Читать книгу Русский остаток - Людмила Разумовская - Страница 21

Прошел год после смерти Сталина. Юра с мамой жили по-прежнему в Воронеже, ему исполнилось уже десять лет.

Однажды летом он прибежал домой возбужденный и с порога выпалил.

– Мама, мам! Там тебя какой-то дяденька спрашивает!

– Какой дяденька? – разогнулась над корытом с бельем Елена.

– Не знаю. – Глаза его сгорали от любопытства. – В шинели!..

Сердце ее упало и заколотилось. Она вытерла мыльные руки о фартук и неподвижно застыла, слушая, как неторопливые мужские шаги гулко отпечатываются по долгому коридору.

Вошел… нет, вошел не тот, кого она, несмотря ни на что, продолжала ждать вот уже десять лет. Вошедший мужчина был невысок ростом, коренаст и почти лыс, с ввалившимися желтоватыми глазами, худой и небритый, в солдатской шинели.

– Не узнаёшь, хозяйка? – спросил он, улыбнувшись беззубым ртом.

Она долго смотрела на него с недоумением и страхом и наконец, уже узнавая, медленно выдохнула, заливаясь краской.

– П-петр!..

– А я тебя сразу признал, – сказал Петр Мельников как-то игриво-весело, скидывая с плеч вещевой мешок. – Мало изменилась.

– Юра, – повернулась она к мальчику, во все глаза глядевшего на вошедшего. – Беги на улицу, сынок, поиграй… Ну, я кому сказала!.. И дверь закрой! – приказала Елена.

Юра нехотя побрел к порогу. Он еще раз бросил шустрый взгляд на страшного незнакомца в шинели и тихонько прикрыл за собой дверь. Потом постоял немного под дверью, но, вспомнив, что подслушивать нехорошо, к тому же все равно ничего не слышно, побежал на улицу рассказывать другу Валерке про их необычного гостя.

Петр и Елена стояли и глядели друг на друга: нежданный муж и негаданно встреченная жена, она – с мýкой и страхом, он – ощетиниваясь насмешкой, пока она, не справившись с нахлынувшим на нее непонятным ужасом, наконец не сказала:

– П-проходи, Петр… садись… Есть хочешь? Я сейчас! – Она отодвинула корыто к стене и быстро подтерла пол.

Петр не спеша прошел в комнату, сел, вытащил беломор, закурил. Она молча стала собирать на стол.

– Я ведь не знал, что ты здесь живешь, по-прежнему… – начал он неторопливо. – Так, заехал на всякий случай поглядеть. Мало ли, думаю… А ты, оказывается, никуда и не уезжала…

– Уезжала… – тихо ответила Елена. – Я на фронте была… медсестрой…

– Ясно. Пацана на фронте, стало быть, нажила.

Елена не ответила.

– Да я не в осуждение, не думай. Чего там… Так, для интереса спросил. Война – она всем жизнь спортила… Я вот сразу в сорок первом к немцам попал в окружение… Голыми на фронт гнали… одно ружье на троих… Да ладно, чего там вспоминать… победили и – баста! Победителей не судят. А как, сколько кого положили – это, брат, не нашего ума. Главное, до Берлина дошли. И флаг водрузили.

– Ты поешь, – сказала Елена, пододвигая ему тарелку с вареной картошкой. – Остыла только…

Петр загасил недокуренную беломорину, достал поллитровку.

– Давай, хозяйка, стаканчики. За встречу.

Елена подала два стакана. Петр разлил водку.

– Да ты чего стоишь? Сядь. Уважь мужа. – Он усмехнулся. – Муж объелся груш.

Елена продолжала стоять как вкопанная. Чокнулись. Петр опрокинул полстакана, налил еще. Снова закурил.

– Ты поешь, – снова сказала Елена.

– Успеется.

– Ты… оттуда? – едва слышно прошептала Елена.

– Откуда «оттуда»? Я два раза «оттуда». Сперва в немецких «оттуда», потом в советских «отсюда».

– Тише… – испуганно проговорила Елена. – У нас тут…

– Что? Стукачи? – Он засмеялся, обнажая беззубый рот. – Клал я на них!..

– Петр… я тебя умоляю!.. Нам здесь жить… – снова зашептала Елена.

– Да ладно. Понял. Молчу. Нас там таких, как я – «За Родину, за Сталина», – знаешь, сколько посдыхало? У-у!.. Ни хрена вы не знаете… и знать не хотите… То-то, я смотрю, полстраны проехал, мужиков нет, кругом одни бабы горбатятся… Да… А в Германии-то как нас освобождали – закружилось энкавэдэшное офицерье вороньем… «Родина вас ждет! Родина без вас скучает!..» Вот мы, дураки, рты-то и пораззявили. Те, что поумнее, всеми правдами-неправдами кто в Канаду, кто в Аргентину, кто в Австралию… Ну, а мы, мужичье сермяжное, как услыхали, что Родина нас ждет, так прямиком в телячьих вагонах из Европы – да на родную Колыму и покатили! Чтоб Родина, значит, без нас не соскучала. Чтоб, значит, уж всех, кем война подавилась, родная Колыма сожрала… Видать, на то мы и родились, а? Чтоб Родину как следует унавозить. А чё?.. Бабы еще нарожают!.. Им, бабам-то, все одно… навидался я вашего брата…

Елена сидела ни жива ни мертва. Она почти не слышала того, что говорил Петр. В мозгу ее сверлила, разламывая голову, одна мысль: неужели он приехал к ней насовсем? Неужели он останется с ними жить? А что? Законный муж. Разве она посмеет его выгнать? Неужели этот чужой, грубый, страшный человек ляжет теперь с ней в одну постель? А как же Юрочка? Что она ему скажет? Что это его отец?.. Нет, нет, нет, это невозможно, только не это! Господи, помоги!..

Петр встал, застегнул шинель.

– Ты… разве тебе не жарко? – в замешательстве спросила Елена.

Петр ничего не ответил, взялся за вещевой мешок.

– Ты что, уходишь? – еще не веря своему скорому счастью, сказала Елена.

– Ухожу, – ответил Петр.

– Что ж ты, даже не поел… – Ей стало вдруг его нестерпимо жаль. Так жаль! Глаза ее налились слезами. – Куда ж ты… теперь?

– На кудыкину гору.

– Постой…

Петр остановился. Но Елена молчала, не зная, что сказать. Он тоже молчал. Ждал. О Господи, да предложи она ему сейчас остаться, потом ведь с ее мягким характером не отделаешься ни за что! Нет, лучше уж сразу, без сентиментальностей, покончить одним махом.

– Ничё! Ты меня не жалей, – сказал наконец понимающе Петр. – Не пропаду. Погуляю чуток, да и обратно покачу, на Колыму. Никто меня нигде не ждет, вольный казак, а там – братишки, кто в могилах, а кого и земля еще носит. Ничё!..

– Петя… голубчик… – взмолилась вдруг Елена. – А тебе не встречался где-нибудь случайно… ну, в плену или… в лагере… один человек, Анатолий Викторович Шабельский… полковник? – заливаясь краской и задыхаясь от волнения, прошептала Елена.

Петр усмехнулся.

– У нас там ни полковников, ни генералов не было. Одна лагерная пыль. Ну, бывай.

Он резко повернулся и вышел.

И только после того как затихли его шаги, Елена медленно опустилась на табуретку и зарыдала.

Подкараулив, когда дяденька в шинели выйдет из их подъезда и пойдет со двора на кривую, с деревянными двухэтажными домами, улицу, где время от времени грохотали, громко повизгивая, трамваи, Юра прибежал домой.

– Мам, мам, ты чего? Кто это был, мам? – теребил он в нетерпении плачущую Елену.

– Никто, – ответила мать, вытирая ладонью глаза. – Сослуживец твоего отца. Вместе воевали.

– Ты ж говорила, он пропал без вести.

– Говорила…

– И что? Его нашли?

– Нет, не нашли…

– А чего ж он тогда приходил?

– Так… Повидаться…