Читать книгу Северный волк. Историческая повесть - Людмила Прошак - Страница 5
I. Глава о Главе
О моем Герое, который не нуждался в имидже, и о Времени, которое движется по кругу час за часом, век за веком
2. 1997
ОглавлениеВ пиар-агентстве «ДомИНо» мне обрадовались, как родной. «ДомИНо» – Дом Информационных Новаций. Но мы – имиджмейкеры, психологи, социологи, журналисты – между собой называли его просто «домино», не столько из-за самой аббревиатуры, сколько из-за черно-белого характера занятий. Хотите чёрный пиар? – Пжалста! Белый? – Нет проблем. Словом, всё как в той самой табличке, которая красовалась на столе генерального директора агентства Лёвочки Окуня: «У вас есть деньги? Мы вам поможем!». Последний раз я работала вместе с «доминошниками» года два назад.
Тогдашняя компания была смешной, бестолковой и очень денежной. Депутат Госдумы Салтыков заказал выборы «под ключ» и отказался ехать в регион: «Я вам столько заплачу, что смогу стать губернатором и не покидая Москвы». Пока я разглядывала плохо растущие усы кандидата и его слабый подбородок, наше руководство – Лёвочка Окунь и Инна Щиголева – созерцало колонки цифр в только что утвержденной клиентом смете. Во взглядах читалось: «Клиент богат до невменяемости, берём стопроцентную предоплату и делаем всё, что скажет, но шансов на победу нет». Хотя не всё так просто.
Оказалось, что в Салтыкове нуждаемся не только мы. «Вы на него, как на человека конченного, не смотрите, – предупредил нас Лёвочка, – из Белого дома звонили, беспокоятся, и о-очень просили расстараться!». Но, разумеется, надрывались мы не слишком. Компанию столичного кандидата вели тоже из Москвы, рука об руку с круглым, как колобок, помощником молодого, да раннего вице-премьера, отрядившего наблюдать за ходом компании ещё и американских имиджмейкеров-консультантов.
– Каждый не использованный для агитации день оборачивается потерей одной десятой процента голосов, – в первое своё появление провозгласил их босс Майкл, оторвавшись от блокнотика с калькулятором. – Мы потеряли уже три процента!
Майкл появлялся в «ДомИНо» с изнуряющей периодичностью: раз в три дня, ровно в семнадцать, с калькулятором наготове. Сосредоточенно кивающий Лёвочка, на все готовый безбородый кандидат и их взыскательный иностранный босс запирались втроем в кабинете. Изредка к ним присоединялся кругленький помощник вице-премьера. После очередного такого совещания ко мне примчалась радостно взволнованная психологиня:
– Майкл решил добавить клиенту мужественности. Гениально, да? Надо, чтобы с клиентом рядом была женщина, – продолжила психологиня с клиническим спокойствием. – Ты.
Я поперхнулась. Тут в дверях появился Майкл:
– Forget it! I can’t talk him into it2.
– Sorry! – «сокрушённо» качаю головой. – Very sorry!
Пора было сматываться, дабы «и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Как будто такое возможно! Но тем не менее, я забила себе нишу: «Давайте-ка я лучше буду мочить его конкурентов. Наверняка, найдется за что. А вы уж тут без меня над его мужественностью трудитесь…» Я зачастила в регион, и однажды меня подвела нелюбовь к лифту – на лестнице в гостинице скучали двое молчаливых мужчин. Помахав перед носом красными корочками, они вытащили из моего портфеля ноутбук, но не тронули деньги и документы. Старший вкрадчиво спросил: «Хотите, я вам билет до Москвы забронирую, но не позже, чем на завтра, а ещё лучше – на сегодня?» Кто они были, эти двое? Да кто их разберёт, если в наше время бандиты «косят» под агентов, а последние не гнушаются походить на бандитов.
…Однажды, вернувшись из командировки, я включила телевизор и попала аккурат на вечерний выпуск новостей. В кадре – накрытый простынею труп. И голос диктора: «В полдень убит депутат Госдумы Салтыков, следствие считает это преступление заказным убийством, связанным с бизнесом погибшего». На экране промелькнул портрет моего бывшего клиента и снова сменился стоп-кадром мёртвого тела. Из-под простыни выглядывали жёлтые ботинки, казавшиеся очень большими. Наверно, всё дело в ракурсе…
И вот сейчас «доминошники», угробив едва ли не месяц на то, чтобы разыскать мою скромную персону в бесконечных командировках, пытались заинтриговать меня «новым потрясающим предложением».
– Тебе ведь интересно в дебрях Севера побывать, – убеждала Инна, сама вырывавшаяся за пределы Садового кольца, как и её шеф, лишь за тем, чтобы слетать куда-нибудь на Багамы или в Париж. – Тут один нефтяной магнат попросил нас поучаствовать в выборной компании, в поддержку действующего руководителя.
Инна сделала паузу, чтобы я успела туда вставить междометие, выражающее если не восторг, то любопытство. Не дождались. Лёва кивнул Инне, мол, хватит, и продолжил, но уже в тональности «всё хорошо, прекрасная маркиза»:
– Заказ перспективный, только у Стефанова этого характер хреновый, он ничьей помощи принимать не хочет. Говорит, глава республики – не сникерс, поэтому никакой рекламы…
– А! – не вытерпела я. – Это должно сработать. Его «едят»?
– Вот-вот, – оживился Лёва, гражданин с двойным американо-российским гражданством, – мы и решили, что если кого туда посылать, так только тебя с твоим «распрекрасным» характером. Мы тебе билет на самолет заказали, ноутбук приготовили, номер в гостинице забронировали…
– Пли-и-з!.. – с придыханием простонала Инна. – Клиент, нефтяник этот, такие «бабки» отвалить может!
…Магнат оказался кудрявым румяным бутузом (есть такая категория мужчин, которые умудряются и в сорок пять выглядеть на пять… лет). Угнездившись в тесном кресле эконом-класса (другого нет), на лету спешит ввести в курс дела:
– Суди сама: два с половиной процента территории России хранят богатства в недрах на одиннадцать триллионов долларов – сто годовых российских бюджетов. Глава у них – настоящий северный волк, потрясающий мужик. Ну, и ещё, чтобы про героя ясно было, есть такой анекдот. Кто в Коми родился, но в Коми не живёт и в Коми не умрёт – тот коми-коммивояжер. А кто в Коми не родился, но в Коми живёт и в Коми умрёт – тот коми-камикадзе. Ну вот, Стефанов родился в Сибири, а в Коми живёт тридцать три года… Твой герой – камикадзе…
– Ну, так уж и герой!
…Мы примкнули к кавалькаде машин, подруливших во двор недостроенной школы. В затормозившей у крыльца передней «Волге» рывком открылась дверца. Из машины вырвался коренастый седой мужчина в пиджаке нараспашку. Воротник рубашки под галстуком расстегнут, носки ботинок – явно недешёвых! – в свежих царапинах и строительной пыли.
– Это и есть Герой? – спрашиваю у провожатого.
Тот кивает, как под гипнозом. Это же заворожённо оцепенелое напряжение на лицах окружения. Худенькая, как вобла, женщина метнулась к Стефанову, протягивает папку, что-то тихо объясняет. Он вдруг начинает рычать:
– Не подсовывайте мне это! Я не продаюсь ни за голоса, ни за что другое!
«Вобла» замкнуто улыбается. Взъерошенный Стефанов ходит взад-вперед по школе, которую надо было бы ввести еще три года назад. Помощник юлой крутится:
– Фёдор Тимофеевич, вы на встречу опаздываете уже на двадцать пять минут.
…Нефтяные короли в честь главы республики закатили банкет – всевозможная снедь, батареи бутылок. Стефанов сел – одна рука на коленке, другая локтем на столе, очки примостились на седом чубе – и продержал всех впроголодь два часа над обзорной схемой месторождений нефти, а потом выдал на всю катушку:
– С вашей подачи корреспондент подходила ко мне: мол, если вы отнимете лицензии у тех-то, за вас проголосуют те и эти. Я большего унижения не испытывал! Вместо того чтобы голоса считать, лучше загляните в школу и предложите свои услуги. Помощь эта стоит не дороже ведра нефти, а вы её цистернами отсюда вывозите! Стыдобушка! Позовите сюда эту девочку-корреспондента, пусть послушает и посмотрит, как понаехали в маленькую нефтяную столицу воротилы, воронами набросившиеся на бюджет. – А потом прицельно, к хозяину банкета – президенту совместного предприятия: «Майкл, у вас в США бывают тесты на лояльность?»
Чисто выбритый, блестящий, как стёклышко, американец улыбается, демонстрируя знание русского языка:
– Я думаю, нет нужды…
– Конечно, – соглашается Стефанов, – но это вы у себя все тесты уже прошли, а мы ещё только начинаем. Школа может рассчитывать на компьютерный класс в подарок от компании?
Легкое замешательство, но Главе отказывать неловко…
– Когда это нужно?
– Ещё вчера, – ответил Стефанов. Выпил бокал минералки, съел тарелку борща и поехал дальше, к строителям.
…На сцене стол для президиума, красная скатерть, микрофоны. Стефанов отказывается туда идти:
– Далеко, как на трибуне мавзолея.
Стол переносят в зал. Глава ведёт совещание, а в проходе копошится фотокор, подбираясь всё ближе. Стефанов останавливает его взглядом и невозмутимо советует:
– Присядьте, пожалуйста. Я издалека лучше смотрюсь.
Говорят с мест. Стефанов слушает, мнёт ладонью нос, щёки, подбородок, губы – вот-вот скомкает и уронит, как маску, в усталом раздумье. Задаёт один неудобный вопрос, другой, третий… Разочарованно откидывается на спинку стула:
– Слушай, хотел из тебя героя сделать – не получилось!
«Мой магнат» ёрзает в неудобном скрипучем креслице и, видя, что совещание подходит к концу, шепчет мне на ухо:
– Давай иди, договаривайся, как работать будете, да и лети дальше с ним. Я же к себе на работу поеду, а то я тут у тебя самый высокооплачиваемый охранник.
– А ты нас не можешь познакомить?
– Нет, – он смотрит на Стефанова и ежится, – ты сама…
– Вот уж не уверена, – ворчу, продвигаясь к герою.
Тот молча наблюдает. «Ага, – думаю, – ему тоже интересно, ещё бы, я тут целый день глаза мозолю. Ну-ну, сейчас посмотрим, ху из ху». Представляюсь. Он по-прежнему молчит. Чтобы заполнить паузу, говорю, что, мол, поговорить бы надо с глазу на глаз.
– Когда вам удобнее, – спрашиваю, – сейчас или вечером?
– Конечно, вечером, – хмыкает он, – я с женщинами поближе к ночи беседы веду. Перед сном, на часика так полтора, да?
Стою и не знаю, что и думать: бабник он, что ли? Вокруг ухмыляются мужики. Деваться некуда, не изображать же оскорбленную добродетель.
– А чего так слабо? – спрашиваю, – Давайте уж до утра!
– Нет, – степенно качает головой, – до утра я уже не смогу.
– Хм, – с облегчением фыркаю, – чего ж тогда предлагаете?
Герой припечатывает меня взглядом, как сургучной печатью. Затем совершенно официальным тоном произносит:
– Завтра в моём кабинете, в двенадцать, у вас в распоряжении двадцать минут, – и поворачивается ко мне широкой спиной.
На следующее утро купила местные газеты:
«Инфицированных СПИДом уже готовят к этапу на Печору. Запоздалая реакция властей республики и общественности вряд ли сможет повлиять на оформленное приказом решение руководства МВД России…»
Если бы я вчера не была в Печоре и не знала, как на самом деле обстоит дело, то тоже взволновалась бы, да ещё как. Вчера Стефанову предлагали поучаствовать в акции протеста, он отказался:
– У меня столько причин для недовольства, что я был бы вынужден бастовать двадцать четыре часа в сутки. А работать когда?
Митинг состоялся без Стефанова. Его ругали там за всё, и за «чуму ХХ века» тоже. А он в это самое время – своими ушами слышала! – вёл разговор с заместителем начальника Главного управления исполнения наказаний МВД. Ну что Стефанову стоило выйти к митингующим и сказать: мол, так и так, тут вот генерал прилетел в Печору по поручению премьера России, у которого я до этого побывал. Ведь уже вчера было ясно: никого к этапу не готовят. Приказ приостановлен, но припозднились газеты. Случайно или нарочно? Надо бы и об этом с героем поговорить: популизм – это ведь не обязательно плохо, надо время от времени к нему прибегать, как к испытанному средству.
Но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что никакого разговора у нас не получится. Стоило мне нарисоваться на пороге кабинета, как Стефанов, едва кивнув в ответ на мое приветствие, отвернулся к селектору и ткнул в какую-то кнопку:
– Пресс-секретаря ко мне!
Повисла пауза… Стефанов, развалившись, сидит в своем кресле, как в качалке. Нас разделяет огромный письменный стол, рядом с которым он указал мне на низкое, повернутое боком, креслице. Герой молчит, потому что ждёт пресс-секретаря. Я молчу, потому что яснее ясного, что он меня слушать не станет. Не хочет. Появился запыхавшийся пресс-секретарь, и Стефанов зарычал:
– Почему сразу с ней не пришёл?
Мудрый пресс-секретарь молчит.
– Садись и записывай.
– Фёдор Тимофеевич, – говорю, стараясь придать голосу спокойную небрежность, – я на троих соображать не умею.
Пресс-секретарь приподнимается…
– Сидеть! – раздается команда, и тот замирает.
Стефанов прищуривается и выстреливает в меня фразой:
– Или будет так, как я сказал, или никак!
Вот в это верю. Встаю, радуясь, что теперь я смотрю на него сверху вниз и выпаливаю:
– Тогда никак!
Разворачиваюсь и ухожу, слыша, как громко стукнула дубовая дверь за моей спиной. Ну это лишнее, хлопать дверью, честное слово, не хотела.
«Мой магнат», которому ради очистки совести позвонила уже из Москвы, едва не стонет в трубку.
– О-ох, что ж он делает, что ж творит!
И часа не прошло – снова звонок:
– Стефанов завтра в Москву прилетает утренним рейсом, ты встреть его в Шереметьево, пожалуйста.
– С какой это стати!? – я просто задохнулась от возмущения. – Может, цветочки ему преподнести!?
– А что, – тут же с готовностью подхватил «мой магнат», – букет я передам тебе с шофёром. Или сама выбери, я деньги верну. Тебе по какому адресу машину завтра прислать?
– Послушай, с какой такой радости я должна его встречать?
– Как с какой? Тебе с ним работать не один день.
…С утра пораньше я – уж, конечно, без цветов! – стояла у окна VIP-зала и наблюдала, как к только что приземлившемуся самолету пристыковывали трап.
Спустя минут десять в дверях показался Герой. К нему сразу бросились мужики с папками, на ходу шелестя бумагами. Мы встретились глазами. Ни тени позавчерашней враждебности. Он протянул руку. Молча то ли поздоровались, то ли помирились. По глазам вижу, ждёт, что скажу. Может, думает, извиняться стану.
– Вот что, – говорю, глядя ему куда-то в плечо, – если уж так случилось, что нам каких-то несчастных два месяца вместе работать придется, давайте уж как-то потерпим друг друга.
«Ну, – думаю, – сейчас зарычит». А он словно и не слышал:
– На этой неделе у меня поездка в Питер, вам там делать нечего, со вторника я в Любимой республике.
…Самолет приземлился в столице северного края, и я, терзаемая нехорошими предчувствиями, спустилась по трапу.
– Здравствуйте, женщина в чёрном!
Я огляделась вокруг. Никого, кроме меня, в черном не было. Реплика чиновника, которого я от силы видела раза два во время поездок героя, адресовалась явно мне. Ну, не то чтобы я такая уж леди, но фамильярность меня покоробила. Едва кивнув, я прошествовала мимо.
– Женщина в чёрном! Здравствуйте! – раздалось за моей спиной вновь. Похоже, это опять ко мне. Обернулась – пресс-секретарь Стефанова.
– А, так вы ничего не знаете, – обрадовался он, прочитав на моём лице недоумение. – Ну, едемте на работу, там я вам дам почитать, что про вас пишут наши газеты.
…Первою полосу газеты «Ровесник Октября» украшал снимок, на котором были запечатлены двое: я и Герой.
Справедливости ради надо отметить, что я получилась лучше: на фотографии я пристально смотрела на него, а он, судя по открытому рту и насупленным бровям, кому-то устраивал разнос, а скорее всего, просто-напросто таким образом выражал своё отношение ко мне.
Заметка, предварявшаяся рубрикой «По слухам и достоверно», была снабжена многословным заголовком: «Рядом со Стефановым появилась «женщина в чёрном». Ну-ну!.. Остальное можно не читать.
– Нет-нет, вы читайте, – закивал доброжелательный пресс-секретарь, придвигая ко мне газету вновь.
Делать нечего, я прочитала:
«Наблюдательные читатели заметили, что в окружении главы в последнее время появилось новое лицо. Женское, что само по себе интригует (представительниц прекрасного пола рядом со Стефановым не так много, и их имена и должности известны всем). К тому же молва быстро окрестила незнакомку, сопровождавшую главу в последних поездках, как „женщину в черном“. Присутствовала она и на заседаниях последней сессии Госсовета. „Это что, новый помощник или имиджмейкер?“ – спрашивают читатели. Кое-кто отметил даже присутствие у незнакомки „сильной энергетики“, которая явно „подпитывает“ лидера республики…»
Разумеется, под всем этим скромная подпись: «Наш корр.». Сказать по совести, бывает, что я не питаю особой любви к «братьям и сестрам» по перу, а уж в этом случае…
– Он этого не читал? – спросила я пресс-секретаря со слабой надеждой.
– Читал, – кивнул он безжалостно, – ещё как читал!
– И что сказал? – наивно поинтересовалась я.
Пресс-секретарь ничего не ответил, но глаза его округлились.
2
Забудь об этом! Я не могу уговорить его (англ.).