Читать книгу Привет из 70-х - М. Хрумин (но это не точно) - Страница 6

Тротуары покрылись рыхлой ребристой ледяной коркой: я шагал по краю пешеходной дорожки и поддевал каблуком сероватые льдинки, спихивая некоторые из них на проезжую часть. В голове моей боролись две мысли: зайти в магазин за бутылочкой чего-нибудь покрепче или не заходить и сохранить трезвость на сегодня, чтобы угодить Кларке. Ну, идти в гости с пустыми руками – просто невежливо, как подмазывать-то? К тому же мне вовсе не обязательно пить самому – можно же просто угостить друга. Успокоив себя такими рассуждениями, я написал Дмитрию сообщение: «Я скоро зайду на несколько минут». Никакого ответа не последовало, что означало разрешение, согласно древнеримской поговорке. Стало уже без пяти минут десять, когда я добрался до маленького продуктового магазина: в ряду бутылок стояли водка, дешевый коньяк, красное полусладкое, белое полусладкое, батареи пивных бутылок, ром, синтетика для конченых алканавтов. Я выбрал бутылку коньяка, оплатил мысленной операцией через ком и вышел вон. Начиналась лёгкая метель: снежинки вихрем носились вокруг фонарных столбов, ластясь о лампочки и исчезая во мраке ночи. Я пересёк улицу, увёртываясь от запоздавших электромобилей, чьи хозяева торопились на ужин, добрался до тридцатиэтажной жилой башни, нажал на домофоне номер Димкиной квартиры. Замок прожужжал («бзззз!»), и дверь приоткрылась. Я прошмыгнул в подъезд и поднялся на лифте на 24-й этаж. Пока лифт взлетал в шахте от рывка стальных подтяжек, мне пришёл странный имейл на личную почту с непонятного адреса, и в нем значились всего три слова: «Смотри в оба». В тот момент я не придал письму никакого значения. Подумал, должно быть, спам какой-то. Правда, посыл явно к чему-то призывал, но из-за непонимания, от кого он и с какой целью, я предпочёл просто отмахнуться.

Дверь в квартиру оказалась приоткрытая, и я проник в прихожую его студии, довольно уютную: из всей мебели там был модный шкаф, сливающийся со стеной, с невидимыми междверными щелями, в центре комнаты мягкий удобный диван-кровать, на смежной со шкафом стене – экран визора, перед диваном небольшой журнальный столик. Вот и вся мебель. Минимализм в чистом виде. Димон развалился на диване, погруженный в транс: его пальцы шевелились, будто играли на невидимом музыкальном инструменте, или руководили оркестром, или производили какие-либо иные манипуляции. Вероятнее всего, он просто играл. Ему было сорок с лишним, и жил он один. Худые выбритые щеки. Волосы тронула белизна, тут и там серыми прядками посеребрив густую шевелюру, возвещая о приближающейся старости. Чем-то он походил на Макса Жакоба с портрета кисти Модильяни, особенно в этот момент, с подернутыми пеленой глазницами. Его ком являл из себя лупоглазые очки с диоптриями; на обратную сторону линз проецировалась вся нужная информация, – старая модель, лет пять уже как на рынке, но свою актуальность, видимо, не потеряла. Во всяком случае, для таких старпёров, как он сам. Димон был дважды разведен, оба раза жёны уходили от него с детьми: видимо, он не создан для семейной жизни. Последние несколько лет он явно наслаждался одиночеством и кайфовал от этого. Он вёл бухгалтерские дела у нескольких маленьких фирм на удалёнке, и этого было вполне довольно, чтобы он оставался счастливым.

– Здорова, Дима! – сказал я громко, так, чтобы он меня расслышал сквозь завесу цифрового морока.

– Привет, привет.

Он отвлекся от игры, и глаза его обрели былую ясность. Я вытащил из-за пазухи бутылку коньяка и потряс перед его носом.

– Что ты мне суёшь это? – он недовольно сморщился. – Между прочим, я в завязке уже третий день.

– Ай, брось. Где у тебя стаканы? Давай хоть символически пригубим.

– Какой повод?

– Сегодня меня уволили с работы.

Я вкратце рассказал, как это всё вышло. Приятель, кряхтя, поднялся с дивана, неуловимым жестом заставил стену-шкаф разъехаться в стороны и достал с одной из полок два стеклянных стакана, поставил их на столик. Я откупорил бутылку и разлил, присев на край дивана рядом с другом.

– У тебя есть кореша в «Рустиксе»? – спросил я, протягивая ему стакан с охристой жидкостью.

– Не лучшее место. Не советую тебе туда соваться. Во-первых, то, чем они там занимаются, мягко говоря, не совсем законно, и без нужных связей тебя быстро прижмут, а захотят ли хозяева впрягаться за тебя? Сомневаюсь. Можешь запросто присесть ни за что.

– Я думал, может, на мойке мне найдется местечко? Там я буду как бы не при делах. Наёмный работник, и типа знать не знаю, что там у них в гараже творится.

– Пфф… Это работа для необразованных мальчишек. Думаешь, очень приятно возиться с абразивами, и шлангами, и чужими ковриками среди вонючих испарений? Вам протереть панель? Вам нужна химчистка салона? Дерьмо, Милен, брось ты эту затею.

– А куда тогда податься? Мне нужны деньги. Жена вообще сказала, мол, пока работу не найду, домой не возвращаться.

– И поэтому решил напиться? Ну давай уж, раз решился, будем, – он приподнял бокал.

Мы опрокинули в себя стаканы, не смакуя. Напиток обжигающим впрыскиванием согрел желудок.

– Раз уж такое дело, – Дима крякнул, лицо у него на миг побагровело, – я бы на твоем месте устроился водителем такси.

И этот про такси…

– Машины нет, – сказал я.

– Это дело нехитрое. Купи или возьми в прокат. Кроме того, в самой службе такси тебе могут просто выдать авто для работы.

– Тогда комиссионные с каждой поездки мизерные будут. А у твоего друга, Владика, нет ли какой-нибудь вакансии? – спросил я, подразумевая одного из его работодателей, чьи дела шли неплохо. Не знаю, чем тот зарабатывал на жизнь, но когда я их видел полгода назад на одной базе на берегу озера, где Димон отмечал день рождения, Владислав выглядел довольным жизнью, и было заметно, что дела у него карабкались в гору, подобно умелому альпинисту. Хотелось бы босса, у кого всё в порядке с работой.

– Сомневаюсь…

– А у тебя?

– Не, друг. Ума не приложу, откуда у меня может взяться вакансия. Я же работаю один. Нынче времена сложные. За пять минут работу, пожалуй, не найдешь… Надо подумать. Я покумекаю, чем тебе можно помочь. Если что, позвоню.

Я покинул приятеля около полночи. Бутылку, опустошённую на две трети, оставил ему: пусть допивает, если хочет. От плохого коньяка начинала побаливать голова. Помня об угрозе Кларки, но чувствуя необыкновенное облегчение от залитой в топливный бак горячительной жидкости, я брёл по улице, раздумывая, куда бы податься. Машин стало совсем мало. Ещё более редкие прохожие, поеживаясь, брели отстранённо по дальней стороне улицы. Холод начал пробираться под брюки, давая о себе знать. В подвале, что ли, своём залечь? Тогда я вспомнил об отце и решил навестить его.

Отец мой работал на стекольной фабрике – сколько себя помню, он всю жизнь там батрачил на производстве оконных пакетов. Работа была тяжёлая, и он частенько говорил мне, какой же я счастливчик, что меня не угораздило попасть в этакий рабовладельческий строй. Не понимаю, что его самого там держало. После смерти моей матери он остался жить в квартирке в старом доме в старом районе города близко к центру, продолжая упорно каждодневно пешком подниматься на пятый этаж. И работать на проклятой фабрике, несмотря на свой возраст. Прошлым летом мы ездили за город на пляж, с ним, детьми и Кларой. Он решил искупаться в реке, и я впервые за много лет увидел его тело: он походил на цельный кусок розовато-бурого песчаника с каменными мышцами, обвитыми проводами синих толстых вен: подбородок топорщился, позвонки выпирали из спины, как драконьи зубы, и несуразно выдавалось вперед точно набитое войлоком пузо. Я позвонил ему, но разговор оборвался, едва успев начаться:

– Пап, здорово!

– Привет, сынок. Ты что-то поздновато звонишь сегодня.

– Ты дома?

– Дома ещё. Вот собираюсь выходить. Обуваюсь уже.

– Куда в такое время?

– А вестимо куда. На работу. У нас аврал. Там застройщик один в регионе не успевает сдать дом вовремя, вот попросили нас поработать недельку в третью смену.

«Куда всё строят и строят? – промелькнуло у меня в голове. – Неужели все эти квартиры кто-то покупает?»

– Совсем сдурел? Пап, тебе уже почти семьдесят! Они не имеют права тебя заставлять вкалывать по ночам!

– Я сам так захотел. Успокойся. У тебя что случилось?

– Ничего. Просто хотел спросить, можно у тебя сегодня перекантоваться сегодня? Тут такое дело…

– Это еще зачем? – удивился папаша. – С женой своей поругался? Я не собираюсь в этом участвовать. Поди купи ей цветы, помирись и возвращайся домой. Ко мне нельзя. У меня не убрано, и вообще…

– Пап, не надо вот этого. Я же не просто так прошу… Ну какие сейчас могут быть цветы?

– Ещё и выпивший, – догадался он. – Я уже выхожу за порог. Не вздумай заявляться ко мне. Помирись с женой и вали домой! Всё, пока!

– Паап… – но он уже отключился и вслед за тем сбросил повторный вызов.

«Чёрт! Чёрт! Вот срунство!»

Что теперь делать? Куда пойти? Так-так, Кларочка, я еще не окончательно провонял алкоголем, не как обычно, во всяком случае. Надо только немного развеяться, и всё будет в порядке, она ничего не учует. Главное – не раскрывать пасть и не начать дерзить, иначе всё испорчу. Она мигом просечёт, чем я занимался. Может, чего и перепадет сегодня, до утра-то времени достаточно. А может, она просто уснёт, и я устроюсь на кухне на раскладушке, как давеча. И не придется ночевать среди хламья. Как раз неподалеку находился вход в летний парк, и я решил прогуляться по заметённым дорожкам, выдыхая облачка пара и надеясь, что дух коньяка до самой последней капли будет изгнан прочь ночным воздухом. Часовая прогулка пойдёт на пользу и избавит от хмеля.

Топая по обледенелым дорожкам среди грустных черных осин, развесивших плети-руки над аллеями, к обочинам которых дворник уже смёл невысокие гребни снежных холмиков, я думал о нашем прекрасном времени. Пусть я совсем не богат и жизнь моя мёдом не намазана, но по любому она много лучше и полнее, чем если бы я родился двести или даже пятьдесят лет тому назад, когда ни за какие деньги невозможно было приобрести технологии, что в ходу сейчас, и блага цивилизации, идеи которых лишь зарождались, витая в воздухе, но не могли обрести плоть, потому что не хватало умений и ресурсов придать им подходящую форму. И сколько таких идей витает прямо сейчас, воплощаемых теперь же, в эту секунду, вероятнее всего, где-то за океаном счастливчиками, кому повезло заниматься тем, что они любят и черпают вдохновение в самом мире, перекраивая его, подобно божествам, по своему разумению. Я далек от того, чтобы пытаться изображать из себя интеллектуала, но мне хватало ума, чтобы понимать, насколько интеграция кома с сознанием благотворна для последнего, позволяя человеку заниматься творчеством, не переставая при этом выполнять рутинную работу, или прямо за станком, записывая результаты параллельного процесса в облако и затем, в более спокойной обстановке, обдумывать их и шлифовать или модернизировать.

Чем бы мне хотелось заниматься по жизни, спросите вы? Приведи пример, скажете вы. Да много чем. Сочинять стихи, например: вспыхивающие в голове строки можно подгонять под рифмы, какие не приходили в головы предыдущим поэтам благодаря аналитическим литературным программам. Играть в шахматы – изучать дебютные комбинации, решать шахматные задачи; благодаря подсказывающим программам каждый мог взять на вооружение стиль Таля или Фишера и играть в их манере. Можно заниматься наукой. Астрономией там или орнитологией. Математикой. Я вот учил французский. Читал французских классиков в оригинале, Золя, Дюма, Камю, Арагон; изучал критику и все такое. Зачем они мне понадобились? Просто мне нравилась Франция. Я мечтал когда-нибудь побывать там, проехаться по старым городкам, побывать в музеях и познакомиться с полотнами древних мастеров. Глотнуть бургундского, прогуляться по старинным улочкам. Почему нет? Каждому своё – что в этом такого? Ne perdez pas de temps car cela fait la vie.

Так я шел и думал обо всем этом, выдыхая пар и тут же анализируя, сколько промилле еще оставалось в крови на основании вторичных признаков и по собственным ощущениям: еще полчасика, и можно будет возвращаться домой, не опасаясь гнева дорогой жёнушки. Я сжевал комок снега, с наслаждением ощущая, как он тает на языке.

Впереди показались две длинные фигурки и одна пониже. Приблизив их с помощью встроенного цифрового зума, я рассмотрел их подробнее. Особи мужского пола, типичные представители подвида homo sapiens latro. Один высокий, осунувшийся, в дряхлом пальто, волосатый: косматые пряди торчат во все стороны; другой, напротив, бритый, с резкими чертами, на носу шрам, и сам он изогнут, будто когда-то его cломали пополам, и он так и не научился выпрямляться до конца; а третий был самым низким из них: на его голове торчала миниатюрным конусом тёмно-синяя вязаная шапочка. Лица свирепые и неприветливые; хищные глаза рыскали по сторонам в поисках добычи. Время: без четверти час. Завидев меня, они выстроились шеренгой, закрывая возможность прошмыгнуть мимо.

Лишь бы они не оказались отщепенцами, промышляющими грабежом ночных путников, оказавшихся не в то время и не в том месте. У меня появилась мысль, а не повернуть ли назад. Пойти обратно, свернуть на боковую аллею, затаиться, исчезнуть. Так будет безопаснее, и внедрённая в мозг программа защиты советовала подобный исход не просто так: в голове вспыхивала красная лампочка тревоги. Вопреки опасности я не свернул и не убежал. Всё еще булькавший в крови коньяк придавал мне храбрости, глупой до бравады, а природное равнодушие твердило, что все обойдется. Ну или что я смогу показать недоумкам, если они вдруг решатся выпасть против меня, где раки зимуют.

– Глядите-ка, кто у нас тут? – присвистнул короткий.

– Мужик, ты чего тут ошиваешься так поздно? – спросил бритый со сломанным носом.

– Эй, куда торопишься, дружок? Есть закурить? – вторил лохматый.

– «О, лейтенант! Кто эти негодяи?» – по неизвестной причине мои губы произнесли строчку из «Отелло». Сердце бешено заколотилось.

– Эй, не пудри нам мозги цитатами из Шекспира. Мы не хуже тебя знакомы с Эйвонским бардом, – заявил коротыш, нагло ухмыляясь.

– Ты лучше расскажи нам, чумба, чем можешь поделиться с тремя страждущими собратьями? – они столпились вокруг меня, не давая прохода.

– Отвалите на хрен. Дайте пройти! – ляпнул я, хотя программа самозащиты, встроенная в ком, твердила мне совсем другое: «Проходите мимо! Бегите как можно скорее! Не поддавайтесь на провокацию!»

– У-у-у, – промычал мужик с кривым носом. – Напросился…

Патлатый парень шагнул поближе и со всей мочи ударил меня в солнечное сплетение. Я согнулся вдвое, непроизвольно схаркнув на бетонную дорожку. Еще один удар ботинком, отозвавшийся резкой болью в бедре, и я повалился на тротуар. Двое остальных принялись мутузить меня ногами, и я прикрывался локтями, чтобы защитить голову. Нужно было послушаться совета программы и улепётывать, пока предоставлялась возможность! Я ведь даже никогда в жизни не дрался! С чего бы мне хотеть так рисковать?

Небольшая коробочка размером с сигаретную пачку вынырнула из-за пазухи пигмея, и он принялся водить ею вдоль моих рук, бедер, вдоль торса, разыскивая место на моем теле, куда крепился ком, – я не знал, что существуют такие модели, способные подключаться к индивидуальной системе другого человека и помимо его воли считывать данные, вторгаться в область персональных данных и – о господи! – переводить средства с твоего банковского счёта на счета подставных призрачных фирм под разными благовидными предлогами и по фальшивым назначениям платежей, откуда мгновенно исчезали, растворяясь в небытие, пока не оседали на неведомых легальных счетах. Красная лампочка в голове надсадно ревела. Я извивался всем телом, стараясь уберечься от ударов и в то же время пытаясь отвести от себя ком-шпион.

– Может, просто отберёшь его ком, а мы его как следует взломаем и обработаем позже? Чего сейчас возиться с ним? – предлагал патлатый.

– Сейчас ты, мужик, будешь ползать в луже собственной крови, – продолжал коротышка, водя по мне суперкомом; я вдруг увидел его лицо, нависшее надо мной с выпученными глазами и расплывшееся в ядовитой ухмылке: от него воняло кариесом, и между двумя передними зубами зияла широкая щель. – Ты щас будешь звать мамочку на помощь, мудак, говори, где ком? Давай его сюда! В зад, что ли, себе засунул? Сам достанешь, или мне его оттуда выковырять ножиком? Ага, кажется…

– Развлекаемся, ребята? – раздался зычный басистый голос, не похожий на остальные. Кто-то остановился в нескольких шагах от нашей веселой группы, и тень его от фонаря в дальнем конце аллеи падала на меня.

Битье прекратилось. Я все еще лежал, зажмурившись, пытаясь определить наиболее ушибленные места на теле. Подонки рассматривали вновь пришедшего и отвлеклись от меня, и я мало-помалу принялся отползать от них на локтях и шевеля коленками.

– А ты еще кто таков? – спросил, выпрямляясь, коротышка.

– Что это за перец? – уточнял лохмач у сломанного носа.

– Может, дружочек этого? Ща ему попадет заодно, если станет лезть в наши дела. Брюх, преподай ему урок.

И бравая троица поторопилась задать трёпку неизвестному, но не прошло и минуты с начала второго раунда потасовки, как грабители удрапали в разные стороны, и неслись они так резво, словно за каждым из них гнался рой разъяренных ос. Приподнявшись и прижимая ладони к болевшим бедрам и бокам, я принялся разглядывать своего спасителя, не зная, последовать ли примеру убежавших разбойников или поблагодарить его за избавление от опасности.

Человек был высокий и худой: длинное легкое светло-бежевое пальто закрывало всё его тело от шеи до пят, воротник поднят. Шелковистые волосы его были уложены в с виду небрежную прическу. Острый нос, внимательные глаза. Подстриженная бородка и усики. Одним словом, заправский хлыщ, которых в моем окружении отродясь не водилось.

– Кто вы?

– Вам несказанно повезло, милейший, что я оказался поблизости, когда эти, с позволения сказать, хулиганы решили воспользоваться вашим уязвимым положением. – Перец выражался весьма интеллигентно, что было странно – незнакомец словно копировал вышедшую из употребления манеру речи, забытую более века назад.

– Как вы это сделали? Они что? Просто убежали? – у меня отвисла челюсть, с нижней губы, кажется, капала слюна.

– Возможно, на них подействовало особое электромагнитное устройство, воздействующее на комы избирательно в близком радиусе. Если мне угрожают, я включаю его, и агрессивные личности вроде наших хулиганов вынуждены ретироваться, поскольку не в состоянии выдержать гудение ультразвука в своих мозгах – таким образом работает мой приборчик.

– Ни хрена себе… И как выглядит эта ваша штуковина? Покажете?

Он показал двумя сложенными пальцами на свой висок.

– Вшита под черепом. Включается автоматически. Вероятно, нам стоит удалиться, пока эти приятели не вернулись с оружием посерьезнее. Пойдемте, мой друг. Я провожу вас к выходу из парка.

– А что вы тут делали? Как вы тут оказались?

– О, поверьте, совершенно случайно. Почувствовал, что необходимо развеяться перед сном и обдумать кое-какие идеи. Ночная прогулка подходит для мыслительных процессов как ничто другое. Я вовсе не собирался вас выручать, но и пройти мимо мне тоже не позволяла совесть. Поэтому у вас есть повод считать себя чертовски, чертовски везучим.

Мы следовали по аллее. Я ковылял за ним медленно, хромая на одну ногу. К счастью, хулиганы дубасили меня не особенно старательно. До лужи крови и фекалий, хвала Всевышнему, не дошло. Временами я оборачивался, но те нехорошие люди не появлялись более. Снова пошел снег. Крохотные пушинки кружились вокруг фонарей, точно стайки мотыльков летним вечером. Стылая сырая осень распыляла вокруг тоскливую меланхолию, запуская в ночь щупальца тумана, но в тот момент я не ощущал холода: кровь так и кипела в венах, разгоряченная стычкой с негодяями, и совершенно определенно я окончательно протрезвел, уподобившись в чистоте и незапятнанности богемскому стеклу. Незнакомец убрал руки в карманы и не торопился, но и не оборачивался.

– Особенно никогда не считал себя везучим. Возможно, всё поменяется с сегодняшнего дня.

– Все может быть, – пришелец усмехнулся.

– Но как-нибудь я хотя бы могу вас отблагодарить? Вы избавили меня от многих неприятностей… Поверить не могу, что со мной такое произошло. Я чувствую в себе сильнейшую потребность любым подходящим вам образом выразить свою признательность, – кажется, я против воли перенимал его утонченную манеру речи.

– О, не стоит, – на его губах играла холодная улыбка. – Я вовсе не преследовал выгоду во время этого маленького происшествия. Впрочем, если желание оказать мне услугу действительно так сильно укоренилось в вас, возможно, и найдётся нечто, чем вы можете оказаться мне полезным.

– Как мне вас найти?

Мы вышли из парка на стоянку для автомобилей, и незнакомец подступил к черному блестящему немецкому купе: дверь услужливо распахнулась с присущей дорогим маркам элегантностью, и он забрался внутрь. Машина тут же завелась, фары вспыхнули голубоватым сиянием. Он опустил окошко и протянул мне бумажную визитку – я даже не подозревал, что такие еще распространены. Обычно обменяться контактами можно меньше чем за секунду, предоставив доступ к публичной анкете кома. Но отчего-то этот хлыщ решил поступить иначе.

– «Скрипчел Крухов», – прочитал я на визитке, далее следовал номер телефона, который я тут же попытался отыскать в поисковике, впрочем, без малейшего полезного результата. Забив имя в поиске, я также ничего не обнаружил. Скорее всего, какой-то псевдоним, призванный скрыть настоящие данные хозяина.

Хлыщ в дорогом авто сдержанно и снисходительно улыбнулся.

– А я…

– Ваше имя, Милен, мне уже знакомо. Прощайте! – произнес этот загадочный человек, закрывая окошко.

Машина подала задним ходом и укатила в ночь.

Я вернулся домой, разделся и принял душ; грязную одежду одним комком забросил в стиральную машину. Хорошенько почистил зубы и прошел в зал, по совместительству спальню. Кларочка сладко спала. От нее пахло домом и тепленькой хорошенькой женщиной, моей. Я лег с ней рядом и обнял сбоку. Она заворочалась и что-то забормотала, но не проснулась и, к счастью, не стала подсоединяться к моему кому, чтобы узнать, где я гулял последние часы…