Читать книгу Игра в кости. История фантастической везучести - М. Ерник - Страница 4

Поезд прибыл в Черталяки в тот час, когда столичная ночная жизнь ещё не начиналась. Покинув тёплый и светлый вагон, Синицкий окунулся в сырую неприветливую мглу. Густой туман и редкие фонари делали непроглядную ночь совсем мрачной. Перрона не было. С высокой ступеньки вагона ему пришлось прыгать на крупную щебёнку, на которой он не увидел ни единого признака снега. Вместо него вдоль железнодорожного полотна лежали обломки кирпичей, пластиковые бутылки, куски ржавого металла да обглоданные кости, очень похожие на человеческие.

Дверь за спиной с лязгом закрылась. Не желая оставаться здесь ни минутой больше, поезд тронулся. Синицкий не успел ещё как следует осмотреться, а последний вагон уже скрылся в туманной мгле. Вокруг не было ни души. Вздрагивая от шороха щебня под ногами, Синицкий побрёл к ближайшему фонарю. Ему повезло. Подойдя поближе, он понял, что попал к главному входу вокзала. Здесь, в свете фонаря, он обнаружил за спиной небольшую стайку бродячих собак. Собаки не проявляли агрессии, но с интересом рассматривали пришельца.

Душераздирающий скрип дверных петель разбудил женщину за окном кассы. Её мрачный взгляд упёрся в Синицкого.

– Простите, – обратился он к ней, – где здесь у вас можно остановиться?

Женщина хмуро изучала Синицкого и молчала.

– Гостиница у вас здесь есть? – отбросив этикет, повысил голос Синицкий.

– А я знаю? – раздался голос из-за стекла, очень похожий на скрип дверных петель.

Синицкий прошёл через пустой и гулкий зал к выходу на привокзальную площадь. Дверь громыхнула, но не подалась.

– Закрыто! – проскрипел сзади женский голос.

– А как выйти?

Ответом Синицкому была тишина пустого зала. В сопровождении бродячих собак Синицкий нашёл дорогу к привокзальной площади всего за какие-то полчаса. Здесь, к радости своей, он обнаружил автомобиль со светящимися шашечками. Однако ни в машине, ни поблизости никого не было. Синицкий несколько раз оглянулся, а затем задумчиво побарабанил по мокрой крыше автомобиля пальцами.

– Слушаю вас, молодой человек.

Голос за спиной был низким и театрально протяжным. Он настолько органично вплетался в природу этой злодейской ночи, что у Синицкого появилось ощущение нереальности происходящего. Ещё не обернувшись, уже в боковое стекло автомобиля он заметил надвигающуюся чёрную тень. Сзади, сложив руки перед собой, стоял огромный мужчина с шапкой густых нечёсаных волос и такой же бородой.

– Слушаю вас, молодой человек, – повторил мужчина.

С трудом выдавливая слова, Синицкий произнёс:

– Где здесь у вас можно остановиться? Не подскажете?

Громила молчал. Склонив голову набок, он изучал Синицкого. Когда через несколько секунд тот уже пожалел о том, что вообще подошёл к этой машине, раздался невероятный густой бас:

– Ничего лучшего, кроме гостиницы «Ампир», предложить не могу. Бывшая гостиница НИИ мыла.

– Поехали, – согласился Синицкий.

Фары автомобиля выхватывали из темноты повалившиеся заборы, густо переплетённые растительностью, покосившиеся дома с чёрными глазами выбитых окон да ржавые остовы старой сельскохозяйственной техники.

– А где люди? – не удержался от вопроса Синицкий.

После нескольких секунд зловещего молчания и неожиданно прозвучавшего затем баса он заметно вздрогнул.

– Да где ж им быть? На кладбище! Ну, кроме тех, кто в столицу подался. Да и те, считай, сгинули.

Машину сильно тряхнуло на дорожной яме.

– А вы что же остались? – смелел Синицкий.

– А я как раз наоборот – из столицы сюда приехал. Лёг, так сказать, на дно.

От такого откровения Синицкий сжался. Лихорадочно соображая, что нужно говорить в таких случаях, он неожиданно для себя задал вопрос:

– А почему здесь?

– Края здесь музыкальные.

От такого поворота Синицкий открыл рот. Лицо его приобрело не самое умное выражение, которое, впрочем, надёжно скрывала мгла туманной ночи.

– Я ведь музыкант, – продолжил густой бас. – Окончил консерваторию по классу виолончели. Имел предложение продолжить обучение по вокалу. Но сбежал в эстраду. Семь лет беспробудно пьянки, гулянки да бабы из подтанцовки. Потом решил: хватит! Хотел здесь оркестр создать. А вместо этого создал семью. Ращу картошку да вот таксую по ночам.

– Вернуться не хочется?

– Куда? Назад в бордель? Нет. Здесь я живу в гармонии с природой, с душой. В церковном хоре пою.

Машина затормозила. В свете фар появились чёрные пятна ухабов.

– Дорога здесь плохая, – сообщил бас, – и длинная. Мимо маслобойки есть короче и лучше. Но там ещё прошлой весной упал столб. Да так его пока никто убрать не может.

– Почему?

– Да проклятый он. Человек семь от него погибло.

Синицкий иронично хмыкнул. Это не утаилось от водителя.

– Не верите, – несколько разочарованно пробасил он.

– Да я не суеверный, – отмахнулся Синицкий.

– А к нам надолго?

– Как получится.

– А-а, – протянул водитель. – Проживёте несколько дней, станете суеверным.

Остаток пути они преодолели молча. Медленно и тяжело такси поднималось в гору. Наконец впереди появились светлые пятна уличных фонарей. Машина сделала круг по площади и остановилась у трёхэтажного приземистого здания с жёлтой облупленной штукатуркой. У входа в здание висела табличка «Гостиница „Ампир“». Ниже были нарисованы четыре звезды, которые нетвёрдой детской рукой были дорисованы до шестиконечных. Рядом с входом на обычном кухонном табурете сидела бабка в клетчатом платке с металлической банкой у ног. В банке можно было заметить несколько монет и даже смятую денежную купюру. Незрячие глаза старухи упирались во тьму.

– Приехали, – сообщил бас водителя.

Прислушиваясь, старуха повернула голову.

– У нас эту гостиницу называют «Вампир», – пророкотал водитель. – Но другой нету.

Подхватив вещи, Синицкий направился к входу.

– Подайте, люди добрые, – послышался сдавленный голос слепой бабки.

– А ты спляши, – предложил ей Синицкий. – Если понравится, может, и подам.

На предложение плясать старуха не откликнулась. Поворотом головы проводила она гостя и, когда за ним хлопнула дверь, едва заметно покачала головой.

В холле было столь же мрачно, как и на улице. На потолке светила пара ламп дневного света. Одна из них, повинуясь неведомому закону случайных чисел, противно мигала. Откуда-то из глубины помещения гудел трансформатор. Слева от входа Синицкий увидел стойку, над которой висела табличка «Администратор». Ниже таблички висел лист бумаги с надписью от руки «Рецепшин». За стойкой, освещаемой настольной лампой, сидела немолодая и некрасивая женщина. Искоса хмурым взглядом она изучала гостя.

– Что вам? – прозвучал её гнусавый голос.

– А вы как думаете? – ответил вопросом на вопрос Синицкий.

Он присмотрелся внимательнее, обнаружил на лацкане пиджака администратора табличку «Адель Левицкая» и добавил:

– Медам Адель!

– Извольте вести себя прилично.

В голосе администратора послышалась строгость советских времён. Это вызвало ироничную улыбку на лице Синицкого.

– В одиночку хочу. Со всеми удобствами. Пожалуйста.

Он шлёпнул по стойке паспортом. Лицо Адель Левицкой исказилось гримасой брезгливости к гостю. Но паспорт она взяла, и через несколько минут формальностей появился ключ от замка с номером комнаты на обыкновенной канцелярской скрепке.

– Женщин в номер не водить, – раздался гнусавый голос.

– А кого? Мальчиков?! – неожиданно взорвался Синицкий. – Вы на что меня, медам, провоцируете?!

Он нервно схватил со стойки ключ и заявил:

– От вашего лица, медам Адель Левицкая, пропадает всякое желание и к девочкам, и к мальчикам!

Затем, сделав пару шагов в направлении лестницы, обернулся и добавил:

– От вашего лица даже тараканы передохнут!

И уже стоя на лестнице, гаркнул на всю гостиницу:

– С таким лицом не в сервисе работать, а кладбище охранять!

В номере Синицкого ждал сюрприз. Во-первых, номер оказался не одноместным, а трёхместным. Во-вторых, насчёт тараканов Синицкий ошибался. Тараканы от Левицкой не передохли. Утешало только то, что кроме него и тараканов в номере других жильцов не было. Слово «стерва» было самым мягким из тех, которыми Синицкий наградил Адель Левицкую.

Оценив обстановку, он решил, что первым делом следует перекусить, а заодно и познакомиться со здешней ночной жизнью. Синицкий сложил в рюкзачок наличность, кредитные карты и направился к выходу.

– Сдавайте ключи, – прогремел на весь холл гнусавый голос Левицкой.

– Смени лицо, – посоветовал ей в ответ Синицкий.

От такой дерзости Левицкая даже привстала со стула.

– До встречи… – махнул рукой Синицкий, проходя мимо, – на кладбище!

– Смотри, – зло процедила Левицкая вслед. – Встретимся ещё…

Энергично распахнутая дверь испугала слепую бабку. Она вскочила со стула, едва не опрокинув металлическую банку с деньгами, и затопала ногами.

– Другое дело, – оценил её движения Синицкий. – Главное здесь – чувство ритма. И жизни! Больше жизни в глазах!

Пройдя пару шагов, он бросил через плечо:

– А стриптиз – не советую! Не оценят!

Жизни в глазах слепой бабки не добавилось. А лицо её сделалось удивительно недобрым. На площади скучал в одиночестве всё тот же таксист. Синицкий оценил это как знак удачи.

– Отлично! – заявил он. – Поехали!

– Куда? – пророкотал таксист.

– Где можно поесть и развлечься. Ночной клуб есть?

– Ночной притон есть. Но там это… строгий фейс-контроль.

– Понятно, – несколько сник Синицкий. – А рестораны ещё работают?

– Ресторанов один. Работает до последнего клиента.

– Отлично! Поехали.

– Не поеду, – спокойно произнёс таксист.

– Чего так? – несколько обиделся Синицкий.

– Ну, во-первых, место это гнилое. Там ведьмы на шабаш собираются.

– Так, а во-вторых?

– А во-вторых, до него метров сто. Вон он, дальше по улице наискосок.

За голыми ветвями деревьев на самой высокой точке холма Синицкий действительно рассмотрел какое-то бесформенное строение и над ним сияющую вывеску.

– Ка-штан-ка, – прочитал он по слогам.

– Ага, «Каштанка», – подтвердил таксист.

– Почему «Каштанка»?

– Раньше там китайцы хозяйничали. Собачатиной кормили. Всех бродячих собак в округе переловили. А как за домашних взялись, тут терпение лопнуло. Народ возмущаться стал. Их и закрыли за антисанитарию. Кто там теперь хозяин, не знаю. Знаю только, ведьмы там собираются. На шабаш. В народе это место Лысой горой называют.

– Ведьмы? На шабаш? – усмехнулся Синицкий. – Надо сходить посмотреть.

Он махнул таксисту рукой.

– Не съедят же они меня там! – крикнул он, удаляясь.

– Как знать, как знать… – чуть слышно прошипела слепая старуха.

При близком взгляде ресторан «Каштанка» представлялся нагромождением каких-то строений, таких же разномастных, как свора собак, встретивших Синицкого на вокзале. Строения ступеньками оккупировали холм, вытеснив оттуда всю растительность, включая деревья, отчего холм действительно казался лысым. На обратной стороне холм имел обрывистый откос, к которому примостился павильон-пивная. В эту зимнюю пору столы и тент павильона были убраны, и в тусклом освещении торчали только рёбра стоек, словно остов дохлого животного.

«Съесть не съедят, а отравить могут», – подумал Синицкий. Тем не менее он решительно потянул на себя ручку большой деревянной двери. Миновав небольшую прихожую с призрачным светом одинокой лампы, он раздвинул портьеру и оказался в небольшом круглом зале, обшитом деревом. Тотчас на него уставились около десятка пар глаз. Большинство посетителей были молодые люди одинаково схожей внешности. Все они были худыми, коротко стриженными, имели бледные лица и воспалённые глаза. «Не знаю, как ведьмы, а вурдалаки здесь точно водятся, – застучало в голове Синицкого. – Не удивлюсь, если у них в меню есть свежая кровь посетителей».

В высоком полутёмном зале не было видно ни окон, ни дверей. Более того, к удивлению Синицкого, в помещении не было ни стойки бара, ни линии раздачи – ничего такого, что характеризовало бы его как кафе или ресторан. Вместо всего этого в центре круглого зала находилась жаровня с углями под большой металлической вытяжкой. Длинные деревянные столы с такими же деревянными лавками расходились лучами от жаровни и упирались в деревянные стены. Наверху у самого потолка по периметру зала Синицкий рассмотрел несколько узеньких, вытянутых в длину окошек. Где здесь прячется кухня и подсобные помещения, представить было трудно.

– Чего изволите? – неожиданно услышал он за спиной.

Синицкий обернулся. Перед ним стоял небольшого роста человек, одетый в красную косоворотку, чёрный жилет, такие же чёрные штаны и невысокие блестящие сапоги. Несомненно, это была удачная стилизация под полового из старинного трактира. Мелкие черты лица полового были ничем не выразительны, кроме, пожалуй, небольшой стриженой бородки.

– Не покормите ли одинокого путника, – криво усмехнулся Синицкий.

– Не изволите ли в кабинет-с?

– А давайте в кабинет, – согласился Синицкий, обводя взглядом присутствующих.

Половой вывел Синицкого обратно в прихожую, нырнул в тёмную боковую нишу, застучал сапогами по деревянной лестнице. Синицкий следовал на ощупь, пытаясь не отставать. Наконец открылась небольшая дверца, и они попали в такую же полутёмную комнату, с таким же деревянным столом и с такими же деревянными стенами.

– Не изволите ли в кабинет-с?

– Прошу-с, – пригласил его половой.

Он отдёрнул шторку с противоположной стороны от двери, и взору Синицкого предстало окно, за которым с высоты потолка можно было наблюдать зал.

– Вы здесь официант? – пытаясь завязать разговор, спросил Синицкий.

– Я – хозяин этого ресторана.

– Отлично! – оценил Синицкий. – А как вас звать?

– Зовите меня просто – хозяин. Что будем заказывать?

– А что вы посоветуете?

Отведав того, что посоветовал хозяин «Каштанки», и даже выпив немного водки, Синицкий быстро забыл о своих опасениях. Его потянуло на беседу, тем более что хозяин «Каштанки» и сам был не прочь поговорить с новым посетителем.

– А что это за пацаны такие? – поинтересовался Синицкий. – Это, случайно, не вурдалаки?

– Нет, что вы, – усмехнулся хозяин. – Это обычные посетители. Возможно, кто-то из них кроме водки употребляет кое-что запрещённое, но, уверяю вас, не в нашем заведении. Нет, настоящий вампир обретается у нас на старом еврейском кладбище.

– В натуре? – перестал жевать Синицкий.

– В самой что ни на есть, – усмехнулся хозяин.

Синицкий прильнул к окошку, изучая посетителей. На лице его можно было прочесть сомнения, что натуральные вампиры обитают на старом еврейском кладбище, а не в этом зале. Пока Синицкий рассматривал посетителей, со стороны входа в зал появились две фигуры. Одну из них он узнал сразу. Это была слепая старуха в клетчатом платке. Вёл её под руку, почтительно изогнувшись, огромный, под два метра роста, капитан милиции.

– Что, и слепых кормите, – заметил Синицкий.

Расставляя блюда, хозяин помедлил с ответом.

– Обязательно-с. Благотворительность. Но ей накроют в служебном помещении.

– А что это за униформа рядом? – усмехнулся Синицкий. – Тоже слепой?

Хозяин вновь ответил не сразу. Он заглянул в окошко и проводил парочку до того момента, пока они не скрылись из виду.

– Это наш начальник отделения милиции, капитан Полудрин. Но все его зовут Палаш. Очень уважаемый человек. Строгий и справедливый. Пользуется большим авторитетом у местной молодёжи.

Словно в подтверждение сказанного, капитан вновь появился в зале, но уже один. Заложив руки за спину, он прошёлся вдоль столов, строго оценивая каждого из посетителей. Те по мере приближения капитана втягивали голову в плечи, как школьники перед строгим учителем.

– А Голема у вас на старом еврейском кладбище нет? – неизвестно зачем спросил Синицкий.

– Голема? – удивился хозяин. – Голема у нас нет. У нас есть сёстры Голема.

– Ух ты! – не удержался Синицкий. – У него и сёстры есть?

– «Сёстры Голема» – это женский клуб. Заводилой у них Адель Левицкая.

– М-м-м, – промычал Синицкий набитым ртом, пытаясь сказать, что это имя ему знакомо.

Хозяин «Каштанки» воспринял мычание как знак одобрения и продолжал:

– Она внучка Натансона, самого богатого в здешних краях еврея до революции.

– До революции, – заинтересовался Синицкий. – А чем он занимался?

– Да чем… – не очень доброжелательно ответил хозяин. – Подпольный меняла-ростовщик. А по-простому говоря, честных людей грабил. У Левицкой от его капитала осталось на сто рублей гонору и больше ничего.

Синицкий покачал головой, пытаясь сказать, что с этим он уже знаком. Но хозяин вновь воспринял это как благосклонность слушателя.

– Её клубное имя Мата Хари. Имела семь мужей, да все от неё сбегали. Собрала вокруг себя таких же баб-мужененавистниц. Занимаются магией, колдовством, каббалой да эротическими оргиями. В народе их клуб называют «Сёстры голые» и говорят, что они занимаются «кобелёй».

Хозяин тихо захихикал.

– А раз в году они совершают ритуальное поедание самца.

С трудом проглотив кусок, Синицкий кое-как выдавил из себя:

– Как это?

– Ну, петуха, там, съедают. Или кабана. При китайцах – кобелей ели. Ну, это мелочи.

Хозяин замолчал, но, заметив вопросительный взгляд гостя, продолжил:

– Есть у них бойцовые девки. Эти пострашнее будут. В пьяном виде могут насилие учинить.

– Какое насилие?

– Известно какое, над мужской плотью.

– И что, их до сих пор никто не посадил?

– Да кто же признается, что его девки изнасиловали?

– Ну это да, – согласился Синицкий. – Как же вы здесь живёте? Ведьмы, вурдалаки, бабы мужиков насилуют…

– Место здесь проклятое, – усмехнулся недоброй улыбкой хозяин. – Говорят, что когда-то давно проходил через эти места Агасфер, Вечный жид по-нашему. Просил приютить, обогреть. А местные евреи ему отказали. Вот он их и проклял. С тех пор здесь нечисть не переводится.

Хозяин замолчал, молчал и Синицкий, собираясь с мыслями.

– А этот, дед Левицкой, – наконец прервал он молчание, – что же он в Америку не уехал? С его-то капиталами.

Хозяин невесело усмехнулся:

– Может, и уехал бы, да не успел. Убили его в гражданскую. Их тут человек сто порубали, не меньше.

– За что?

– За то, что честных людей грабили.

– Евреи? – недоверчиво переспросил Синицкий.

– А кто же.

Глаза хозяина зло сузились.

– Православный народ здесь чем занимался? Купцы, промышленники, крестьяне. Ну, там, отхожий промысел. А евреи? Один человек в семье – музыкант, остальные – ростовщики да перекупщики. И все из одной семьи. Один – процент заломит, другой – цену собьёт. Глядишь, купец-то и разорился! И всё, что его деды-прадеды наживали, уже у евреев. Они так не одного купца сгубили. Оттого-то они такие богатые были.

– И что же, на них никакой управы не было?

– Да вот, только в гражданскую, когда их тут порубали, затеяла власть расследование. Откуда, мол, у вас такие драгоценности? Чем заработали? Но потом пришли красные и…

Хозяин невесело махнул рукой.

– И золото пропало, – закончил за него фразу Синицкий.

– А-а-а, так вы про золото знаете? – встрепенулся хозяин.

– Слыхал, – уклончиво ответил Синицкий.

– Так вот, я так скажу…

Хозяин перешёл на шёпот и подсел на лавку к Синицкому.

– Никуда оно не пропало. Евреи его прячут.

– Зачем им прятать собственное золото? – недоумевал Синицкий.

– А затем, что не еврейское это золото. Там только из ограбленного православного храма уйма драгоценностей. А ну-ка, сейчас спросят: откуда, мол, у иудеев православное золото? Дайте-ка ответ! Вот и прячут его до поры до времени.

– А что, разве его этот… батька Негоциант с собой не увёз?

– Вы и за батьку знаете? – покачал головой хозяин. – Все так думают. Но я вам так скажу.

Хозяин замолчал, подозрительно посмотрев на входную дверь. Затем продолжил так же тихо, вполголоса:

– Вы про Коняева что-нибудь слышали?

– Красный комиссар?

– Он самый. А вы знаете, что у него две могилы?

– Как это?

– А вот так.

Хозяин сделал многозначительную паузу.

– Одна – та, что с памятником, с венками, – это фальшивая. А другая, настоящая, без креста и даже без таблички, – та на старом еврейском кладбище.

– Как это может быть? – продолжал недоумевать Синицкий.

– В семьдесят девятом году, когда Коняев помер, его, как красного комиссара, героя Гражданской войны, решили похоронить на Аллее Славы. Как полагается, выкопали могилу. Но одновременно с этим выкопали могилу на старом еврейском кладбище, где уже давно никого не хоронили. Устроили пышные проводы, гражданскую панихиду. А на следующий день оказалось, что другая могила на старом еврейском кладбище тоже зарыта! Понимаете?

Синицкий ничего не понимал, но сказать об этом прямо не решался. Пауза затягивалась. Наконец он решился её прервать:

– Ну.

– Ну, – повторил хозяин. – А ведь точно известно, что в тот день никого больше не хоронили. Теперь понятно?

– То есть они там закопали золото?

– А что же ещё? – с жаром прошептал хозяин. – В фальшивой могиле – пустой гроб, а на еврейском кладбище они закопали Коняева вместе с золотом.

– А зачем Коняева-то?

– А чтоб золото на нём спрятать.

Аргумент прозвучал так убедительно, что Синицкий некоторое время молчал.

– А что же это золото ещё никто не выкопал? – наконец не выдержал он.

Хозяин выпрямился, и взгляд его помрачнел.

– А вампир? – хмуро проговорил он. – Его вампир стережёт. Вы про нашего вампира ничего не слышали?

– Про вампира? Нет, – задумался Синицкий.

– Там несколько раз уже находили трупы с отрезанными головами. Я сам видел.

Хозяин напряжённо смотрел в стену и говорил как бы сам себе:

– За последние несколько лет там человек десять сгинуло. Проклятое это место! Нет, раскопать могилу под силу только человеку заговорённому.

Хозяин замолчал, думая о чём-то своём. Его размышления прервал Синицкий:

– А что, у Коняева родственники остались?

– Сын, – оживился хозяин. – Такой же дурак, как и его папаша.

– Где живёт?

– У старой запруды, в доме отца. Его дом там самый большой. Да вам-то зачем?

– Да просто интересно, он что, к отцу на могилу не ходит?

– Он-то? – усмехнулся хозяин. – Он, поди, не помнит, что у него отец-то был. Дурак он, как и его папаша.

– Да? – недоверчиво переспросил Синицкий, вспоминая гипотезу Саныча.

– А вы, случаем, того, – глаза хозяина подозрительно сузились, – не клад приехали искать?

– Нет, – равнодушно протянул Синицкий.

К такому повороту разговора он был готов и имел вполне, на его взгляд, правдоподобную легенду.