Читать книгу Евангелие от психопатов - Людмила Юрьевна Старикова - Страница 9

Ликовали без папы

Оглавление

Несмотря на компромисс с католической школой, отношения у супругов не клеились. Барин стал распускать руки всё чаще: не вовремя оплаченный счёт за электричество, просроченный сыр в холодильнике, невыглаженная рубашка служили поводом для пощёчин.

Сиэтл накрыл июнь, пёстрый и ласковый. Сирень щедро одаривала фиолетовыми и розовыми гроздьями. У свёкров на заднем дворе было необычайно жарко.

– А где Стивен? – спросила свекровь Катерину, которая с сыном явилась к ней на воскресное барбекю.

– На работе, – пожала плечами Катерина.

– Иди, покорми рыбок, – обратилась свекровь к мальчику, выдав ему баночку с кормом, и вновь перевела глаза на невестку, – у вас с ним не ладятся отношения?

– Да. Он бьёт меня, – со страхом, но, испытав облегчение, призналась Катерина.

Последовала продолжительная, неприятная пауза. Из сада свёкров на холме Квин Энн Сиэтл был виден как на ладони. Катерина и свекровь сидели за плетёным столом, глядя на блистающие в лучах заката небоскрёбы. Маргарет, матери Барина, никогда не нравилась русская невестка, и, всё же, она очень хорошо знала, что её сынок – не подарок.

– Когда папа умер, мы ликовали, – сказала свекровь, не глядя Катерине в глаза. Она сделала паузу, затянулась длинной сигаретой, зажатой между бледными пальцами, выпустила две сизые струйки дыма через нос и продолжила: – тебе может показаться возмутительным, это и вправду очень плохо – радоваться смерти. Но, мы ликовали, когда нам сказали, что самолёт, на котором он летел, разбился, не долетев до Ванкувера всего пару километров. Радость наша была недолгой. Она сменилась ужасом, – а вдруг, папа выжил? А что, если это ошибка? Вместе с отрядом спасателей мы бродили по месту крушения, находя части трупов, вглядываясь в каждый кусок человеческого мяса. Мы не чувствовали ни скорби, ни ужаса. Нами владел лишь один страх – что отец опоздал на этот рейс и вскоре вернётся домой. Когда, наконец, Билли нашёл папину руку с так хорошо знакомой нам татуировкой, он завизжал. Его визг до сих пор звенит у меня где-то в позвоночнике, несмотря на то, что прошло больше пятидесяти лет. Мы кинулись к нему, увидели папину руку, над которой стоял Билли, и разразились рыданиями. Спасатели, наверное, думали, что мы плачем от горя. На самом же деле, это были слёзы радости и облегчения. Он бил нашу маму. Ты понимаешь? Он очень жестоко относился к ней, унижал её, таскал за волосы, обливал ледяной водой, шпарил кипятком. А если мы заступались, он бил и нас. Видишь этот шрам? – свекровь задрала рукав кружевной блузы, обнажив провисшую кожу предплечья, и указала на довольно глубокий круглый белый шрам. – Это от папиной сигареты. Было очень больно, поверь. Он выбил Билли его передние зубы, как только они выросли, его постоянные передние зубы, ты понимаешь? Он побрил Сэру на лысо только за то, что она нечаянно разлила его пиво. Ей было пятнадцать лет. Ты представляешь, каково это – быть лысой девочкой в канадской деревне в те времена? Париков у нас не было. Но мать не хотела уходить от него. Она боялась, что он найдёт и убьёт нас всех. Я ненавидела её за эту трусость! Уж лучше умереть один раз, чем так мучиться.

Свекровь прикурила вторую сигарету от почти истлевшей первой. Тревожно затянувшись, она вновь сделала паузу, пристально изучая свои акриловые ногти, покрытые лаком бирюзового цвета, в тон дешёвым пластмассовым бусам, изумлённо лежавшим на её дряблом декольте.

– Все говорят, что у ребёнка должны быть отец и мать. Иначе – это нечестно, это неправильно. А по мне, так лучше бы я в сиротском приюте выросла, чем плакать от радости над останками собственного отца в неполные семнадцать. Есть отцы, без которых жить легче… – свекровь посмотрела Катерине в лицо сердитым, честным взглядом, – если мой сын хоть раз сделал тебе больно, уходи от него. Ты и мой внук достойны лучшей участи, – сказала она. Затушила сигарету, поднялась и ушла в дом, не попрощавшись и не оборачиваясь.

Катерина вернулась к себе домой. Пахло коньяком и ванилью. На диване, завернувшись в пушистый белый халат с вышитой монограммой отеля «Беллажио» и обнимая её подушку, сидел Барин. Лицо его было красным и одутловатым, брови сердито сдвинуты, длинные тонкие ноги вытянуты вперёд. Понятно, что эта подушка служила сигналом, – муж скучает, он сожалеет, возможно, даже чувствует себя виноватым. Видимо, он рассчитывал на сентиментальный характер и природную мягкость своей супруги. Действительно, она сразу смягчилась. Барин вновь показался ей нелепым, безобидным и даже жалким. Его очередной удар, весь день тревоживший всё сознание Катерины, теперь показался ей слишком ничтожной причиной для того, чтобы ворошить это тёплое, пусть оскорблённое насилием, но всё ещё дышащее уютом гнездо.

Она опустилась на кровать рядом с ребёнком и принялась читать. Чувства и мысли в голове звучали громче, чем звук её собственного голоса. Ей было стыдно перед сыном за то, что она вновь простила и не ушла.

Катерина ушла от Барина, когда полюбила другого и впервые поняла, что хочет изменить мужчине. Она могла терпеть обиды от мужа, но унижать себя ложью и изменой не смогла. Катерина полюбила и захотела любить свободной, не прячась и не выкраивая время, она хотела вновь располагать собою и своими чувствами. Как это эмоциональное безрассудство свойственно русским женщинам!

Евангелие от психопатов

Подняться наверх