Читать книгу Кот из бездны. Антиутопия - Любовь Сушко - Страница 48

Сегодня в гостях у графини Анны был профессор словесности и знаменитый когда-то поэт. Узнав об этом, немногочисленные гости ее «иных уж нет, а те далече», странно оживились. Многое можно было отдать, чтобы вернуть то время, хотя бы обмануться, и перенестись в старые усадьбы, которых давно уже там не было, они оставались только в их памяти.

Он вошел стремительно. И дамы зашептались о том, сколько ему может быть лет теперь. Но он не вникал в шуршание их слов, а стремительно прошел к роялю.

– Почему нет музыки, живой музыки? – спросил он хозяйку, и улыбнулся.

Она отметила, что он все еще очень красив, как Дориан Грей, продавший душу дьяволу и получивший взамен вечную молодость. Многие бы позавидовали ему и теперь. Но он иронично и к хвале и ругани относился, и жил в своем раз и навсегда им придуманном мире. Она еще успела подумать в тот момент, если ли что-то в этом мире, что могло бы вывести его из себя? Трудно сказать, вероятно, есть, но ей это не было ведомо.

Молодая или казавшаяся молодой женщина подошла к роялю. Он не заметил ее, когда вошел, впрочем, он почти ничего тогда не замечал, и слезы появились на ее щеках.

– Что с Вами, милая, Вы так рады меня видеть?

– Тогда звучала та же мелодия.

– Но когда? Где мы прежде встречались? – допытывался он, все еще продолжая исполнять «Лунную сонату», хотя сам не мог понять, почему именно она, он и прежде просто поддавался порывам, и исполнял то, что возникало в воздухе само.

– Нет, это были не вы, – едва произнесла она.

– Конечно, я был моложе, мы все были другими.

– Нет, – чувствовалось, что воспоминания причиняли ей невероятную боль. Но был ресторан, и единственная встреча.

№№№№№№№№№

Поэт улыбнулся снова, он никогда не припомнил бы, сколько было в его жизни ресторанов и сколько единственных встреч.

Но она не отступала от своего, она знала, что не должна говорить, и все-таки никак не могла молчать, словно какая-то сила толкала ее на откровения, хотя у всех у них, что кроме воспоминаний о прошлом оставалось? Только ими они и жили, потому он легко прощал им и себе самому все слабости.

– Тогда появилось стихотворение:

Я сидел у окна в переполненном зале,

Что-то пели смычки о любви…,

Наклоняясь кавалеру намеренно резко

Ты сказала: « И этот влюблен»

Когда стихотворение было опубликовано, я была вне себя от ярости, я ненавидела его, а теперь все отдала бы за то, чтобы еще раз с ним столкнуться где угодно и как угодно.

– А, вы об этом, – растерянно и неопределенно произнес поэт, – да, конечно, мы вынуждены были признать, что этот мальчишка обошел всех нас, и вот еще одно тому доказательство.

Он оглянулся на собравшихся, развел руками, и, извинившись, удалился в сад. Стремительно шел старик по дорожке, пока не растворился в тумане.

Графиня подошла к своей подруге и упрекнула ее:

– Я не понимаю, как ты могла быть такой бестактной.

Но поэт в тот момент уже вернулся. И остановился перед ними:

– Прошу прощение, воздухом подышать хотелось, голубушка, я вернулся, чтобы успокоить вас, он никогда никого не любил, и вам очень повезло, что это была единственная встреча, вы не пережили бы всех тех страданий.

Странно перекосилось от ярости красивое лицо этой женщины.

– Вы гадки и злой старик, – вырвалось у нее.

– Да, – согласился он, – и это правда, а он, ваш любимец, стариком не будет никогда, даже в этом ему повезло.

№№№№№№№

Поэт больше ничего не сказал. Графиня понимала, что вечер погублен окончательно, хотя она не знала в чем винить Марию, нет, это все ОН никак не может всех их оставить.

Но он уже оставил их, ему хотелось услышать то, о чем в своей жизни он знать не мог, но на столе в узкой комнате, похожей на коробку, сидела пожилая женщина. Перед ней лежала рукопись. Она была уверенна в том, что осталась одна и очень любила эти минуты одиночества в предзакатный час, можно было подумать о том, что происходит, припомнить стихи, которые не были даже записаны.

Она снова повторяла, чтобы не забыть свою «Поэму без героя», так было каждое утро и каждый вечер. Вот и теперь, когда ее юная знакомая наделала столько шума на даче у поэта, она вспоминала то, что написала совсем недавно:

На стене его твердый профиль,

Гавриил или Мефистофель

Твой, красавица, паладин?

Демон сам с улыбкой Тамары,

Но какие таятся чары

В этом страшном дымном лице-

Плоть почти что ставшая духом,

И античный локон над ухом-

Все таинственно в пришельце.

Это он в переполненном зале

Слал ту черную розу в бокале

Или все это было сном?

Она не понимала в тот момент сон это или явь, да и вся ее жизнь была явью или сном, кто мог знать это.

Он постоял еще немного рядом, повторяя ее строки, улыбнулся и растаял. Она снова осталась в этом мире совсем одна.

Или все это было сном? Это был 1940 тревожный и странный год, мир жил в ожидании войны.