Читать книгу Полуночная роза - Люсинда Райли - Страница 2

Сегодня мне исполняется сто лет. Я не только прожила целый век, но и встретила новое тысячелетие.

За окном, над вершинами Канченджанга, встает солнце, а я лежу в постели и улыбаюсь своим мыслям. Просто смешно. Будь я, например, изящным креслом, давно считалась бы антиквариатом. Меня бы отреставрировали, отполировали и выставили напоказ, чтобы все могли оценить мою красоту. К несчастью, с человеком такого не сделаешь. В отличие от произведений краснодеревщика наше тело с годами не становится прекраснее. Моя телесная оболочка превратилась в прохудившийся мешок с костями. Вся красота – глубоко внутри: накопившаяся за сто лет мудрость и сердце, которое бьется в такт с чувствами.

Ровно сто лет назад мои родители, как принято в Индии, попросили астрологов предсказать судьбу своей новорожденной дочери. По маминым словам, мне предрекли долгую жизнь, однако в тысяча девятисотом году мама с папой считали, что я проживу в лучшем случае лет шестьдесят.

Раздается негромкий стук в дверь. Моя верная служанка Кева принесла поднос с чаем «Английский завтрак» и кувшинчиком холодного молока. Пить чай по-английски – привычка, от которой я не смогла отказаться за семьдесят восемь лет жизни в Индии.

Я не отвечаю на стук, желая в это особенное утро подольше побыть наедине со своими мыслями. Кева наверняка захочет обговорить со мной события дня и потребует, чтобы я немедленно вставала с постели, торопясь привести меня в порядок, прежде чем начнут съезжаться гости.

Облака над заснеженными вершинами загораются розовым, и я устремляю взор в небеса в поисках ответа на вопрос, который задаю себе каждое утро уже семьдесят восемь лет.

Пожалуйста, пусть это будет сегодня, прошу я богов, потому что знаю: мой сын жив. Всегда знала, с того самого дня, когда увидела его в последний раз. Если бы он умер, я бы почувствовала. Я всегда чувствую, когда уходит кто-то из близких.

На глазах выступают слезы. Я поворачиваюсь к прикроватному столику, где стоит единственная сохранившаяся фотография моего первенца – двухгодовалый херувимчик улыбается, сидя у меня на руках. Этот снимок я получила от своей подруги Индиры вместе со свидетельством о смерти, через несколько недель после страшной новости.

Целую жизнь назад. Мой сын теперь тоже в преклонном возрасте. В октябре нынешнего года он отпразднует восемьдесят первый день рождения. Я всегда отличалась богатым воображением, но не могу представить его старым.

Решительно отвожу взгляд от фотографии: сегодня мне положено наслаждаться праздником, который устраивают в мою честь родные. Хотя почему-то именно в праздничные дни, когда я вижу дочь, внуков и правнуков, боль от потери сына становится еще невыносимее.

Все они уверены, что мой сын умер семьдесят восемь лет назад.

– Тебе ведь даже выдали свидетельство о смерти, оставь его покоиться с миром, – со вздохом говорит моя дочь Муна. – Радуйся, что у тебя есть мы.

Прошло столько лет; я знаю, что огорчаю Муну, и, по-своему, она права. Дочери хочется, чтобы мне хватало ее одной, она не понимает, что потерянный ребенок навсегда остается в материнском сердце.

А сегодня все пройдет так, как хочет моя дочь. Я буду принимать поздравления и радоваться, что стала прародительницей такой славной династии. Зачем докучать внукам рассказами о прошлом? Они ездят в быстрых мощных автомобилях, а их дети играют современными электронными игрушками. Им не интересно, что мы с Индирой скакали по горным тропам Дарджилинга верхом на лошадях, а электричество и водопровод считались роскошью. А как жадно я проглатывала любую самую потрепанную книгу, попавшую мне в руки! Молодежь раздражают истории о далеких временах. Они хотят жить настоящим, как в свое время и мы.

Думаю, большая часть моей семьи не слишком рада необходимости лететь через полстраны в гости к древней старухе, отмечающей сотый день рождения. Впрочем, возможно, я слишком строга к ним. Последние несколько лет я много размышляла о том, почему юные испытывают неловкость, встречаясь со старшим поколением. А ведь мы могли бы многому их научить.

Я догадалась, в чем дело: глядя на наши немощные тела, они видят, что готовит им будущее, понимают, что они, такие красивые и полные сил, когда-нибудь тоже увянут, и не задумываются о том, что получат взамен.

Со временем они научатся видеть то, что внутри, и поймут, что жизненный опыт облагораживает душу, приглушает импульсивность и усмиряет эгоистичные мысли. Такова человеческая природа, во всей ее сложности и многообразии. Спорить с ней бессмысленно.

Когда Кева вновь стучит в дверь, я отзываюсь. Она что-то быстро щебечет на хинди, а я потягиваю чай и вспоминаю имена четырех внуков и одиннадцати правнуков.

В сто лет нужно постоянно доказывать себе, что ты еще не выжила из ума.

Внуки, которых подарила мне дочь, добились успеха в жизни и сами стали заботливыми родителями. Они живут счастливо в новой, свободной стране, а их дети пошли еще дальше. По меньшей мере шестеро создали свой бизнес или получили престижную профессию.

Мне всегда хотелось, чтобы хоть один из моих многочисленных отпрысков проявил интерес к медицине, пошел по моим стопам, однако я понимаю, что это эгоистично; нельзя требовать от жизни всего.

Пока Кева ведет меня в ванную и помогает мыться, я размышляю о том, что на стороне моих потомков были удача, хорошая наследственность и семейные связи. Нашей стране потребуется еще не один десяток лет, чтобы миллионы ее жителей, которые голодают и не имеют крыши над головой, смогли удовлетворить свои основные потребности.

Я долгие годы делала все возможное, чтобы им помочь, однако мои усилия – лишь рябь на поверхности безбрежного океана нищеты и лишений.

Терпеливо жду, пока Кева наденет на меня новое сари – подарок от Муны, и обещаю себе не грустить. Я всегда старалась помогать людям, с которыми свела меня судьба, и мне не в чем себя упрекнуть.

– Прекрасно выглядите, мадам Чаван.

Зеркало подсказывает, что Кева лжет, но все равно приятно. Я провожу пальцами по нитке жемчуга, которую ношу, не снимая, почти восемьдесят лет. Согласно завещанию, она достанется Муне.

– Ваша дочь приедет в одиннадцать, а остальные – часом позже. Где вас устроить, пока не соберутся гости?

Я улыбаюсь, чувствуя себя антикварным креслом.

– У окна, посмотрю пока на свои горы, – говорю я.

Кева помогает мне встать, подводит к окну и усаживает.

– Принести вам что-нибудь?

– Нет, лучше сходи на кухню и проверь, как дела с обедом.

– Хорошо, мадам.

Она ставит колокольчик с прикроватной тумбочки на столик рядом со мной и выходит.

Поворачиваю лицо к солнцу, льющему лучи в большое панорамное окно коттеджа на вершине холма. Греясь на солнышке, как старая кошка, вспоминаю друзей, которые уже отправились в мир иной и не смогут прийти на торжество. Моя лучшая подруга Индира умерла больше пятнадцати лет назад. Признаюсь, это был один из немногих моментов, когда я не смогла удержать себя в руках и разрыдалась. Даже преданность дочери не сравнится с любовью и дружбой Индиры. Несмотря на эгоистичный и взбалмошный характер, она поддерживала меня в самые трудные минуты.

Мой взгляд падает на письменный столик в нише напротив; в запертом ящике лежит письмо из трехсот страниц, которое я написала сыну. В нем – вся моя жизнь. Шли годы, и я боялась, что подробности изгладятся из памяти, станут размытыми и зернистыми, как черно-белая пленка старого немого кинофильма. Если мой сын жив – а я в это верю – и если он меня найдет, я хотела бы рассказать ему о своей жизни, о том, как его любила и как потеряла. Когда я начала писать, мне было около пятидесяти, и я полагала, что могу уйти в любую минуту. Рукопись пролежала в столе почти полвека, никем не прочитанная, ведь сына я до сих пор не нашла. Даже моя любимая дочь не знает, как я жила до ее появления на свет. Порой я чувствую себя виноватой, что не раскрыла ей правду. Впрочем, она, в отличие от своего брата, знает, что такое материнская любовь.

Воскрешая в памяти стопку пожелтевших листков, я прошу богов дать мне знак. Нельзя, чтобы после моей смерти, которая уже не за горами, рукопись попала в чужие руки. Может, просто попросить Кеву сжечь бумаги?

Нет, я по-прежнему надеюсь найти сына. В конце концов, я дожила до ста лет, а вдруг доживу до ста десяти? Вот только кому доверить письмо?

Я мысленно перебираю всех членов семьи, прислушиваясь к себе, и останавливаюсь на одном из правнуков. Ари Малик, первенец моего старшего внука, Вивека. Когда по позвоночнику поднимается дрожь – знак свыше, от тех, кто понимает гораздо больше меня, я улыбаюсь. Ари – единственный в нашей семье, кому достались голубые глаза. Не считая моего любимого потерянного ребенка.

Я стараюсь вспомнить, где он живет и чем занимается. Это не просто – у меня одиннадцать правнуков, которые живут в разных городах, и я редко их вижу.

Вивек, отец Ари, – самый обеспеченный из моих внуков. Он всегда был умным, хотя немного медлительным. Вивек стал инженером и в состоянии обеспечить жене и троим детям все самое лучшее. Ари получил образование в Англии. Он с детства отличался множеством талантов, только вот не помню, чем занялся после школы. Сегодня присмотрюсь к нему внимательнее. И обязательно узнаю, верна ли моя догадка. Приняв решение, я успокаиваюсь, прикрываю глаза и позволяю себе вздремнуть.

– Где же Ари? – прошептала Самина мужу. – Просила ведь не опаздывать! – взволнованно добавила она, оглядывая толпу собравшихся в гостиной родственников, осыпающих виновницу торжества подарками и комплиментами.

– Не паникуй, Самина, – успокоил жену Вивек, – сейчас будет.

– Он обещал, что встретит нас на вокзале в десять часов, чтобы прийти на праздник вместе, как все нормальные семьи. Клянусь, Вивек, этот мальчишка не уважает семейные ценности, и я…

– Тише, дорогая, он хороший мальчик, просто очень занят.

– Ты думаешь? – спросила Самина. – Я что-то начинаю сомневаться. Каждый раз, когда я звоню ему по городскому телефону, мне отвечает новый женский голос. Знаешь ведь, что такое Мумбаи: там полно бессовестных болливудских хищниц! – Она понизила голос, не желая, чтобы их услышали.

– Между прочим, нашему сыну двадцать пять лет, у него свое дело, и он как-то справляется, – пожал плечами Вивек.

– Пора открывать шампанское и произносить тосты. Кева опасается, что бабушка устанет, если мы заставим ее ждать, – вздохнула Самина. – Если Ари не появится в течение десяти минут, я попрошу начинать без него.

– Я же сказал, что сейчас будет… – Вивек широко улыбнулся своему любимому сыну, входящему в комнату. – Твоя мама, как всегда, поднимает панику, – добавил он, тепло обнимая Ари.

– Ты обещал быть на вокзале, мы прождали целый час! – нахмурилась Самина, отлично понимая, что не сможет долго сопротивляться обаянию своего отпрыска.

– Прости, мамуля. – Ари нежно взял ее за руки и торжествующе улыбнулся. – Меня задержали срочные дела, и я пытался дозвониться, но твой мобильный, как всегда, отключен.

Ари с Вивеком заговорщически переглянулись. Неумение Самины пользоваться мобильным телефоном всегда было в семье поводом для шуток.

– Как бы то ни было, я здесь. Я что-то пропустил? – Ари обвел глазами комнату.

– Нет, к счастью, у Анахиты столько гостей, что она не заметила твоего опоздания, – ответил Вивек.

Повернувшись к основательнице рода, гены которой передались ему через поколения, Ари заметил на себе испытующий взгляд.

– Ари, ты все-таки решил к нам присоединиться, – улыбнулась Анахита, – подойди и поцелуй свою прабабушку.

– Может, твоей бабушке и сто лет, но она все замечает, – прошептала Самина Вивеку.

Анахита протянула к Ари хрупкие руки. Толпа расступилась, и все глаза обратились на него. Молодой человек подошел к имениннице, опустился на колени и склонился в глубоком поклоне, ожидая благословения.

– Прости, что опоздал, нани[1], мне пришлось проделать долгий путь.

Анахита посмотрела ему в глаза так пристально, словно хотела заглянуть прямо в душу.

– Ничего, – ответила она, легко прикоснувшись тонкими иссохшими пальцами к щеке внука. – Хотя я всегда считала будильник чрезвычайно полезным изобретением, – добавила она почти шепотом, исподтишка подмигнула ему и показала, чтобы он встал. – Поговорим с тобой позже. Кеве не терпится начать церемонию.

– Да, нани, – залившись краской, ответил Ари, – с днем рождения!

Возвращаясь к родителям, молодой человек недоумевал, откуда прабабушка знает причину его опоздания.

Дальше все шло по плану. На правах старшего внука Анахиты Вивек произнес прочувствованную речь о ее замечательной жизни. Шампанское лилось рекой, языки развязались, и неловкость, всегда сопровождающая массовые семейные сборища, исчезла. Редко встречающиеся между собой старшие родственники вспомнили, кто есть кто, неизбежное соперничество отошло на второй план, а их отпрыски перестали стесняться и нашли общий язык.

– Ты только посмотри на своего сына! – сказала Вивеку Муна. – Кузины вокруг него так и вьются. Ему пора подумать о женитьбе.

– Сомневаюсь, что это входит в его планы, – ответила свекрови Самина. – Современные мужчины не женятся раньше тридцати.

– Значит, вы не собираетесь искать ему невесту? – поинтересовалась Муна.

– Мы бы с радостью, только вряд ли он согласится с нашим выбором, – вздохнул Вивек. – У нового поколения свои понятия. У Ари собственное дело, он путешествует по всему миру. Времена изменились, мама, и мы с Саминой позволим детям выбирать спутников жизни самостоятельно.

– Неужели? – подняла бровь Муна. – Какая современная точка зрения! Между прочим, из вас вышла неплохая пара.

– Да, мама. – Вивек взял Самину за руку и улыбнулся. – Ты нашла мне прекрасную жену.

– Мы не можем плыть против течения, – поддержала его Самина. – Молодежь теперь поступает, как им заблагорассудится, они хотят решать все сами. – Желая поменять тему, она нашла взглядом Анахиту. – Ваша мать – такая прелесть, просто чудо!

– Мама – большая умница, только меня беспокоит, что она живет здесь с одной лишь Кевой, – вздохнула Муна. – Зимой в горах холодно, это вредно для ее старых косточек. Я много раз звала ее к нам в Гухагар, но она упорно отказывается. Говорит, что здесь чувствует себя ближе к корням и к своему прошлому.

– Ох, уж это таинственное прошлое, – сказал Вивек. – Мама, ты когда-нибудь выпытаешь у нее, кто твой отец? Я знаю, что он умер еще до твоего рождения, но и только.

– Меня это интересовало, когда я росла. Тогда я засыпала ее вопросами, а сейчас… Какая разница? Мама любила меня за двоих, и я не хочу ее огорчать, – пожала плечами Муна, с любовью посмотрев на Анахиту.

Та поймала ее взгляд и поманила дочь к себе. Муна подошла к матери.

– Что ты хотела, матаджи?[2]

– Я немного устала. Пожалуй, вздремну, – подавила зевок Анахита. – А потом мне надо поговорить со старшим правнуком, Ари.

– Кева, отведи маму в спальню, пожалуйста. – Муна помогла матери встать и, оставив ее на попечении служанки, вернулась к сыну с невесткой. – Мама пошла отдыхать, а после хочет поговорить с Ари.

– Правда? – удивился Вивек. – Интересно, о чем?

– Кто знает? – вздохнула Муна.

– Надо предупредить Ари: по-моему, он не собирался задерживаться. У него рано утром деловая встреча в Мумбаи.

– Ничего, пусть хоть раз в жизни поставит на первое место семью, – сердито сказала Самина. – Пойду разыщу его.

Когда мать сообщила Ари, что прабабушка хочет с ним поговорить, тот, как и предполагал Вивек, вовсе не обрадовался.

– Я не могу пропустить самолет, – заявил он. – У меня важные дела.

– Тогда пусть отец скажет своей бабушке, которая отмечает столетний юбилей, что ее старшему правнуку некогда.

– Ну, мам… – вздохнул Ари, увидев, как помрачнела мать. – Ладно, останусь. Только мне надо найти сигнал и позвонить, чтобы отменить встречу.

Самина проводила взглядом своего первенца, уткнувшегося в телефон. Он с детства отличался редкостным упрямством, и его, конечно же, избаловали. Ари всегда был особенным, с той минуты, как открыл голубые глаза, из-за которых Вивек в шутку упрекал жену в измене. А когда они показали малыша Анахите, та сообщила, что ребенок унаследовал цвет глаз от погибшего отца Муны.

Кожа у Ари была светлее, чем у брата и сестры, его удивительная внешность привлекала всеобщее внимание, и к двадцати пяти годам он слегка задрал нос. Юношу спасала только мягкость характера. Самого ласкового и заботливого из детей, его никогда не надо было просить о помощи – пока он не уехал в Мумбаи и не открыл свое дело.

Самину беспокоило, что в последнее время старший сын отдалился, стал жестким и эгоистичным, и все же она надеялась, что со временем это пройдет.

– Теперь можешь позвать моего правнука, – объявила Анахита, когда Кева усадила ее на кровати и поправила подушки.

– Да, мадам. Я приведу его.

– И проследи, чтобы нас не беспокоили.

– Хорошо.

– Добрый день, нани! Хорошо отдохнула? – В комнату вошел Ари.

– Да. Садись, дружок, – указала на стул Анахита. – Прости, что нарушила твои планы.

– Ничего страшного, – вновь покраснел Ари, удивляясь, как престарелой родственнице удается читать его мысли.

– Твой отец сказал, что ты живешь в Мумбаи и у тебя успешный бизнес.

– Ну, пока еще не очень, но я упорно работаю и рассчитываю добиться успеха.

– Я вижу, ты честолюбивый юноша, и уверена, что в один прекрасный день твое дело принесет плоды, на которые ты надеешься.

– Спасибо, нани.

Женщина едва заметно улыбнулась:

– Хотя вряд ли это принесет тебе счастье. Жизнь – не только карьера и богатство. Со временем ты и сам это поймешь… А сейчас, Ари, я хочу дать тебе одну вещь. Пожалуйста, открой бюро и достань рукопись.

Ари взял протянутый ему ключ, открыл ящик и вытащил стопку пожелтевших листков.

– Что это? – удивленно спросил он.

– История моей жизни. Я написала ее для своего потерянного сына. К несчастью, я так и не нашла его.

Глаза Анахиты увлажнились.

Много лет назад Ари краем уха слышал разговоры о сыне прабабушки, который умер совсем маленьким во время войны. Вроде бы ей пришлось оставить ребенка в Англии, когда она возвращалась в Индию… Очевидно, Анахита отказывалась поверить, что ее сын мертв.

– Гм… я думал…

– Знаю, тебе сказали, что у меня даже есть свидетельство о смерти, а я – всего лишь обезумевшая от горя мать, которая отказывается поверить в гибель своего ребенка.

Ари неловко поерзал на стуле.

– Да, так думают твои родные и почти наверняка думаешь ты, – холодно произнесла Анахита. – Но поверь, на земле и в небесах существует много такого, что невозможно отразить в документах. Существуют материнское сердце и душа, которые говорят на особом языке. И я знаю, что мой сын жив.

– Я верю тебе, нани.

– Сомневаюсь, – пожала плечами Анахита. – Не важно. Я сама виновата, что моя семья мне не верит: не потрудилась объяснить им, что произошло много лет назад.

– Почему же?

– Потому что… – Она перевела взгляд на свои любимые горы и покачала головой. – Нет, я не буду ничего говорить. Все – там. Придет время, и ты прочтешь мою историю. Тогда сам решишь, стоит ли этим заниматься.

– Понимаю, – произнес Ари, хотя ничего не понимал.

– Прошу лишь не обсуждать прочитанное ни с кем из моей семьи, пока я жива. Я вверяю тебе свою жизнь, Ари. Ты ведь понимаешь, мое время истекает.

Молодой человек удивленно посмотрел на прабабушку.

– Ты хочешь, чтобы я прочел это и попробовал найти твоего сына? – уточнил он.

– Да.

– А с чего мне начинать?

– С Англии. Иди по моим следам. Все, что нужно, – в твоих руках. Кроме того, твой отец говорит, что ты владеешь компьютерной компанией. В твоем распоряжении все эти «сети»…

Ари подавил смешок:

– Ты имеешь в виду интернет?

– Уверена, тебе ничего не стоит найти место, откуда все началось, – заключила Анахита.

Ари проследил за взглядом старушки.

– Потрясающий вид, – произнес он, не придумав ничего лучшего.

– Да, поэтому я не хочу отсюда уезжать, несмотря на просьбы дочери. В один прекрасный день я с радостью улечу высоко-высоко, выше этих гор. Я встречу там многих, кого оплакивала в этой жизни. Но не того, кого хотела бы увидеть больше всего на свете.

– Откуда ты знаешь, что он жив?

– Там все написано, – устало прикрыв глаза, ответила Анахита.

Ари понял, что аудиенция окончена.

– Отдыхай, нани.

Анахита кивнула. Ари встал на колени, поклонился и поцеловал ее в щеки.

– До свидания, надеюсь, скоро увидимся.

– Все может быть, – ответила она.

Уже на выходе молодой человек неожиданно обернулся:

– Нани, почему я? Почему ты не отдала эти записи своей дочери или моему отцу?

– Потому что в них – не только мое прошлое, но и твое будущее, Ари, – загадочно произнесла она.

Странный разговор истощил все его силы. Ари прошел в прихожую, взял из-под вешалки свой портфель и засунул туда пожелтевшие листки. В гостиной к нему подошла Муна.

– Чего она от тебя хотела?

– Ну, – непринужденно ответил Ари, – Анахита не верит, что ее сын умер, и хочет, чтобы я отправился в Англию для расследования. – И для пущего эффекта закатил глаза.

– Что, опять?! – Муна тоже закатила глаза. – Послушай, ее сын умер в три года. Я могу показать тебе свидетельство о смерти. Пожалуйста, не обращай внимания, не трать свое драгоценное время на старческие причуды. Поверь мне на слово, я уже сто раз об этом слышала. – Она ласково похлопала внука по плечу. – Пойдем выпьем по бокалу шампанского с родными.

Ари успел на последний самолет в Мумбаи из аэропорта Багдогра. В полете он пытался сосредоточиться на деловых бумагах, однако не мог отогнать мысли об Анахите. Конечно же, бабушка Муна права – ее мать заблуждается. И все-таки прабабка говорила такие вещи, которых просто не могла знать. Возможно, в ее истории действительно что-то есть… Надо будет просмотреть записи, когда найдется свободное время.

Несмотря на поздний час, Ари встречала в аэропорту нынешняя подружка – Бамби. Остаток ночи он провел в своей квартире с видом на Аравийское море, предаваясь радостям любви.

На следующее утро, опаздывая на деловую встречу, Ари забросил в портфель нужные документы и вытащил рукопись Анахиты. «Обязательно прочту, когда будет время», – подумал он, засовывая манускрипт в нижний ящик письменного стола и торопливо выбегая из квартиры.