Читать книгу Кошачий бог - Людмила Захарова - Страница 7

Необычный лязг и позвякивание не сразу разбудили Ульяну. Она видела себя маленькой, мама крепко держала ее за руку, а корова жевала сено, дергая железную цепь, наброшенную на загородку стойла. Кобеля отпустили на волю, а цепь мимоходом бросили за ненадобностью.

– Проходите, проходите, матушка, я научу вас доить, – ласково звала Мотя, но мама только крепче сжимала ее руку, не решаясь войти в бревенчатый сарай.

Утро только занималось, выпала роса, они уже промочили ноги и чувствовали себя неуютно на пороге чужого хозяйства. Но и стоять на виду неблагоразумно. Они присели на скамеечке. Мотя щебетала, то с коровой, то с ними, объясняя, что надо ласково подходить к Милочке, чтобы та допустила к вымени, не выбивала ведро копытом. Постепенно рука матери ослабла, она тихо заплакала, Мотя отвернулась, приговаривая что-то утешительное себе под нос. Уля уткнулась в мамины юбки и сразу уснула после дальней дороги.

Проснулась она в светлой горнице на мягких перинах, две крестьянки сидели к ней спиной, тихо переговариваясь, пили чай из блюдца, шум самовара и разбудил ее. «Поднимайся, красавица, – услышала она, – принимай хозяйство».

Уля отвела взгляд от угла с иконами, увидела на пороге дома Первушу и вновь закрыла глаза. Как звали мамочку, она так и не вспомнила, но сон окончательно покинул ее. Как давно она не видела мамочку, а тут… Маячили напоминалки, после всех процедур умывания-одеяния она вышла на порог.

Несколько дощатых коробов стояли в ряд у забора. Как они здесь оказались? И зачем столько тазов и ведер?

Первуша с Чудиком сбрасывали шлемы и скафандры, чтобы окунуться в реке, она отвернулась, ушла осматривать дальше. На контейнере с мешками муки истошно вопил тощий котенок, видно забрался через щели в досках и спал там, когда его подняли в воздух. Она долго кискала, но он боялся и белок, окруживших его, и человека, нырнул через свою лазейку вовнутрь. Уля сбегала за кусочком рыбы и, просунув руку меж досок, протянула ладонь с приманкой. После некоторого затишья она почувствовала, что он принюхивается и, схватив кусочек, урчит в темноте.

Подошли счастливые добытчики, подивились шипящему члену экипажа. Первуша ловко ухватил его за шкирку, отнес в дом, сунул в какую-то ячейку в стене и выдал чистого заморыша в руки Ульяне. Котенок был в ступоре, ему что-то капнули на язычок, напоили через трубочку и уложили спать осоловевшего малыша на подоконник.

Ульяна давно перестала удивляться, но по трафаретным надписям на таре поняла, что всё добро с военного склада. Их просто расстреляют, когда найдут. А искать непременно будут. Ухватить круговым клещевым захватом и унести целый сарай могла только «стрекоза» Главного, ясно, что стены рассыпались при перелете, крышу разметало. И сказать-то им было нечего за такие подвиги. А ребята подсчитывали запасы, сокрушались, что на тысячу лет маловато будет.

– Вы что, боги? Неизвестно проживем ли мы еще один день за такие проделки?

– Разве что-то не так, Ульяна? Разве не на базе хранят запасы для человечества? Вот всё есть – и зерно, и мука, инвентарь настоящий, железный, валенки, а тетрадок нет, и золота нет. Вот зачем тебе это?

– Я хотела письмо написать Саньке, чтобы не переживал сильно…

– Письмо? То есть сообщение. Понятно, иной связи вы еще не изобрели.

– Ну почему? Телефонная, телеграфная связь, но всё это в городах, а мы в тайге. И как мы войдем в город или поселок в таком виде? Если сразу не арестуют, то примут за привидения. Люди иначе одеваются. И обуваются!

– Разве? А когда я увидел тебя, то подумал, что вы как в раю ходите нагими.

Ульяна покраснела, отвернулась. Первуша пожал плечами, посмотрел на отца.

– Ладно-ладно, слетаем мы за твоим Санькой, если уж это так важно.

– Не надо, ему в университет поступать, не трогайте его.

– Ты скажи, если хочешь вернуться? Мы же стараемся так, как мы это понимаем.

– Возвращаться мне нельзя, но и воровать грешно по любым законам.

– Мы знаем заповеди, но разве стратегический запас не для людей создан? И как это «расстрелять»? Мы не понимаем значения слова, действия?

– А говорите, читали Достоевского, там Раскольников-то старушку убил топориком как раз за денежку.

– Ульяна! Это же роман, а не реальная жизнь! Разве можно убивать? Неужели у вас орудуют такими способами?! Всего-то тридцать второй год, а не девятнадцатый век!

– Двадцатый век сейчас! Тысяча девятьсот тридцать второй год, ребята!

– О, Господи… С цифровыми обозначениями нужно точнее обращаться, девочка!

Они резко развернулись и почти побежали в каюту Главного, совещаться наверно. Уля смотрела вслед, ничуть не сомневаясь, что попала к шпионам, что ее-то участь ясна, но вот маленький… В чем неродившийся виновен? Она решительно направилась вслед за ними, если она соучастница, то имеет право всё знать, тем более, Первушу никто за язык не тянул, он сам назвал себя разведчиком. Да и говорят они, не как на родном языке, а на хорошо выученном. Волчок увязался за ней, а кошка Удача сразу выдала ее приближение, фыркнув: «Дуля!», скрылась в кабине главного. Никто не выглянул, люк не захлопнулся перед носом, но голосов было больше и один мягкий женский.