Читать книгу Бог из машины - Людмила Астахова - Страница 2

Отзвучали свадебные песнопения, отгуляли добрые амалерцы на балах и празднествах в честь сочетания княжны Мирари с ролфийским генералом, а ветер развеял разноцветные бумажки шутейных фейерверков. Весело было, пьяно и сытно. И столько всего и сразу, что никаким газетным борзописцам никаких слов не хватит. Тут тебе и отделение от Синтафа, и Знак Меллинтан, и ролфи. Да, они самые – настоящие островные ролфи. Полный Амалер миролюбивых любопытных «зубастиков» – мужчин, военных, рослых, здоровенных и красивых, как на подбор. Ух! Ах! Город, и без того шумный и беспокойный, словно восстал от вековой спячки, когда с кораблей на эскизарскую землю ступили подданные Священного Князя. Дамы всех сословий пришли в ажитацию, извлекли драгоценности, уже было припрятанные по тайникам и банковским сейфам до лучших времен. Должны же эти островные варвары узнать, что такое настоящий имперский шик, верно? Жаль только, быстро закончились праздники, выдвинулись на позицию ролфийские полки, и уплыла воевать зарвавшихся конфедератов эскадра эрн-Сэйлита. Ах, какой мужчина! Какой? Высокий, зеленоглазый, хо-ло-стой!!! Вослед ролфийским парусам наверняка пролился девятый вал одиноких девичьих слезинок.

– А твое сердце не увез с собой какой-нибудь бравый ролфи? – молвил с легкой улыбкой князь.

Завтракал наедине с младшей дочерью в крошечной, но солнечной комнате, похожей на золотую клетку для маленькой птички крапивника. Уютное гнездышко для юной девы, если угодно. Ожегшись о Мирари, Аластар решил хоть как-то подружиться с Синой. И даже старался шутить.

– Нет, папенька. Мое сердце целиком принадлежит системам уравнений, – парировала Сина, смакуя пирожное и удачно изображая беззаботность. – Дифференциальным.

Застарелый страх девушки перед отцом никуда не делся, но его усилия хотелось поощрить. Может быть, пройдет время, и она привыкнет к его робкому любопытству.

Аластар покачал головой.

– Во всяком случае, системы уравнений никогда его тебе не разобьют.

– Я знаю, папенька. Вы хотели со мной о чем-то поговорить?

Сина не собиралась ходить вокруг да около. Затянувшийся разговор – это гарантия того, что папенька осерчает.

– Теперь, когда место хозяйки моего дома снова вакантно, а статус мой изменился, то не согласишься ли ты заняться некой системой уравнений, в которой над множеством слуг и придворных надо будет производить операции?

– О! А я и не знала, что вы так хорошо знакомы с наукой, изучающей упорядоченные пары множеств.

– Я полон загадок, дочь моя, – невесело усмехнулся Эск. – Как вам мое предложение? Справитесь?

– Да, я постараюсь оправдать ваше доверие, отец, – отчеканила Сина и решила сразу перейти к делу: – Как вы относитесь к тому, чтобы обустроить официальную резиденцию в нашем особняке на Восточной улице?

– Я сам подумывал насчет резиденции. Кэйнигэск[1] не выдержит такого количества народа.

Замок видывал осады и сражения, но всегда оставался именно «гнездом» для семьи. Негоже превращать его в проходной двор. Тем паче теперь, когда Эски вознеслись на вершину власти.

– Значит, я не ошибся. Спасибо, Сина.

Аластар чувствовал себя очень неловко, а потому торопился сбежать из девичьего будуара. Он осторожно поцеловал дочь в лоб в ответ на ее почтительный реверанс и с удивлением отметил, что от девочки приятно пахнет ромашкой и волосы у нее точь-в-точь такого же оттенка, как у него самого.

Поздновато учиться любить взрослую дочь, но попробовать-то можно, верно?

Новообразованное княжество требовало внимания ежеминутно, а князь, естественно, был потребен всем и сразу, одновременно в десяти местах. Времена, когда вождь лично занимался и войной, и законотворчеством, и порядком, к счастью, давно миновали, иначе порвали бы Эска его добрые подданные на два десятка маленьких аластарчиков.

С одной стороны, соратники помогали чем могли – словом и делом, а с другой – отчаянно требовалось единоначалие.

Пусть хотя бы обустройство файристского княжеского двора будет находиться в одних руках, в цепких лапках Сины Эск. Такая уж любовь у диллайн: любишь – значит, всецело доверяешь. Во всем.

Установилось теплое безветрие, редкое явление в это время года. Эскизар и ветер – почти синонимы. Вроде бы и не жарко, но дышать все равно было нечем, невзирая на распахнутые окна.

– Ты решил бороду отпустить для солидности? – усмехнулся лорд Рэй. – Ужели никак не выкроишь получаса для брадобрея?

– Дела государственные, сам понимаешь, – в том же насмешливом тоне ответствовал Эск и закрыл книгу, в которой делал пометки.

Она называлась «Хроники войн от начала истории до нынешних времен в подробном изложении», отличалась изрядными размерами, и ни один человек не стал бы читать ее дважды, не рискуя умереть со скуки. Но вот уже пять веков считалось, что без изучения этих премудростей не может обойтись ни один уважающий себя правитель. И не без оснований. Но до чего же заунывно описывали причины и следствия войн хроникеры и аналитики…

Алфлаед с ужасом покосился на фолиант.

– Говорят, некоторые отказывались от трона и венца, лишь бы не браться за «Хроники».

– Отец усадил меня читать их в десятилетнем возрасте, – проворчал Аластар. – И только лет эдак семьдесят назад я наконец ощутил их прелесть.

Его собеседник притворно заслонился руками.

– Прелесть? Ты сказал – прелесть? Твое извращение не слишком заразно? Или все же пристрелить тебя из сострадания, Эск?

Разговор в подобном тоне происходил лишь потому, что Аластара и Алфлаеда связывало очень давнее знакомство, взаимная симпатия и, можно даже сказать, дружба, что для чистокровных диллайн большая редкость.

– У меня к тебе серьезный разговор, князь, – сказал Рэй.

Дружба между диллайн предполагала также отказ от церемоний и намеков.

– И у Милберга Локка тоже? – напрямик спросил Аластар.

Дружба диллайн требует еще и предельной честности. Если знаешь, о чем пойдет речь, то стыдно прикидываться неведающим, не по-дружески это. Таковы правила, если, конечно, хочется именовать сына Меллинтан – близким другом.

– Да. Он ждет в саду. Прогуляемся?

– Изволь.

Два самых сильных и равных по возможностям владетельных лорда явились обговорить условия своей лояльности. Так принято. У диллайн. Да – клятвы принесены, да – договор подписан, но всегда есть детали, которые смущают умы. И к такому тонкому делу, как политика, нежелательно примешивать личное неудовольствие, копить обиду или непонимание. Потом только хуже будет.

Милберг выбрал для беседы по душам цветник, и неспроста. Среди пестрых виол, стойких бархатцев и нежных пионов – питомцев Мирари – речь могла пойти только о женщине. Но владетель Локэрни зашел издалека. Поприветствовав князя Файриста кратко и по-деловому, он спросил:

– Что вы думаете относительно наследника, Аластар?

– А что, уже пора? – вопросом на вопрос ответил Эск.

Конечно, он думал, и не единожды, и даже кое-что надумал.

– Пора, – невозмутимо заявил Локк. – Обзаводиться законным наследником, который будет в глазах народа олицетворять преемственность вашей власти, ее постоянство, если угодно. Если вы не хотите, чтобы ваши подданные решили, будто в Файристе продолжится синтафская традиция «карманных императоров», то должны доказать народу свою решимость…

– Я все знаю! – отрезал Аластар.

«Карманный император? Держи… карман шире, Локк!»

Селвин Элвва уже предлагал помощь в возвращении Лайд. Или, на худой конец, обещал ее тихо и безболезненно устранить, если нет никакой возможности с ней жить как с женой или официально развестись. Лорд Дэссими совсем недавно намекнул на тот факт, что у него на выданье дочка – воспитанная, образованная и невинная девушка, умеющая слушать и молчать.

– Ну и прекрасно. Так поделитесь планами.

Локка трудно сбить с мысли или смутить резким ответом, он будет гнуть свою линию до конца.

Эск дернул подбородком.

– У меня уже есть наследник мужского пола. Мой сын.

– Есть все неопровержимые доказательства родства?

– Мы очень похожи. И не только внешне. Сомнений возникнуть не может.

– Замечательно. Так вот мы с лордом Рэем хотели бы поговорить с вами о его матери.

Эск аккуратно оторвал пожелтевший листок на кусте пиона. Чтобы тот не портил гармонию.

– Я слушаю.

– Мы примем вашим наследником Идгарда Янамари при одном-единственном условии – его мать не должна стать ни княгиней, ни официальной фавориткой, а еще лучше, если леди Джойана не будет мозолить глаза обитателей Амалера и всего Файриста.

Видя, как гипсовой маской застыло лицо Эска, Алфлаед Рэй поспешил добавить:

– Поверьте, Аластар, все мы люди образованные и прогрессивные и ничего против леди Джойаны как таковой не имеем. Она – исключительная женщина, и в качестве леди Эск я бы ее принял всем сердцем. Но не как княгиню.

– Не сочтите за дерзость, но никто пока не готов видеть шуриа на престоле диллайнского государства. Это невозможно. Вообще.

Устами Локка говорили сейчас все остальные члены Совета, а также подавляющее большинство обитателей Синтафа. Никто слишком не удивился женитьбе Бранда Никэйна на Джойане Янамари, его решение одобрили, многие сами не отказались бы от супруги-шуриа, особенно если за ней приданым будут титул, земли и деньги. Но княгиней…

«Не для того наши предки веками лили кровь, чтобы теперь возвращать власть змеиному народу», – скажут простые… э… файристяне. И будут правы. Никто не забыл, кому изначально принадлежала эта земля.

– Вы же как-то умудрились столько лет скрывать связь с этой женщиной…

Четыре года назад владетелю Локэрни пришлось объяснять истинную причину отчаянных поисков леди Янамари в его уделе. «Мать моего сына» – это для диллайн аргумент решающий. Так же, как и принадлежность возможной княгини к народу Сизой Луны – препятствие непреодолимое.

– А теперь вы называете новенький фрегат именем «Лаунэйд».

Алфлаед, казалось, был обижен на друга и соратника.

– Шуриа в княжьем венце будет раздражать практически всех, и рано или поздно найдутся желающие «освободить» князя от «змеиных чар». Тень падет и на вашего сына.

Эск раздраженно хмыкнул. Ну еще бы! Буквально только что в пресловутых «Хрониках» читал что-то подобное. Правда, было это больше тысячи лет назад и в далеких от Синтафа и его окрестностей землях, но история о женщине недостойного рода, волею венценосного любовника ставшей царицей, ее злосчастной судьбе и горькой участи детей запомнилась надолго и приводилась в пример как недальновидный поступок правителя.

Так частенько бывает, и не только с диллайн, когда жизнь сама подсовывает человеку намеки и предупреждения. Дескать, не глупи, не лезь на рожон, притаись. А смертный так и норовит против судьбы идти, переломить свою долю. Если, разумеется, можно счесть упрямством желание Аластара наречь заложенный на верфи фрегат – «Лаунэйд». А ведь этот поступок тоже кое у кого вызвал недоумение, мягко говоря. Корабельный мастер так и сказал: «Не к добру диллайн призывать милостей Сизой Луны».

Теперь вот Рэй и Локк потребовали ответа. Все одно к одному.

– Идгард Янамари – мой законный и несомненный наследник. И княгиней Файриста станет уже его супруга.

Одержимость – это тоже своего рода проклятье, ничуть не менее страшное, чем Внезапная Смерть, терпеливо подстерегающая шуриа каждое утро. Разница в том, что Проклятье Сигрейн убивает, а с одержимостью надо жить и каждый день бороться с желанием бросить все дела и устремиться к вожделенной цели, перешагивая через близких, наступая на любимых.

Жить в полную силу и из последних сил, жить так, словно впереди Вечность, но каждый день, как последний, жить, как… Джона. Это она – Недостижимая мечта для диллайн. Несбыточное, невозможное для детей Меллинтан наслаждение каждым вздохом, каждым глотком воды, каждым куском хлеба, каждым прикосновением… Да! Он завидовал своей возлюбленной, исступленно, восторженно, как, должно быть, завидует от рождения слепой зрячему или безногий калека – здоровяку. Она могла бежать по ниточке над пропастью, чтобы в двух шагах от цели передумать, развернуться и устремиться обратно, нисколько не пожалев о затраченных усилиях. Иметь выбор – это и есть свобода для диллайн. Хотя бы призрачную возможность изменить цель.

Он, едва распрощавшись с Локком и Рэйем, поехал на верфь. К «Лаунэйд». К родной сестре «Меллинтан».

Предатель из народа предателей! Не имеющий права даже прокричать слова ненависти и проклятья несправедливой судьбе, превратившей его в чудовище. Впрочем, как известно, чудовищами люди становятся по доброй воле, по своему выбору. И если другого может не быть, то этот у них есть всегда. Разве не тысячи тысяч мужчин во все времена между женщиной и короной выбирали корону, а между миром и войной – войну? Разве не так, Лаунэйд?

Ветер с моря был солон и не по-летнему резок. Словно пощечина гнусному предателю. Наотмашь, без пощады.

«И значит… все теперь определилось. Корона и война? Пусть так! – подумалось князю Файриста Эску. – Но тогда уж до самого конца, до предела и за предел. Как диллайн и как вождь своего народа… Народа проклятых Одержимых. Вот только… простишь ли ты меня, Джойана? Поймешь ли? Потому что я бы сам себя не понял и не простил».