Читать книгу Дороги, ведущие в ад - Людмила Хлопец - Страница 3
1 Глава
ОглавлениеПермь – большой город и в нем, как и во многих других городах миллионниках, всякого сброду хватает. И бомжей, которых всякий за версту обойти старается, охваченный дурманом годовалой не мытости. И попрошаек тех, что проходу не дают, вызывая толи жалость, толи отвращение. И как бы смирившись к не понятным объектам, зачастую стараются не обратить внимание и пройти мимо. А цыгане?! Остановишься на минуту, бывало, заговорит тебя цыганка, глядя черными глазами и все, считай, что пропали денежки последние. Сам отдашь, а после и не поймешь, что да как произошло, будто бы сам черт коснулся. За окном был обычный, еще совсем теплый денек августа 2000г. Улицы города, как всегда были наполнены суматохой людей и машин. Магазины, в которых торговля шла как никогда лучше, были битком народа. А все потому, что заботливые родители, готовили своих чад к первому сентября, оставляя кругленькие суммы в отделах одежды и всякой мелочи. Но и крупные продуктовые магазины не пустовали. Такие места, независимо от праздников наполнены жителями города. Особенно, во второй половине дня и по выходным. Люди то и дело заходили и выходили толпами, с полными сумарями. Молоденькая девчонка в белом платьице, постукивая каблучками, поднималась по лестницам такого вот магазинчика. Она была настолько занята своими мыслями, что не заметила старую цыганку, которая преградила ей путь. Вздрогнув от неожиданности, семнадцатилетняя девушка из любопытства решила выслушать ее и остановилась. «Черные ждут тебя дороги – страшные. Будешь ты счастлива, если выдержишь все испытания, а они – ой какие не легкие будут. Вижу зверя в тебе, чутье его и силы не человеческие. Он и поможет справиться и побороть зло. «Женщина в подробностях предсказывала события Аллочке, которые были предначертаны ей судьбой. Охранник из магазина, увидевший цыганку, громко закричал, размахивая руками, словно отгонял назойливых мух: «Что к людям пристаешь?! Пошла от сюда! Будто опомнившись от этого крика, Алка машинально схватилась за барсетку обеими руками. «Не надо мне твоих денег!» – возразила ей цыганка. «Я просто хотела тебя предупредить». И с этими словами, женщина словно испарилась. «Развелось, тут цыганя, проходу не дают!» Не унимался ворчливый охранник. Девушка тем временем, заходила в магазин, отмахнув от себя все сказанное цыганкой. И в этот момент, так неожиданно прокатился раскат грома. В душу закралось не доброе предчувствие. И хотя, Алла Родимова, не считала себя фаталисткой, все же она с настороженностью отнеслась к этому явлению природы, которое словно в подтверждение циганкиным словам, внезапно обрушилось на жителей города. И глядя на мрачное небо, которое минуту назад было ясным, согревая жаркими, солнечными лучами, Алка подумала: «Чертовщина какая-то!» Лишь купола старой церквушки, все так же ослепляли и завораживали взгляд, даже в ненастную погоду. Только теперь, девушка увидела церковь, в которой никогда не была раньше. Это место – как знак судьбы, его невозможно было избежать, как и предсказанные события. Только этого Аллочка не знала, как и то, что через много лет ее вернут сюда вновь. Незримою рукой высших сил, как избавление от зла, с благословением на светлое будущее. Ненастную погоду пришлось пережидать под крышей магазина, периодически заходя обратно, чтобы отдохнуть от тяжелой сумки с продуктами. До общаги Алла брела в тяжелых раздумьях. Ноги насквозь промокли и модные туфельки на каблучках, больше напоминали галоши, после невероятно дождливой грозы. Но совсем не об этом думала светловолосая девушка. Ее беспокоили предсказания цыганки, которая исчезла также внезапно, как и появилась. «Может зря я сюда приехала? Может, вовсе не надо было ехать в этот город, к тому же оставлять маму одну?» И от воспоминаний, как провожала ее мама этим летом, у Алки навернулись слезы. Автобус давно был набит пассажирами, но дверь все еще была открыта. Глядя на родного человека, Алла не могла себя заставить сделать хотя бы один шаг и продвинуться в салон автобуса. «Ты только не пей, мамочка, я тебя очень прошу. Я обязательно буду приезжать к тебе – обещаю!» По маминому лицу, так постаревшему за последние годы, ручьями текли слезы. С того момента, когда захлопнулась дверь рейсового автобуса, перед глазами дочери, неумолимо стояла эта картина. И теперь, по дороге в общагу, ее терзали сомнения, правильный ли выбор она сделала, что приехала в Пермь, поступать в медицинский институт. «Я же сама мечтала уехать из родительского дома и подальше». Думала про себя девушка «Чтобы не видеть этого пьянства беспробудного и не слышать новых материнских обещаний о том, что с пьянкой покончено. «Почему же теперь, так хочется вернуться обратно. Прижаться к ее груди, как в детстве, и сказать давно забытые слова: «Мамочка, я тебя очень люблю!»
Сердце сжимается от боли мое.
Но все, же твердит, мне как прежде оно:
Живи и борись, сколько есть в тебе сил.
Не злись понапрасну и воли не дай-
Обидам, которые льют через край.
Живи, не стыдясь, своих прожитых дней.
Ведь важно прощенье – другим и себе!
Автор
Родилась Алла Родимова в самой обычной семье, в не безъизвестной деревне Кондратьева Слобода, неподалеку от древнего города Чердынь. Эти северные места Пермского края, славятся глубокой историей, как известной деревни, так и Чердыни в целом. Более четырехсот лет назад, древне-Уральская столица подвергалась набегам татар. Самая памятная битва, произошла близ д. Кондратьева Слобода. 85 воинов были найдены у брега покрытой льдом р. Вишеры. С тех времен и по сей день, они почитаются местными жителями как защитники славного города и святые. Этому свидетельствует икона, которая находится в музее Чердыни. В доме, где выросла Аллочка, дети были родные по матери от двух отцов. Сестры-двойняшки, Алла и Даша, родились от первого брака, их матери Астафьевой Марии Ивановны. Когда им было по пять лет, их отца, Родимова Сергея Степановича посадили в тюрьму. Двойняшки любили отца и, несмотря на маленький возраст, хорошо помнили его. Он в свою очередь, высылал жене деньги на детей и писал слезные письма, сожалея о своей загубленной жизни. Вскоре, Мария Ивановна вышла замуж во второй раз, взяв фамилию мужа. Отчим Аллы и Даши, был хорошим человеком. К старшим детям, относился как к своим, проявляя отцовскую любовь и заботу. Работал Данил Алексеевич ветеринаром и пользовался уважением у местных жителей. Пил, строго по праздникам, от того наверно и успевал он все. Держали скотину разную в тридцать голов. И земля двадцати соток, благодаря трудолюбию, не скупилась на богатый урожай. Подрастающие дочки, тоже помогали по хозяйству. Соседи же завидовали «полной чаше» зажиточной семьи. Откровенно косились и шушукались за спиной. «Ишь, какого мужика рукастого отхватила!» Судачили деревенские бабы вслед Марии Ивановне. «И детки то все чистенькие, да накормленные!» Вторили бабушки на лавочках. К тому времени, появилось еще трое деток: хорошенькая Валечка, озорной мальчуган по имени Никитка и самая младшенькая из всех – Аленушка. Единственным человеком, который без зависти и с любовью относился к многодетной семье, была Ефросинья Астафьева. Она являлась родной матерью Данилы Алексеевича. Внуки души не чаяли в своей бабушке. Не успеет еще к калитке подойти, а розовощекие карапузы-поготки, уже бегут ей на встречу. «Баба Фрося идет!» Облепят со всех сторон добрую старушку и наперебой рассказывают ей, о своих очень важных делах. «У нас сегодня, Мурка родила пятерых котят! Представляешь, бабуля!» Визжала от восторга, старшая Валя. «Не родила, а окотилась». С искренней улыбкой, отвечала бабушка. «Почему окотилась?» Нахмурившись, спросила упрямица-внучка. И серьезно так, по детски, начала рассуждать: «Люди ведь рожают… и к тому же, баба Фросичка: у мамы – нас пятеро и у Мурки – пятеро котят. Поэтому вот… и родила. Бабушка поцеловала рассудительную внучку и больше ничего ей не сказала. Только глаза у нее, улыбались и светились от счастья. Никитка, как подобает маленькому джентльмену, не перебивал сестер, позволив высказаться обеим. Младшей Аленке, было присуще обидеться на кого-нибудь и пожаловаться взрослым. Не теряя возможности и на этот раз, она причитала: «Баба Фося, а вот старшие – Алка с Дашкой, дразнят меня, что я кохтавлю слова. Еще и маленькой называют!» С обидой, надула губки Аленка и погрозила пальчиком. «А мне уже тхи года, я в школу скохо пойду и тоже ученой стану!» «Конечно, станешь, Аленушка». Подзадоривала бабушка Фося. «Главное, внучата мои, не то, как люди говорят, а что они говорят и какие поступки совершают. Мне важно, чтобы вы людьми хорошими выросли». Поучала своих внучат, Ефросинья Астафьева. И конечно, любили пить чай с малиновым вареньем всей дружной семьей, вместе с бабушкой. Старшие, Алла с Дашей, сами бегали к бабушке Ефросинье, которая любила двойняшек как родных. И домой отправляла, всегда с гостинцами. Уехав учиться в Пермь, Алка часто тосковала о родительском доме и о близких людях. Судорожно напрягала она память, чтобы вспомнить что- то очень важное из своего детства. Лица тех троих мелких – Вали, Никитки и Аленушки, просто не возможно было забыть. Как они радовались, играли, обижались. И конечно то, как часто они с Дашкой, чудили над малышней. А еще, вот: когда папка приставку домой принес, в подарок детям. Эти игровые приставки – только, только появились в продаже. И конечно, на деревне – в их семье, она была первой. «Ты уже два часа играешь, Алка, имей совесть!» Не унималась Дашка. «А ты, вчера – три часа, запускала игры с Марио, пока я в школе была. Специально, наверное, «закосила» от учебы, мол, зуб у нее разболелся». «Ничего я не косила!» Возразила Дашка. «Вот и жди спокойно своей очереди, без истерик». Оставляла за собой, последнее слово Алка. Она всегда занимала лидерскую позицию и Даша, не выдерживая напора – уступала сестре. Да и мелкие туда же – все время мешались под ногами. В ушах звучала, словно одна и та же пластинка: «Дай поиграть». Главным оружием у них было: «Я маме скажу». Отличный способ манипуляций, во все времена. И нехотя так, вразвалочку, сестры – двойняшки уходили гулять, процедив сквозь зубы: «Мелюзга настырная, чуть что – Сразу мамкой прикрываются». А вообще, любили они младших, хоть и часто думая, что те – им досаждают.
Ах, детство мое —
В той родимой сторонке.
Вернуть бы назад,
Хоть на краткий бы миг.
Тебя – где братишка один
и сестренки.
Привычное слуху —
Мычанье коров.
И маминых глаз —
Что светились от счастья.
Нет, нет, – не забыть,
Тех счастливейших лет.
Где реки шумят.
И, конечно же, помнят:
Свиданья, улыбки,
В Уральских местах!
Автор
Но все хорошее – когда нибудь кончается. То ли добрая сказка, вечной не бывает. То ли людей завистливых много, которые языком своим злым, изурочили да испортили все. В один из страшных, роковых дней, рухнули все представления о счастье. И жизнь, в которой так беззаботно, ни в чем, не нуждаясь, привыкли находиться дети – показалась сущим адом. Алке, с ее сестрой – двойняшкой было по четырнадцать лет, когда не стало отца. Данил Алексеевич, в последнее время, много болел. После затянувшегося, простудного заболевания, у него обнаружили пневмонию, от чего в последствии он и скончался. Убитая горем вдова, как бы ни замечала вокруг никого в этот день. И уже, похоронив мужа, устраивали поминки, накрывая на стол. Дети, понимая мамино состояние, не трогали ее и не докучали ей. Казалось, Марья Ивановна, все делала машинально, ее ничто не отвлекало и больше не заботило. Даже бешенное, непрерывное мычание Зорьки, которая была не доена второй день, не возвращала в реальность молодую вдову. И конечно, никто не знал, что это мамино состояние, продлится на долгие годы, вдобавок, с затянувшимся алкоголизмом.
Тот голос вдовы,
Как из бездны звучал.
И руки ее, распростертые к небу.
Верните того —
Что судьбою мне дан.
Ведь смысла теперь,
В моей жизни, уж нету.
И эхом откликнулся,
Спящий Полюд.
И прокатился по Чердыни гулко.
От всех девяти… колоколов.
Как скорби печать,
Так волнительно, долго.
Автор.
Время не стоит на месте и со дня похорон Данила Алексеевича, прошло полгода. Дом Астафьевых, превратился в проходной двор. В него, то и дело заходили деревенские бабы и мужики. Они откровенно спаивали Марию Ивановну, не обращая внимания на голодных детей. Тащили все, что только можно: технику, ковры, сервизы. А расплачивались за все – водкой. Все нажитое добро, хозяйка дома, отдавала почти даром, а корыстные соседки, продолжали ходить и клянчить. «Чего же тебе, Марьюшка, жалко? Мы же, не за так… Да и чего, добру пропадать?!» «Мама, опомнись!» Пытались вразумить, старшие дочери, все еще не веря в жуткую реальность происходящего. «Подумай хоть о младших, они ведь совсем еще маленькие!» «Не ваше дело!» Рычала в ответ мать и вновь прикладывалась к бутылке. Добрая старушка, Ефросинья Астафьева, все чаще стала заходить, в когда – то зажиточный дом и подкармливать детей. В один из таких дней, сердце Ефросиньи Астафьевой, не выдержало и она забрала к себе, младших внуков. Это Аленка, самая младшенькая пожаловалась, что они ничего не ели в ее отсутствие. В школе, где учились сестры – двойняшки, стала ходить дурная молва о их семье. Учителя, стали внимательней к девочкам, хотя по учебе у них не было проблем. А вот утешить, пожалеть и где – то поговорить по душам, старался каждый из них. Особенно болезненно, эту новость восприняла Александра Федоровна, учительница по трудам. К двойняшкам, она всегда относилась с теплом – по матерински. Может потому, что сама была одинокой, без семьи и детей. Больше всех, Александра Федоровна любила Дашу, ведь она была, ее лучшей ученицей. Вскоре, над ней и оформила опекунство, одинокая женщина. Добрая и терпеливая учительница, вложила все самое лучшее в девочку, в том числе, и свои профессиональные навыки. Впоследствии чего, ее приемная дочь, выучилась на швею. А чуть позже, стала успешным дизайнером. Несмотря на то, что Дашина судьба, сложилась более удачно, чем у Аллы, видеться они стали только в школе и то – последний год. Алла планировала закончить 11 классов, а ее сестра, после девяти классов, уйти в училище на швею. Теперь, Алла осталась одна с матерью. Много работы, легло на ее плечи по хозяйству. По мере того, как взрослела девушка, ее мать стала больше прислушиваться к ней. Пила, конечно, но где – нибудь втихаря, без собутыльников. Для запойных соседей, впредь, дверь была закрыта. Это она – Алла так решила, чтобы как то продлить жизнь своей матери. Стать врачом, Алла мечтала с детства. Своим куклам и игрушкам, по утрам она мерила температуру. Ее любимцем, был плюшевый медведь – вечно «залеченный», своей хозяйкой Аллочкой. Она то и дело, меняла ему повязки, ругая неуклюжего Тимошу за то, что он вечно где – то бродит и разрезает себе лапы. Операций, у бедолаги мишки, было тоже предостаточно. Однажды, заглянет мама в комнату, а маленькая Аллочка, вату из Тимоши достает. Он у нее, на столе лежит, с большущим разрезом на груди. «Что это ты делаешь, Аленький, с бедным Тимошей?» «Ты не понимаешь, мама… он очень, очень болен, мой Тимоша. Вот, смотри: что показывает снимок?» Девочка протянула листок, на котором у медведя, было нарисовано сердце, черного цвета. «И что это означает?» С напускной серьезностью, спросила мама. «А то, и означает, что сердце у него болит и я его, меняю на новое». И сейчас, кстати, у меня идет операция, а ты без халата!» По – деловому объяснила дочь и нахмурила бровки. «Извините меня, тетенька врач, я позже зайду». И Мария Ивановна, с еле сдерживаемой улыбкой, вышла из «операционной», прикрыв за собой двери. И конечно, все без сомнения знали, что когда Аленький (так ее называли в детстве родители) вырастет, то обязательно пойдет учиться в медицинский. Первый, учебный год в институте, подходил к концу и студентам, оставалось сдать экзамены. В общаге, всегда такой шумной, воцарилась тишина. Большинство девчонок и парней, разъехались по домам. Многие из них, приехали из деревень, как Алла Роднина и ее подруги по комнате, Валя и Соня. Пару раз, на праздники, студентка Аллочка, приезжала в родные места, попроведовать маму. Девушку по – прежнему тянуло туда, где начиналось безоблачное когда – то, ее детство и теплые воспоминания, связанные с ним. В Кондратьевке, (так называли местные жители, свою деревню – Кондратьева Слобода) по – прежнему царили, покой и тишина. Если бы не дворовые пустолайки, да кудахтающие курицы, можно было сказать на первый взгляд, что это – заброшенная деревушка. Старенькие избы, были окружены кустами сирени, что несомненно, завораживало своей красотой и ароматом, особенно приезжих людей. Вот наконец, и долгожданная, родная калитка, за которой показался не ухоженный, заросший травой участок. Начав взрослую жизнь, студентка Аллочка, окончательно избавилась от некогда наивных суждений и пустых иллюзий. Она уже знала, что мама никогда не бросит пить. А ведь раньше, она так любила выращивать цветы, каких у нее только не было. Ярко – оранжевые герберы, которые так напоминают ромашки. Еще в детстве, бывало: бегают по грядкам сестры – двойняшки, дурачатся. Сорвут цветок гербера и шепотом так… чтобы никто не услышал: «Любит, не любит»…Аллочка все на Степку гадала, она по нему с первого класса сохла. Мать как увидит один раз в окно, что дочери от цветков лепестки отрывают, так за ними – по тем же грядкам, с поленом в руках. Выращивала она целозию, которую в народе прозвали петушиным гребешком, из – за ее формы и окраски. Мальва, как казалось девочкам, превосходила по красоте, все многочисленные мамины цветы. Высокими и вьющими стеблями, мальва обвивала детские качели, беседку и кое- где украшала калитку крупно – белыми, желтыми и красными цветами. А теперь, ничего нет: пустота одна. Лишь пьяные разговоры, доносившиеся из ветхого дома. С протяжным скрипом отозвалась родная калитка, известив веселую компанию, о нежданном госте. Выглянув в окно, хозяйка дома всплеснула руками: «Это же цветочек мой, Аленький!» И выбежала на улицу. Соседи, к которым Аллочка питала откровенную неприязнь, быстро засобирались по домам. «Да ты садись, доченька, устала небось с дороги – голодная. Я щас – мигом, картошечки отварю и соленых огурчиков под закусочку нарежу». Не унималась Марья Ивановна. Даже переодеться сбегала и волосы заколола. «Ты же одна от меня не отвернулась, хотя я сама во всем виновата. А кошмары, какие мне снятся.… Мучаюсь я, уж себе не рада. Да только, ничего поделать с собой не могу». Все каялась Мария Ивановна дочери, утирая слезы. Алка, с задумчивостью смотрела в окно, понимая, что теряет самого близкого ей человека. Справившись с тяжелыми мыслями, Алла как можно спокойнее ответила: «Ты всегда, останешься для нас мамой, какой бы ты ни была. И не нам, тебя судить». Алла сжала ладонями мамину руку и с нежностью, как в детстве, посмотрела ей в глаза: «Все хорошо, мам, я дома! Давай, больше не будем о грустном». «А как твоя учеба, доченька?» С более веселой интонацией в голосе, спросила Марья Ивановна. «Не волнуйся, с ней у меня никогда не было проблем». «С девочками, мальчиками, дружишь?» «Конечно, у меня много друзей и подруг». «Лучше бы маме не знать, как проходит наш отдых с друзьями». Пронеслись мысли у Аллочки в голове и тут же исчезли. «Кстати, мне никто привет не передавал?» С оттенком смущения, спросила Аллочка. Мария Ивановна вся просияла и задала встречный вопрос: «Неужто про Степку, до сих пор помнишь? Ты же еще в детстве, была в него влюблена». «Я о нем, никогда и не забывала. Это же первая моя любовь!» «Не знаю, Аленький, стоит ли тебе с ним дружбу водить, уж больно много желающих. Бабы дерутся из – за него, он ведь видный парень. Да и пьет не так, как наши, здешние. Ты же знаешь, доченька, что у нас все, от мала до велика пьют, кто меньше, кто больше. Пропащая наша Кондратьевка, уезжать от сюда надобно – куда глаза глядят. Со словами матери, Алла вдруг, слова цыганки вспомнила, только вслух не сказала. «Набрехала все, цыганка старая». С этим и тряхнула головой, словно все мысли выбросила. «Ладно, мам, пойду прогуляюсь, может встречу кого. В глазах Марии Ивановны, отразилась жгучая тоска. Именно так, она смотрит на дочь, когда они расстаются. Алла, будто прочитав эти мысли, произнесла: «У нас с тобой, еще все лето впереди!» «Хорошо хоть, матери не «раскололась» о своих «подвигах». Думала про себя Аллочка, выходя из дома. А тяга, к этим сомнительным «подвигам», проявилась еще в начальных классах. Поначалу конечно, так… по мелочи: красивую ручку, или чью – то тетрадь слямзить. В основном у тех, кто был крайне неприятен ученице Аллочке. Особенно, она не любила Светку Сорокину. Она вечно совала нос, не в свои дела. Отца у нее не было и жили они с матерью, достаточно скромно – без излишеств. Выходят, бывало, сестры – двойняшки из школы, а Светка подбежит сзади, толкнет второклашку Аллочку и язвительно так, брякнет чтобы все услышали: «Папка то у вас не родной, говорят, а который родной – тот тюремщик». И стоит ржет, как дура, показывая на двойняшек пальцем. Алка хоть и была ниже ростом, а все ж развернулась и схватив «Сороку» за воротник, отчетливо произнесла: «Если ты – еще раз, скажешь хоть слово про моих… и тут она осеклась. Короче, языком не мели – не твое это дело». Неприязнь одноклассниц, еще более затягивалась. И Алка, начала конкретно пакостить Сорокиной в отместку: то парту измалюет, то скрадет у нее чего. А однажды, вот потеха была, у всего класса над «Сорокой», которую никто не любил. Алка пришла в класс, чуть раньше остальных и измазала Светкин стул, супер клеем. Как смылась из класса, никто не видел. Отсидевшись, некоторое время в туалете, зашла в класс, как ни в чем небывало. Прозвенел звонок на урок и Тамара Павловна, учительница по математике, уже писала задачу на доске. Светку, она часто вызывала к доске, т.к она была лучшей ученицей по математике. И та, очень быстро возгордилась перед ребятами: « мол, смотрите и учитесь!» Этот день, был не исключением. Перед тем, как вызвать очередную жертву к доске, Тамара Павловна, тщательно протирала свои очки. Она будто специально растягивала удовольствие, чтобы пощекотать нервишки тем ученикам, которые были готовы залезть под парту. Но на самом, то деле, Тамара Павловна, была учителем в «возрасте» и плохо видела. Наконец, окинув взглядом класс, она произнесла чуть ласковым голосом: «Света Сорокина, к доске!» Отличница, задрала нос и высокомерно бросив взгляд на ребят, встала из – за парты. Клей, оттянулся от стула тонкими ниточками и повис у Светки на юбке. Но она, ничего не заметила. Проходя мимо парт, смешной парень, по имени Колька Семенов, приклеил вдобавок листок, на «мягкое место» Сорокиной, которая прошла мимо. На нем, крупными буквами, было написано: «Сорока – стукачка». Светка, конечно, сама виновата, сдала с потрохами полкласса на прошлой неделе, который сбежал с последних, двух уроков. Тамара Павловна, с восхищением наблюдала за отличницей, которая бегло царапала мелом на доске. А одноклассники, все как один, еле сдерживались от смеха. Вдруг, учительница в очках, подошла ближе к Свете Сорокиной и спросила в недоумении: «Светочка, что это у тебя, сзади?» Увидев надпись, Сорокина как завопит, на весь класс: «Это все Родимова – стерва, я в этом уверенна!» «Что ты, Светочка, успокаивала ее Тамара Павловна, Алла сегодня чуть ли не последняя зашла в класс, я это видела собственными глазами». Учительница поднесла руки к очкам, как бы в доказательство сказанному. И всем почему – то стало от этого смешно, одной «Сороке» было не до смеха. Тамара Павловна, строго посмотрела на учеников и смешки сразу затихли. «Мы обязательно разберемся, в этой жуткой, хулиганской выходке. А пока – сходи, приведи себя в порядок, я тебя отпускаю». «Пронесло!» Подумала про себя Алла. «Так ей и надо, этой «Сороке.» Впредь, будет смотреть, куда садиться». Тамара Павловна, не делала поспешные выводы, т. к, Аллочка с ее сестрой Дашей, учились прилежно и по математике справлялись не хуже, чем по другим предметам. Как – то на физкультуре, в раздевалке, Алка пыталась стянуть у своей одноклассницы, красивую брошь с камушками, в виде мерцающей змейки. «Ничего, Зинка Мухина не из бедной семьи, не убудет с нее». Думала Алка и трясущимися от волнения руками, ковырялась с застежкой. Но тут, так некстати, «Сорока» нарисовалась и подозрительно процедила сквозь зубы: «Че ты тут, делаешь?» Алка молниеносно схватилась за колено, ее лицо вдруг, исказилось в страдальческих муках. «Колено ушибла, когда через козла прыгала. Все видели и физрук отпустил. Можешь спросить, если не веришь». Алкины вещи, нарочно были приготовлены заранее, чтобы идти домой. И потерев ладонью колено, Алка начала переодеваться, сопровождая каждое движение, протяжными стонами. Сорокина, постояла молча, без язвительных замечаний и удалилась обратно, в спортивный зал. Ей было нечего сказать, на этот раз. Как говорят: «Не пойман – не вор!» Этот план, Алка продумала с самого начала и ей, поверили все – даже родная сестра. Но на этот раз, она решила переждать, до следующей недели. Чем дольше, Алка не получала желаемого, тем сильнее становилась ее тяга, спереть какую либо вещицу. Даже, если в последствии, эта вещь оказывалась, ей совсем не нужна. Эту змеевидную брошку, она все таки стащила, но при более удобных обстоятельствах, спустя неделю. Все чаще, в пятом «Б», стал подниматься вопрос о кражах, в том числе, и на родительских собраниях. Но уличить в этих кражах, примерную ученицу Аллу Родимову, никто не мог. Хотя, некоторые одноклассники, с которыми дружила Алка, догадывались о совсем не случайных пропажах, но упорно молчали. То ли уважали они Родимову, за ее неуловимость, то ли побаивались. Все эти мелкие, Алкины кражи, были так – ради забавы. Но осмысленные кражи – те, что совершают очень часто, кому – то во благо, имели свое начало после смерти отца. Именно тогда, когда младшие – две сестры и брат, сидели голодом. И даже после того, как бабушка Ефросинья забрала их к себе, Алка нет – нет, да приносила краденые продукты и овощи. Ведь ей было тяжело с тремя, попробуй ка, всех накорми, напои. За овощами, Алка лазила по чужим огородам, в темное время суток. Ни одна собака в округе, да и в соседних деревеньках, не подавала голоса, завидев хоть издали девушку. То ли потому, что ее знали. То ли боялись, почуяв неоспоримое превосходство над ними, не просто человека, но вожака. Ходили слухи по деревне, что много лет назад, во дворе у Астафьевых, жила волчица на привязи. Они не распространялись о новом члене их семьи и всячески уходили от расспросов, любопытных соседей. В окрестностях Кондратьевки, часто слышали волчий вой, особенно по ночам – в полнолуние. Теперь, дом Астафьевых, обходили стороной, в том числе и его жителей. Хотя, со стороны – наблюдали за чудаковатой семьей, особенно, за детьми и их поведением. Аллочкины друзья, приходя домой, не могли удержаться от восхищенных рассказов, своим родителям, об удивительных способностях, своей подруги. Она умела выть, как настоящая волчица и охотно, вставая на четвереньки, демонстрировала свои приобретенные навыки. Часто, дурачась – любила приукрасить: «Мол, в полнолуние – я спускаю с цепи своего зверя и мы вместе, воем на луну. Она многому учит меня, моя волчица. Показывает, как раньше охотилась и загоняла в угол свою добычу. После этих рассказов, родители настрого запрещали своим чадам, водить дружбу с соседской девочкой. Но прошло время и разговоры о волчице прекратились. Осталась легенда, в которую одни верили, а другие нет.