Читать книгу Ловцы книг. Замечательный предел - Макс Фрай - Страница 2

Альгис Косински просыпается от девичьих воплей: «Love must die! Love must revive!» – открывает глаза и с ужасом понимает… нет, пока просто так понимает, без ужаса, ужас охватит его потом; в общем, Альгис Косински, ведущий вечерних эфиров Заречного радио, открыв глаза, понимает, что он проснулся не дома в постели, а на работе, в радиостудии, в прямом эфире, это полный провал. Кто-то (вероятно, он сам) поставил Dakh Daughters[1], собственно правильно сделал, девчонки огонь, но песня почти закончилась, музыка затихает, с этим срочно надо что-нибудь делать, в смысле, хоть что-то сказать. И вот тогда-то его наконец охватывает обещанный ужас, реально волосы дыбом, тонкая струйка холодного пота медленно ползёт по спине, но это полезный, рабочий ужас, от которого не замираешь, а действуешь единственно правильным в такой ситуации образом: открываешь рот и начинаешь (неважно, что именно) говорить.

– Девочка-девочка, – говорит Альгис Косински почему-то по-русски; на самом деле, он просто не помнит, на каком сейчас надо говорить языке.

– Но не по-русски же, – панически думает Альгис. – Я не могу быть ведущим русской радиостанции, меня бы не взяли, у меня кошмарный акцент.

На самом деле, акцент у него не кошмарный, а почти незаметный, причём красивый, приятный для слуха, и с этим красивым акцентом Альгис Косински говорит в микрофон своим неповторимым бархатным баритоном, в который полгорода по уши влюблено:

– Девочка-девочка, Чёрная Рука уже на твоей улице, но в твой дом она сегодня, к сожалению, не зайдёт, потому что в соседнем баре всю зиму по вторникам наливают фирменный Чёрный грог, первая кружка бесплатно, ребята знают толк в искушениях, девочка-девочка, не грусти. По специальной заявке Чёрной Руки у нас весёлая песенка – для тебя и всех остальных, у кого этим вечером обломалось свидание, ничего, какие наши годы, наверстаем ещё.

Альгис Косински выдыхает (думать: «Боже, что я нёс, идиот, позорище!» – он будет после эфира, потом), мысленно перекрестившись нажимает на кнопку пульта (он спросонок не помнит, что означают все эти кнопки, но многолетний опыт – великое дело, руки сами всё знают, они у Альгиса молодцы). «Bei Mir Bist Du Schön», – поёт женский голос. «Ага, Hot House West Swing Orchestra», – вспоминает Альгис Косински. Он рад, что всё получилось, и что сразу узнал музыкантов и композицию, значит с головой не так плохо, как кажется. Ему нравится выбор Чёрной Руки.

Пока звучит песенка, Альгис Косински пытается разобраться, что вообще происходит. Я уснул на работе? Прямо в студии? Под вопли Dakh Daughters? Не может такого быть. Я что, напился прямо перед эфиром? Да ну нет, не настолько я идиот. К тому же, – внезапно вспоминает Альгис Косински, – я в последний раз напивался ещё студентом, я вообще не по этому делу, у меня от любого бухла болит голова. Максимум – бокал вина в хорошей компании, бутылка холодного сидра летом, кружка глинтвейна в морозный день. А может, мне стало плохо, и я грохнулся в обморок? Непонятно, с чего бы, вроде никогда припадочным не был. Но предположим. А как ещё объяснить? Тогда я молодец, получается. Быстро очухался, не погубил эфир.

Альгис Косински смотрится в зеркало; хрен знает, зачем оно нужно в радиостудии, но сколько он здесь работает, столько оно и висит. Ну вот, наконец пригодилось! Бывают, оказывается, такие моменты, когда зеркало – единственный способ быстро вспомнить, кто ты такой. В зеркале отражается немолодой человек с орлиным носом и небольшими, но яркими голубыми глазами, седые волосы небрежно связаны в хвост. По-зимнему бледное лицо отражения выглядит безмятежным. Ну да, – сердито думает Альгис, – это же у меня проблемы, а он мираж зазеркальный, ему-то что.

Музыка умолкает; господи боже, – думает Альгис Косински, – почему такая короткая песня, я ещё ничего не успел понять. Ладно, – говорит себе он, – потом разберёмся, что это был за обморок, главное, я живой и в прямом эфире, значит, надо хоть что-то сказать.

Когда не знаешь, о чём говорить, говори о погоде; Альгис Косински трепло от бога, идеальный ведущий прямого эфира, поэтому за всю свою (почти сорокалетнюю) карьеру на радио он схватился за спасительную погоду всего в третий раз.

– Погода сегодня хорошая, – Альгис Косински говорит по-литовски, потому что на пульте литовские надписи. «Значит, я на литовском радио, – думает он. – И кстати, понятно же, почему я гнал про Чёрную Руку по-русски: эту страшилку я впервые услышал в детстве от друга Лёшки, который жил в нашем доме на втором этаже. На самом деле даже хорошо получилось, красивое напоминание, что языков в нашем городе ненамного меньше, чем жителей, но все всегда понимают всех».

– Изумительная погода, – повторяет Альгис Косински. – Даже не верится, что формально ещё зима. Не удивлюсь, если на газонах Бернардинского парка уже цветут маргаритки; кстати, надо будет проверить по дороге домой.

Его голос звенит от потаённого торжества, потому что он наконец-то вспомнил, как тут всё на этом чёртовом пульте устроено, в каком порядке идут композиции, заранее подготовленные для эфира, и как этим хаосом управлять.

– Ну, так уже вполне можно жить, нормально всё будет, я справлюсь, – думает Альгис Косински, а вслух говорит:

– В честь хорошей погоды и маргариток – Folknery[2]! Чтобы наша ранняя весна поняла, что она не такая уж ранняя, раз пришла, так пусть остаётся до самого лета, чего туда-сюда бегать. Vesna krasna!

Эта Vesna krasna, к сожалению, очень короткая, всего две с половиной минуты, но Альгис Косински всё равно успевает задремать, провалиться в тёплую тьму, проспать, если верить ощущениям, вечность и проснуться от непривычно острого счастья: я в прямом эфире! На радио! Я тут работаю! Как же мне повезло!

– Я с детства мечтал работать на радио, – говорит вслух Альгис Косински, бессменный ведущий вечерних эфиров. Он сам не заметил, как перешёл на польский, потому что до школы жил у польской бабушки Ядзи, Ядвиги, они вместе слушали радио, и бабушка Ядзя, за день уставшая от его болтовни, смеялась: вот куда тебя отдать надо, всех бы вусмерть заговорил.

– То есть, – признаётся Альгис Косински, – сначала об этом мечтала только бабушка Ядзя. Но я подумал и согласился: отличная работа, хочу. Главное, я же теперь могу крутить свою любимую музыку всему городу сразу. Это проще, чем бегать за каждым из вас в отдельности, хватать за рукав и требовать: «Ты только послушай!» Кнопку нажал, и привет.

Альгис Косински смеётся так заразительно, что невозможно не рассмеяться за компанию с ним. И нажимает кнопку. И исчезает. В смысле, засыпает так крепко, что не слышит даже первых аккордов, никогда теперь не узнает, что он поставил (но мы-то знаем: «Ride the wild wind» Queen).

– Только что, – говорит, проснувшись, Альгис Косински, уже по-литовски, потому что мультикультурность мультикультурностью, а всё-таки он на литовском радио ведёт эфир. – Вот буквально только что, – повторяет он, – пока вы слушали музыку, я уснул. Не представляю, как так получилось, но факт остаётся фактом. А когда проснулся, вообще ничего не понял. Где я, что происходит, кто я такой? Но знал, что я счастлив… нет, я не знал, я был. Я ничего не знаю, я счастлив, я – счастье. Пусть вам Айвёр[3] споёт, как она заблудилась в тумане. Кто блуждал в тумане, нас с Айвёр поймёт.

– Волки и стрелы, холмы и цикады, папоротники и осьминоги бегут и поют, и ликуют, и кружатся, кружатся, и всегда, и прилив, – говорит, не просыпаясь, Альгис Косински на неизвестном ему самому языке; во сне ему кажется, что его слова полны глубочайшего смысла, хотя, с точки зрения бодрствующего человека, это полная ерунда.

* * *

• Что мы знаем о радио?

Что это способ передачи звуков и знаков (в том числе свыше, судьбы и богов) на расстояние – без проводов и кабелей, посредством радиоволн.

• Что мы знаем о радио?

Что это важный канал для получения новостей и другой информации. Особенно другой информации! Чего только некоторые приёмники время от времени не принимают. И невозмутимо преобразуют в (предположим, условно) понятный нам звуковой сигнал.

• Что мы знаем о радио?

Что слово «радио» происходит от латинского «radio» – «излучать во все стороны», что «radius» – это «луч». Что всякий луч имеет начало и не имеет конца (финала), луч устремлён в бесконечность, как всё живое, он – вечный путь.