Читать книгу Это я, смерть - Людмила Потапчук - Страница 7

***

Когда Новый год, то непременно нужно поспать днем, чтобы всю ночь веселиться. Мама уже уложила маленького Степушку, уговорила лечь Аришу и сама тоже прилегла. Ариша смотрит в потолок и заснуть никак не может. Ей хочется, чтобы поскорее был вечер, потому что вечером они все пойдут к тете Анечке встречать Новый год.

Ариша закрывает глаза и пытается придумать себе сон. Только чтобы веселый и не страшный. Она представляет себе волка и зайца из мультика, как глупый волк гоняется за зайцем, а умный заяц не дается ему в лапы. Зайца представить легко, а волк ее воображению почему-то не поддается. Вместо того чтобы нормально гоняться, он то заходит в какие-то подъезды, то просто стоит и ничего не делает. Волк пьет лимонад. Волк зевает во всю свою страшную пасть. Волк смотрит на Аришу и идет к ней. «Уходи», – говорит Ариша, но волк не слушается. Ариша идет по улице от волка, потом бежит. Забегает в какой-то дом, поднимается на лифте на самый верхний этаж. Двери лифта открываются, а там, за ними – волк.

Ариша вздрагивает и просыпается.

Сладко сопит Степушка в своей кроватке, спит мама. Ариша тихо-тихо, чтобы не мешать, встает с постели и на цыпочках, босиком, идет на кухню. Если приснился кошмар, надо попить водички и снова лечь, говорит мама.

Осторожно отворить дверь, войти. На кухне папа, курит в форточку. Ариша тихо заходит, открывает шкаф, тянется за чашкой. Чашка звякает.

– О господи! – кричит папа.

Он резко оборачивается к застывшей Арише, лицо у него испуганное и сердитое.

– Ты бы хоть топала, что ли, когда подходишь, – жестким голосом говорит он. – Так до смерти напугать можно.

Ариша морщит лобик и едва не плачет, но папа уже улыбается.

– Нельзя же так тихо подкрадываться, – говорит он. – Испугала. Думал, тут нет никого, и вдруг… Фу-ты, аж сердце колотится. Тебе чего, чаю? Водички? Пей давай и выходи, я тут проветрю.

В гости к тете Анечке идти недалеко. Правда, дует сильный ветер и идти немного трудно. Аришу опять закутали так, что голову не повернешь. Маленький Степушка едет на санках, его везет мама. У папы в руках огромные сумки с мамиными пирогами. Ариша тоже несет сумку, как большая. В ее сумке банка с маринованными помидорами.

Идти надо через школьный двор. Большая серая школа смотрит черными окнами и не мигает.

– Давай запоминай дорогу, – говорит Арише мама. – Через год будешь тут учиться.

– Через полтора, – уточняет отец. – Мы же решили с шести лет не отдавать.

Ариша запоминает дорогу.

В гостях у тети Анечки густой рыбный чад и при этом холодно. Это баба Тина жарила рыбу, а теперь проветривает кухню.

– Как они это выносят, – почти не разжимая губы, говорит мама в никуда. – А ведь Анна в положении, ей вредно. Если бы я этим дышала, меня бы тошнило постоянно.

– Раздевайтесь, раздевайтесь, гости дорогие, – гудит баба Тина. – Раз пришли.

На бабе Тине нарядное платье, которое криво сидит. Бабе Тине гораздо больше к лицу спортивный костюм. Летом с легкой руки тети Анечки Аришу возили на рыбалку, и она восхищенно наблюдала, как коричневолицая баба Тина лихо надевает на крючок червя, ловко забрасывает удочку в воду, как деловито вытаскивает очередную трепыхающуюся рыбку, разбрасывающую вокруг себя жидкое серебро. Это было очень красиво. А платья ей вообще не идут.

– А карнавал будет? – спрашивает Ариша, освобождаясь от шубки.

– Будет тебе карнавал, – басит баба Тина. – У нас тут каждый день карнавал.

На самой Арише синее платье и белый передничек. Мама протягивает ей красный чепчик и помогает завязать тесемки под подбородком. Подвязывает к поясу корзиночку – не настоящую, а тряпичную. В детском садике на утреннике Арише дали за этот костюм первый приз – большой стеклянный шар с голубым домиком.

– Ну, ты, горюшко, прям артистка, – одобрительно тянет баба Тина.

За столом уже сидят мама и папа дяди Игната. Она, как всегда скорбно сопит, так, что рюшечки на ее розовой кофте вздрагивают и трепещут, а он вздыхает и теребит пуговицы фланелевой рубашки в крупную клетку. На диване развалился хмурый Вова. Он в майке и трениках.

– Этого так переодеться и не заставили? – кивает на него баба Тина.

– Ладно, ладно, – говорит Вова. – И так сойдет.

Ариша хочет сидеть на стуле, но ее почти насильно пересаживают к Вове на диван. Он нехотя двигается, дает ей место.

– Дети – на печку, – весело шумит баба Тина. – А то спать уложим.

Спать в такую волшебную ночь Арише, конечно, не хочется, и она послушно устраивается рядом с Вовой. И тут откуда-то раздается громкий стук. Ариша радостно подпрыгивает – она знает, кто это.

– Здравствуйте, дети большие и маленькие! А вот и дедушка! Ждали меня?

Ариша смеется и прыгает на диване так, что хмурый Вова тоже поневоле подпрыгивает. В комнату входит самый настоящий Дед Мороз – в красной шубе и красной шапке, красноносый и краснощекий, с бородой, закрывающей пол-лица, с большим мешком и серебряным посохом. Ариша, конечно, понимает, что это дядя Игнат, но ей все равно весело.

– Вот каждый день у нас карнавал-то, – усмехается баба Тина. – Делать-то нечего нам.

Но лицо у нее незлое, и она улыбается.

Дедушка Мороз, худой и шумный, объявляет, что все теперь должны спеть или рассказать стишок, а то подарка не получат. Ариша встает прямо на диване и поет ему про елочку – и получает подарок: кукольную мебель. Там и настоящая кроватка, и два стульчика, и столик. Ариша снова прыгает на диване.

– Ну-ка, ну-ка, кто еще? – задорно подначивает Дед Мороз, и у Арины так и падает сердце: сейчас они обидят доброго дядю Игната, скажут, что нечего тут ваньку валять, и волшебство закончится. И тут вдруг дядиигнатов папа с каким-то отчаянием в дрожащем голосе заявляет, что споет песенку про самого дедушку, и действительно затягивает про «не морозь меня, моего коня». Мало того – в процессе ему начинает подтягивать и Аришин папа, уже успевший глотнуть зеленоватого пузыристого вина. Оба получают от сияющего Деда Мороза по набору бритвенных лезвий.

– А что, – вызывающе говорит дядиигнатова мама. – А что, собственно. Почему бы. Собственно.

И поет низко и красиво про «у церкви стояла карета». Ей все хлопают.

Аришина мама говорит, что ничего такого не помнит, отмахивается ладошкой и розовеет, и в конце концов неуверенно, как школьница, исполняет «Три белых коня». Зато бабу Тину уговаривать не приходится: не дожидаясь приглашения, она лихо распевает что-то вроде «по рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей» и при этом еще и приплясывает.

Мамам Дед Мороз дарит по флакону духов, а баба Тина получает рыболовные крючки и вся расплывается от удовольствия.

А Вова выступать отказывается.

– Ладно, ладно, – говорит он. – Потом.

Ему все равно суют подарок – набор для выжигания, который Вова, непонятно бурча, засовывает куда-то вглубь дивана.

Маленький Степушка тоже ничего не поет, а только хлопает ладошками по столу и радостно смеется, но и ему дарят подарок – большой игрушечный автобус.

Потом Дед Мороз заявляет, что кого-то, кажется, не хватает, и все после долгих намеков наконец догадываются и начинают на разные лады выкрикивать: «Снегурочка! Сне-гу-роч-ка!»

Снегурочка не появляется.

– Пойду поищу, что ли, – говорит баба Тина, легко вставая из-за стола. – Куда подевалась-то.

И сразу же после ее ухода в дверях появляется сверкающая Снегурочка, красивая, как настоящая, и все ей хлопают. Когда я вырасту, говорит себе Ариша, я тоже буду такой красавицей, как тетя Анечка, честное слово.

Потом все, дружно выпив, кричат на разные голоса: «Елочка, гори!» Ариша прекрасно видит, как дядиигнатов папа с хитрым лицом сует вилку в розетку, но ей все равно хочется верить, что елочка загорелась по волшебству, и она почти верит.

И тут приходит баба Тина. Только это уже не баба Тина, потому что лицо у нее зеленого цвета, а на голове серый колючий платок, в который закутывали Аришу.

– Это кто же к нам пожаловал? – шумно удивляется Дед Мороз, а Снегурочка восторженно ахает.

– Кикимора я, – заявляет гордо баба Тина. – Не видно, что ли.

– А почему у тебя лицо такое зеленое? – спрашивает Ариша.

– Перепила, – парирует баба Тина ко всеобщему веселью.

– А что такое «перепила»? – не отстает Ариша.

Все хохочут.

Потом кто-то включает телевизор, где уже поют, пляшут и шутят. Дед Мороз под шумок снимает свою бороду, обмахивается шапкой, потом избавляется и от шубы. Баба Тина разматывает серый платок и оттирает зелень с лица клетчатым носовым платком. Ариша ест мандарины, копченую колбасу и шоколадные конфеты из коробки сколько хочет – сегодня можно. Она старается быть незаметной, опасаясь, что ее вопреки обещанию все-таки пошлют спать раньше всех. Пусть подольше будет эта ночь, загадывает она, пусть продолжается волшебство.

Когда бьют куранты, все громко считают: «Десять! Одиннадцать! Двенадцать!» – и кричат ура, и снова пьют шампанское. А после опять смотрят телевизор, и шутят, и смеются, и даже вдруг собираются идти кататься с горки на школьный двор – и действительно идут. Ариша счастлива. Ей разрешают не надевать серый платок («Вроде утих ветер», – машет рукой веселая порозовевшая мама, и Арише очень легко и свободно идти по темному двору, который то и дело вспыхивает красным и синим от фейерверков). У горки возле школы уже собрались люди, но места хватает всем – горка большая, на ней несколько накатанных ледяных дорожек. Ариша подбирает кем-то брошенную картонку и съезжает на ней с горки – один раз, другой, третий.

В третий раз картонка из-под нее выскальзывает и уезжает в темноту. Ариша идет за ней, вытягивает руку вперед – и вдруг натыкается на чью-то черную жесткую спину. Хозяин черной спины дергается, сдавленно кричит и оборачивается. Это Вова.

– Ты сдурела? – злобно говорит Вова. – Я чуть не умер от страха.

У Вовы в руках сигарета. Это он специально отошел в темноту, догадывается Ариша, чтобы никто не видел, как он курит.

– Нечего так подкрадываться, – говорит Вова.

Ариша молчит.

– Скажи кому попробуй, – шепчет Вова и показывает ей кулак.

Ариша идет к горке без картонки и катается так, прямо на шубке. Я все равно буду веселиться, говорит она сама себе. Все равно буду веселиться.

Когда все, накатавшись, собираются обратно, Ариша вдруг понимает, что все будут ночевать у тети Анечки – и родители дяди Игната, и она с мамой и папой. Она мысленно считает. Три комнаты. Десять человек, включая маленького Степушку. Ничего, думает она, это ничего.

И только когда все наконец устают сидеть у телевизора, а дядиигнатов папа вообще роняет голову на грудь и задремывает, только когда обе мамы прекращают, пыхтя, ходить по комнатам с одеялами, до Ариши доходит, что она будет спать в Вовиной комнате и там же будет Вова, а больше никого.

– Я не хочу, – говорит она и мотает головой. – Я не буду.

– Ну что за глупости, – говорит мама.

– Горюшко ты, горюшко, – говорит баба Тина.

Всем, кроме нее, все понятно и ясно. Вовина комната – самая маленькая. Там место для одной раскладушки рядом с диваном. У бабы Тины лягут мама, папа и Степушка. У тети Анечки и дяди Игната будут спать дядиигнатовы родители. И куда ее, Аришу, класть, и так понятно, правда?

Все для них просто.

– Я хочу с мамой, – пробует Ариша последний аргумент.

Ты же большая, говорят ей. Ты же в садике спишь без мамы. И дома спишь без мамы. Ты уже взрослая девочка, как не стыдно.

Стыдно.

Стыдно.

Арише стыдно говорить, почему ей нельзя спать в одной комнате с Вовой. У Ариши нет таких слов, которыми не стыдно про все рассказать.

Про то, как весной они с мамой и папой пришли в гости к тете Анечке и она сразу побежала смотреть хомячков. Хомячков у Вовы уже не было, а только пустая клетка. Он сказал, что они сдохли. Он сказал, что будет играть с ней в дочки-матери. Он закрыл дверь на замок и сказал: давай как будто мы муж и жена и мы спим. И она легла с ним на диван, и они лежали, и было скучно, а на обоях были какие-то красные пятнышки, и она спросила: а это что, а он сказал: клопы. И потом он лег на нее и задрал ей юбочку, и терся об нее чем-то теплым и мокрым, а потом всхлипнул и отвалился. И она ему сказала: муж и жена так не делают, а он сказал: делают.

Про то, как летом, на рыбалке, он повез ее кататься на лодке, и вдруг она поняла, что они уже далеко уехали, и захотела назад, и чуть не выпрыгнула из лодки, но побоялась, что не доплывет до берега, и спросила у него: здесь глубоко? А он сказал: утонуть хватит. И привез ее на остров, и повел за руку, а берег был илистый, и ноги по щиколотку уходили в жижу, а потом он повалил ее на траву и опять это делал, и было противно до ужаса, до ужаса гадко, и она все ждала, ждала, когда это кончится. И он повез ее обратно и показал ей кулак, и сказал тихо: попробуй только расскажи.

Ариша почти не боится Вовиной угрозы, но совсем не знает, как об этом рассказывать.

– Не хочу, – повторяет она. Но в Вовиной комнате уже стоит раскладушка, но для нее уже готова чистая пижамка, и ее даже не уговаривают, а просто заводят в ванную и велят переодеться, и она слушается. И потом идет в Вовину комнату, а он уже лежит на своем диване и сопит. Заснул, думает она, забираясь под одеяло. Пускай он заснул. И лежит, таращась в темноту, и слушает, как все ходят по дому и тоже укладываются спать. И когда все затихает, Вова медленно поднимается со своего дивана, идет к двери, закрывает дверь на замок, а потом подходит к Арише и сгребает ее с раскладушки, и несет на диван.

– Тихо, тихо, – говорит он и зажимает ей рот.

Рука у него пахнет рыбой.