Читать книгу Рискну жить по Слову - Людмила Шторк-Шива - Страница 3

Это редкость – человек,

понимающий чужую боль.

Л. Толстой.

Эта поездка оказалась последней. Еще до возвращения Саши, врач, получив результаты анализов, грустно покачал головой.

– Жаль, довольно молодой еще…

Но Саша, как всегда, не думал о себе, оставив врачам самим рассматривать результаты анализов. Он ехал из города в город, из поселка в поселок, проповедуя о Христе, укрепляя тех, кто уже нашел мир с Богом. Да, он чувствовал, что на земле его жизнь заканчивается, и времени осталось не так уж много, хотя точно не мог сказать – сколько?

Вернувшись домой, по настоянию врача, Саша вновь сдал анализы – результат был неутешительным. Видя, что лечащий врач мнется, не зная, как и что лучше сказать больному, Саша спокойно сказал:

– Вы не бойтесь говорить мне правду, я знаю, что серьезно болен и смерти не боюсь. Просто мне хотелось бы знать, сколько времени мне осталось?

– У вас быстро развивающаяся форма рака и, судя по тому, как он развивается, вам осталось максимум три-четыре месяца, – сообщая диагноз, врач внимательно смотрел на больного, боясь, что заверения о готовности к смерти окажутся фикцией, и тот запаникует. Но Саша остался спокоен, лишь немного погрустнел:

– Значит, я не успею еще раз проехать по Северу? – тихо спросил он, словно не к врачу обращаясь, а к кому-то другому, в пространство.

– Вам сейчас нужен полный покой, строгий режим и нужно постоянно принимать лекарства, иначе боль станет невыносимой, – предупредил врач. – О любых поездках нужно забыть.

Но Саше трудно было перестроиться так быстро, он как локомотив, нуждался в длинном пути торможения. Встав с кушетки, на которой сидел, слушая свой приговор, Саша вернулся домой и, вздохнув, спросил у Веры:

– Слушай, может, я все-таки съезжу в Дудинку? Мы в этот раз не успели туда заехать.

Хорошо, что один из сыновей был вместе с Сашей на приеме врача, иначе семья узнала бы о запрете только после отъезда Саши. Но Вера, уже оповещенная о результате анализов, воспротивилась. Обычно Саша с Верой называли друг друга «папа» и «мама», пока дети были маленькими, но сейчас Вера вдруг обратилась к мужу как в прежние годы.

– Папа, а ты подумал, что семья тоже нуждается в тебе? Я столько лет отпускала тебя везде, где ты хотел. В последние годы мы почти не видели тебя. В твоей жизни все другие стали ближе, чем твоя семья.

– Ты не права, я всегда помню и молюсь о вас, – попытался возразить Саша.

– …Но иногда нам просто нужен ты сам, – добавила Вера. – Дети, хоть и взрослые, нуждаются в отце. Да и я, уже забываю, как ты выглядишь. Ты так редко бываешь дома. И если нам предстоит такая долгая разлука, побудь с нами.

Это была просьба, но Саша не мог отказать, не часто жена просила о чем-то. Он не был готов думать о себе, но согласился думать о семье. Теперь мысли о поездках пришлось отложить, и Саша вдруг понял, что придется полностью менять жизнь. В последние годы время между поездками существовало для него только для того, чтобы спланировать следующую. Саша, коротко порадовавшись встрече с родными и друзьями, сразу начинал составлять список городов и поселков, которые нужно посетить в следующий раз.

Саша понял, что, наверное, слишком рано успокоился, что вырастил детей, словно они больше не нуждаются в отце и жена как-то незаметно отошла на второй план. И сейчас Бог напоминал, что необходимо восстановить Библейскую иерархию в его жизни, когда по степени важности становятся на первом месте Бог, затем жена, дети, и потом уже друзья и церковь, все остальные люди, но не наоборот. Саша вспомнил, что лишь несколько лет назад спорил с одним из служителей, который сказал, что семья должна стоять в этой иерархии после церкви, и тогда, на основании Библии, Саша доказал, что семья должна стоять по степени важности сразу после Бога. Но сейчас, не замечая того, Саша «скатился» к нарушенной иерархии, из-за которой подход к людям становится массовым, а не личностным, когда толпа становится более важной, чем личность, а это уже не подход Иисуса, для Которого душа человека – самая важная, Который всегда находил время для учеников и друзей, хотя в Его случае большая часть Его друзей были из учеников. Но даже на кресте Он не забыл позаботиться о матери.

Оставшись дома, Саша вынужден был пересмотреть всю свою жизнь, ее течение и распорядок. Вновь расставить приоритеты и направление. Запал движения, который толкал Сашу вновь в дорогу не долго оставался. Скоро боль в желудке стала настолько сильной, что покорила себе весь распорядок дня: прием пищи и время сна, скоро даже мысли невольно стали подконтрольны этому стражу. В начале, Саша противился, но чуть позже заметил, что этот «страж» – дан ему от Бога. Все, что не нужно будет в вечности, «страж отметал», посылая сигналы. На необходимое, вечное, реагировал покоем.

****

Лежа один в тихой комнате, Саша мог предаваться воспоминаниям и анализировать прожитые годы. Бог через болезнь остановил быстрый бег его жизни и вынуждал успокоиться и, как Саша сказал своей супруге: не торопясь «приготовить нужное для переселения».7 Когда-то давно Саша говорил проповедь на эту тему, спрашивая слушателей: «Как вы думаете, что нужно христианину для переселения в Вечный дом?» Тогда, размышляя, он перечислял в памяти, что же из всего земного багажа нужно будет в вечности? После исследования этой темы в то время, когда он готовился к проповеди, Саша узнал для себя много нового, пересмотрел некоторые суждения об этом вопросе.

Но по удивительному промыслу Бога, сейчас боль в желудке ясно контролировала, что должно остаться, а что – уйти. Как только память подбрасывала ненужный багаж – боль становилась невыносимой, и Саша вынужден был возвращаться к тому, что усмиряло эту боль, или принимать опий, так как другие обезболивающие уже не помогали. Опий помогал ненадолго, но отнимал здравый рассудок, и Саше было жаль упущенные последние мгновения перед переселением. В своей жизни он научился ценить не только часы, но и минуты, подаренные ему Богом, поэтому предпочитал перестраиваться и думать в том направлении, где боль не мешала жить.

Память легко скользила над прожитой жизнью, как орел парит над землей, зорким оком высматривая то, нуждалось в переосмыслении и исправлении. В начале болезни Саша позвал старших детей и попросил у них прощения. Он не хотел быть тем странным человеком, кто провинившись перед человеком, просит прощения только у Бога.

К сожалению, старшие дети попали на незрелый период отцовства, и иногда Саша наказывал их не столько за их личные провинности, сколько от досады, что они не повинуются как марионетки полностью и беспрекословно. Груз ответственности за детей тогда еще не стал привычным, а потом даже и приятной ношей как в зрелые годы, и Саша иногда срывался и наказывал их за мелкие провинности. Младшим досталось больше тепла, нежности, заботы и мудрости в воспитании и Саша вдруг подумал, что в сердце старших детей могла возникнуть зависть и обида, поэтому он попросил прийти всех старших детей по отдельности и поговорил с каждым из них, попросив прощения.

Пока Саша ждал прихода каждого из детей, боль подавала сигналы напряжения и иногда казалась невыносимой, но на свое счастье Саша сделал все это в начале болезни, когда боль еще можно было терпеть. Теперь даже маленькое напряжение сдавливало спазмом желудок настолько сильно, что хотелось кричать. За время болезни мужнина понял, что чувство тихого, безмятежного счастья и даже блаженства прекращает приступы почти полностью, лучше, чем опий, но к этому удивительному состоянию иногда было так сложно прийти! Но после разговора с каждым из детей, когда очередная ошибка была исправлена, после совместной молитвы это состояние приходило до времени, когда память подбрасывала новое событие в прошлом, которое нуждалось в исправлении. Саша не занимался «самоковырянием», но готовился к переходу в вечность.

Мужчина прежде был уверен, что состояние раскаяния и сознания собственной греховности будет нужно в вечности, ведь нет человека безгрешного, ни одного. Но сейчас, лежа в постели, мужчина понял, что это чувство, вместе с грехами нужно оставить здесь на земле. Он также был раньше уверен, что чувство бурного счастья тоже будет в вечности, но это чувство вызывало невыносимую боль, и сейчас мужчина усомнился в своем предположении.

Ясный образ Иисуса появляющийся перед мысленным взором, вызывал состояние блаженства, а необходимость быть в покое, чтобы боль не помрачала сознание, привела Сашу к новому, удивительному состоянию, в котором душа совмещала глубокий и полный покой с состоянием восхищения, преклонения перед ликом Того, с Кем Саша готовился встретиться. Мужчина знал, что этот Лик перед мысленным взором – лишь образ Иисуса, часть того, что он, Саша может вместить сейчас. Но к этому образу хотелось лететь на крыльях и ничто из земных прелестей не казалось стоящим «ломанного гроша» как он привык выражаться. И Саша готов был сделать все, убрать любые препятствия, только чтобы оказаться рядом, погрузиться в славное сияние и остаться в нем навеки, вполне доверяя Творцу, создавшему удивительный и многообразный мир. И мужчина знал, что никогда, за всю бесконечную вечность это общение не наскучит ему.

Сейчас Бог нежно вел свое дитя от созерцания Его славы назад к воспоминаниям о прожитой жизни, чтобы исправить то, что нуждалось в этом, и Саша понял, что воспоминания пойдут с ним в вечность, если сейчас Бог настаивает на их исправлении. Поэтому не он сопротивлялся.

Память подбросила минуты сбора в очередную поездку. Чемоданы стоят в прихожей, отец семейства с двумя взрослыми детьми стоит на пороге и молится о благословении. Совесть ясно говорит, что этот момент прошел без нарушений и сейчас не вызывает сожаления. И все же что-то тревожит. И вот время под взглядом памяти скользит быстро, как травинки под взглядом пролетающего в небе орла. Именно эта поездка, что-то до нее и после, заставляет память сделать новый оборот и присмотреться внимательнее. Вспоминаются несколько встреч в этой поездке – в Германии. И память подает сигнал – «…ты был не прав. На протяжении целого периода твоей жизни ты стал не исполнителем Писания, а судьей. Ты смотрел на жизнь окружающих тебя людей и судил их. Твои речи на местах, даже твои проповеди из-за кафедры в различных городах были пропитаны этим осуждением!».

На глазах Александра выступили слезы: «Господи! Я не смогу исправить все! Ведь в эту поездку я менял дома, в которых мы беседовали с людьми иногда по два раза в день! Друзья звали меня всюду, и я не отказывался. Я не помню, где я возвещал Твою истину, а где судил!… Я не смогу это исправить, даже если мне будут даны на это годы, а у меня по прогнозам врачей остался месяц, а может и меньше и все это время я не смогу пройти дальше, чем до туалета!»

Боль опоясала тело и сдавила свои тиски, теперь хотелось не плакать, а кричать! Больше нескольких минут такую боль невозможно было терпеть. Он попытался отрешиться от нее, успокоиться, но ее как механизм, трудно было остановить, если уж запустил. Воспоминания исчезли, осталась резкая, мучительная боль, помрачающая сознание. Некоторое время Саша терпел, но пришло время, когда он позвал Веру.

– Поставь, пожалуйста, укол – едва выдавил Саша, корчась от боли.

Опий оказал свое действие, боль притупилась, уступив место блаженному, почти животному покою. Перед глазами поплыли фантастические картинки, оставляющие после себя пустоту. Если бы Саше было не знакомо блаженство присутствия Бога, возможно, ему понравились бы эти ощущения, но эти «картинки» оставляли чувство разочарования, пустоты и даже омерзения, с которым приходилось бороться. Как потная и грязная чужая одежда в мороз, которую от безвыходности приходится надевать, чтобы немного согреться. Но настоящий покой, избавляющий от боли и наполняющий душу счастьем не всегда получалось найти в море собственных мыслей и страстей.

После укола, когда действие препарата уже ослабло, в сознании оставался туман, препятствующий связи с небом. Боль нарастала постепенно, как звук приближающейся грозы, но Саша никак не мог избавиться от этой ужасной пелены, сковывающей мысли, заставляющей чувствовать себя «овощем» и был бессилен против нарастающей боли.

Наступил вечер, зимние сумерки погасили холодное солнце и боль, словно тысяча ночных страхов заполнила каждую клеточку тела. Саша боролся, как мог. Мысль о том, чтобы вновь попросить укол все чаще приходила как простое решение проблемы. Но он знал, что существует другой способ, более эффективный и необходимый душе как воздух – вновь увидеть образ любимого Учителя и войти в Его присутствие. В Его присутствии боль уходила, и оставался восторг, не утомляющий и наполняющий сердце удивительным покоем и счастьем. В эти минуты Иисус так много говорил уставшему страннику, и смерть все больше воспринималась как поход к зубному врачу – немного страшная, но дающая облегчение от старой боли и переживаний.

Наконец в борьбе между болью и «туманом» от прежнего укола, наступило просветление. Мысли вновь приобрели прежнюю ясность, молитва стала ясной и осмысленной. Саша вдруг вспомнил, как при советском строе приносил домой старые радиоприемники и собирал из нескольких один, помощнее, чтобы ловить христианские радиопередачи из-за границы. Сколько радости он получал, поймав радиоволну поздно ночью и слушая проповедь Ярла Пейсти или других проповедников. И вот сейчас среди сотен и тысяч шумов, которыми враг душ человеческих пытался заглушить Слово, Саша смог найти ту самую «волну» мира радости и глубокого покоя, наполненного любовью, и радость хлынула в истомленное сердце. Восторга не было – любые эмоции усиливали боль, но что-то новое, но уже знакомое, рожденное во время болезни – смешанные необъяснимым клубком восторг, поклонение, покой, блаженство, удивительная и полная тишина и песня, как бальзам снимало спазм и заставляло вздохнуть облегченно полной грудью и блаженно уснуть.

– Да, Господи! – прошептал Саша, едва слышным спокойным голосом. – Я знаю, что ты уже простил меня за тот суд и за мои неправильные суждения о братьях или о Тебе, и я так благодарен Тебе! И я теперь понимаю, что благодать Твоя и милость – это единственно родная атмосфера для нас – людей. Как мне хорошо в Твоем присутствии! Я был бы счастлив, если бы Ты сейчас меня забрал, но хочу, чтобы Твоя воля исполнилась. Только Ты знаешь мое время, и я хочу уйти тогда, когда Ты скажешь, что оно пришло.

За окном с неба посыпал пушистый белый снег, и Саша улыбнулся мягкой белой красоте. Из натопленной комнаты снег не казался холодным, можно было наслаждаться только его красотой, и романтическая душа Саши откликнулась на зов красоты. Он лежал, смотрел в окно и казалось словно Сам Творец неслышно укрывает усталую душу мягким покрывалом. Саша не заметил, как уснул. Через несколько минут неслышно ступая, вошла Вера – верная спутница жизни, которая всегда была рядом в радости и беде и сейчас она готова была с любовью служить мужу, помогая собраться в новый, неизведанный ранее путь. Вера принесла лекарство, и увидев спящего с улыбкой на губах мужа, тихонько покинула комнату, оставив на табуретке у кровати таблетки и воду. Она знала, что таблетки мало помогают и действуют лишь на полчаса или час, но хотела оставить помощь, если вдруг ночью начнется приступ.

Бывали ночи, когда Саша не выдерживал приступа и тихо звал чутко спавшую жену. Вера не возражала и не обиделась, когда Саша захотел спать в соседней комнате. Жена видела, что он стал просыпаться даже от того, что она ночью повернулась во сне. Вера охраняла покой мужа как могла, зная, как мало мгновений покоя оставляет ему болезнь. У женщины, вырастившей девять своих детей и служившей заботливой хозяйкой, а иногда и той, которая заменила мать, десяткам, а может и сотням детей и взрослых, посещавших их дом – самоотверженность, наполненная любовью, настолько вошла в характер, что она не замечала, когда проявляла это качество. Если бы ее спросили – не обидно ли ей, что иногда Саша просто не замечает ее, уйдя в свои думы, Вера сильно бы удивилась, не понимая, на что же ей обижаться? Ведь Саше в этот момент не больно, ему хорошо, а это главное. Вера находила радость в самом служении, имея «похвалу в себе»8, когда удавалось помочь мужу усмирить его страдание.

Однажды кто-то описал слово «благодать». «Это сила любви, делающая людей способными жить по Закону Божию и наслаждаться этим». И Вера получила этот подарок – она просто любила и исполняла Заповеди Его от сердца, и потому ей было не тягостно самоотверженно заботиться о больном муже.

Но Саша перешел в соседнюю комнату не ради своего покоя. Он не хотел тревожить жену, так как из-за боли нередко вставал по ночам и иногда стонал во сне. Вера всегда спала очень чутко, а сейчас – особенно чутко и Саше было жаль верную подругу жизни. Посредством подарка от Бога, называемого в Библии «благодатью» в Сашины привычки и рефлексы также вошел Закон Божий – самоотверженная любовь к ближнему и Саша привычно заботился о жене больше, чем о себе.