Читать книгу Иоанн III Великий. Первый российский государь. Летопись жизни. Часть II - Людмила Ивановна Гордеева - Страница 4

В 22 года Иоанн III Васильевич наследовал отцу и стал единоличным правителем Владимирской и Московской Руси. Однако в первые годы его княжения мы видим – и летописи отмечают это – что перед совершением всякого крупного мероприятия, будь то женитьба или военный поход, великий князь советуется с митрополитом, матушкой и боярами.

Да, он советуется, но теперь во всех заметных мероприятиях Москвы мы видим четкий план, расчёт и предусмотрительность. Каждое важное мероприятие тщательно готовится. Самое интересное, что оно готовится не только физически, материально, но и политически, и нравственно. Уже в то время молодой властитель понимал: человек должен знать, ради чего он совершает подвиг, должен быть готов к нему духовно. Иоанн добивается того, что и летописец, и мы, читатели, а значит, и все участники событий того времени, хорошо знают причину, которая вынуждает московское воинство выступить в тот или иной поход, сражаться, рисковать жизнью. Недопонимание происходит лишь однажды: во время знаменитого «Стояния на Угре», но этому есть свои причины. Но и там все поступки государя оправдывает блистательный результат.

Иоанн III был первым великим князем московским, который не поехал на «поставление», то есть для утверждения на престоле в Большую (Волжскую) Орду. Он распорядился прекратить чеканить русские монеты с именем хана. Не имеется также никаких данных о том, чтобы во время его правления выплачивалась какая-либо дань. Конечно, существует упоминание в Духовной грамоте его отца Василия Тёмного о «выходах» и даже о дани: «А как почнут мои дети жити по своим уделом <…> моя княгини и мои дети выход учнут давати сыну моему Ивану и с своих уделов. А переменит бог Орду, и моя княгини и мои дети возмут дань с своих уделов себе, а сын мой Иван в то у них не вступается».¹

Однако этот факт вовсе не говорит о том, что Иоанном выплачивалась кому-либо дань, хотя и он продолжал собирать «выходы ордынские». Ведь удельные князья никаких иных средств в общий бюджет не вкладывали, хотя сполна пользовались результатами деятельности централизованной власти: безопасностью, которую им, их купцам и населению обеспечивало великокняжеское войско, его оснащение современным на тот момент оружием. Немалые средства расходовались на содержание наёмного татарского войска, на весьма затратную посольскую деятельность. Это подтверждает Духовная грамота самого Иоанна, где есть подробное описание того, куда идут те самые собранные с полунезависимых уделов средства (налоги, дань):

«А дети мои, Юрьи з братьею, дают сыну моему Василью с своих уделов в выходы в ординские, и в Крым, и в Астарахань, и в Казань, и во Царевичев городок, и в-ыные цари и во царевичи, которые будут у сына моего у Василья в земле, и в послы в татарские, которые придут к Москве, и ко Тфери, и к Новугороду к Нижнему, и к Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани к Старой, и к Перевитску ко княж Феодоровскому жеребью рязанского, и во все татарские проторы, в тысячю рублев».²

Несомненно, что ни одному из перечисленных орд и городов Русь дани не платила, наоборот, документы говорят, что и Казань, и большинство других упомянутых в Духовной грамоте территорий сами платили подати (дань) Москве. Не облагались каким-либо налогом в московскую казну, как уже упоминалось, лишь удельные князья, хотя и они сполна пользовались плодами свободы и независимости государства. «Выходы ордынские» были их единственным вкладом в общую копилку. Понятно, что великий князь не собирался от него отказываться. Мало того, и младшим детям он наказал в Духовной грамоте платить те же самые «выходы» своему преемнику на троне Василию III, хотя к тому времени Большой Орды уже не существовало. Государь, справедливо считая, что удельные князья, должны нести часть бремени общегосударственных расходов.

Летописи и другие документы начального периода правления Иоанна называют его, как и отца, в основном просто великим князем.

Год 1463

Мирное присоединение к Москве Ярославля. Своё самостоятельное великое княжение Иоанн начинает с мирного присоединения Ярославского княжества: «Того же лета князи Ярославские отступились вотчины своей Великому Князю по хлопотам Алексея Полуектовича, дьяка великого князя».³

«В год 971 (1463). В городе Ярославле, при князе Александре Федоровиче Ярославском, у святого Спаса в монастыре у братии явился чудотворец, князь великий Федор Ростиславич Смоленский, погребенный с детьми – с князем Константином и с Давыдом, и совершилось у их гроба прощение множества людей – исцелялись вез числа. Всем же князьям ярославским эти чудотворцы явились не на пользу: распрощались те со всеми своими владеньями навеки, отдавали их великому князю Ивану Васильевичу, а князь великий взамен их владений дал им другие волости и села; и изначала хлопотал о владеньях тех перед князем великим прежним Алексей Полуектович, дьяк великого князя, чтобы владенья те никак не вернулись им обратно».⁴

Летописец искренне сокрушается о потере ярославскими князьями своих владений, осуждает хитрых, на его взгляд, обманщиков. Ему нет никакого дела до идеи единства Руси. А мы видим один из мирных и эффективных способов, при помощи которых Иоанн «собирал» Русь. Он выкупал у обедневших удельных князей владения, делал их своей собственностью, а затем назначал тех же самых князей наместниками на новых, или даже прежних их землях. Но там они уже не были независимыми хозяевами, обязаны были подчиняться: платить налоги и являться на военную службу при первом требовании великого князя.

Молдавский воевода Стефан женится на двоюродной сестре Иоанна, княжне Киевской Евдокии Александровне (Олельковне). Она станет матерью Елены Волошанки, которая будет выдана замуж в Москву за наследника великокняжеского престола Ивана Молодого: «В месяце июле XV дня привезли воеводе его княгиню из Киева. И с ней он имел [дочь, будущую] княгиню в стране московитов и т. д.».⁵

Этот же факт подтверждает и «Молдавско-польская летопись 1352- 1564 года», правда, несколько изменяя дату: «Год господен 6971. Июня 5 привезли жену тому Стефану воеводе из Киева, сестру Симеона, царя Киевского».⁶

Год 1464

Летописи продолжают рассказывать о деятельности русского архитектора Василия Ермолина: «6972 (1464) <…>. В тот же год, месяца июля пятнадцатого, поставлено изображение святого великого мученика Георгия на воротах Фроловских, вырезанное из камня по подряду Васильеву Дмитриева сына Ермолина».⁷

Великий князь выполняет обещание, данное когда-то его отцом покойному рязанскому великому князю. Подрастив его сына Василия, отправляет домой, в Рязань, на великое княжение. И вскоре женит его на своей сестре Анне.

«В лето 72. Князь великыи Иван и мати его великаа княгини Марья отпустили князя Василья Ивановича на Рязань на его отчину на великое княжение. И тоя же зимы генваря месяца приеде на Москву и понят за себя сестру великого князя именем Анну, и венчашася в Пречистой на Москве в неделю о блуднем, и на той же недели на память 3-х святитель поиде на свою отчину на Рязань и с княгинею».⁸

Отставка митрополита Феодосия. В митрополичьих палатах кипят свои страсти. В результате уходит в отставку уважаемый народом владыка Феодосий Бывальцев. Вот как объяснил эту отставку вездесущий «независимый» летописец, знаток самых невероятных слухов.

«А Феодосий оставил митрополию из-за того, что хотел попов и дьяконов насильно на Божий путь направить. Начал во всякое воскресение созывать и учить по святым правилам. Вдовцам, дьяконам и попам, велел в монастырь постригаться, а тех, у кого наложницы были, мучил без милости, и священнический сан снимал с них, и продавал. А церквей много настроено, а попы: кто не хотел работать, всякий – в попы, тем и кормились, и следовали телесным похотям, потому что не Богу хотели служить, а ублажению своего тела. И затужили люди, что многие церкви без попов, и начали проклинать митрополита, а он, услышав, разболелся из-за этого. Выздоровев, пошел в келию в монастырь Чуда Михаила⁹, и взял расслабленного старца в келию, и стал служить ему и омывать его струпья».¹⁰

Новый митрополит Филипп:

«В лето 6973 собрашяся архиепископи и епископи в град Москву: архиепископ Трифон Ростовскый, Филип епископ Соуздалскый, Давыд Рязанскый, Геронтей Коломенскый, Васьян Сарайскый и послаша по Новогородского архиепископа Иону и по Тверскаго епископа Генадия и по Пермьскаго Иону. Они же не поехаша никоих ради нуждь и повелеша подписатися. Они же поставиша митрополитом Филипа, епископа Суздальскаго, ноября 11. Того же лета пребеже на Москву Еуфимей, епископ Брянскый и Черниговскый, покиня свою епископью. И даша емоу Соуждаль и Колугу и Торусоу».¹¹

Напомню, что Брянск и Чернигов в ту пору принадлежали Литве, где активно насаждались уния и католичество. Можно предположить, что епископу Ефимию пришлось бежать к Москве из-за противодействия религиозным притеснениям.

Скончался папа римский Пий II (1405—1464), в миру Энеа Сильвио Пикколомини.

На папский трон избран Павел II (1417 – 1471), Пьетро Барбаро. Он пытался организовать крестовый поход на турок, но безрезультатно. При его благословении в Москву прибыли первые сваты, которые предложили великому князю в жёны воспитанницу папского двора византийскую царевну Зою (Софью) Палеолог, племянницу последнего византийского императора Константина XI Палеолога Драгаша.

Год 1465

Хан Большой Орды Ахмат

Из летописей видим, что царём в Большой Орде вновь становится хан Махмуд. Возможно, он опять одержал верх над братом Ахматом, которого русские летописи в 1460 году тоже называли царем Большой Орды. Царь Махмуд предпринимает очередную попытку восстановить даннические отношения с Московской Русью, наказать Иоанна за то, что он не приехал к нему на поставление. Но по пути он встретился с войском своего врага – Крымского хана Ази-Гирея.

«Того же лета поиде безбожный царь Махмут на Рускую землю со всею Ордою и бысть на Доноу; Божиею же милостию и пречистые Матери прииде на него царь Азигирей и би его и Орду взя и начата воеватися промеж себе. И тако Бог избави Рускоую землю от поганых».¹²

Как правило, все большие неудачные походы властителей Большой Орды заканчивались сменой их властителя. Так случилось и на этот раз. К власти в Большой Орде окончательно приходит новый хан Ахмат (Ахмад, Ахмед) (? – 1481).

Год 1466

«В лето 6974, октября 5, в 1 час нощи, месяць гибл весь два часа. Тое же весны, априля 8, преставися епископ Васьян Сарайскы. И бысть мор в Пскове и в Новегороде велми велик, бысть же с Велика дни, а поча отъиматися Филипова заговенья. Того же лета, маиа 14, снег пал пяди и лежа два дни. Того же месяца 26 снег лежал день, августа 18 мраз был, а другой мраз того же месяца 27 и ярь побил».¹³

Завершается Тринадцатилетняя война (1454 – 1466) Польши с Тевтонским орденом. Победа Польши закреплена Торуньским миром 1466 года, по которому к Польше отошли Восточное Поморье (с Гданьском), земли Хелминьская и Михайловская и др. Тевтонский орден признал себя вассалом польского короля.

Год 1467

Псков просит у Москвы наместника

Псковичи просят себе у великого князя в наместники князя Фёдора Юрьевича Патрикеева. С этих пор великий князь Московский ставит на псковской земле своих наместников, обязуясь, таким образом, защищать Псков от врагов, которых у этого пограничного русского города немало и которые становятся все агрессивнее.

«Того же лета на весну приеха во Псков от великаго князя с Москвы князь Феодор Юриевич, месяца Апреля в 29 день, на память святого отца Ивана прозвитера; и псковичи и священники выидоша противу его со кресты, и посадиша его на княжении, и даша ему всю княжю пошлину, и целова крест по псковской пошлине и по их воли».¹⁴

«В лето 6975, ноября 1, ставяся езеро Ростовское, нача выти, бысть же того по две недели и ночи людем по граду не даде спати, как вшестере молотят или восмере и напосле протяжено застоучит, и за много лет того не бывало. Тое же зимы, генваря 14, бысть мраз лют и множество людей измре по дорогам на Москве и по иным градом и по волостем и по селом. Тое же весны, априля 14, родися князю Василью Ивановичю Рязанскому сын Иван во граде Москве».¹⁵

Иоанн становится вдовцом

Умирает великая княгиня Мария Борисовна Тверянка – первая жена Иоанна:

«Тое же весны, априля 22, в среду 4 недели по Пасце, противу четверка, в 5 час нощи, преставися благовернаа и христолювиваа, добраа и смиреннаа великая княгини Марья Иоаннова, дщи великого князя Тверскаго Бориса Александровича, в граде Москве. Митрополит же Филипп пев над нею обычныя песни и положив ю в монастыри в церкве святаго Вознесениа, ту сущоу над нею бывши свекрови еа великой княгине Марье, князю же великому Иваноу тогда бывшу на Коломне».¹⁶

А ведь великой княгине едва ли много больше двадцати пяти лет! Во время смерти тяжело больной супруги Иоанн находился достаточно близко от Москвы – в Коломне, однако попрощаться с женой не приехал. Ходили слухи, что она была отравлена. Конечно же, «независимый» летописец не мог обойти этих слухов молчанием.

«В год 6975 (1467) 25 апреля, в 3 часа ночи умерла великая княгиня Мария, жена великого князя Ивана Васильевича, от смертного зелья, узнали это вот по чему: когда покров на нее положили, то свисало много, а потом тело ее распухло так, что стало много не хватать. И похоронили ее у церкви Святого Вознесения в Москве. Тогда же разгневался великий князь на жену Алексея Полуектова, на Наталью, которая посылала пояс с женой казенного подьячего Боровлева к бабке. Тогда же и на Алексея разгневался, и долго, лет шесть, он не был у великого князя, и едва князь простил его».¹⁷

И хотя князь великий в связи со смертью жены разгневался по какой-то причине на своего дьяка Полуектова, однако же, как видим, простил его.

Двадцатисемилетний великий князь становится вдовцом. А его девятилетний сын Иван Молодой – сиротой.

Ярославские чудеса и отставка архиепископа Трифона Ростовского:

«Тое же весны, маиа 5, снег пал в полголении, лежал 3 дни и на 4-й ростаял о вечерне, а месяца июня 27 мраз был. Того же лета отписася¹⁸ своей епископи Трифон, архиепископ Ростовскый, бе бо болен велми, августа в 6 день, пас церковь Божию 5 лет и полтретья месяца, и седе в монастырь на Симанове, потомоу же еха в Ярославль, в монастырь к Спасоу».¹⁹

«Того же лета Трифон Архиепископ Ростовскы остави архиепископью».²⁰

Историю отставки и преставления ростовского архиепископа Трифона, любимца великокняжеской семьи, когда-то освободившего Василия II Темного от клятвы Дмитрию Шемяке, интересно и подробно описывает «независимый» летописец. Эта отставка, по его мнению, связана с чудесами, которые начали происходить у гроба Ярославских чудотворцев ещё в 1463 году.

«В том же году ростовский епископ Трифон, услышав о чудесах исцеления в городе Ярославле от гроба новоявленных чудотворцев великого князя Федора Ростиславича Смоленского и Ярославского, и Константина, и Давида, не поверил в их чудеса. И послал туда протопопа ростовского Константина, почтенного человека. Во все года посылал за ним великий князь, приглашая его в Москву на собор звать, потому что был он голосист, и речи хорошо говорил, и грамоту знал, и видным был, потому и вознесся умом и был горд. Послал его епископ в Ярославль пойти и посмотреть мощи чудотворцев и исцеления от них, действительно ли это так, потому что и тот протопоп в это не верил.

Тот протопоп приехал в Ярославль в монастырь Святого Спаса и послал к игумену, сказав: «От владыки ростовского приехал». И игумен сказал ему прийти в келию к себе, а протопоп Константин загордился и сказал: «Почему не выйдешь ко мне? Не знаешь разве, воздавший честь мне, послу владыки, владыке честь воздаст? Мне почтения не выказав, моему господину почтения не выказываешь, самому владыке. Я это государю скажу, а к игумену в келью не пойду, а то, зачем послан, сделаю». И послал к игумену сказать: «Я послан посмотреть ваших чудотворцев, какие они: в теле ли лежат, как много исцелений совершают, не действует ли вражья сила для обольщения людей?» И приказал церковь открыть: «Я посмотрю их». Игумен же послал пономаря, и пономарь, придя, открыл церковь. Вошел протопоп Константин в церковь Святого Спаса и спросил о чудотворцах, где лежат, и показали ему, а он, придя, открыл святых чудотворцев, и Федор, бывший великим князем, в монашеском одеянии схимника лежал. Тогда, придя, протопоп Константин, ярился на игумена, думая, что этим чудотворением игумен приобрел много богатства, которое приносили горожане, приходящие к раке на молебны. Когда порвал он шнуры у схимы и хотел, обнажив мощи, их посмотреть, тогда внезапно сила Божия и святых чудотворцев бросила его на землю, и он стал нем, и омертвело тело его. И объял ужас всех, стоявших с ним. И рассказали игумену обо всем, что было, и пришел игумен, и начал молебен служить за Константина, и воду святить, и кропить его. Едва через много часов ожило тело его, и был он на язык нем, руками и ногами расслаблен, и тело его мучилось.

И начал он каяться со слезами, понося себя и окаянным называя, с правильного пути сбившимся, как сказано у пророка: «Да не искусишь Господа Бога твоего ни в каком благом деле». <…> И много времени пребывал он у раки чудотворцев, и прислали в Ростов, и поведали все, что было, услышав об этом, архиепископ Трифон вздрогнул всем телом и тут стал расслабленным. Он оставил архиепископию, ушел в монастырь, начал плакать и молиться святым чудотворцам, и приказал себя везти в Ярославль в монастырь Святого Спаса, где святые чудотворцы лежат, и здесь оставался, плача, до смерти своей».²¹

Скончался владыка Трифон год спустя, в 1468 году.

Обновлён храм Вознесения в Кремле

Еще раз о положении женщины в средневековой Москве: великая княгиня Мария Ярославна, как и её предшественницы, на собственные средства и по собственной инициативе восстанавливает кремлевский Вонесенский храм, заложенный ещё супругой Дмитрия Донского Евдокией. В нём хоронили женщин великокняжеского дома. Мы видим, что у великих княгинь вполне доставало для этого собственных средств и власти.

«Того же лета обновлена церкви на Москве Вознесенье каменое великою княгинею Марьею Васильевою Васильевича; а заложена была та церковь великою княгинею Евдокеею Дмитреевою Ивановича преже сего за 60 лет и два лета, и при ней немного ея возделано, и того же лета преставися и положена в той же церкви. По многих же летех начат ту церковь съвръшати великаа княгини Софья и совръши ея по кольцо, иде же верху быти, но връху не сведе. По многих же пожарех изгоревшу каменью около ея и сводом двигшися, княгини же великаа Марья въсхоте ея разобрав нову поставити, а внутри ея все твердо бяше. Домыслив же ся о сем Василеи Дмитреев Ермолин с мастеры каменщикы, церкви не разобраша всея, но из надвориа горелой камень весь обламаша и своды двигшееся разобраша и оделаша ея около всю новым каменем да кирьпичем ожиганым и своды сведоша и всю съвършиша, яко дивитися всем необычному делу сему».²²

«6975 (1467) <…>. В тот же год обновлена внутри кремля церковь каменная святого Вознесения, которую заложила княгиня великая Евдокия после кончины своего государя великого князя Дмитрия Ивановича, повелением великой княгини Марии и по подряду Василия Дмитриева сына Ермолина».²³

Начало правления в Казани хана Ибрагима (правил до 1479), внука хана Золотой Орды Улу-Мухаммеда, сына Махмудека (правил в Казани пр. в 1446-1463).

Захватившие Волжскую Болгарию казанские татары продолжают грабить соседнее русское население. Разумеется, руссы дают отпор грабителям. Летописи много внимания уделяют этим столкновениям. Записи летописцев этого времени вновь напоминают сводки с полей боевых сражений. На стороне Москвы активно выступают татарские же дружины, состоящие на службе у Иоанна. Московские войска начинают теснить противника, доходят уже до пригородов Казани, отбивают своих пленных, захваченных в течение нескольких лет. Но казанцы быстро восстанавливают силы и вновь совершают набеги на пограничные русские города.

Не оставляет в покое русские земли и Большая Орда.

«В лето 6976 поиде великий князь Иван Васильевичь в Володимерь и отпоусти из Володимеря церевича Каисима с Татары и воевод своих и с ними полки свои и братьи своей полки отпусти, а иных в соудех опусти х Казани на безбожных Агарян. Наши же пришедши на оусть Овияги, к Волзе, противоу Казани, Татарове же Казаньстии сретоща и не даша перелестися за Волгоу. Царевичь же и воеводы возвратишася, не оуспев ничтоже, бе бо под замороз, и назад идоучи, мнози наши кониноу ели, бысть бо глад велик, и на кони мор, и бе ноужен велми был поуть сей. Татарове же Казанские, шедше, воеваша около Галича и приидоша под Галичь и иачаша пристоупати к граду. Галичане же выходя из града и бишяся с ними крепко; граду не оуспев ничто же, възвратишяся, полону же много вземше и отъидоша. Тое же осени приходиша Татарове от Болшие Орды и воеваша около Рязани села и волости и множество изсекоша, а иных в полон поимаша, Рязанци же совокоупишяся и гнаша по них. И бысть им бой и сеча зла. Татарове же знамя подсекоша оу Рязансково полкоу, Рязанци же замятъшяся и побегоша. Татар же множество избьено ту. <…> Тое же зимы на Веребной недели взяша Татарове Казанские две волости Костромскых Коусь и множество полоноу взяша, а иных изсекоша, князь же Иван Васильевич Стрига Оболенский ходи за ними и до Сунжы с Костромы и не достиже их. Тое же весны те же Татарове имаша около Мурома, в неделю святых Мироносиць, и отъидоша».²⁴

«В год 76 (1468). Князь великий Иван Васильевич посылал под Казань царевича Касыма, да с ним князя Ивана Юрьевича, да князя Ивана Васильевича Стригу и дворян своих. И стали у Волги скрытно. И лишь вышли было татары на них из судов, – а наши хотели их отрезать от берега, – как юноша некий, по имени Айдар, постельник великого князя, исполнясь ратного духа и не дав им времени отойти от судов их, заорал, и они устрашились, и бросились в суда, и побежали на Волгу; так в тот день и случилось: спаслись татары по милости Айдара, сына Григория Карповича. В ту же осень Филипп-митрополит церковь Вознесения освящал в городе каменную. Тогда же и поход был на черемис. Той же осенью – поставили архимандрита спасского Вассиана Рыло на архиепископство в Ростов, декабря тринадцатого».²⁵

В одном из боёв с татарами отличился выдающийся русский полководец, князь Данила Дмитриевич Холмский, выходец из Твери и дальний родственник Иоанна III. Летописец не замедлил отметить храбрость князя.

«Того же лета Татарове Казанские имаша около Моурома и много полоноу взяша. Князь же Данило Дмитреевичь Холмскый иде за ними из Моурома и постриже их и бив их, полон весь отъима, а ини, с коней сметався, оуидоша на лес. Того же лета Татарове Польстии побиша сторожев наших в поле и пришед вез вести и взяша Беспоутоу и множество полону вземше, оттидоша. Того же лета иде князь Феодор Семеновичь Ряполовской Хрипоун из Новагорода из Нижнего и поби заставоу Казанскоую на Звенич бору, за 40 верст до Казани, и князей многих Казанских побии, тоу же и богатыря их оуби, Колоупая, и не поусти ни единого, иже бы весть несл к Казани и князя их единого руками изымав к великомоу князю приведе и стояв тоу два дни на побоищи том, возвратися с честию. Того же лета идоша Татарове Казанские и взяша городок Оустюжскый Кичменгу и множество изсекоша, а иных в полон поимаша. Того же лета мор бысть велик на кони. Того же лета родися князю Василью Рязанскому сын Петр. Августа 4 бысть гибель месяцу. Того же лета срубиша на Волзе городок Романов».²⁶

Москву продолжают терзать едва ли не ежегодные пожары:

«Тое же весны бысть пожар велик на Москве, маиа 23 в понедельник противоу вторника, в 3 час нощи, и погоре поречие все около Николы Мокрово и церковь та згоре и иных церквей 13 и Вострой конец весь ноли до Васильевскаго лоугу».²⁷

Тверской купец Афанасий Никитин начал вынужденное путешествие в Персию и Индию (1468 – 1475), которое описал в своем «Хождении за три моря».²⁸

В Крыму приходит к власти хан (царь) Менгли-Гирей, свергнув старшего брата Нур-Давлета (Нур-Даулата). Последний бежит сначала в Литву, а затем в Москву, где служит Ивану III до своей смерти в 1491 году. В Москве живёт и служит и другой брат Менгли-Гирея Айдар (Хайдар). Их имена часто встречаются в посольских документах.

Софья Фоминична Палеолог – последняя византийская принцесса.

«В лето 6977. Тое же зимы февраля 11 прииде из Рима от гардинала Висариона Грек Юрьи именем к великому князю с листом, в нем же писано, что есть в Риму деспота Амореискаго Фомы Ветхословца от царства Констянтина града дщи его, именем Софья, православнаа христианка. «Аще восхощеши поняти ея, то аз учиню ея в твоем государьстве, а присылался к ней король Франчюжскы и князь великы Меделяньскы, но она не хочет в Латынство». Тогда приидоша и Фрязи, Карло именем, Ивану Фрязину Московскому денежнику брат большеи, да братанич, старейшего их врата сын Антон. Князь же великы внят си словеса сиа в мысль и подумав о сем с своим отцом митрополитом Филиппом и с матерью своею и з бояры, и тоя же весны марта 20 послал Ивана Фрязина к папе Павлу и к тому гардиналу Висариону и царевну видети. Он же дошед тамо до папы и царевну видев и с чем послал то и папе и к гардиналу Висариону изглагола. Царевна же слышав, что князь великы и вся земля его в православнеи вере христианьскои, въсхоте за него. Папа же князя великого посла Ивана Фрязина много чтив и отпустил его к великому князю с тем, что дати за него царевну, но да пришлет по неа бояр своих. А листы своя папа дал Ивану Фрязину таковы, что послом великого князя ходити доброволно два года по всем землям, который под его папежество присягают до Рима».²⁹

Так начинается сватовство великого князя Иоанна и дочери деспота Мореи, титульного императора Византии Фомы Палеолога Софьи, племянницы последнего византийского императора Константина XI. Переговоры по поводу их бракосочетания продлятся почти три года и закончатся свадьбой Иоанна и Софьи, а затем долгой и прочной семейной жизнью, которая принесет обильное потомство.

Первое покорение Казани

Произошло знаменательное событие: русские войска в первый раз «взяли» Казань. Этому походу предшествовало несколько серьёзных сражений с казанскими татарами, серьёзная подготовка войска, сбор многих полков из разных городов.

Поход начался весной 1469 года, его возглавлял брат великокняжеский Юрий Васильевич Дмитровский. Вместе с ним находился и следующий по возрасту брат Андрей Большой Угличский и многие знаменитые князья-воеводы, среди которых – первый боярин Иоанна и московский воевода Иван Юрьевич Патрикеев. Другой знаменитый полководец князь Данила Дмитриевич Холмский вёл передовой полк. Во главе войска удельного князя и дяди великокняжеского Михаила Андреевича Белозёрского шёл его сын князь Василий Удалой. Многочисленная рать шла по суше, плыла по Волге. Осадив Казань, русские войска принудили казанского хана Ибрагима заключить мир, исполнив все требования государя московского. Хан выдал победителям всех русских пленных, захваченных в течение десятков лет в ходе многочисленных набегов на русские земли. Это была первая столь внушительная победа русских войск над Казанью. С этого времени все татары, в том числе и Большой Орды, и Крыма уже боялись открытого столкновения с русскими войсками, чаще всего ограничиваясь внезапными набегами и грабежами.

«В лето 6977. <…> Того же лета князь великий Иван Васильевичь посла в судех силоу миогоу к Казани и посла к Устюжаном, веля им ити х Казани. Устюжане же поидоша Камою х Казани, к Волзе, в судех, наши же приидоша вез вести под Казань и мало города не взяша, посады же пожгоша, безбожных же тоу на посаде множество побиша, иных же плениша и отступиша к Новугороду, а Татарове поидоша противу Оустюжан и сретошяся на Волзе, оусть Камы. И бысть бой силен и сеча зла, множество же оть обоих ту оубьено бысть, прочии же Оустюжане пробишяся и приидоша под Новъгород. Князь же великий отпоусти и братию свою: Георгиа и Андрея Болшаго на конех с силою многою к Казани, а князь Михайло Андреевичь отпусти сына своего Василья. И пришедше под Казань, посады пожгоша и воду оу них отняша, а царь во граде затворися и высла с челобитьем: и оумиришяся, якоже оугодно бысть великомоу князю, и возврдтишяся».³⁰

«В год 977 (1469). <…> Той же весною князь великий Иван Васильевич послал на Казань войско судами, а берегом направил брата своего, князя Юрия Васильевича, да князя Андрея Старшего, а с ними всех князей, и воевод своих, и дворян своих всех.

И корабельное войско раньше пришло, мая двадцать первого, в воскресенье, на Пятидесятницу, на ранней заре; и взять бы им город, так внезапно пришли они, когда татары еще спали. Но почтил их наш воевода, по имени Иван Дмитриевич, по прозвищу Руно: отогнал от ворот прочь. <…>.

Месяца сентября первого князь Юрий Васильевич подошел к Казани со всеми войсками; и корабельная рать пошла пешком под город; татары же выехали из города и, посражавшись немного, побежали в город, а русские погнались за ними, и стали под городом, и, окружив их, как могучий лес, воду переняли у них. Царь же Ибрагим, видя себя в большой беде, начал слать послов к князю Юрию Васильевичу, прося мира; князь же Юрий заключил с ним мир по своему желанию и так, как нужно было брату его, великому князю».³¹

Обратим внимание, к сдавшемуся городу русские отнеслись великодушно, нет никаких известий ни о грабежах татар, ни об убийствах, ни о поджогах, характерных для средневековья. Вспомним, как поступил хан Тохтамыш в 1382 году по отношению к обманутым москвичам, которые отворили ворота и вышли навстречу ордынцам с крестами и хоругвями. Тогда Москва была полностью ограблена, сожжена, её жители перебиты.

И снова мы встречаем в летописях сообщения о творчестве и трудах знаменитого русского архитектора и скульптора Василия Дмитриевича Ермолина.

«В тот же год в Сергиевом монастыре у Троицы поставили трапезу каменную, а руководствовал Василий Дмитриев, сын Ермолин. <…> В тот же год во Владимире обновили две церкви каменные, Воздвиженья на торгу, а другую на Золотых Воротах, по подряду Василия Дмитриева сына Ермолина».³²

К власти во Флоренции приходит Лоренцо Великолепный (1449 – 1492) из клана Медичи. «Пышность его двора поражала воображение», – сообщают историки. В годы его правления Флоренция славится на весь мир своей архитектурой, живописью и другими искусствами.

3 мая того же 1469 года папа Павел II объявляет крестовый поход против чешского короля Иржи из Подебрад за его поддержку так называемых чашников³³. Крестовый поход возглавил венгерский король, зять Иржи. Так Европа, вместо того чтобы противостоять туркам, продолжает вести междоусобные войны.

Год 1470

«В лето [6] 978, маиа 26, на ночь пал снег, а на оутро о обеде и ростаял».³⁴

В этом году женился третий по возрасту брат Иоанна Андрей Васильевич Большой Угличский: «О свадьбе княже Андрееве. Тоя же весны месяца майя в 27 день в неделю слепаго женился князь Андреи Васильевич углечскы на Москве, понял княжну Олену княже Романову дщерь Мезицкого, а венчал их в Пречистой Филипп митрополит».³⁵

Опять в летописях сообщается о страшном пожаре в Москве. Удивительно, как хватало сил у людей едва ли не каждый год снова и снова строить дома, восстанавливать храмы, общественные постройки.

«Той же осенью, 1 августа, в два часа дня, загорелся город Москва и сгорел весь, только три двора остались. Той же осенью на третий день после пожара упала церковь Святого Петра, придел у Пречистой, потому что она обгорела от пожара».³⁶

Умер новгородский архиепископ Иона, имевший высокий авторитет и у своей паствы, и в Москве, что позволяло ему поддерживать мир меж этими двумя непримиримыми силами. Где лестью, где хитростью, а где и щедрыми дарами ограничивал он притязания великих князей московских на относительную новгородскую вольницу. Удерживал от резкого шага и своих вольнолюбивых детей-сограждан, недовольных все более усиливающейся зависимостью от Москвы. Смерть архиепископа Ионы нарушила хрупкое равновесие. В Новгороде началось брожение:

«Преставися Иона архиепископ Новгородцки. Тое же осени месяца ноавриа в 8 день на собор архаггела Михаила преставися архиепископ Новагорода Великого Иона. Новогородци же по старине каков бяше обычаи у них, створиша вече и начата избирати о священноинок на архиепископью, и избравше трех метнуша жребиа. И паде жребии на некоего священноинока Феофила именем, и възведоша его ид двор архиепископль».³⁷

О нравах и законах войны в европейских странах в период средневековья рассказывает Молдавско-немецкая летопись 1457 —1499 гг. Под годом 6978 (1470) она описывает один из эпизодов бесконечных сражений с соседями молдавского воеводы Стефана Волошского: «В месяце феврале 27 дня воевода Стефан пошел к Браиле в Мунтении и пролил много крови и сжег торг; и не оставил в живых даже ребенка в чреве матери, а распарывал животы беременных и вешал младенцев им на шею.

Далее. В месяце январе этого же года 16 дня велел воевода отсечь голову своему шурину дворнику Исайю и т.д.»³⁸

Скончалась знаменитая княгиня киевская Анастасия Васильевна, жена киевского князя Александра-Олелько. Анастасия была внучкой великих князей литовского Витовта, московского Дмитрия Донского, дочерью великого князя Василия I. А значит и родной тёткой Иоанна III. А её дети – князья киевские являлись его двоюродными братьями и сёстрами: «В лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое (1470) умерла благоверная княгиня Анастасия жена Александра Киевского, внучка Витовта».³⁹

Год 1471

Женится ещё один брат Иоанна – князь Борис Васильевич Волоцкий. Его женой стала дочь влиятельного тверского князя Михаила Дмитриевича Холмского: «Той же весною, месяца мая девятого, князь Борис Васильевич женился в Москве, а взял в жены княжну Ульяну, дочь князя Михаила Дмитриевича Холмского».⁴⁰

Кирпичные палаты купца Торокана

В Москве начинается каменное строительство частного жилья. Как ни удивительно, но строителем первого частного кирпичного дома в московском детинце летописи называют обыкновенного купца Торокана (Таракана). В будущем этот Торокан переселится в Новгород Великий и станет основателем знаменитой купеческой династии Таракановых: «В том же году купец Торокан заложил для себя кирпичные палаты в городе Москве у городской стены возле Фроловских ворот; в тот же год и своды закончили».⁴¹

Фроловскими назывались в давние времена нынешние Спасские ворота. А городскими – от слова городить, огораживать, – кремлёвские стены. Во времена средневековья городом или детинцем считалось лишь поселение, которое находилось за стенами, внутри крепости, было «загорожено»; всё, что располагалось снаружи, называлось посадом. Это представление о городе стало меняться лишь к середине шестнадцатого века, когда к востоку от Кремля была построена еще одна стена – Китайгородская. Да и то, часть поселений между кремлевской и этой новой стеной называлась первоначально не Москвой, а Китай-городом. Впрочем, в документах уже встречается понятие о Москве, как о городе вместе с посадами.

Кирпичное строительство было известно руссам с древнейших времён, кирпичные храмы упоминаются в Москве едва ли не со времени её основания – с тринадцатого века, а первые частично каменные городские стены были построены при Дмитрии Донском в конце четырнадцатого столетия. Прекрасные древние новгородские и владимирские храмы, сохранившиеся до сих пор, говорят о том, что строить из кирпича умели издавна. Однако считалось, что для жизни более пригодны деревянные хоромы. Дерева на Руси было предостаточно. Русские умельцы могли срубить хоть дом, хоть храм за три дня, случалось, и за один день. Преобладанию деревянного строительства способствовала и нестабильность жизни: частые пожары, татарские набеги, неуверенность в завтрашнем дне. И конечно, бедность. Начало в Кремле кирпичного строительства частных палат – знак значительный. Он демонстрирует появление у людей средств и уверенности в стабильности.

Начало покорения Иоанном III Новгорода Великого

«Война с Новгородом. Сей подвиг был первым из знаменитых успехов государствования Иоаннова».⁴²

Знаменательный поход великого князя Иоанна III на Новгород в 1471 году подробно описан в двух повестях: московской и новгородской. Обе они приведены в Приложении к этой книге. Поэтому о столь важном событии будет рассказано достаточно коротко.

После смерти архиепископа Ионы в Новгороде началось смятение. Всё громче становились голоса тех, кто не хотел забывать о многовековой новгородской независимости. Во главе оппозиции встали важнейшие новгородские бояре. Среди них летописи называют богатую и влиятельную вдову посадника Марфу Борецкую и её сыновей. Не уверенные в собственных силах, новгородцы решили обратиться за помощью и покровительством к польскому королю и великому князю литовскому Казимиру.

Собрали большую делегацию и, снабдив её щедрыми дарами, направили в Литву – просить союза и помощи против Москвы. Казимир, естественно, дары принял, помогать пообещал. Заключили соответствующий договор, дошедший до наших дней, король послал в Новгород своего наместника. Часть новгородцев были согласны даже на то, чтобы их архиепископ назначался киевским митрополитом, то есть готовились перейти под патронаж митрополита, одобрявшего унию с католиками. Это было воспринято в Москве как измена православию.

Великий князь Иоанн Васильевич и митрополит Филипп сначала увещевали новгородцев, отправляли к ним послания, уговаривали. Да делали это так, чтобы об этом стало известно не только каждому новгородцу, но и москвичу. Говоря современным языком, Иоанн хорошо понимал роль пропаганды при свершении великого переворота в жизни народов. Когда цель была достигнута, когда великий князь убедился, что у него много сторонников и в Москве, и в самом Новгороде, он начал собирать полки для похода на отступников. Подробно и обстоятельно, на многих страницах, все эти события описывают большинство сводов. В основном летописцы возмущены изменой новгородцев. Обратим внимание, что Типографская летопись уже называет Иоанна царем.

Автор также отмечает, что простые новгородцы – «земстии» люди вовсе не желали изменять Москве, переходить под юрисдикцию католической Литвы, словом, «того не хотяху».

«О брани на Новгород. По преставлении Ионы, архиепископа Новогородьскаго, Новогородци нарекоша собе на владычество и на двор возведоша Феофила некоего новопостриженна мниха, дияконоу бывшу мирскому оу того же Ионы архиепископа. И сняшяся посадници на вечь и Новогородцькие бояре вечници и крамолници и соуровии человеци и вси Новогородци и послаша к оканномоу Ляху и Латынину⁴³ кралю Казимиру Литовскому, дабы за ним им жити и ему дань давати и прося оу него собе князя, и к митрополиту Григорью, такому же Латынину, прося оу него собе епископа. Земстии же людие⁴⁴ того не хотяху, но они, их не слоушающе, оуладишася⁴⁵ с королем. Король же дасть им князя Михаила Олелковичя Киевскаго, князь же Михайло вьеха в Новгород, и приаша его Новогородци с великою честью, <…> и не восхотеша под православным хрестьянскым царем, государем великым князем Иваном Васильевичем в державе быти <…>. В та же времена велик мятежь в них бысть межи собою и многи бои межди бяше, овии бо хотяху за великого князя, инии же мнози за короля. Князь же Михаил пребысть оу них недолго время, и прииде ему весть, что брат его старейши, князь Семен, на Киеве преставися. Он же тое зимы поиде из Новагорода к Киеву».⁴⁶

Надо отметить, что литовский великий князь Казимир поступил достаточно дипломатично. Он послал на княжение в Великий Новгород не абы кого, а сына православного киевского князя Александра (Олелька) Владимировича. Князь Михаил Александрович был правнуком двух выдающихся великих князей: Ольгерда Литовского и Дмитрия Донского – его матерью была родная тётка Иоанна Анастасия, дочь Василия I Дмитриевича. А значит, сам Михаил был, как уже отмечалось, двоюродным братом Иоанна. Так что его назначение великий князь должен был воспринять с терпимостью, что, собственно, и случилось.

«И отселе на Киеве князи престаша быти»

Однако, пробыв совсем недолго в Новгороде, Михаил Александрович (Олелькович) вернулся домой в Киев. Причиной этого была, скорее всего, неожиданная смерть его старшего брата – киевского князя Семёна Александровича. Естественно, князь Михаил рассчитывал, как основной законный наследник, занять киевский престол – владение его предков. Но он просчитался. Казимир поставил в Киеве наместником Мартына Гаштольда – сына гетмана Яна Гаштольда, своего дядьки-опекуна. Так Киев из самостоятельного княжества окончательно превратился в воеводство великого князя литовского и начал управляться иноверцами – литовцами и поляками. С этого времени под принуждением иноземцев киевские руссы начали утрачивать не только свою свободу, но и свою национальную идентичность, свою веру и язык.

Вот как отметил этот своеобразный переворот в управлении древним русским городом Киевом Густынский летописец, определивший это событие как «престаша быти» Киевскому княжеству. Обратим внимание на язык западнорусского летописца: он весьма далёк от современного украинского:

«В лето 6979 (1471). Преставися Симеон Олелкович, князь Киевъский. По его же смерти Казимер, корол Полский, хотя престати князству Киевъскому, не посади тамо уже сына Симеонова Мартина, но посади воеводу з Литвы Мартина Гастолта, Ляха, его же не хотяху кияне приняти, яко не токмо не князь бе, но более яко Лях бе; но единаче принуждены бывъше, изволиша. И отселе на Киеве князи престаша быти, а въместо князей воеводы насташа».⁴⁷

Князь киевский Михаил назад в Новгород уже не вернулся. Возможно, почувствовал, что порядка там не предвидится. Тем временем, по всем правилам идеологической войны, которой могли бы позавидовать и наши современные управители, Иоанн продолжает вести пропаганду неправоты новгородцев. Летописцы дружно рассказывают о многочисленных преступлениях новгородцев против «старины» и православия, против «правды», повествуют, как великий князь и митрополит Филипп их увещевают и уговаривают, а они, «окаянные», не желают их слушать. В конце концов, Иоанн «вынужден» послать в Новгород «разметные» грамоты – объявление войны. И следом – передовое войско во главе с воеводами, князьями Данилой Дмитриевичем Холмским и Фёдором Давыдовичем Палицким. Одновременно по всем другим дорогам со всех концов подвластной Москве Руси в сторону Новгорода двинулись хорошо подготовленные, знающие задачи и пути передвижения полки, среди которых находились и служившие Москве татары. С войсками выдвинулся и сам Иоанн. Чётко и ясно передаёт эту историю «независимый» летописец.

«В том же году новгородцы, не покорявшиеся великому князю и не желавшие быть под его властью, тайно от великого князя послали к королю и подписали договорные грамоты, да и владыку хотели в Киеве ставить, и князя Михаила Олельковича себе взяли, услышав об этом, великий князь послал к ним в Новгород, обличая их замысел. Так же и митрополит послал своего посла, возложил на новгородцев отлучение и неблагословение, потому что они хотели владыку ставить в Киеве, называя Киевским митрополитом латинянина, придерживающегося латинской веры. Но они его не послушали. Великий князь, не желая уступить свою отчину Новгород королю, собрал великую силу: сначала послал своих воевод со множеством войска, князя Даниила Холмского и Федора Давидовича, на Новгород. И сам, не медля, пошел в июне месяце, а с ним братья его князь Юрий, князь Андрей, князь Борис, князь Михаил Верейский и сын царя Касима с татарами. Да попросил великий князь у своей матери, великой княгини, дьяка Стефана Бородатого, умеющего приводить свидетельства из русских летописцев. «Когда, – сказал князь, – прийдут новгородцы, он вспомнит, что говорить об их старых изменах, как изменяли великим князьям в старые времена, отцам, дедам и прадедам».⁴⁸

«Татаром же князь великий не повеле людей пленити. Воеводы же великого князя, князь Данило и Феодор, идучи к Русе, многие волости и села плениша и множество полоноу имаше».⁴⁹

Обратим внимание на последний абзац. Конкретно татарам, и только им, Иоанн запретил брать в плен русских людей. Ведь пленник – это раб, холоп. Прежде сотни таких русских рабов попадали в плен к ордынцам или казанским татарам, использовались на самых трудных работах, продавались на многих восточных невольничьих рынках. Иоанн старался пресечь эту практику. Татары должны были понять, что русское рабство закончилось, теперь пленными чаще становились сами ордынцы.

Победа на реке Шелони

14 июля между войском великого князя и новгородцами произошло решающее сражение. Новгородцы выслали навстречу москвичам около сорока тысяч спешно вооружённых людей, ополченцев, большинство из которых и оружия-то толком в руках держать не умели. Обратим внимание, что далеко не все новгородцы хотели сражаться за независимость от Москвы. Летописец доносит, как трудно собиралось ополчение:

«А Новогородцкие посадници все и тысяцкые, купци и житии людие, мастыри всякие, спроста рещи, плотници и горчары и прочии, которыи родивыся на лошади не бывали и на мысли которым того и не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша, а которым бо не хотети поити к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху, сами бо глаголаху, яко было их с сорок тысячь на бою том».⁵⁰

Подойдя 14 июля 1471 года к реке Шелони, новгородские ополченцы увидели на другом берегу рать князей Холмского и Палицкого. Их было на порядок, то есть раз в десять, меньше. Это, да ещё то, что обычно полноводная в это время года река Шелонь казалась надёжным препятствием, придавало новгородцам уверенности, потому вели они себя вызывающе: дразнились, грозились и хвалились. Но река оказалась обмелевшей, а малочисленное войско великого князя было не только профессиональным, но и морально готовым к сражению.

«Пришедшим же им к реце к Шолоне, и ту сретоша и Новугородци, по оной стране рекы Шолоны ездяще и гордящеся и словеса хоулныа износяще на воевод великого князя, еще же окааннии и на самого государя великого князя словеса некаа хулнаа глаголааху, яко пси лааху. Наши же сташа станом на се страны рекы, бе бо оуже вечер. Воеводы же великого князя печальны быша вельми, множество же бо беша Новогородцив, яко тысящь сорок или больши, наших же мало вельми, вси во людие по загоном воююще, не чааху бо Новогородскые стречи, бысть бо наших всех осталося 4 тысящи или мало больши. На оутро же наши изполчишяся и стояхоу противу им, и стреляющимся обоим. Новогородци же единако хвалящеся и гордостию своею величающеся и надеяхуся на множество людей своих и глаголаху словеса хульнаа на наших и забыша окааннии, яко «Господь гордым противится, смиреным же даеть благодать». <…> Воеводы же глаголаху к людем: «Господине и братиа наша! Лутче нам есть зде главы своя покласти за государя своего великого князя, нежели с срамом возвратитися». И сиа рекши и сами наперед подкноуша кони свои и побредоша за реку борзо. Вси же побредоша вскоре по них, инии же мнози опловоша, бе во глубока та, и кликнуша на Новогородцев, стреляюще их, инии же с копьи и з сулицами скочиша на них по песку, бе бо песок велик подле рекоу. Новогородци же мало щит подръжавше и побегоша вси, июля 14, на память святаго апостола Акилы, в день неделный, в полоутра. Наши же погнаша, секуще их и имающе живых. Множество же изсекоша бесчислено, яко немощи на кони ездити в трупии их. Воевод же их и посадников, старейших всех роуками изымаша и знамена их все отнимаша и иных многое множество, мало же их в град оутекоша и во граде затворишися. Наши же ставши на побоищи том и прославиша всемилостиваго Бога и его пречистую Матерь Богородицю, показавшаго над государем великым князем свое милосердие, и послаша весть к великому князю, сами же тоу стояща, ждуща великого князя. Бысть же, братие, чюдо преславно видети: от таковаго множества людскаго Новогородцев един человек оу наших оубьен бысть».⁵¹

Более коротко и совершенно не осуждая москвичей за нашествие на Новгород, рассказывают об этом событии и другие летописцы.

«В тот же год, месяца июня двадцатого, князь великий Иван Васильевич с братьями и со всем войском пошел к Новгороду Великому со всех сторон, покоряя и полоняя новгородцев за измену и непокорство. Новгородцы же, собрав большое войско, пошли к реке Шелони на битву с великим князем. А в то время случилось тут быть князя великого воеводам: князю Даниле Дмитриевичу Холмскому да Федору Давыдовичу, и князя Юрия воеводе Василию Федоровичу Вельяминову, – и воеводы, увидев новгородскую рать, пошли на них на реку Шелонь и, перейдя ее вброд, начали биться. Новгородцы же, немного сразившись, побежали, москвичи же погнали их, избивая, и посекая, и пленя, потому что ведь много очень пришло новгородцев, как деревьев в лесу, а москвичей было мало очень, поскольку не по одному пути князя великого войско пошло, но многими дорогами».⁵²

«Великий князь тогда был на реке Поломяти, ждал братьев, туда ему пришло известие, что его воеводы бились с новгородцами, и побили его войска новгородцев и воевод всех в плен взяли. Он же, восхвалив Бога, пошел к реке Шелони, посмотреть там на убитых. И, прийдя, стал на реке Шелони, и приказал Дмитрию Исаковичу⁵³ голову отрубить, а остальных вести в Москву. И они повели пленников, скот и коней погнали, хваля Бога и силу крестоцелования, которое нарушили новгородцы. Да доколе терпеть дела их Богу? Послал им Бог по грехам их, наказав рукой благоверного великого князя Ивана Васильевича. Стоял тут великий князь неделю, ожидая покорения новгородцев. Тут пришел Феофил, нареченный во владыки, с новгородцами, и били челом великому князю, и договорились на 17 тысячах рублей. Великий князь, утвердив соглашение, какое хотел, 1 сентября возвратился в Москву».⁵⁴

Так новгородцы потерпели сокрушительное поражение. Победу на реке Шелони в Москве отмечали ещё несколько десятилетий как триумф московского, русского воинства. Она действительно казалась чудом. Потеряв одного лишь человека, великокняжеское войско разгромило основные силы новгородцев. В плен были захвачены лучшие воеводы новгородские, среди которых оказался и Дмитрий Исакович Борецкий – старший сын вдовы посадника, богатейшей Марфы Борецкой, которая считается главой антимосковской, пролитовской партии. Летописцы так и писали, что это Бог помог великому князю одолеть новгородцев.

«Князь же великий оумилосердився и не хоте лити крови крестьянские и до конца погоубити своее отчины и пожаловав их и не поиде к Новгороду и возвратися оттуду с усть Шолоны с честию и победою великою. И от того дни не повеле пленити, ни воевати никомоу же и оурядився с ними, якоже оугодно великомоу князю, и взяв оу них откоуп копейного с города 16 тысяч рублев Новогородских и прииде на Москву с великою славою, сентября 1, и чтив царевича Даниара и отдарив, отпусти его в Мещероу, оубиша бо оу него Новогородци 40 Татаринов в загоне. Братия же великого князя Георгий, Андрей, Борис возвратишяся с честию и победою великою и ехаша по своим отчинам, вельми ополонившеся и людие их сребром и конми и порты».⁵⁵

Едва новгородцы «били челом» великому князю и покаялись, он тут же запретил своим войскам «воевати» и «пленити» мирное население мятежной республики, дорожа жизнями православных людей, считая их уже своими согражданами. Сумма откупа с новгородцев – шестнадцать тысяч рублей (цифра эта в летописях незначительно разнится от пятнадцати с половиной до семнадцати тысяч) – была огромной. Новгородский рубль того времени – это слиток серебра весом около 170.1 граммов. Стало быть, Иоанн затребовал с побежденных более двух тысяч семиста килограммов серебра. Эту сумму им пришлось выплачивать несколько лет. Кроме того, по договору новгородцы пошли на территориальные уступки, обязались регулярно собирать народную дань великому князю, а митрополиту – судную пошлину. Обязались не иметь никаких сношений с королем Казимиром.

Завершая свой рассказ о походе Иоанна на Новгород в 1471 году, летописец впервые называет его самодержцем. Впрочем, судя по титулу, запись эта сделана позднее, однако она вполне отражает оценку события современниками и роль в нём великого князя: «Богомудрый же и благочестиа ревнитель, достохвалный супостатом победитель и собратель Богом дарованного ему началнейшаго отечества, великий князь Иван Василиевичь Владимерский и Московский и Новоградский и всея Русии самодержец возвратися оттуду к Москве с великою победою, месяца Августа в 13 день».⁵⁶

«Еще Новгород оставался Державою народною; но свобода его была уже единственно милостию Иоанна и долженствовала исчезнуть по мановению Самодержца. Нет свободы, когда нет силы защитить ее».⁵⁷

«Нет свободы, когда нет силы защитить её»! Это точнейшее изречение великого историка и мудреца Н. М. Карамзина характерно не только для средневековья, но и для любого времени, в том числе и нашего, так называемого «просвещённого».

Разгром Большой Орды жителями Вятки

В том же году летописец отметил ещё одно немаловажное событие: разгромный набег на неприятеля совершили уже не ордынские татары на Русь, а наоборот, вассалы великого князя московского – вятчане – на Орду. Они же помогли Иоанну покорять принадлежавшие Новгороду обширные северные территории. Ибо, признавая свою подчинённость Великому Новгороду, их жители могли воспротивиться стать вассалами и данниками Москвы.

«Того же лета, в тоу же пороу, идоша Вятчяне Камою на низ и в Волгоу в соудех и шедше взяша град царев Сарай на Волзе и множество Татар изсекоша, жены же их и дети в полон поимаша и множество полоноу вземше, возвратишяся. Татарове же Казаньстии переняша их на Волзе, Вятчане же бившеся с ними и проидоша здравии с всем полоном, и многие тоу от обоих падоша. Вятчане же пришедше из Сараю и поидоша с воеводами великого князя, с Васильем Обрдзцем и Борисом Слепцем, и с Оустюжаны противу Новогородцев. <…> Оустюжане же и Вятчяне идоша на Двинские городкы и погосты и множество городков и погостов и сел поимаша и полоноу много вземше и возвратишяся с победою и користию великою, славяше Бога и пречистую его Матерь Богородицю, пособившемоу надо врагы и над изменникы великого князя».⁵⁸

А в Москве продолжается обычная мирная жизнь. И также буднично повествуют о ней летописцы.

«В год 980 (1472). Сентября первого князь великий вернулся в Москву со многой добычей, а нареченный архиепископ Феофил с оставшимися в живых знатными новгородцами бил ему челом по всей его воле. В тот же год, месяца ноября восьмого, поставили игумена Филофея из Ферапонтова монастыря в Пермь епископом. Той же осенью, месяца декабря восьмого, поставлен был епископом в Рязань Феодосий, архимандрит Чудского монастыря. Того же месяца, пятнадцатого, поставили в Москве в архиепископы в Новгород Великий Феофила. Той же зимой после Рождества Христова явилась звезда великая, а от нее луч большой, и длинный, и очень светлый, светлее самой звезды; а всходила около шести часов вечера, там, где солнце встает летом, и шла к закату летнему; а луч впереди нее, а на конце луча того будто птичий хвост распростертый».⁵⁹

Венецианский посол Джованни Баттиста Тревизано

Осенью 1471 года начинается невесёлая история, произошедшая в Москве с первым венецианским послом Джованни Баттиста Тревизано (в русских летописях – Иван Тривизан), – секретарём венецианского сената и послом этой республики в Большую Орду. Он был послан туда, чтобы уговорить татар выступить против турок. По совету служившего в Москве «денежником» (чеканщиком монет) земляка – Джьана Баттиста делла Вольпе (Ивашки Фрязина), посол попытался проехать во враждебную Москве Большую Орду под видом купца и родственника Вольпе. Может быть, боялся, что его в качестве посла туда не пропустят, возможно, хотел сэкономить на обязательных в те времена подарках – «поминках» главе государства. Вольпе тайно проводил венецианского посла в Орду, а сам отправился сватом Иоанна в Рим. Обман, однако, плачевно закончился для обоих участников. Их хитрость была раскрыта. Посла Тревизана схватили, вернули в Москву и, обвинив в шпионаже, посадили под стражу, где он просидел более года. Его сообщника примерно наказали по возвращении из Рима. Вскоре, правда, имя денежника Ивашки Фрязина уже встретится в качестве заимодавца в духовной брата Иоанна Андрея Меньшого. Ещё несколько лет великий князь с возмущением вспоминал в беседах с иностранными послами об этом обмане.

«Тое же осени месяца того же сентября в 10 прииде из Венецеи Онтон Фрязин, а с ним пришел посол к великому князю из Венецеи от дюкы Венецеиского Николы Трона⁶⁰ Иван именем, Тривизан прозвище, а послан к великому князю от того дюки и от всех земль сущих под ним бити челом, что бы пожаловал князь велики, велел того Тривизана проводити до царя Ахмута Большие Орды, а послан к нему со многими поминки и с челобитьем, что бы пожаловал, шел им на помочь на Турьского салтана к Царюграду. Тот же Тривизан пришед на Москву и первое прииде к Ивану Фрязину, к денежнику Московскому, поне же бо тои Иван Фрязин Волп тамошние земли рожением и знаем тамо, и сказа ему вся та, о чем пришел на Москву, а у князя великого еще не был. Фрязин же наш денежник не велел тому Тривизану о том бити челом великому князю, глаголя ему: «о чем ти о сем бити челом великому князю да поминки великие подавати, а могу то яз зделати опроче великого князя и до царя допроважу тя». А к великому князю пришед Фрязин с тем Тривизаном назвал его князьком Венеценским, а себе племянником, а рекши, пришел до него своим делом да и гостьбою, да то у великого князя утаили».⁶¹

Сватовство Иоанна к византийской принцессе Софье Палеолог

О ходивших в ту пору слухах о её семье и о Тревизане подробно повествует Независимый летописный свод:

«В том же году посылал великий князь Фрязина в Рим к папе свататься, потому что он рассказал ему про царевну, дочь греческого Аморейского царя Зинаиду, приходившуюся папе племянницей. Когда ее родители умерли, папа взял ее к себе и хотел выдать замуж. И великий князь послал с Фрязиным в провожатых пана Юргу, потому что он знал дорогу: идти на Новгород, оттуда к немцам и на город Венецию, а оттуда в Рим, потому что так дорога к Риму ближе. И он, прийдя в Венецию, назвался большим боярином великого князя, и был в Риме, и там с папой говорил. И папа захотел отдать царевну на Русь, а сама она, говорят, из-за христианства за великого князя захотела. Говорят, что король присылал, желая взять ее в жены своему сыну, а она не захотела, потому что он латинской веры.

И пошел Фрязин тем же путем на Венецию. А князь венецианский, посоветовавшись со своими боярами, решил идти на турецкого царя, который сидит в Царьграде и, взяв себе христианский город, в мечеть превратил великую церковь Софии, построенную Юстинианом царем. Князь не мог это сделать один и захотел поднять с собой Орду, но жители Венеции не знали, как послу идти в Орду. И, услышав, что от Руси есть путь, князь начал оказывать Фрязину почести, задаривать и уговаривать, чтобы он взял с собой его посла в Русь и велел проводить в Орду. Фрязин обещал это сделать. Взял его посла и пришел к великому князю, и все слова папы передал, и принес икону с изображением царевны, а того посла назвал великому князю купцом. Великий же князь, посовещавшись с матерью своей великой княгиней, послал привезти царевну. А тот Фрязин, достав переводчика, венецианского посла по имени Тревизан отпустил через Рязань в Орду в тайне от великого князя. Когда Фрязин выехал в Рим, тогда пришло известие к великому князю, что Фрязин привез венецианского посла и отпустил его в Орду. Тогда великий князь приказал посла взять в Рязани вместе с переводчиком и посадить в тюрьму».⁶²

Известие о том, что Фрязин «царевну на иконе написану принесе», пожалуй, первое в русских летописях известие, которое рассказывает об использовании при сватовстве парсуны – портрета, нарисованного в иконописном стиле. К сожалению, этот портрет Софьи Палеолог пока не обнаружен. Возможно, он сгорел в одном из многочисленных московских пожаров. А может быть, – кто знает! – когда-нибудь ещё отыщется. Не исключено, что и Софья получила при сватовстве портрет жениха, и как знать, может быть, именно он стал образцом для изображения нашего первого государя в авторитетной европейской «Космографии» А. Теве, 1575 г.! И тогда мы видим на обложке этой книги не фантазию портретиста, а реальный образ Иоанна III Великого.

После смерти папы Павла II на патриарший престол в Ватикане избирается папа Сикст IV (1471 – 1484), Франческо делла Ровере (родился в 1414 г.). При нём продолжается усиление инквизиции в Испании и других странах Европы.

––

Примечания к главе 3

РФА. Часть II, М., 1987 г. № 103, стр. 314 – 315.

Памятники русского права. Вып. 3. М., 1955 г., стр. 303.

Н. М. Карамзин. История государства Российского, т. 6, 1998 г., стр. 272.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 337 – 339.

Молдавско-немецкая летопись 1457 – 1499 гг.//Славяно-молдавские летописи XV – XVI вв. М., 1976 г., стр. 47. Пер. И. Э. Клейненберг.

Там же, стр. 118.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 347.

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 278.

Чудов монастырь в Москве.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 411.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 185-186.

Там же, стр. 186.

Там же.

Псковская 1-я летопись. ПСРЛ, т. 5, вып. 1, М., 2003 г., стр. 73.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 186.

Там же.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 411.

Отписася – написал заявление об отставке.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 186.

Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ, т. 25, стр. 279.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 411-413.

Московский летописный свод конца XV века. ПСРЛ, т. 25, стр. 279.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 347.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 186-187.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 339.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 187.

Там же.

БЛДР, т. 7, стр. 348-379.

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 281.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 188.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т.7, стр. 339 – 341.

Ермолинская летопись. БЛДР, т. 7, стр. 347.

Чашники – представители умеренного крыла в Гуситском революционном движении …

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 188.

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 283 – 284.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 413.

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 284.

Молдавско-немецкая летопись 1457-1499 гг.//Славяно-молдавские летописи ХV- ХVI вв. М., 1976 г., стр. 48-49. Пер. И. Э. Клейненберг.

Хроника Быховца. М., 1966 г., пер. Н. Н. Улащика. С сайта vostlit.info.ru.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 341.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 413.

Н.М. Карамзин. История государства Российского, т. 6, гл. 5, стр. 16.

Ляхами на Руси называли литовцев, латынянами – католиков.

«Земстии же людие» – земские люди, – обычные, общинные люди, простые горожане.

Оуладишася – договорились.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 188-189.

Густынская летопись. ПСРЛ, т. 40, стр. 138.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 413-415.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 189.

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 289.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 189 – 190.

Севернорусский летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 341-343.

Дмитрий Исакович Борецкий, сын знаменитой Марфы Борецкой.

Независимый летописный свод. БЛДР, т. 7, стр. 415.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 191.

Патриаршая летопись. ПСРЛ, т. 12, стр. 140-141.

Н. М. Карамзин. История государства Российского, т. 6, гл. I, стр. 33.

Типографская летопись. ПСРЛ, т. 24, стр. 191-192.

Севернорусский летописный свод 1472 года. БЛДР, т. 7, стр. 343.

Венецианский дож Николо Троно – Niсо1о Тгоп (правил 1471—1473 гг.).

Московский летописный свод. ПСРЛ, т. 25, стр. 292.

Независимый летописный свод 80-х годов XV века. БЛДР, т. 7, стр. 419-421.