Читать книгу Психология и праздник - М. И. Воловикова - Страница 6

В советской России были попытки также расправиться и с Рождеством. Но любимейший праздник детей всего крещеного мира устоял. В нашей стране он сохранился, конечно, в измененном, иногда трудно узнаваемом виде. Как показывают наши многолетние исследования, похоже, что именно праздник Нового года вместил в себя не только что-то от праздника Рождества, но стал на время прототипом (образцом) праздника как такового.

Однако хочется увидеть Рождество в «неизмененном» виде. Как переживали рождественские дни, весь период Святок в те времена общих для всех праздничных ритмов? Что особенного, отличного от других, было в ритмах Светлой седмицы? Какое место тогда занимал Новый год?

Одна из особенностей восприятия ребенка – способность видеть одну и ту же местность, дом, улицу каждый раз как иные, в преломлении времени года, настроения и др. Так «наблюдатель» у Шмелева чаще всего находится, видимо, у одного из окон своего дома в Замоскворечье. А вот напротив этого окна – «Барминихин сад», всякий раз разный. Над этим садом «играет солнце»[12] на Благовещенье и на Пасху, восходит Рождественская звезда и разгорается морозное Рождественское утро. «Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. <…> Вот оно, утро Праздника – Рождество. В детстве таким явилось – и осталось» [50, с. 345].

Ритм, который приносит этот праздник, другой – широкий, торжественный. Гул колокола далеко разносится в морозном воздухе. В мороз звук проникает дальше, чем обычно, наполняя «всю вселенную». Ритм Рождества – это ритм могучего, всепроникающего, вселенского торжества: «Христос рождается – славите! Христос с небес – срящите![13]» (т. е. «встречайте!»). Это праздник Дня рождения Спасителя.

Празднику предшествует продолжительный, но не такой строгий как Великий, Филипповский[14] пост. Накануне Рождества – сочельник[15]: «В сочельник, под Рождество, – бывало, до звезды не ели. Кутью варили из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы… Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто – дар Христу. Ну… будто, Он на сене, в яслях». Слышатся разговорные интонации, – это опять взрослый рассказывает, а ребенок переспрашивает. Рассказывает взрослый Иван Шмелев маленькому племяннику Иву, полуфранцузу, никогда не бывавшему в России. Теперь он может увидеть «русское Рождество» таким, как оно отпечаталось в детской памяти: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. <…> Ноготком протрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон – другая… Стекла засинелись. <…> И звон услышишь. И будто это звезды – звон-то! Морозный, гулкий, прямо серебро. <…> В Кремле ударят – древний звон, степенный, с глухотцой. А то – тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. <…> Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала… гул и гул» [там же, с. 340].