы они позволили ему дописать может быть главную картину в его жизни. Демон, конечно, Демон, он останется в веках, но у него была своя тайна, своя любовь, своя печаль – Царевна Лебедь.

Художник должен оставить тайну, загадку, которую будут разгадывать веками, но так и не смогут разгадать.

Глаза, конечно, главное там ее глаза, глубокие и печальные, способные заколдовать, обморочить, увести любого, а уж сам он не смог бы оторвать от нее взора. И когда силы таяли совсем, он резко отходил, бросая кисти, и уходил в другую комнату, не оглядываясь. Если бы он оглянулся, то там и оставался бы стоять, глядя на нее, и тонул бы в ее глазах.

№№№№№№№


Мастер вспомнил миф о греческом скульпторе, спрашивал себя, захотел бы он оживить свое прекрасное творение? Нет, нельзя оживить мертвую царевну, это не женщина, это богиня, и у него ничего не получится. Да и не надо оживлять, потому что у него есть Забела, она рядом, она верно ему служит, а птица пусть остается в мире мертвых, и только иногда тут появляется. Он должен предупредить этот мир о ее явлении. Спасти он, конечно, не сможет, но надо предупредить обязательно.

Художник опустился в кресло, и почувствовал, что он больше не сможет зайти в мастерскую, как же тяжко было жить после каждой картины, но тут он просто обессилил, словно бы душа покинула тело, от нее ничего больше не осталось в этом мире, да и могло ли остаться?

И в тот самый момент человек среднего роста, худощавый и бледный появился перед ним. Костюм его, выражение лица – все было каким-то странным, словно пришел он из совсем другого мира, чужого, неведомого. Пришел и остановился тут.

– Мне всегда хотелось взглянуть на эту картину живьем, все репродукции не передают того, что есть здесь на полотне.

Он смотрел долго и упорно, то приближаясь к полотну, то отходя на приличное расстояние. Мастер успел отдышаться и почувствовал, что вернулся в реальность, чего не скажешь о его госте. Тот все еще витал в каких-то эмпиреях, и возвращаться не собирался.

– Откуда вы? – спросил художник очень тихо, боялся, что любимая решит, что он говорит сам с собой, а это было дурным знаком. Он и так все время заставлял ее волноваться и тревожиться.

– Из грядущего, я молил, чтобы меня отправили в 2018, а оказался на сто лет позади. Какая странная ирония судьбы, впрочем, со мной так было всегда, женился не на тех, кого любил, никак не мог наладить отношения с любимыми людьми, бежал к уюту от страсти, а потом страдал от того, что нет никакой страсти. Вам меня не понять. Я и сам не могу ничего разобрать, да и давно махнул на все рукою.

– В личной жизни да, у меня все иначе, как вам вероятно известно, но картины, они так не совершенны, и половины из того, что задумано я не могу написать из-за своей немощи, силы совсем оставляют меня порой, а ведь это такой труд огромный, а они требуют воплощения.

Пришелец оглянулся, заметил на стене календарь, и понял, что в запасе у гения ничего, почти ничего не осталось, но не о чем говорить он не стал. Ему, да и любому этого лучше не знать, как же можно жить, когда знаешь день своего ухода с такой невероятной точностью. Так было с ним, так было с его любимым писателем. Но это муки адские и для тебя, и для близких. Он склонен был думать, что спас любимую студентку от всего этого, и она поняла его жертву, или не поняла. Вот это ему и хотелось выяснить, когда он так жаждал вернуться туда хотя бы на несколько часов.

Они вместе вошли в мастерскую, где на них взирала из глубины веков Царевна Лебедь и влекла за собой. Пришельцу она не была страшна, потому что не могла лишить его бесценной жизни, а увести она могла туда, где он уже обитал, и куда снова предстояло вернуться. Для него она не опасна, чего не скажешь о творце.

– Как же она прекрасна, – услышал Мастер слова профессора, но ответить ничего не успел, потому что тот исчез. Наверное, условие Мефистофеля действовали и тут, стоило только заговорить о прекрасном мире, и все пропадало, и он лишался жизни и света, и тепла.

Но исчезла усталость, любимая видела, что засыпал он с почти блаженной улыбкой. А утром, около картины он нашел листок со стихотворением, и понял, что его оставил его ночной гость. Он склонился над листом и стал шепотом читать.

Кто это написал? Там не было фамилии автора. Понятно было одно, что написано это в грядущем, о котором говорил ему накануне незнакомец, там, где его судьба и дата ухода больше не были тайной. И потому он затрепетал, пытаясь понять ту самую тайну..

Художник во мраке плетется устало домой.

И в той суете городской все мелькают картины.

Уходит реальность куда-то, для всех он чужой.

И ангел-хранитель его обреченно покинул.


А кто остается? Копыта упрямо стучат,

В тумане скрываются лики и светлые лица.

Он видит кровавое месиво, стоны летят,

Ему остаётся исчезнуть, пропасть, раствориться.


И он бы растаял, но там остается она,

Прошедшая ад и кошмар бытия Эвридика.

Она так прекрасна и больше уже не вольна,

И глохнет душа от печали, тревоги и крика.


Сияют там звезды, а здесь распустилась сирень.

И в этой сирени он видит прекрасные лица.

И близится полночь, и в бездну отпрянула тень.

Ему остается исчезнуть, растаять, забыться.


Поверженный Демон завоет, как призрачный волк.

Холодные лица скульптур и немые портреты.

И гул экипажей растаял в тумане и смолк.

И только летучие мыши шуршат до рассвета.


В печали безбрежной за кромкой далекой земли

Художника мир от утех и страстей возвращает.

А знаешь, мой ангел, по углям мы вместе прошли,

И смотрим в туман, где один он до света блуждает..


Найдет ли свой дом иль останется в облаке снов,

Какая усталость сгибает поникшие плечи,

В провале проспектов, в громадах уснувших домов

И гуле ужасном тень Демона, скорбные речи…


Она его снова уводит куда-то в печаль,

И каждому ясно, однажды он к нам не вернется,

И только в тумане гореть этим старым свечам,

И где-то во мраке Царевна, как мертвое солнце



Мой любимый призрак. Городские мифы

Подняться наверх