Читать книгу Код Гериона. Осиротевшая Земля - Людмила Брус - Страница 11

В эту ночь ни я, ни Кэт не сомкнули глаз. Почти одновременно поняв, что заснуть не получится, мы встретились в нашей гостиной на первом этаже, служившей одновременно столовой и кухней, и приготовили ранний завтрак. За окном стояла колючая предрассветная тьма: период свечения живых фонарей к этому времени уже закончился. Лампы по периметру комнаты давали золотистый свет, похожий на сияние живого огня.

– С чего начнём, Уинстон? – спросила сестра.

– Хочу вновь изучить снимки обломка да злосчастного кресла… Может, что необычное и обнаружу.

– Мне всегда было странно, что за пятнадцать лет наши зонды смогли увидеть только их…

– Посреди свалки на орбите увидеть даже их было удачей. А крупные обломки могли упасть на Землю… Если они, конечно, были…

– Насколько возможно, что «Фермион» сбили с Земли?

– Верится с трудом. Если кто-то и способен выпустить в космос ракету – на кой им так разбрасываться ресурсами?

– Люди могли одичать настолько, что видят угрозу всюду. И одичать не столько с научно-технической точки зрения, сколько с моральной… Заметив, что кто-то неизвестный летит к ним из космоса, они подумали совсем не о помощи.

– Только вот в чем беда: для того, чтобы знать, что кто-то летит из космоса, у них должна быть спутниковая радиолокация. И кто мог знать наверняка, где приземлится корабль?.. – на самом деле я не спорил с Кэт. Я размышлял, прохаживаясь туда-сюда по комнате с бутербродом в руке. – Предположим, что радиолокация у них была. Взялся же откуда-то спутник, который взламывал перед смертью Юрковский!..

– Данные с его имплантатов расшифровали?

– Они не читаются.

– Кто-нибудь этим спутником занимался с тех пор?

– Не знаю. И не знаю, кому, кроме Юрковского, это вообще под силу…

– У нас всё так плохо с программистами? – удивилась Катрина.

– Беда в другом. Их не учили что-либо взламывать, а здесь обстановка и не располагает. Можно научиться, если задаться целью, но для этого нужен наставник и много времени, которого до сбора Совета не остаётся. Что ж, попытка не пытка, начну копать с девяти утра. Вылетов сегодня нет, поэтому переговорам можно посвятить весь день.

– Отпуск в календаре заполнить не забыл? – сурово напомнила Кэт, и я, сотворив посреди комнаты голографический экран, вошел в рабочую сеть, отметил в календаре всю предстоящую неделю и сделал запрос на доступность этих дней. На счастье, проблем не возникло, и я увлеченно взялся за дело.

Новый взгляд на размазанное пятно, в котором с трудом угадывался каркас кресла, не дал мне ничего нового. Лист обшивки, оказавшийся ближе к нашему зонду, вышел куда четче – настолько, что на нем при сильном увеличении можно было разобрать первые две буквы названия. Насыщенная фотоэлементами внешняя обшивка «Фермиона» походила на зеркальную чешую сказочной рыбы или змеи. Она обеспечивала энергией быт космонавтов, в то время как реактор в обычном режиме питал двигатели и систему управления кораблем. Что удивило меня с самого начала и продолжало настораживать сейчас – фрагмент имел правильную прямоугольную форму и выглядел не оторвавшимся при взрыве, а аккуратно срезанным с поверхности, хоть чешуйки с фотоэлементами там и повылетали. Не сумев найти объяснение, комиссия просто перестала его искать.

В течение дня я успел «потрясти» всех программистов, имевших отношение к подготовке нашего полета, «заглянул» по голографической связи к бывшим однокашникам, устроившимся в других городах. Не забыл и про тех, кто работал в космическом центре, но по каким-то причинам сменил работу. Среди тех, кого я попытался привлечь к исследованию неопознанных спутников, оказался главный инженер информационных систем Магнус Олафсон, но тот заявил, что общаться на эту тему будет только с Майроном или кем-то из Совета. К слову, работает он сейчас на кислородной фабрике в пяти километрах от Тесла-Сити и трехсот двадцати пяти километрах отсюда. Дальше на запад никаких поселений уже нет, да и Тесла-Сити считается «городом» лишь номинально: населения там – триста с хвостиком человек. Этому поселению «повезло» меньше всех; к моменту революции оно только начало развиваться, а снятия американской блокады мы так и не дождались, потому что на Земле наступил Блэкаут.

Солнечная буря тех дней до Марса, конечно, докатилась тоже, уничтожив два спутника и оставив Иггдрасиль на два часа без основного источника питания – худшие в жизни два часа для команды, что работала на станции в тот момент. Но дальнейшие измерения и расчеты – а их было много с тех пор, как немного поутих шок от исчезновения связи с Землей показали: сама по себе буря была способна наделать немало бед, но для электронного апокалипсиса была всё же слабовата.

Более вероятным казалось то, что Американский, Советский или Азиатский блок атаковали друг друга, приняв разразившуюся электромагнитную катастрофу за нападение. Мысль об этом поражает своей глупостью, но таковы были времена: блюстители самых ответственных должностей порой вели себя самым безответственным образом, свято веря, что защищают вверенные им миллионы жизней. Ядерное ли оружие там применили или какое-то другое – это космический центр пытался выяснить, отправляя на Землю один зонд за другим. Однако, достигнув ближней орбиты, все они неизменно пропадали с радара; их поглощала некая «слепая зона», распространившаяся над всей планетой.

Снимки, сделанные со средней орбиты, не показали разрушений, характерных для мощных ядерных взрывов. Попадалось много упавших самолетов и спутников, поездов, навеки вставших на рельсах или скатившихся под откос, но города в большинстве своем выглядели относительно целыми. Выходит, оружие, которое применили друг против друга враждебные стороны, было нейтронным, химическим или биологическим. На язык просится слово «электромагнитным», но до сих пор создать электромагнитное оружие планетарного поражения никому не удавалось.

На беду, много со средней орбиты не углядишь. Дать окончательные ответы мог лишь «Фермион» – приземлившись в дружественном Марсу Советском Союзе, проведя разведку и вернувшись – так и с этим провал! Интересно, как Майрон и Совет отнесутся к тому, чтобы поставить наблюдательный пункт на Луне?.. К примеру, в той же «Согдиане». Ни за что не поверю, чтобы за столько лет эта идея никого не посетила. Но до недавнего времени мы жили, затянув пояса, и мечтать не смели ни о каких базах.

Разговоры с программистами «съели» у меня весь день, но желанного результата не дали. Писать код – это пожалуйста. Взламывать – от этого слова все мои товарищи висли, как доисторические компьютеры. В школе им, понятное дело, таких вещей не преподавали, но и самоучек-самородков среди них не оказалось тоже. В нашей системе ценностей хакер был персонажем отрицательным, чуждым. Ему было место в Новой Гаване, осколке того мира, где правят деньги и человек человеку волк. Где торговля секретами – привычное дело. В любом городе Республики его навыки остались бы невостребованными – до сегодняшнего дня.

– Кстати, ты никогда не говорил: у Юрковского такие навыки откуда? – спросила, вернувшись из лаборатории, Кэт, когда я рассказал ей о своей неудаче.

– Ты не знаешь? – удивился я. – Он же всю юность в Новой Гаване провел! Его папа-мама представителями Республики были, вроде дипломатов.

– Серьёзно? – зеленые глаза Кэт округлились от удивления. – Скажешь, в школу он тоже ходил там?

– Да. И родители пошли на это намеренно. Чтобы у сына не было иллюзий насчет сказочного «запретного города», где якобы царит свобода и который скрывают от граждан злые тётки и дядьки из Совета.

Кэт потемнела лицом, вероятно, вспомнив дела давно минувших дней. Я вовсе не собирался поддевать её: сама хотела знать – вот и услышала.

– А имплантаты в мозг ему не там поставили, часом?

– Конечно нет! – автоматически выпалил я. Все знают, что гражданин республики имеет право на искусственные улучшения в двух случаях: по состоянию здоровья и при необходимости в работе с разрешения Совета. Но все годы, что я знал Максима лично, разъем в голове у него уже был – маленький, смутно блестящий под короткими волосами, и в какой момент этот разъем появился, я не знал, а спрашивать стеснялся.

– Я хотел сказать – маловероятно это… Вряд ли его родители такое бы допустили.

– Наивный, – фыркнула Катрина. – Кто б их спрашивать-то стал?..

– Деньги б он взял откуда? Можешь представить, сколько их нужно для такой серьёзной операции? А восстановление? Очень трудно провернуть такое тайно.

– Так может, он не деньги дал взамен… – предположила Кэт, наливая из кувшина соевое молоко.

– А что ещё у зеленого юнца есть? – пожал плечами я.

– Теперь не узнать. Но знания о взломе незнакомых спутников уж точно воздушно-капельным путем не передаются!

Тут в моей голове словно лампочка зажглась: мозговой имплантат Юрковского, где бы его ни сделали, – вот носитель информации о его последних минутах!.. Вот где хранятся все нужные программы, а возможно – все, что он успел перед смертью вытащить из космического аппарата!.. Теперь отыскать бы человека, знающего, как воспользоваться этим сокровищем! Или хотя бы способного научиться.

– Я знаю, кто нам точно сможет помочь, если он всё ещё жив и здоров – негромко сказала сестра. – Это его сын.

Кровь отхлынула у меня от лица. Впервые с той ночи Кэт заговорила при мне о Тэцуо Сато.

– Исключено, – отрезал я, едва она успела договорить.

– Тэцуо имеет право знать о последних минутах отца. И о Новой Гаване он мечтал потому, что мог научиться там вещам, недоступным здесь. К тому же, жизнью наших программистов я б не рисковала. У нас и так каждый человек на вес золота.

Холодной волной мурашки пробежали у меня по спине: я не мог сейчас узнать ту зарёванную Кэт, что готова была растерзать меня за своего избранничка. Она ведь ни с кем и не встречалась с тех пор…

– Подожди… Ты хочешь сказать, что готова подвергнуть его опасности?

– Только с его согласия, понятное дело. Но в жизни он этого и хотел – опасности, испытаний. Иначе сидел бы спокойненько дома. Всегда говорил, что в Арконе все очень скучно и правильно до тошноты.

Да уж… Жить по закону джунглей ради адреналина – это ж так весело!

– А ты ещё продолжаешь думать, что Юрковского могло убить подключение к спутнику как таковое?.. – поинтересовался я. – Это ж не поражение электрическим током, в конце-то концов!

– Зная уязвимости человека, подсуетиться можно. Встроить в роутер излучатель волн опредёленной частоты, и когда жертва наиболее уязвима – включить его дистанционно. К спутнику подключаешься ты при этом или нет – уже не так важно, а об опасности низких частот ты знаешь и без меня.

– Интересная гипотеза, только вязкость крови в одночасье не растет, с низкими частотами или без… Поэтому за наших ребят ты боишься зря, – возразил я.

– Я лишь сказала, что думаю. Взгляни на записи из биологической лаборатории, как разные излучения и звук воздействуют на кровь – то усиливают свертываемость, то ослабляют, как ускоряют старение тканей, – сказала Кэт. – Держу пари, времени на это потребовалось немало.

– Результаты проявились в течение суток. И если кто-то нашел способ усилить этот эффект…

– Ответ может дать только чип, и Совет наверняка пожелает знать его содержание.

– Так что же тогда получается? Оставшееся до созыва Совета время мы будем сидеть и ждать? – возмутилась Кэт. – Что если чип поврежден, или к тому времени на нем ничего не окажется? Тогда прощай экспедиция на ближайшие пятнадцать лет!

Сестра так упорно продолжала видеть в смерти Юрковского чей-то злой умысел, и эта гипотеза вызывала у меня такой протест, что мне с удвоенной силой захотелось раскопать весомое опровержение и больше не слышать этих недобрых намеков.

– Кстати, что там с компьютером Юрковского, через который он работал? – вспомнила Кэт. – Какие-то данные туда успели поступить?

– Они зашифрованы. Но думаю, поездка в Хокинг-Сити позволит нам кое-что прояснить.

***

Марсоход идёт на автопилоте, поднимая хилые облачка красной пыли. Кэт развлекается с генным модификатором, поместив туда ДНК варана и еще каких-то тварей. Новый питомец – пока только виртуальный – получится белоснежным, с крыльями вместо передних конечностей и длинными шипами на спине – настоящий дракон!

– Устанешь разводить для него мышей! – посмеиваюсь я.

– У нас в лаборатории они в избытке! Другое дело – размах крыльев не для наших дверей!

– Слава тебе, солнце! Здравый смысл возобладал! – говорю я, пытаясь скрыть, насколько мне сейчас не по себе. Через пять километров будет поворот на Новую Гавану, там я надену шлем, возьму рюкзак с запасом воздуха и провизией и в одиночку пойду пешком до городских ворот. Если меня не впустят, Катрина приедет и заберет меня, но это очень плохой поворот, ведь перемещения марсохода отслеживаются круглосуточно. Стоит правде выйти наружу, до Земли мне будет так же далеко, как до Плутона. О репутации уже не говорю…

Марсоход нам был выдан для визита к родителям, которых я навещаю несколько раз в год (поэтому наш выезд не вызвал ни у кого подозрений). Кэт честно отправится в Хокинг- Сити, где скажет отцу и матери, что я приеду их повидать после того, как Совет вынесет окончательное решение насчет полета. Именно так я и собираюсь поступить, если всё получится.

Новая Гавана – самый старый марсианский город, расположенный у подошвы горы Олимп – вернее, внутри этой самой подошвы. Для строительства была использована обширная система пещер, пронизывающая исполинский вулкан. Здесь, вне зависимости от национальности, после революции остались все, кто был не согласен с её итогами, радея за сохранение частной собственности, наёмного труда и товарно-денежной системы. Филиалы земных компаний, существовавших до Блэкаута, действуют в Новой Гаване и по сей день. Есть тут и свой «Наутилус», и свой «Линдон Пауэр», и, насколько мне известно, свой «Омниверс», где обитают копии сознания давно умерших людей, свободно взаимодействуя с живыми. Многих после образования республики, в которой не было места искусственным мирам, поманила в Новую Гавану возможность бессмертия, но лишь редкие счастливчики его обрели: там оно было таким же товаром, как и все остальное.

Политических партий в Новой Гаване нет. Есть Совет директоров, как в любой земной корпорации. Жители города – своего рода акционеры. Но, как и когда-то на Земле, есть мажоритарные акционеры, а есть миноритарные – и способность влиять на то, что происходит в капиталистическом анклаве, у них несоизмерима. Мажоритарные акционеры могут сменять неугодных им директоров большинством голосов, а остальным остается лишь принять решение меньшинства. Но если член совета устраивает всех, то будет в совете, пока не решит уйти сам или не умрёт.

В школе нам говорили, что Новая Гавана, словно консервная банка, хранит в себе все старые пороки, завезённые к нам с Земли. Там любят говорить, что на самом деле подсознание каждого человека таит в себе демонов, и если долго не выпускать их погулять, произойдёт нечто подобное взрыву, последствия которого могут быть ужасны – вплоть до массового убийства. Наше общество стремится к тому, чтобы не давать демонам развиться с самого начала: тогда и слетевшую крышу чинить не придётся. Так мы и сосуществуем – без конфликтов, но в очень холодном мире.

Новая Гавана участвует в общем проекте – разработке урановых шахт, а также продает нам торий в обмен на воду из наших глубинных скважин. Однако электронная связь с «запретным городом» доступна только членам Совета архонтов и их помощникам. Выходец из Новой Гаваны может претендовать на жительство в городах республики, но с обязательным испытательным сроком. Тот, кто ушёл в Новую Гавану от нас, право на возвращение обычно теряет.

Снаружи посыпал мелкий дождь. До моего рождения осадков тут не наблюдали вовсе, но планета с помощью искусственного «добавочного солнца» – аппарата Линдоновской сборки – разогревается всё сильней, а значит, всё больше льда становится водой, и всё больше её в атмосфере. Вот, наконец, показывается Шпиль- гора – острая, суженная кверху, как ракета или кинжал (у курсантов бытует другое название, неприличное). Ходят слухи, что у подножия этой горы можно встретить проводника, который завязывает гостю глаза, сажает в багги и мчит до самых ворот, но с тем же успехом можно нарваться и на бандитов, которые обдерут тебя догола и бросят умирать от удушья и холода в каменистой пустыне.

– Отдохни как следует за нас обоих, – я обнял сестру и на всякий случай напомнил: – Послезавтра в это же время!

– Да помню я! И в таймере стоит! Держи там ухо востро, – Кэт взъерошила мои волосы и поцеловала в лоб, как в далеком детстве.

– Круто я из марсолётчиков да в шахтёры, – усмехнулся я, надевая шлем. Защелкнул его на горловине скафандра, закрыл забрало, проверил подачу воздуха, взвалил за плечи рюкзак и шагнул наружу. Когда марсоход двинулся дальше, ощущения от первого самостоятельного полёта, приправленные щепоткойстраха, вспомнились мне как нельзя острей.

Оказалось, что проводник – не выдумка; он вышел из-за Шпиль-горы, когда я был метрах в двадцати от нее; ростом он был мне по плечо и носил черный скафандр ещё времен колонизации. Как он узнал о приближении гостя, я понял, увидев метрах в тридцати над головой беспилотник. Однако садиться в багги я не спешил, предпочитая договориться о цене «на берегу» (для этого передатчик в шлеме пришлось перевести на другую частоту). Поняв, что я парень бедный и много с меня не возьмешь, проводник согласился отвезти меня за пять белковых кубиков и зерна ночесвета, которые предусмотрительно взяла из дома Катрина. Я всерьез боялся, что на поездку придется потратить дорогую алмазную линзу или фамильную опаловую брошь, пожертвованную Кэт для приключения, но мой новый знакомый, очевидно, не был избалован частыми визитами. Деловито просветив семена прибором для проверки всхожести, он кивнул на место рядом с собой. Глаза, взглянувшие на меня сквозь стекло шлема, были окружены морщинами и почти не имели ресниц.

Стоило мне сесть, как багги «оброс» тонированными стеклами, напрочь скрыв равнину от моих глаз. Широкий ремень безопасности крепко обхватил мой корпус, но заднице вскоре досталось будь здоров: она пересчитала все неровности дороги. Машина то взлетала на крутых склонах, то ныряла в рытвины, то подпрыгивала на дырах и ухабах так, что казалось – вот-вот перевернемся. Спустя пять-семь минут пути я поймал себя на том, что перестал нервничать, накрытый глупым, необъяснимым восторгом, притупившим чувство опасности. Нечто подобное я ощущал, стартуя на «Фермионе» к Деймосу. Удивительно, как я, ещё вчера – добропорядочный и образцовый гражданин республики, без малого «герой-первопроходец» и пример для подражания арконских школьников, добровольно сунулся в непростительную авантюру, имея самые туманные представления о том, что могло там меня ждать. Окончательно решиться меня заставили слова Катрины о том, что Сато, как бы я к нему ни относился, имел право знать подробности смерти отца. Но знал ли он о произошедшем? И была ли судьба Максима сколько-нибудь важна для него?

Впрочем, кого я обманываю… В первую очередь, меня влекла сюда собственная потребность. Внутренний первооткрыватель, зная, что вот-вот потеряет Землю, стремился это компенсировать за счёт другого, более доступного объекта. Наверное, так.

– И часто к вам приезжают из других городов? – поинтересовался я.

– Реже, чем хотелось бы, – пробурчал проводник, не настроенный на праздную беседу.

– Но все же приезжают. Иначе ты не выпускал бы свою «птичку» следить за местностью.

– А что делать? Надо вертеться, парень, надо вертеться…

– Откуда эти люди приходят? – не отставал я.

– Отовсюду, – сухо ответил мужчина. – Из Арконы в том числе. – Ты как узнал, откуда я?

– Ты б нашивку на скафандре спрятал, что ли, – усмехнулся проводник, хлопнув меня по плечу, и мое лицо вспыхнуло от стыда. Какая непростительная беспечность… – Сразу видно, эта вылазка у тебя первая… По делу явился или гульнуть как следует?

– Друга детства найти хочу.

– Не вернувшийся?..

– Ага. Тэцуо Сато. Слыхали, может быть?..

– Не припомню… Чем хоть занимается?

– Наверное, хакерством. По крайней мере, из дома он ушёл ради этого.

– Тогда тебе надо в «Пучину». Эти фрики любят там собираться. Хотя бывают такие, что вообще никуда из дому не выходят… Спросишь, короче.

– А что это такое – «Пучина»?

– Бар, ясное дело! – судя по голосу, мужчину развеселило мое невежество. – Хочешь – обычное бухло, хочешь – что-нибудь для интенсивного мышления, – мужчина выразительно покрутил пальцем у виска.

– Мне бы где-то денег раздобыть, – вздохнул я. Кэт отдала мне для этих целей свою старинную золотую брошь – подарок от мамы на двадцатилетие; украшение прошло через шесть поколений женщин и выглядело весьма не по-марсиански.

– Увеличишь гонорар – покажу, где, – уверенно сказал проводник. – Кстати, я Томми. А ты, Уинстон, можешь не представляться…

И вновь меня пронизало недоброе чувство. Спалиться на такой очевидной мелочи! Cловно прочитав мою мысль, Томми протянул мне пульверизатор с черной жидкостью, обращавшейся при распылении в прочный гель – составом для краткосрочной починки скафандра.

– Отдерёшь на обратном пути.

– Спасибо…

Наконец, багги остановился; я ощутил толчок и движение вниз: машину опускали вниз на лифте. Новая Гавана – первый полноценный марсианский город, пришедший на смену хрупким временным базам – строилась как бункер; расположение подходило для этого как нельзя лучше. Вот, наконец, движение остановилось, ремни безопасности втянулись в кресло, черные стекла тоже убрались, и машина вновь стала открытой. Мы проехали с полсотни метров и остановились перед полукруглым шлюзом, помеченным «-3».

– Можно дышать, – сказал Томми, открывая маску шлема, сошел с багги и знаком велел мне сделать то же самое.

Я сразу заметил разницу в запахе воздуха. У нас он был пронизан вездесущим ароматом влажной почвы, мха и цветов. А здесь – трудно даже сказать, чем. Мы по очереди отсканировали на воротах сетчатку глаза. Из слота на воротах выплыла металлическая «миграционная карта» с моим личным номером. Как объяснил мне Томми, она действительна два дня, и на нее зачисляются спейскойны, если я что- нибудь продаю. Шлюз открылся, и мы поехали дальше – искать так называемую «барахолку».

– И с чем обычно люди сюда приезжают? – спросил я, когда ворота отъехали в сторону, и мы продолжили путь.

– Да у кого что: семена и споры, культуры бактерий, баллоны с дыхательной смесью, детали всевозможные…

От ярости я чуть не скрипнул зубами, но вовремя сдержался. Баллоны с воздухом, детали… Неужели находятся подонки, которые тащат что-то со склада? Если отдают свои, личные, как я сейчас, – ничего хорошего, но не так ужасно. Хорошо бы это дело проведать, чтоб не вышло однажды, как в кузнице, где не было гвоздя; но как теперь при этом себя не выдать?.. Есть о чем подумать на обратном пути…

Вид снаружи тем временем начал меняться. Исчезло бурое однообразие туннельных стен; на смену ему пришла прямая, засаженная теневыносливыми растениями улица, отличавшаяся от наших, арконских, лишь отсутствием неба над головой да еще тем, что жилые и прочие помещения были вырублены в породе или образовались стихийно миллионы лет назад. Мягко светились изысканно украшенные витрины, переливались многоцветными огнями вывески. В Арконе этой красоты было сравнительно мало, зато над нашими головами каждую ночь сверкала россыпь звезд и разливалась лента Млечного пути.

Вот я увидел первых местных жителей – мужчину и женщину; они катили по улице на гироскутерах и весело переговаривались. Опять же – никаких принципиальных отличий от моих сограждан я в них не заметил. Одеты были, правда, помпезно: оранжевый шлейф дамы волочился за ней по дорожке на целый метр, каким-то чудом не попадая под колеса. За ними неспешно катился робот, похожий на гигантское белое яйцо; судя по негромкому жужжанию, он убирал с дорожки грязь, которую я и так не мог разглядеть. А вот, у толстого сталагмита, застыли два дюжих молодца из службы правопорядка, похожие на средневековых рыцарей в черных доспехах, но с пушками. Против кого, интересно, они так вооружились? По поводу моего приезда мобилизовались, что ли?..

– Как их у вас величают? – поинтересовался я.

– Фараонами, – выплюнул Томми.

– Официально?

– Пока нет. Но кличка прижилась: они даже сами себя стали так называть. Знаешь, кто такой фараон?

– Совсем не то, что вижу я. А чем вообще народ у вас тут зарабатывает?

– Большинство гору потрошит. Металлы, кристаллы и прочие сокровища ищет. Прямо как те гномы, за которых в Омниверсе можно играть.

– А игроков у вас много?

– Хватает. Но для этого дела нужен стартовый капитал, если хочешь что-то всерьез заработать. Киберам, кстати, недавно запретили подключаться к Омниверсу… Ну и дурни! Как будто это их остановит!

– Кому-кому?

– Киберам. Чувакам, улучшенным не только физически, но и программно. Если у тебя рука или нога искусственная, играть ты, конечно, можешь. Главное – не апгрейдить мозги.

– И где можно зайти в этот ваш «Омниверс»?

– В «Пучине» и можно. Туда пойдёшь один, мне нельзя, – для выразительности он провел пальцем поперек горла.

– Сам с улучшениями?

– Нет. Набедокурил слегка.

Как именно Томми набедокурил, я выяснять не стал, так как не рассчитывал услышать правду. Багги повернул налево; новая улица оказалась полутемной, узкой и почти без растений. Одна из немногих светящихся вывесок изображала рукопожатие, и машина остановилась под ней. Я ожидал увидеть хотя бы самую невзрачную дверь, но вместо нее в стене я увидел шесть встроенных ящичков, активируемых прикосновением ладони к сканеру на крышке.

– Получается, скан моей ладони останется в городе?

– Скан твоего глаза уже сохранён, и тебя это что-то не тревожило, – усмехнулся Томми. – Воспользуйся картой.

Я достал прямоугольную пластинку и аккуратно вставил в узкий слот справа от крышки. Из стены мне навстречу выдвинулся ящик, и томный женский голос проворковал из динамика, чтобы я опустил в него вещи на продажу. Я положил туда только линзу, оставив брошку Кэт на крайний случай и надеясь, что этот случай не настанет.

– Желаете оценить что-нибудь еще? – мягко осведомился искусственный интеллект. Я коротко сказал «нет», и ящик втянулся в стену. Раздался сначала мелодичный звон, затем едва слышное жужжание скрытых механизмов. – Ваша выручка составит семь целых шесть десятых спейскойнов. Продолжить транзакцию?

– Да, – выдохнул я, желая, чтобы все поскорее закончилось. Как назло, машина зависла больше, чем на минуту.

– Дай-ка взглянуть, – пробормотал Томми, тихо оттесняя меня в сторонку. – Как бы эта фиговина не сломалась.

– А что, такое бывает? – искренне удивился я, не понимая, как эту проблему собрался решать мой проводник.

– И не такое бывает, – сказал он, положив на крышку уже свою ладонь.

– Возьмите вашу карту, – наконец-то пропел сладкий голос. Но едва моя карточка успела показаться из слота, как Томми с поразительным проворством выдернул её, в два прыжка достиг багги и рванул прочь. Его машинка, хоть и хлипкая, стартовала в один момент.

Как?..

Меня «заклинило» на целую секунду. Мой «процессор» не сразу справился с тем, что меня впервые в жизни обокрали – да еще и так нагло. Я знал, что в Новой Гаване нужно быть готовым к любому повороту, но можно ли быть готовым к нападению инопланетян? А ведь дома, в Арконе, вероятность быть ограбленным на улице примерно та же. И пес бы с ней, с карточкой, если бы я просто приехал сюда развлечься!.. Но без спейскоинов не видать мне ни «Омниверса», ни «Пучины», ни Тэцуо…

Но и Томми, готовясь обокрасть простака-арконца, кое-чего не учел. Подлец явно не рассчитывал нарваться на «Архангела», тренировавшегося в условиях земной гравитации – не марсианской… Ругая себя за лопоухость, на чем свет стоит, я что было сил побежал за машиной, благо приспособленным для гонок это недоразумение на колесах не было. Но увидев, что вот-вот я вскочу на его драндулет, Томми закапсулировался за чёрными выдвижными стеклами. Догнать-то я его догоню, а дальше- что? Машину разбивать? Тогда агрессором уже стану я, и те здоровяки в черных доспехах… Кстати, они-то куда запропастились? Работёнка как раз для них, а я не знаю даже, как позвать их на помощь.

Удирая от погони, Томми петлял по улицам, но, так и не сумев от меня оторваться, съехал в туннель, уходивший вниз градусов под тридцать. Надеялся, наверное, что я побоюсь забираться глубоко и отстану. Я лишь прибавил в скорости, пробежал три шага по вогнутой стене и, оттолкнувшись, очутился на крыше багги. Томми, должно быть, очумев от страха, резко затормозил, надеясь меня стряхнуть. Я послушно дал ему это сделать и распростерся ничком на покрытии дороги, гадая, успел ли он разглядеть, что я выполнил страховку. На Земле, конечно, мне бы никакая страховка не помогла: сразу превратился бы в мешок дробленых костей. Но там и машины были другие, а не малочисленные, игрушечные на вид марсианские багги, которые так легко догнать.

Хлопнула дверца. Шумно дыша и бормоча сиплым шепотом ругательства, Томми выбрался наружу. Он вспотел: я чувствовал это по запаху. Но жадность ворюги пересилила страх: меня, якобы потерявшего сознание от удара, можно было утащить в машину и обчистить более основательно. Томми медленно приблизился, присел и перевернул меня, бормоча: «Что ты там еще прячешь, «быстрый олень»? Меня не то, что передернуло, а скрутило от омерзения.

В следующий миг моя левая рука «выстрелила» грабителю в нос, а правая – вцепилась ему горло; Томми успел лишь коротко взвыть. Не выпуская добычи, я поднялся и от души ее тряхнул.

– Тебя там, смотрю, «фараоны» заждались! К ним сейчас и пойдем, плесень ты туннельная! В точке обмена круглосуточная съемка, не так ли? – я понимал, что несмотря на взаимную неприязнь между двумя сообществами, Совет директоров всячески избегает конфликтов и за нападение на гостя будет карать виновного со всей строгостью. Моя догадка подтвердилась, когда глаза у Томми увеличились вдвое. Я перехватил негодяя поудобнее, отпустив его шею и заломив за спину правую руку – так, чтобы не покалечить, но и не допустить дальнейших шалостей.

– Только не к ним! – взвизгнул несчастный жулик так, словно ему грозило четвертование. – Только не к ним!

Он забился, пересиливая боль, и даже попытался лягнуть меня в колено.

– Это почему? Деньги, значит, крадём, а отвечать за это не хотим?

– Они сдадут меня в клуб садистов для развлечения, а затем отправят в самую глубь Олимпа – на рудники, без права возвращения. Это если после ночи с извращенцами от меня что-то останется…

– Скажешь, не заслужил? – съязвил я, затаскивая его в машину – и как раз вовремя: с нижнего уровня поднимался другой багги. Впрочем, я и на секунду не мог предположить, что первая половина сказанного могла оказаться правдой.

– Ты хоть знаешь, дубина, что я здесь не живу, а выживаю еле-еле? – обреченно завыл жулик. – У тебя все проблемы решены, а мне из них не вылезти до самого крематория!..

– Больной ребенок, сестра на панели и все такое? – я примерно представлял, как он будет давить на жалость. Мошенники тем и живут, что ставят чужие несчастья себе на службу: по крайней мере, в методичках пишут так.

– Рука у меня изнутри гниет вот уже четыре года, – прохрипел Томми. – Та, которую ты, сука, мне сейчас ломаешь…

Я не экстрасенс, но за годы тесной работы в команде «Архангелов» научился читать информацию по взгляду, интонациям и мимике. В этот раз мошенник говорил правду, и от насилия, что я успел над ним совершить, на душе у меня стало ещё гаже. Я впихнул его в багги, сел за руль и покатил вперед. Да, он поступал бесчестно и гадко, но мог ли судить его я, человек, воспитанный в иной системе?

В глазах у Томми была дикая смесь озлобленности и страха. Из разбитого носа текла тонкая струйка крови, которую он беззастенчиво вытер рукавом. Но карту он вернул мне сам.

– Как попасть в «Пучину»? – спросил я.

– Доехать до платного подъемника и подняться двумя уровнями выше.

– А где подъёмник?

– Включи автопилот, – сказал Томми и, когда я выполнил указание, гаркнул. – Эй, Падди, к подъёмнику!

Машина забегала по улицам, которые на этом уровне были сплошь изрисованы граффити – от ругательных слов до полноценных картин. Одна из них изображала океанского моллюска земли – наутилуса – и была крест-накрест перечеркнута красными линиями. Той же красной краской кто-то сделал корявую подпись: «Сгиньте, сволочи». В остальном уровень выглядел хоть и чистым, но довольно унылым: почти одинаковые двери жилых боксов, редкие островки зелени, тусклый свет, в котором было уже трудно различать какие-то мелкие детали. Боюсь, не у всех здешних жителей есть возможность выходить на поверхность, как это делает Томми…

– Так что у тебя за беда с рукой?… – мне хотелось как-то помочь.

– Радиация из космоса… Ваши щиты её не пропускают, а у нас есть места, где она проходит сквозь камень… Порода, она ведь тоже неоднородная… И да – в городе полно таких бедолаг, как я, которые болеют и которых никуда не берут – разве что играть в Омниверс. Директора, конечно, понимают, что десятки безработных – это опасно, подачками от нас откупаются. На прокорм да инъекции против боли хватает. Но я хочу жить, а не просто загибаться дольше других!

– А вырастить новую руку, собрать искусственную? – удивился я. – У вас так не делают?

– Ха!.. – горько бросил Томми, и этот возглас был красноречивей любых объяснений. Новая конечность была ему не по карману – архаизм, знакомый нам с Кэт лишь по книгам, был воплощен в этом низеньком потрепанном человеке с ранними морщинами.

– Прости за разбитый нос, – вздохнул я.

– Ерунда, – сказал Томми, подмигивая. – Это ты меня прости. Вижу, вы, арконские, цепляетесь за деньги не хуже нашего.

Средство, способное помочь бедняге, было при мне, как и у всех «Архангелов», двадцать четыре часа в сутки: чтобы навсегда решить его проблему, достаточно было одной инъекции. И такая возможность представилась. Миновав грибную ферму, от которой, как от любой грибной фермы, шел весьма забористый дух, мы увидели зеленый крест аптечного пункта. Я велел автопилоту сделать остановку, выскочил из багги и попросил Томми подождать меня несколько минут. Вставив карточку в слот, я вызвал голографического фармацевта, представшего передо мной в образе пушистого белого щенка, и попросил у него шприц. Тогда щенок исчез, и вместо него передо мной развернулось меню, на котором различных шприцев было десятка два.

И тут, пытаясь выбрать самый простой и дешевый инструмент, я, выражаясь компьютерным жаргоном, «завис»… То, что я собирался сделать, противоречило инструкциям космического центра и медицинской службы, запрещавшей делиться лекарством с посторонними. Инструкциям, которые я подписывал лично. Пойти против них – значило нарушить обещание, данное другим людям. Отказаться от задуманного – значило пойти против главного правила, которое мы впитали с молоком матери и благодаря которому колонии на Марсе после Блэкаута не вымерли: никогда не проходить мимо попавшего в беду человека.

В случае, когда оба конфликтующих довода равноценны, остается одно – просчитать вероятные последствия. Что произойдёт, если через Томми лекарство разойдется по Новой Гаване не как средство последней надежды, а как товар, за который люди станут рвать друг другу глотки? Что если женщины будут принимать его для продления молодости, не зная о последствиях?.. А сам Томми – кто может быть уверенным, что он переживет последствия укола, тем более, что предупреждать его об этом я не собираюсь?..

– Верни карту, – сказал я виртуальному ассистенту и, забрав её, побрёл обратно к багги. Доедем до подъемника – переведу Томми три спейскойна, а дома подумаю, как вытащить бедолагу к нам.

«Пучина»… Место, где всегда пятница, независимо от реального дня недели. Говорят, что изначально этот клуб был создан в «Омниверсе», затем его решили воплотить в реальном мире. Оглушительная музыка в исполнении полуголых музыкантов тяжёлыми волнами прокатывается по телу. Вокалист ревёт и скалится так хищно, словно хочет закусить кем-нибудь из зала. По воздуху разливается сладковатый дым, роботы снуют туда-сюда с разноцветным пойлом, которое у меня нет никакого желания пробовать.

В группе четыре человека, но правит бал, по-моему, басист: от бас-гитары вибрируют стены и органы в моём теле. Даже барабанщик, стремительно дубасящий по своей огромной «кухне», пробирает не так сильно. Вокалист с длинной иссиня-черной гривой разукрасил тело в чёрное и белое, он похож на человека тёмных веков. В его грозных криках и пении – первобытные, сырые эмоции, которые мы в Арконе даже не подавляем, а просто разучились испытывать.

Кого здесь только нет! Роботы, похожие на людей, сказочных чудовищ и просто на роботов. Женщины в блестящем чёрном латексе и с хлыстами. Парни с дикими причёсками, нейропортами в головах и неоновыми татуировками. У многих довольно оюширные участки тела заменены на искусственные – и вряд ли вследствие травмы. Люди (или всё-таки машины?) курят, наполняя зал едким дымом. Курят с удовольствием, так как считают это свободой, недоступной цивилизованным городам. Интересно, а жрать, к примеру, плутоний – это свобода или нет?

Среди этой разномастной компании я в своем арконском комбинезоне выглядел нелепо и поймал на себе немало насмешливых взглядов; так, должно быть, смотрели на диких зверей посетители зоопарков. Впрочем, отсутствие в этих взглядах враждебности показалось мне хорошим знаком. Я спросил робота-бармена о доступе в Омниверс, и тот объяснил, как происходит подключение. Час – четверть спейскойна.

– Нехило, – пробормотал я.

– Зато в игре у вас уже есть жилье и небольшой стартовый капитал, который можно потратить на обучение и оружие, – радостно прочирикал мой механический собеседник, на плече у которого я заметил уже знакомый мне рисунок наутилуса.

– Вторая дверь направо, кресло номер три. Для стимуляции мозговых процессов могу предложить вам коктейль «Астия». Содержание алкоголя – ноль целых, ноль десятых процента.

– Просто воды, – попросил я и, расплатившись, пошел искать нужную комнату. Не обокрали бы меня снова за то время, пока я буду подключен.

От запрограммированного сновидения или летного симулятора Омниверс принципиально отличался только масштабом, да еще тем, что обновлялся почти каждый день. При входе я оказался перед выбором, какой из миров посетить. Мне предлагалось три. Я наудачу выбрал город Семь Ветров в Антарктиде – ведь садиться «Фермиону» предстояло на самом южном континенте Земли, и было любопытно посмотреть, как эти места выглядели до планетарной катастрофы.

Я оказался не мелкой сошкой, а cтаршим механиком атомного пассажирского лайнера «Пайн-Айлэнд», совершавшего плавания в эти края.

Мой сюжет начался с выхода в порт, однако перед этим я должен был безопасно деактивировать двигатель, а дело это не минутное. Оказавшись в городе, нужно было обращать внимание на металл, из которого у окружающих были часы. Из желтого – неигровые персонажи, созданные системой, из белого – такие же игроки, как и я. Любой из них, независимо от возраста и пола, мог оказаться тем, кого я искал. Ситуация походила на ловлю черной кошки в темной комнате, и время иссякало с неестественной быстротой.

Не построив для начала стратегию поиска, я не выдумал ничего лучшего, чем бродить по городу и спрашивать людей в лоб, знакомы ли они с Тэцуо. На исходе часа удалось выяснить, что, во-первых, парень теперь носит кличку Вайолет, а во-вторых – в этом мире никогда не бывает… Что ж, наверное, это лучше, чем ничего.

Прежде чем система вернула меня в реальный мир, я на всякий случай сохранил игру. Поднявшись с кресла, напоминавшего массажное, я отправился в главный зал, чувствуя разбитость и головокружение. Реальность встретила меня неожиданной тишиной: ни возгласов посетителей, ни рева и грохота странной музыки снаружи слышно не было. Выйдя из комнаты и вернувшись обратно в бар, я застал его темным и совершенно пустым.

Это удивило меня не на шутку: такие заведения работают до утра, а значит, в «Омниверсе» я проторчал намного больше часа. Я решил, что «Пучину» закрыли, забыв меня в омниверс-комнате – хорошо, что не заблокировали дверь. Подивившись ротозейству хозяев, я вдруг услышал движение за барной стойкой: робот-бармен складывал в мойку посуду. Почуяв мое приближение, он поднял цилиндрическую голову цвета латуни и глянул на меня совиными глазами. Человека он напоминал лишь отдаленно и внешне больше всего походил на Железного Дровосека из старой сказки, но двигался на удивление ловко.

– Жан-Жак, к вашим услугам, – проговорил он со смешной французской картавостью.

– Так ты ещё работаешь? – спросил я.

– До последнего посетителя! А вас тут двое!

Я повернулся лицом к залу, высматривая «второго», и увидел сидевшего у стены парня. Он что-то пил из армированного стакана, через край которого струился густой пар, и с любопытством поглядывал на меня, однако установить контакт не пытался. Он был одет в широкие черные штаны и майку серебристого цвета, сквозь которую виднелось худое, очень жилистое, с неестественно крупными суставами тело. Черные и серебристые геометрические татуировки виднелись на шее и на плече; фиолетовые дреды спускались до самой талии и словно оживали, когда он шевелился. На узком запястье болталась уйма фенечек и металлических браслетов. Но самыми странными были его глаза – полностью черные, без белков. Я понял, что это были не человеческие глаза, а оптические сенсоры модификанта.

– Дай-ка попробовать «Астию», – сказал я роботу. Раз клуб, пока я здесь, он не закроет, есть смысл залезть в «Омниверс» повторно и провести более долгий и основательный поиск. Обидно, правда, будет, если Тэцуо сейчас спит. Но что если он и спит подключенным? О такой опции я не знал, но подозревал, что она существовала.

– Ноль три? – уточнил бармен.

– Ноль два. На пробу.

– Как скажете.

– Это можно пить новичку? – запоздалый вопрос, конечно.

– Это то немногое, что можно пить новичку… – желтый глаз робота погас и включился снова: наверное, он так подмигивал.

Выглядит работа Жан-Жака вполне пристойно: высокий тонкий стакан, подернутый инеем, аметистовая жидкость с красноватыми разводами, кисло-сладкий аромат. Интересно, каким будет это «улучшение мозговых процессов», а главное – что со мной после этого будет?

– Наутро возможно легкое головокружение и замедление реакции, – отчеканил робот, словно прочитав мои мысли. – Я сделал дозировку «лайт».

Я поблагодарил его, слегка озадаченный такой смышлёностью, и задумался, приступить ли к работе над планом поиска прямо сейчас или завести разговор с местным жителем: он мог бы просветить меня насчет устройства и правил поведения в «Омниверсе», особенно если я его угощу… Пожалуй, нужно подойти познакомиться и решить по обстоятельствам, на что потратить время.

Взяв свое двухцветное зелье, я двинулся было к столику, за которым разместился парень с дредами. На свою беду, он оказался слишком близко ко входу, потому что двое нагрянувших в бар «фараонов» в боекомплекте сразу его увидели. Он тоже заметил их, выскользнул из-за стола и, опрокидывая стулья, ринулся в сторону омниверс-комнаты.

Холод и мрак, ну и «везёт» же мне сегодня…

Не знаю, как киборг рассчитывал уйти от этих ребят в доспехах, но до комнаты он не добежал: один из блюстителей закона послал ему вдогонку что-то вроде синей шаровой молнии; как он это сделал, я не разглядел: та оторвалась от его руки и угодила парню в ногу. Этого хватило для того, чтобы тот повалился на пол в страшных конвульсиях и несколько секунд спустя замер в такой изломанной позе, будто кто-то выкрутил ему все суставы. Черные оптические сенсоры были устремлены на меня. Если бы не глянцевые отблески света, их можно было бы принять за пустоту в глазницах. В движении губ я разобрал беззвучное «помоги». Но было ещё одно слово, которое я разглядел вслед за ним – мое собственное имя.

– Именем закона и Совета директоров вольного города Новой Гаваны, ты наконец-то арестован, – важно проговорил сквозь маску «фараон», метнувший шаровую молнию.

– Зря ты вылез, парень, очень зря, – добавил его коллега. – Не хотел по-хорошему импланты отдать – будет по-плохому. А ты новенький, что ли? – бросил он уже мне, приняв за сотрудника «Пучины». Я инстинктивно кивнул, не желая, чтобы эти двое прицепились и ко мне. К счастью, Жан-Жак, занятый своими делами, никак на это не отреагировал. – Поставь стакан здесь, пригодится освежиться.

– Это ж «пиявка»! – рявкнул на него первый «фараон». – Кто эту отраву на дежурстве пьёт? Нет, парень, дуй-ка с ней обратно!

Я вернулся обратно к бармену, раздираемый одновременно любопытством, желанием вмешаться и осознанием недопустимости такого желания. В любом марсианском городе, где жизнь обеспечивается слаженной и добросовестной работой всех его жителей, цена любого преступления слишком велика. Нельзя мешать работе сил правопорядка, как противно она бы ни выглядела со стороны. Но просьба о помощи, так недвусмысленно адресованная мне, скребла сердце, словно наждачка.

– Ты его знаешь? – спросил я у Жан-Жака.

– Кого «его»? Здесь, кроме нас, три человека. Формулируй запрос точней, – в голосе робота мне послышалось некоторое раздражение.

– Парня, которого схватили.

– Его зовут Вайолет, он хакер – один из лучших. Несколько месяцев он сидел на дне и не показывался. Сегодня зачем-то решился выйти… – робот заметно сбавил громкость динамиков – вероятно, опасаясь полицейских, охранников или кем там на самом деле были эти двое.

Я вспомнил услышанное в Семи Ветрах и едва не онемел от удивления. Пословица «на ловца и зверь бежит» сбывалась почти буквально.

– Я не ослышался?… Вайолет?.. Ты сказал Вайолет?..

– Вероятно, когда-то его звали иначе. У нас редко кто пользуется официальными именами, – пояснил Жан-Жак.

Что за чудеса такие? Я плохо помню Тэцуо Сато, потому как даже в Арконе пересекался с ним крайне редко. Но у меня не укладывалось в голове, что теперь он выглядел так и, скорее всего, был уже наполовину машиной… Тем временем «фараоны» сдвинули два стола, и распластали на них беднягу хакера, как безвольную куклу. Происходящее мне очень не понравилось. Насколько я представляю работу полицейских, то его должны отвезти куда-то и допросить. А то, что с ним сейчас творят, похоже на подготовку к какой-то пытке. Мои подозрения только усилились, когда я увидел, как один снимает с себя рюкзак, который оказывается кейсом с инструментами. Почему, метеорит им в шлем, они не выставили меня из клуба?

– Он местный? – продолжил я.

– Нет данных, – привычка робота «играть в робота», да еще в такой момент, начала выводить меня из себя.

– Но хоть что-то ты о нем знаешь?.. – зло прошептал я.

– Я видел от него только хорошее, – Жан-Жак тоже перешел на шепот. – Когда «Пучину» собирались закрыть за долги, он пришёл на помощь первым. Когда меня планировали сменить на более современную модель – он сделал так, чтобы её забраковали.

– Как?

– Взломал, разумеется.

– А этим ребятам от него что надо?

– Изъять его незарегистрированные имплантаты. Если для этого придется распилить его на куски – они это сделают.

Словно в подтверждение его слов «фараон» извлек из кейса маленькую кольцевую пилу для резки металла и включил её, в то время как его напарник перетягивал руку модификанта зловещего вида шнуром. Я готов был молиться, чтобы они просто припугнули парня, чтобы он послушался и отдал им то, что они искали, и вся эта средневековая дичь закончилась.

– Мразь!.. – оглушительно взвыл Вайолет, когда жужжащий инструмент на бешеных оборотах впился ему в руку. Я видел, как брызнула кровь: в тусклом свете пустого бара она выглядела черной. Затем посыпались искры. Меня затошнило от ярости и омерзения. Рука сама нашла отвергнутое зелье и машинально залила его в губы. Оно разлилось внутри жидким сладковатым льдом – холодней любого другого напитка на земле, холодней моих стиснутых кулаков.

Происходящее казалось плохим искусственным сном, который придумал режиссёр- садист. Я здесь чужой, не имею ни каких-либо прав, ни оружия. Вайолета потрошат двое – в доспехах, скорее всего – огнеупорных. У одного на поясе то ли пистолет, то ли скорчер. Второй – должно быть, киборг – орудует шаровыми молниями. Против них я даже со своей подготовкой «архангела» беспомощен, как дитя; не стаканами же в них пулять! А, впрочем…

– Жан-Жак, то, что они делают… Оно здесь вообще законно?

Прежде, чем он мне ответил, прошло секунды три, и все это время пила продолжала визгливо скрежетать. Вайолет больше не издавал ни звука, и это было еще страшней.

– Нет!.. – уверенно сказал Жан-Жак. – Но вероятность того, что начальство их остановит, не превышает пяти процентов. Я бы рассчитывать на это не стал.

Мысли метались в голове как кометы по бескрайнему комсу. Нужно было немедленно что-то придумать. Не знаю почему, но взгляд упал на ноги гованских полицейских и, возможная, идея спасения молниеносно возникла у меня в голове.

– А обувь, по-твоему, у них из чего? – я понял, что робот посылает запросы в базы данных, а не высказывает собственное мнение.

– Кевларовые и графеновые волокна.

Хорошо, что не мицелиумный каучук, из которого делают обувь у нас. Чертовски хорошо!

– Антиграв имеется?

Вместо ответа робот протянул устройство мне. Сразу бы так, железяка! Антиграв «Илмаринен» надевался на предплечье, как средневековый наруч, и весил немало, зато уравнивал силы в бою. Уровень заряда был двадцать процентов, но что есть, то есть, эту проблему решать некогда. Зафиксировав устройство, я с расстояния трёх метров захватил им ближайший стол и что было сил метнул в того подонка, что орудовал пилой; на счастье, напарник, наслаждавшийся созерцанием процесса, моего движения не заметил. С непривычки я промазал, но заставил фараона выронить орудие пытки, перекатиться по полу вправо и спрятаться за другим столом. Второй сделал то же самое, но укрылся, наоборот, слева. С обеих сторон будут нападать, сволочи.

Новая шаровая молния взвилась в воздух, направляясь к нам. Плевок плазмы из пистолета едва не стоил жизни андроиду, но его внешняя несуразность оказалась обманчивой. Позволив заряду обуглить стену, он безо всякого «Илмаринена» швырнул противнику в башку бутылку черной дряни – вязкой, словно клей – которая замарала весь визор. Что только люди внутрь себя не заливают, и в кои веки это, холод и мрак, прекрасно!..

Каким-то чудом я поймал антигравом молнию и перекинул отправителю: шар грохнул так, что с потолка посыпалась мелкая пыль, но не успел поразить врага напрямую. Второй противник все еще что-то видел сквозь черную массу, залеплявшую шлем: он выстрелил снова, заставив меня нырнуть под стойку. Меткость снижена – и то ладно! Еще одна бутылка, пущенная барменом, пронеслась со скоростью пули, разбившись о стену и облив врага содержимым. Поймав очередной опасный «мячик», я просто ударил им сверху, помня, что эти жидкости должны хорошо гореть. И точно: «фараона» охватило синее пламя. Не опасно, но неприятно.

Тем временем заряд антиграва упал аж до восьми процентов. Обрушив на «шарометателя» сразу два барных стула и вновь укрывшись за стойкой, я спросил Жан-Жака:

– Беспроводная передача электричества?..

– От аккумулятора передать могу, – ответил андроид, швырнув две бутыли с интервалом в четверть секунды.

– Где этот чертов аккумулятор? – я всерьёз боялся, что робота сейчас размажут плазмой.

– Внутри меня. Куда передать энергию?

Бутылка, бутылка и шикарный бочонок! Что бочонок сотворил с «фараоном», засевшим слева, я не разглядел, но плазмомёт резко перестал нас беспокоить. Еще одну бочку бросил я. Столкнувшись с новой молнией, она испарилась: «шарики», видать, имели разную поражающую силу – от парализующей до летальной.

– Как куда? В этих двух… – я не мог подобрать правильного слова. Надо было спросить у Томми, как здесь величают настолько ужасных людей.

– Операция невозможна. Должно быть разрешение на доступ с той стороны.

– Ох ты ж пропасть! К ним наверняка мчится подкрепление!

– Я заблокировал дверь. И звукоизоляция стопроцентная!

Сквозь подступившую панику я разглядел на потолке водопроводную трубу, достаточно хлипкую, чтобы уже садящийся антиграв смог ее разломать. Вода хлынула фонтаном, щедро заливая разгромленный, обожжённый зал.

– Ты балбес! – заверещал Жан-Жак.

– Сняв голову, по волосам не плачут! Крышки столов из чего сделаны?

– Из стекла.

«Илмаринен» издал предсмертный писк и часто замигал красной лампочкой. Пожалуйста, нет… И эта чертова молния, как назло, мчится мне в голову. Сила поражения – летальная. Пожалуйста, нет…

Блок антигравом поставил за меня инстинкт самосохранения. Последняя доза энергии направила смертоносный шар в залившую бар воду. «Фараон» хоть и не сгорел, но умер почти мгновенно. Меня и Жан-Жака спасло то, что стойка находилась на возвышении, и пол под нами намокнуть не успел. Перемахнув через стойку, я проверил второго врага. Бочонок врезался в него с такой силой, что сломал шею, несмотря на защиту. Скорее всего, у робота-бармена стояли боевые программы, и я догадывался, кто над этим потрудился. Но какую программу закачали мне, если я не уступал ему в реакции? Волшебный эффект ледяной «Астии» или?..

Я кинулся к Вайолету, лежавшему на залитых кровью столешницах: его несчастная рука – сложный гибрид искусственных и биологических тканей – была отрезана и, обугленная, валялась на полу. Теперь ни змеистые фиолетовые дреды, ни татуировки, ни пугающая чернота застывших глаз не мешали мне видеть прежнего Тэцуо, возлюбленного Кэт, сына Юрковского, бывшего курсанта, которого я недолюбливал – потому что так было принято. Ни отца, ни сына я, напыщенный дурак, спасти не сумел. Не мстит ли прошлое тем, кто нахально его ворошит?..