Читать книгу Лазоревый замок - Люси Мод Монтгомери - Страница 3

Когда кузина Стиклз постучалась в дверь, Вэланси поняла, что уже половина восьмого и пора вставать. С тех пор как она себя помнила, кузина Стиклз стучала к ней в дверь ровно в половину восьмого. Сама она, как и миссис Фредерик Стирлинг, поднималась не позже семи, но Вэланси разрешалось поспать подольше – семья считала её здоровье хрупким. Вэланси встала, хотя сегодня ей этого не хотелось больше, чем когда-либо. Зачем ей было вставать? Очередной тоскливый день, как и дни до него, полный бессмысленных хлопот, пустых и неинтересных, не приносящих никому пользы. Но если не встать прямо сейчас, она не успеет одеться к завтраку. Приёмы пищи, по заведённому миссис Фредерик распорядку, начинались в строго отведённое для них время. Завтрак в восемь, обед в час, ужин в шесть – и так из года в год. Опоздания не прощались ни при каких обстоятельствах. Поэтому Вэланси, ёжась, вылезла из кровати.

В комнате было ужасно зябко из-за сырого, всепроникающего холода майского утра. Но и днём не станет теплее. Миссис Фредерик запрещала топить камины после двадцать четвёртого мая. Еду готовили на маленькой керосиновой плите, стоявшей на задней веранде. И хотя в мае могли быть холода, а осенью – заморозки, ни один камин не топили до двадцать первого октября. Двадцать первого октября миссис Фредерик начинала готовить на кухонной плите и вечерами затапливала камин в гостиной. Ходила молва, что Фредерик Стирлинг подхватил простуду, которая свела его в могилу на первом году жизни Вэланси, потому что миссис Стирлинг не захотела топить камин двадцатого октября. Она затопила его на следующий день – но было уже слишком поздно для Фредерика Стирлинга.

Вэланси сняла и повесила в шкаф ночную рубашку из грубого небеленого хлопка с высоким горлом и длинными тесными рукавами. Надела нижнее бельё того же сорта, коричневое платье из крашеного льна, толстые чёрные чулки и туфли на резиновой подошве. В последние годы у неё вошло в привычку укладывать волосы перед зеркалом, опустив штору. Тогда морщины на её лице не казались такими заметными. Но сегодня она отдёрнула штору как можно дальше и пристально вгляделась в пятнистое зеркало с решимостью увидеть себя такой, какой её видят другие.

Результат оказался кошмарным. Даже красавица усомнилась бы в собственной привлекательности из-за этого резкого бокового света. Вэланси увидела прямые чёрные волосы, тонкие и короткие, вечно тусклые, несмотря на то, что каждый вечер она ровно сто раз – ни больше, ни меньше – проходилась по ним расческой и добросовестно втирала в корни средство Редферна для укрепления волос. Сегодня они были тусклее, чем когда-либо. Тонкие, прямые чёрные брови, нос, всегда казавшийся ей слишком крошечным даже для её маленького и угловатого бледного лица. Бесцветные, слегка приоткрытые губы, из-под которых виднелся ряд островатых белых зубов. Худощавая, не фигуристая, рост ниже среднего. Она как-то избежала семейных высоких скул, а её темно-карие глаза смотрели слишком мягко и мечтательно, чтобы казаться чёрными, и имели почти восточный разрез. Не считая глаз, она не была ни красавицей, ни дурнушкой – просто никакой, в чём она с горечью убедилась. Как чётко вырисовывались морщинки вокруг рта и глаз в этом безжалостном свете! И никогда прежде её узкое бледное лицо не выглядело настолько узким и бледным. Волосы она укладывала в стиле помпадур. Помпадур уже давно вышел из моды, но был в самом расцвете, когда Вэланси впервые начала делать причёски, и тетушка Веллингтон решила, что это ей в самый раз.

– Это единственное, что тебе идёт. У тебя такое крошечное личико, что просто необходимо его удлинить за счёт причёски, – говорила тётушка, всегда возвещавшая банальности как непреложную истину.

Вэланси мечтала о волосах, низко спадающих на лоб и взбитых над ушами, как это делала Олив. Но авторитетное мнение тётушки Веллингтон так подействовало на неё, что она никогда не решалась укладывать волосы иначе. Сколько же было всего, на что она не решалась!

Всю жизнь она чего-то страшилась, с горечью думала Вэланси. С самых первых воспоминаний, когда она до смерти боялась огромного чёрного медведя, жившего, по словам кузины Стиклз, в шкафу под лестницей.

«И всегда буду бояться… точно знаю… ничего не могу с собой поделать. Даже не знаю, каково это – не испытывать страх».

Бояться маминых приступов угрюмости, бояться обидеть дядю Бенджамина, бояться презрения тёти Веллингтон, бояться стать мишенью острот тёти Изабель, бояться неодобрения дяди Джеймса, бояться пойти против мнений и предрассудков семьи, бояться не соблюсти приличий, бояться высказать своё мнение, бояться нищей старости. Страх, страх, страх – он преследовал её повсюду. Он связывал и опутывал её стальной паутиной. Только в Лазоревом замке она находила временное убежище. А сегодня Вэланси не верилось, что у неё есть Лазоревый замок. Она никогда больше его не найдёт. Двадцатидевятилетняя, незамужняя, нежеланная – что общего у неё с неземной хозяйкой Лазоревого замка? Она навсегда выкинет всю эту ерунду из своей головы и посмотрит в лицо реальности, не отводя глаз.

Она отвернулась от неприветливого зеркала и выглянула в окно. Безобразный вид каждый раз становился для неё ударом. Раскрошившаяся ограда, полуразрушенный каретный сарай на соседнем участке, увешанный аляповатой, отчаянных цветов рекламой, а впереди – чёрная от копоти железнодорожная станция с кошмарными оборванцами, шатающимися поблизости даже в такой ранний час. Под проливным дождём всё выглядело хуже, чем обычно. Особенно чудовищная реклама «Сохраните девичью фигуру». Вэланси сохранила девичью фигуру. В том-то и проблема. Кругом не виднелось ни намёка на прекрасное – «прямо как в моей жизни», устало подумала Вэланси. Её минутная горечь прошла. Она приняла реальность так же безропотно, как и всегда. Она была одной из тех, кого жизнь всегда обходит стороной. И с этим ничего не поделаешь.

В таком расположении духа Вэланси спустилась к завтраку.