Читать книгу Русские импульсы в творчестве Петра II Петровича Негоша - Людмила Циманович - Страница 6

Сборник «Зеркало сербское» («Огледало српско», 1845 г.) раскрыл талант Негоша-собирателя народных песен. В этот сборник вошли эпические песни, отражающие самые важные сражения сербов и черногорцев, начиная с 1702 года до времени правления самого Негоша. Нет ничего удивительного в том, что у антологии именно такая тематика: «Борьба – наиболее частотный предмет отражения в поэзии Негоша, борьба земная с силами тьмы, или, точнее, черногорская борьба против турок и других завоевателей, которая в понимании Негоша была наивысшим смыслом, истинной поэзией жизни. Ратный мир Негоша «пьян» от героизма, а героизм понимается как поэтическое вдохновение героя» [35, с.14].

В «Зеркале сербском» поэт стремился показать освободительную борьбу южных славян против Османской империи и «хотел читателям преподнести воспитательную книгу» [71, с.485]. Для этого сборника он собирал и записывал эпические песни (делал это сам либо «другие грамотные люди из Цетине» [71, с.485], редактировал, порой кое-что менял и добавлял. «Зеркало сербское» включает 61 произведение – некоторые песни сборника ранее уже публиковались в собраниях Вука Караджича, Симы Милутиновича или в альманахе «Грлица». Авторство некоторых песен приписывается его дяде Петру Цетиньскому. Что же касается авторства самого Негоша, то по этому вопросу до сих пор существуют разные мнения. Точно установлено, что песня «Бой на Мартиничах» (Бој на Мартиниће) – его сочинение. Вук Врчевич в книге «Жизнь Петра Петровича Негоша» утверждает, что песня «Разграбление Жабляка» (Похара Жабляка) тоже принадлежит ему. Н. Банашевич предполагает, что «Гибель Бечир-бега Бушатлии» (Погибија Бећир'бега Бушатлије) и «Нападение на Салковину» (Удар на Салковину) также являются оригинальными произведениями Негоша.

Как уже было замечено, в «Зеркале сербском» автор-составитель стремился материалом эпических песен проиллюстрировать самые важные события в истории сербского народа, черногорцев в частности. При этом ему удалось подобрать тексты так, что при описании сражений упоминаются их причинно-следственные обстоятельства, из которых перед читателем (слушателем) предстает полная картина народной жизни: здесь изложена география страны, быт, обозначены главные неприятели. Мотив предательства и духовного единства прослеживается во многих песнях. Согласно концепции Негоша, как составителя антологии, черногорцы не раз страдали, доверившись иноверцам, в том числе и венецианцам. При этом они готовы сражаться и жертвовать всем ради свободы, православной веры и идеи славянского единства, о чем свидетельствуют произведения, в которых поднимается тема России: «Милорадович, посланник Петра Великого» (Милорадовић посланик Петра Великога), «Чуприлич-визирь» (Ћуприлић Везир) и «Степан Малый» (Шћепан Мали). Включив данные произведения в свою антологию, Негош подчеркнул, что история Черногории неразрывно связана с борьбой славянских народов за независимость, в которой Россия сыграла важную роль. На Балканском полуострове – особенно.

В эпической песне «Милорадович, посланник Петра Великого», авторство которой приписывается Петру I Петровичу Негошу, повествуется об истоках русско-черногорских отношений и вековой дружбе между народами. Впервые данное произведение было опубликовано в «Истории Черногории» Симы Милутиновича (откуда и было взято Негошем), где оно приводится в качестве комментария к историческим событиям, легшим в основу песни. Обратимся к историческому содержанию произведения, чтобы понять, почему Негош выбрал его для сборника «Зеркало сербское».

Зарождение русско-черногорских дипломатических связей произошло в начале XVIII века, когда в Черногории правил митрополит Даниил Шчепчевич Петрович Негош (1670-1735), а в России царствовал Петр I Алексеевич Романов (1672-1725), который, пытаясь заполучить выход к Азовскому морю, вступил в войну с Оттоманской империей. Для того чтобы одолеть противника, Петр Великий стремился найти в границах Порты союзников-христиан. При дворе русского царя в то время находился генерал Савва Владиславич, серб по происхождению – родом из герцеговинского села Попово. Сима Милутинович Сарайлия в своей «Истории Черногории» утверждает, что именно генерал Владиславич порекомендовал Петру I просить помощи у черногорцев, которые «независимо живут среди своих могучих гор и вечно воюют с турками под предводительством своего православного владыки» [87, с.45]. Петр I согласился с предложением генерала, и вскоре по приказу, подготовленному Владиславичем, с детства знакомым с владыкой Даниилом, в Черногорию были отправлены два серба, находившиеся на службе у русского царя (Михаил Милорадович и Иван Лукачевич Подгоричанин) с грамотой русского правителя касательно взаимопомощи в военных действиях против Турции. Черногорцы с радостью приняли предложение братьев по вере, и в скором времени им удалось отвоевать несколько близлежащих городов. Однако ликование горцев было недолгим, так как в 1711 году Петр I заключил мир с Османской империей и, следовательно, черногорцы вынуждены были вернуться в свои горы. Положение изменилось лишь в 1715 г., когда, желая возродить государство и собрать вокруг себя черногорцев, владыка Даниил сам отправился в Россию, к Петру I за помощью. Русского императора восхитило мужество черногорского народа, «который без ничего, кроме голого геройства, восстал против всемогущего османского правителя, чтобы на поле брани разбить его и города и земли захватить» [87, с.58]. Петр Алексеевич издал указ о выплате Черногории ежегодной денежной субсидии в тысячу червонцев и впредь обещал поддерживать братский балканский народ.

Поскольку сборник «Зеркало сербское» является своеобразной историей Черногории, написанной народом и отражающей именно народное понимание описываемых событий, Негош стремился в нем представить самые значимые факты жизни черногорцев, привязывая их к конкретным сражениям и победам, впоследствии воспетым в народных песнях. Что касается песни «Милорадович, посланник Петра Великого», то здесь ситуация несколько иная: конкретные битвы не названы, а в конце произведения не воспевается победа. Однако нет в песне и акцента на поражении черногорцев. Если не обращаться к истории, то о серьезном поражении вообще трудно догадаться:

Михаило пође у Русију,

а остави у рат Црногорце.

Како тадер, тако и досадер:

вино пију, с Турцима се бију,

и браниће с' док једнога има

од свакога, толи од Турчина,

од својега двојног душманина,

душманина вјере и слободе!

Није сјенка слога црногорска:

нејма тога тко б' их ујармио,

то л' их отле некуђ призајмио! [100, V, с.39].

В то же время оптимистический пафос эпилога наводит на мысль, что победа черногорцев заключается именно в том, что они обрели братьев по крови и вере в лице русского народа, и, несмотря на то, что битва проиграна, сила славян заключается как раз в их единстве, которое еще успеет себя проявить:

Ви сте с Русма и једнога рода,

једне вјере, једнога језика:

већ сроднији бит нејмамо куда

кад ко Руси јесте и јунаци [100, V, с.36].

Народ верит в будущее славянского союза, и случившееся объясняет тем, что русский царь стал заложником обстоятельств:

Јербо худи гкласи допадоше:

Да се Петре с Турцим’ умирио,

Не по вољи, него по невољи,

Што га бјеху Турци опколили

Близу Прута студене ријеке,

Тер му помоћ диоћи не могаше,

Ни остало што је војсци нужно.

Ове гласе када разумјеше

И владика и сви спасољупци,

Уплака се мало и велико,

Свак жељаше христјанскога цара [100, V, с.39].

Последствия агрессии султана описаны уже в другой вошедшей в сборник «Зеркало сербское» эпической песне – «Чуприлич-визирь». Как и упомянутая выше, она повествует не о победе черногорцев, а, наоборот, о великом несчастье, которое их постигло. Данная песня охватывает события исторического периода с 1711 по 1717 гг., описывая поход великого визиря Османской империи Нуман-паши Чуприлича против Черногории в 1714 г., в результате которого страна фактически исчезла с политической карты региона:

Онда клети Турци одољеше:

попалише села и племена,

раскопаше цркве и олтаре

и манастир на поље Цетиње… [100, V, с.57].

Здесь также описано заключение союза с Венецианской республикой и предательство последней, договорившейся о перемирии с Турцией:

То му хвала и то му исплата

за његово врло пријатељство

што им дужде бјеше учинио,

предававши тужне Црногорце

да их кољу на земљу његову.

Хеј, лацманство, – далеко ти кућа! [100, V, с.58]

Собственно, предательство венецианцев было аналогично действиям Петра I и полковника Милорадовича во время кампании 1711 года. Однако в народном сознании отступление православных русских и прекращение войны католиками-венецианцами запечатлелось диаметрально противоположным образом: заложник обстоятельств русский царь противопоставлялся коварному венецианскому дожу. Немалую роль в формировании данных архетипов сыграла личность самого владыки Даниила и проводимой им политики. Будучи убежденным сторонником православного славянского союза, даже укрываясь от турецкой ярости в одной из пещер недалеко от Паштровичей, «одно письмо написал, из которого видны его отважный дух и рыцарство, даже в тех условиях не пошатнувшиеся, когда проявляя их, говорит: «Я москов, москов, москов!» [87, с.64]. В целях воплощения идеи славянского союза в жизнь, как уже было упомянуто, владыка совершил в 1715 г. поездку в Россию. Однако он понимал, что, к сожалению, «Бог высоко, а русский царь далеко, и что Черногория, принимая во внимание своих соседей, должна искать непосредственные средства и возможности, чтобы выжить» [138]. Поэтому кроме России, которая была опорой «больше моральной, обеспечивая при этом небольшую, но стабильную материальную помощь» [138], черногорский владыка вынужден был искать поддержки у Венецианской Республики, в которой тогда нашли укрытие многие его соотечественники, бежавшие из страны после похода Нуман-паши Чуприлича. Венецианцы весьма скептично отнеслись к русофильским взглядам владыки Даниила, однако нарастающая угроза Турции принудила их к союзу с черногорцами. «Черногорцы под начальством своего Владыки Даниила помогли Дожу взять Бар (Антивар) и Кастел-Новый от Турок» [88, с.70]. Однако в 1717 г. Венеция заключила мир с Османской империей, одним из условий которого была выдача укрываемых на ее территории черногорцев:

Дужд за њима Турке напуштио

по свој Боки и свему Приморју –

похваташе мало и велико;

што л' у ропство водити не хћеше,

исјекоше мало и големо,

пак отале сабље окренуше,

с допуштењем дужда од Млетаках,

тер се Турци отле помакоше

преко равне земље Арбаније

и узеше дужду пријатељу

сву Морију међу море слано [100, V, с.58].

В черногорском народном сознании «вину» венецианцев усугубляет исторически свойственная им подлость по отношению к православным славянам: согласно давней эпической традиции, отношения с венецианцами и другими католиками всегда оборачивались для сербских героев печальным исходом, о чем повествуется в ряде эпических песен («Женитьба Душана», «Женитьба Максима Црноевича», «Милош у латинян» и др.), из которых напрашивается простой вывод: «Латини су старе варалице» [44, с.13].

Несмотря на очередное наступление турецкой армии, последовавшее после венецианского предательства, черногорцы смогли собрать силы и отразить удар неприятеля в битве возле села Трнине, о чем говорится в песне «Нападение на село Трнине» (Удар на село Трњине), где также есть упоминания разрушительного похода визиря Нуман-паши Чуприлича:

Мож ли знати, јеси л' запазио,

кад пролази Ћупрелић везире

и похара тврду Гору Црну,

црногорске посјече главаре

на састанак и на вјеру тврду

на Ситницу под Ораховицу?

Не остаде ништа до камена

и крвава села на Трњине

од велике војске Ћупрелића. … [100, V, с.71].

Венецианско-турецкий союз против черногорцев в кампании 1717 года – не единственный в истории пример неприятельской взаимопомощи: через 50 лет со времен похода Чуприлич-визиря, Венецианская Республика опять предала своих славянских соседей, закрыв границы и таким образом оставив их без возможности пополнения запасов оружия и амуниции. А причиной очередного сплочения врагов стало появление в Черногории самозванца, представившегося российским убиенным императором Петром III, а вошедшего в историю под именем Степана Малого. Как же мог самозванец стать причиной военного наступления на Черногорию? Ответ на данный вопрос кроется в любви черногорцев к России и ко всему русскому. Владыка Василий Петрович Негош (1709-1766) «частыми рассказами о России и о своих поездках туда создал своеобразный культ этой страны, чем значительно поспособствовал тому, что в Черногории в XVIII в. посредством широкой народной молвы сложились предания о России, и у народа выработалась безграничная и непоколебимая вера в Россию, которая в Черногории была больше, чем в каком-либо другом регионе… Насколько русский культ в то время пленил Черногорию, лучше всего видно из полукомической авантюры афериста Степана Малого Райчевича» [139, с.497-498].

Правление в Черногории самозванца Степана Малого подробно описана Симой Милутиновичем в его «Истории Черногории», где автор наряду с историческим комментарием приводит эпическую песню, впоследствии включенную Негошем в сборник «Зеркало сербское». По мнению исследователя Н. Банашевича, авторство данной песни принадлежит Петру Цетиньскому.

Следует отметить, что Негош, включая данную эпическую песню в свой сборник, значительно ее дополнил: у Симы Милутиновича – 128 стихов, а у Негоша – 358 стихов, что, в свою очередь, свидетельствует об особом интересе поэта к данному эпизоду истории.

В сборнике Негоша песня носит название «Шчепан Малый», тогда как Милутинович в своем сборнике «Пҍваннiя церногорска и херцеговачка» поместил ее под заголовком Богованҍ[88, с. 78], а в «Истории Черногории» ее название вовсе не указано: только из комментария читателю становится понятно, о каком самозванце идет речь. Негош же специально добавляет строку, в которой упоминает имя самозванца, подчеркивая тем его особую роль в истории своей страны:

Милутиновић:

Што се эдан чоек огласио

Под именом Цара Руссинскога

Међу наше земле и државе,

У каменну ломну гору Церну;

За нега е народ прионуо,

Ка’но деца за своега Оца

[87, с.96]

Његош:

што се један човјек огласио

под именом цара русискога

међу наше земље и државе,

у проклету ломну Гору Црну.

Шћепан Мали зове се именом;

за њега је народ прионуо,

како ђеца за својега оца.

[100, V, с.160]

И хотя в текстах обоих произведений самозванец не действует, и нет в них больше русских мотивов, тема России здесь представлена косвенно – черногорцы сражаются за православную веру, которая и роднит их с восточнославянским народом:

Удри сваки за вјеру ришћанску,