Читать книгу Россия. Наши дни. III. Презумпция виновности. Часть 1. Надежды не тая - Макс Ганин - Страница 5

На пороге камеры стоял лучезарно улыбающийся Валера и пожилой, седовласый, невысокого роста коренастый мужичок. Григория вместе с парнем завели вовнутрь и закрыли за ними громко дверь. «Хата» на первый взгляд казалась небольшой – 5,5 на 2,5 метра, с двумя двухэтажными кроватями, расположенными друг за другом по правой стене от окна ко входу. Справа от двери, в не большом закутке, к стене была прибита деревянная вешалка, ниже которой располагалась крохотная батарея из пяти секций. Слева от входа находился «дальняк», отделённый от камеры кирпичной кладкой, облицованной свежей коричневой плиткой. Вход в туалет был завешан полиэтиленовой шторкой для ванны такого же коричневого цвета. Новый унитаз сиял белизной и чистотой. Над входной дверью – вентиляционное отверстие с решёткой, на которой висел большой офисный вентилятор. Слева располагались стальной рукомойник и большое чистое зеркало, маленький белый холодильник, над которым висел металлический шкаф для посуды и сухих продуктов. Весь дальний левый угол занимал «дубок» – металлический стол, обшитый деревянными досками, с приваренной с одной стороны скамейкой, седалище которой было покрыто крепко скрученными серыми одеялами из местного набора арестанта, закреплёнными к поверхности для комфорта прозрачным скотчем. В самом левом углу стола стоял плоский жидкокристаллический телевизор чёрного цвета пятидесятой диагонали. Напротив входа – огромное деревянное окно с массивной решёткой внутри и старинной, XIX века, решёткой на фасаде здания. На белом свежевыкрашенном потолке – две плоские лампы дневного света, спрятанные за ажурной решёткой антивандального колпака, которые давали шикарное освещение, и от этого камера казалась намного больше, чем была на самом деле. «Хата» была чисто убрана, и сразу было видно, что хозяева педантично следят за чистотой и порядком.

Валера обнялся с Гришей так, будто они были знакомы всю жизнь. Крепко пожав руку второму зашедшему, он представил своего сокамерника.

– Знакомься, это Иваныч!

Взрослый дядька протянул свою руку Григорию и, улыбаясь, представился.

– Владимир Иванович Степанов. Статья 159, часть 4, впрочем, как и у многих здесь находящихся.

– Да, это точно, – поддержал Иваныча Валера. – На Бэ-эСе в основном наркоманы и мошенники сидят – те, кто могут платить за удобство.

Иваныч указал ребятам, куда положить их «машки», а Грише предложил разместиться на кровати над ним – дескать, здесь теплее и не дует из окна.

Настало время знакомиться с новеньким. Молодой, атлетически сложенный парень невысокого роста с тёмными длинными волосами был одет в модные синие джинсы, дорогую шерстяную кофту и красные кроссовки «Пума». Он был явно обескуражен всем происходящим, но держался неплохо, можно даже сказать, с достоинством. За всё время движения от карантина по коридорам централа и нахождения в 288-ой камере он не проронил ни слова, пока к нему не обратился Валера.

– Меня зовут Валера Чурбанов! Я в этой камере с мая 2014 года, а Иваныч и того дольше – с февраля. А тебя как зовут, и что у тебя за беда!?

– Александр Ткаченко. Статья 159, часть 4.Занимался строительством в Московской области. Не успел достроить дом, дольщики подали заявление, и вот я здесь.

– Очень приятно, – дружелюбно ответил Валера. – Может быть, кушать хотите?

И открыл холодильник, забитый до отказа продуктами, демонстрируя вновь прибывшим гастрономические изыски и стараясь возбудить у них аппетит. Григорий посмотрел на Сашу и отказался, ссылаясь, на только что съеденный обед.

Валера закрыл холодильник, усадил ребят за «дубок», а сам с Иванычем присел на кровать.

– Как я тебе и обещал, я договорился с опером, чтобы тебя распределили в нашу камеру и пораньше забрали с карантина, – радостно сообщил Григорию Валера. – Как видишь, у нас всё есть, и быт налажен очень хорошо. Горячая вода, в отличие от общих камер, унитаз вместо очка в полу, да и отношение персонала к нам намного лучше, чем к остальным «зэкам». Вечером будет телефон – сможете позвонить своим родным и успокоить их.

– Спасибо тебе большое, Валера! – искренне поблагодарил его Григорий. – Честно тебе скажу, я не ожидал такого. Ты правильно сказал в автозаке, что и в тюрьме можно жить. Теперь я это вижу.

– А как немножко освоитесь и поговорите с другими сидельцами, то реально поймете, что комфорт в тюрьме просто необходим. Здесь есть спортзал за 5000 рублей в месяц. Это, конечно, не фитнес-зал, но для разнообразия очень даже неплохо. Самый большой плюс занятий спортом, что после этого можно пойти в душ. Так-то баня только раз в неделю, у нас, кстати, по вторникам, а дополнительная помывка после спорта очень даже кстати. А ещё это дополнительный досуг. Чего в тюрьме действительно дефицит, так это досуга, скука страшная. Я хожу в спортзал раз в неделю, а Иваныч филонит, говорит, что плечо потянул, поэтому с удовольствием приглашаю вас присоединиться. Там можно встретить пацанов из других «хат», пообщаться, узнать последние новости централа, расспросить, кому какие сроки дали по нашей статье в последнее время – статистика штука хорошая и полезная. Сашу Емельяненко можно встретить, если повезет, его недавно перевели к нам на Бутырку с «Матроски»19. Он часто в спортзал ходит железом баловаться. Тут вообще звёзд много собралось помимо этого бойца без правил. Матвей Жмурин – банкир, который зятя Путина избил на Рублевке, уже 4,5 года сидит в тюрьме, никак осудить не могут, эпизод за эпизодом накручивают ему, уже на семь лет накрутили, и это ещё не конец. Роман Панов – замминистра регионального развития, бывший вице-губернатор Челябинской области – посадили за хищения на строительстве инфраструктуры острова Русский перед саммитом АТЭС20. Да и вообще, здесь сейчас собралась приличная компания из банкиров, чиновников, бизнесменов – бандитов сажать некуда, все камеры под завязку, централ переполнен. В общих камерах спят по очереди – на 20 шконок 30 сидельцев, так что вам сильно повезло, пацаны, что к нам в камеру попали. Да, кстати, номер камеры, если спросят, надо произносить правильно – два-восемь-восемь, а не двести восемьдесят восемь! Этого и «менты», и «кенты»21 требуют – во всём должно быть однообразие.

Валера мог бы говорить до вечера, но, зная эту его слабость, Владимир Иванович прервал его, положив руку ему на плечо и подтянувшись, оторвался от стены, на которую он всё это время облокачивался, сел на край кровати вровень с сокамерником.

– Я, как старший по камере, позднее доведу до вас все правила и порядки, расскажу, как надо себя вести, как представляться сотрудникам и другим сидельцам, и вообще, как сделать так, чтобы не попасть в «жир ногами», как тут говорят, ну, то есть не найти себе новых проблем к уже имеющимся, – начал свою речь Иваныч, непрерывно смотря на Григория. – А сейчас для того, чтобы мы все, здесь присутствующие, понимали, кто есть кто, предлагаю чуть подробнее рассказать о себе. О Грише мы уже немного знаем, так как он уже пересекался с Валерой в автозаке, а вот о вашей беде, молодой человек, хотелось бы поинтересоваться поподробнее, – Иваныч перевел взгляд на Сашу и впялился в него своими глазками-буравчиками. – Так уж у нас в камере заведено: в складчину ведём хозяйство, вместе ходим гулять, вместе отвечаем за «запреты» в хате, советуемся по всем вопросам, поэтому мы все должны быть уверены друг в друге и знать, кто из нас что представляет собой. Расскажи, пожалуйста, каким образом на тебя повесили мошенничество?

Ткаченко, не задумываясь и абсолютно не опасаясь окружающих, как обычно поступают либо уверенные в своей невиновности люди, либо прожжённые рецидивисты, живущие преступным ремеслом, поспешил рассказать свою историю.

– У меня небольшая строительная компания, точнее я учредитель и генеральный директор. Строим в основном в Московской области таунхаусы и малоэтажные дома. Три года назад купили участок под строительство, заключили с пайщиками договор долевого участия на строительство дома на этой земле. Построили дом, подвели коммуникации (газ, воду, электричество и канализацию). И тут выходит постановление правительства Московской области о запрете строительства домов такого класса на земельных участках такого типа. Нам, естественно, не дают разрешение на подключение дома к сетям, и конечно, мы задерживаем сроки сдачи дома в эксплуатацию. Деньги дольщиков, разумеется, были все потрачены, и когда недовольные стали обращаться в компанию с требованием вернуть деньги из-за невозможности въехать в дом, я отвечал им отказом и предлагал совместно бороться в суде за наши права. Кто-то согласился, а кто-то подал заявление в полицию. Больше года я, как на работу, ходил на допросы в качестве свидетеля, до тех пор, пока у одного из дольщиков не нашлось мохнатой лапы в правоохранительных органах. Лично генерал полиции из ЮЗАО22 дал приказ меня арестовать. Как будто, находясь под арестом, я быстрее найду деньги, чтобы расплатиться с дольщиками, – Саша улыбнулся после этих слов, хотя на лице его была гримаса безысходности и отчаяния. – Два дня я провел в КПЗ23 главного управления полиции ЮЗАО, потом отвезли в суд, где официально арестовали и затем доставили сюда. Дома жена с ребёнком с ума сходит, она вот уже три дня не знает ничего о моей судьбе – я же, как обычно, уезжал на допрос и должен был вечером вернуться домой, а тут арест… Даже позвонить не дали домой, предупредить, чтобы не волновалась. Поэтому я вечера жду как никто другой, чтобы позвонить ей и успокоить, что жив и здоров и где нахожусь.

– Не волнуйся! – встрял в Сашин рассказ Валера. – Вечером, как только появится возможность достать тэ-эр-ку24, тебе первому дадим пообщаться с семьей. – Глянул он на Иваныча, как бы согласовывая с ним сказанное, и получив зрительно одобрение малозаметным кивком головы, продолжил опрос. – А твой адвокат разве не сказал семье о твоём аресте?

– У меня не было частного адвоката – я же был изначально свидетелем по делу, а когда меня в одночасье перекрестили в подозреваемого №1, то дали в полиции государственного бесплатного адвоката, который долго уговаривал меня подписать признательные показания в обмен на предоставление мне своих услуг. А когда я наотрез отказался, то он в отместку отменил своё обещание позвонить моей жене. Вот такие у нас порядочные люди в адвокатуре работают.

– Тебе надо сказать жене, чтобы она тебе хорошего адвоката нашла, раз ты вину не признаешь, поскольку бороться из тюрьмы практически невозможно – это работа дорогого адвоката, – влез с советом снова Валера. – Иваныч, у тебя ещё вопросы есть к Александру? – посмотрев на товарища, спросил Чурбанов и, дождавшись отрицательного кивка головы, начал говорить о себе. – У меня вообще удивительная история – я до сих пор не понимаю, за что меня посадили. В моём уголовном деле написано: в неустановленном месте и в неустановленное время потерпевший передал мне деньги, после чего пошёл и написал заявление в полицию, что я обманом выманил у него денежные средства неизвестно за что. На самом деле, потерпевший – это мой приятель, которому я одолжил крупную сумму и вместо того, чтобы возвращать долг, он решил меня посадить. Без доказательств, без видео- или аудиозаписей наших разговоров и контактов, только на основании его показаний – вот это реальный беспредел!

Валера реально очень любил поговорить. Он рассказывал, что у него жена и шестеро детей, большой дом на Рублево-Успенском шоссе. Сам он из Сочи, был офицером-подводником и служил в Гаджиево. Его мама в советское время была директором сочинского магазина «Берёзка», поэтому он знает всю сочинскую мафию. До недавних пор работал в руководстве Новороссийского порта и именно там встречался в 2004 году с Гришей Тополевым, когда тот приезжал договариваться о загрузке зерновых танкеров. Он очень хорошо помнит эту встречу, хотя Григорий признался, что Валера совсем не отложился у него в памяти. Это никак не помешало Чурбанову дополнить свой красочный рассказ подробностями той встречи, описанием ненужных деталей и, главное, вспомнить, что ещё тогда Гриша ему очень понравился, как человек и успешный бизнесмен.

Эту тираду с трудом прервал Владимир Иванович, почувствовав, что ещё немного и от Валеры можно будет услышать признания в любви и вечной преданности Григорию, как было почти полгода назад с ним самим, когда Чурбанов только заселился в камеру и узнал, что они оба в армии бороздили моря и океаны на подводных лодках, только в разное время и разных концах земного шара.

– Расскажу коротенько о себе перед тем, как перейти к инструктажу по технике безопасности пребывания в камере два-восемь-восемь, – улыбнувшись приятно и очень располагающе к откровенности, начал повествование Иваныч. – Я сам из Омска. Переехал в Москву лет пять назад. Открыл микрофинансовую компанию. Бизнес шёл очень хорошо. Я даже не ожидал, что за такое короткое время обрасту огромным количеством клиентов, как кредиторов, так и заемщиков, причем без помощи рекламы. Через несколько лет я настолько устал от работы, да и возраст не тот, чтобы крутиться как молодому, что принял решение передать бразды правления своему заместителю Мише-армяну. Он, кстати, сейчас сидит в камере прямо над нами. Назначил его генеральным директором вместо себя, а сам уехал с молодой женой в Омск. Тот стал вести широкую рекламную кампанию, привлёк ещё больше клиентов и стал очень заметным для правоохранительных органов. И они – органы- не заставили себя долго ждать. Пришли сначала по-хорошему за малой долей, попросили, вежливо так, 25% от прибыли. Этот дурачок, Миша, отказал им и даже со мной не посоветовался, так поверил в себя, что решил самостоятельно все вопросы решать. Ну, естественно, родились заявления от недовольных клиентов в мошенничестве и этого новоявленного «решалу» закрыли. Ему бы молчать «как рыба об лёд», но он ведь умнее всех бакинских комиссаров, дал показания на меня, думая, что после этого отпустят. Ан нет, не отпустили, наоборот, – теперь у нас группа лиц в лучшем случае, а в худшем, вообще организованное преступное сообщество пришить могут, а это сразу, пятнашка старт. Короче, меня объявили в розыск, я ни сном, ни духом пару месяцев хожу под розыском, ничего не подозревая, приезжаю в аэропорт в Омске, где меня прямо в самолёте и задерживают. Привозят на Бутырку и сразу на «воровской продол». Это специальный блок на первом этаже, где селят воров и тех, кого надо сломать. Там отдельная охрана с собаками, видеонаблюдение в камерах круглые сутки, и, естественно, ничего: ни телевизора, ни холодильника, холодная, как лёд, вода из крана, грибок по стенам от холода и сырости. В общем, просидел я в таких мучениях больше месяца, а тут меня к себе опер наш, ну, который нас сейчас курирует, вызывает и предлагает переселиться на Бэ-эС за 2,5 миллиона рублей. Мы поторговались, он скинул до 1,5 миллионов, и вот я тут с февраля восемь месяцев обитаю в тепле и с налаженным бытом. Жду «объебона»25, с делом меня уже ознакомили, так что остался только суд, этап и лагерь.

– Владимир Иванович, и какой срок, вы думаете, вам дадут? – поинтересовался чересчур любознательный Гриша.

– Я буду в суде бороться за лет 5—6, меня это вполне устроит. По нашей с вами статье срок лишения свободы от нуля до десяти лет, но если есть дополнительные эпизоды, то срок может быть увеличен максимум до 15 лет. Впрочем, такого на моей памяти никогда не было, максимум 12 давали.

– Вот, Моте Жмурину наверняка по полной программе влепят показательно, – вклинился в разговор улыбающийся Валера. – Как подумаешь, что человек уже больше четырёх лет сидит в малюсенькой камере, и конца и края нет его мучениям, сразу как-то свои проблемы кажутся такими ерундовыми.

– Ладно, «Папа»26 ему судья! – прервал Валерино лирическое отступление Иваныч. – Перейдем к ликбезу по внутреннему укладу и распорядку. На дальняк ходить нельзя, пока хоть кто-нибудь сидит за «дубком» и кушает, когда идешь по-большому, обязательно включать вентилятор над дверью, чтобы не было запаха, в трусах за «дубок» не садиться. Убираемся по очереди парами – я с Валерой сегодня, Гриша с Сашей – завтра, всё, что есть в камере – общее, то есть на продукты, запреты, утварь скидываемся вместе и пользуемся тоже. Телефон достаём только после 8 вечера, когда вероятность шмона минимальная, «дорогу» не держим – только по запросу, утренняя проверка в 10, вечерняя – в 5, прогулка каждый день с 7 до 8 утра. Каждый день даем выводному пачку сигарет «Парламент», за это он нас ведёт в большой, а не в маленький дворик гулять. Вопросы есть?

– Что значит, «дорогу не держим»? – дождавшись паузы, поинтересовался Гриша.

– Все камеры обязаны держать «дорогу»! Так называют тюремную связь. Между окнами камер натягиваются канаты, и по ним передаются малявы27, бандюки28 и прогоны29. Нам официально Русланом – смотрящим за Бэ-эС – разрешено дорогу не держать. Если в нашу камеру надо что-то передать, нам стучат с верхней камеры, мы открываем окно и ловим от них «коня»30с содержимым. Если нам вдруг понадобится что-то отправить куда-нибудь по тюрьме, то мы достукиваемся в потолок до верхней камеры и кричим в окно: «Спусти коня!». Ловим канат, привязываем то, что надо отправить, прикрепляем «сопровод» – адрес получателя, например, «хата два-девять-четыре, Руслану», дергаем три раза и всё – груз пошёл. Потерять груз по дороге – это залёт, могут предъявить по полной программе, поэтому в каждой хате есть дорожники, которые следят за дорогой, фиксируют в «точковке» – специальной тетрадке – все передвижения грузов, прошедших через их руки, чтобы можно было легко найти, на какой «хате» произошёл обрыв «дороги». «Дорога» – это кровеносная система тюрьмы. По ней идут и телефоны, и наркота, и спиртное – всё, что может заинтересовать сидельца, поэтому дорожник – очень уважаемая специальность в местах лишения свободы. Он освобождается от всех обязанностей по «хате», не скидывается в общак, более того, его все кормят на халяву – отказать дорожнику считается залётом – спросят по полной. А у нас «хата» возрастная, нам в эти блатные игры влезать не надо, поэтому нам позволено жить без воровской романтики.

– Вот, вы все говорите: «спросят по полной», «могут спросить», а что это значит? – спросил наконец-таки включившийся в разговор Саша.

– Дай я объясню! – вылезая на первый план, оборвав на полуслове Иваныча, заговорил уставший от молчания Валера. – Тюрьма – это воровской мир! И тут все законы воровские. Живут по понятиям, воровскому укладу и традициям. Видели наверняка на сборке внизу надписи на стенах: «АУЕ! Жизнь ворам!»?

Ткаченко и Тополев дружно закивали головами, а Валера, сделав многозначительную паузу, продолжил.

– Так вот, АУЕ – это арестантский уклад един. Законы воров. Ну, и естественно, за соблюдением этих законов следят воры через своих доверенных лиц – «положенцев», а те, в свою очередь, чрез смотрящих за корпусами, продолами и «хатами». Огромная вертикальная иерархия с ворами на вершине пирамиды. Их слово последнее. Сказал вор, что ты не прав и должен заплатить столько-то денег, значит, вынь да положь всю сумму на стол, иначе прирежут или покалечат, а ещё хуже, в «обиженку» загонят. В общем, решение вора лучше выполнять или оспаривать у другого вора. Тут, как на свободе – апелляция, кассация, верховный суд – только решения жёстче и контроль за выполнением болезненнее.

– А что такое «обиженка»? – продолжал с большим интересом расспрашивать Александр.

– Это низшее тюремное сословие, куда попадают все наказанные членом или изначально не традиционной половой ориентации. В обиженку также можно попасть, если за руку поздоровался с другим обиженным или поел с ним из одной тарелки, попил из одной кружки, в общем, имел непосредственный с ним контакт, а ещё последнее время в обиженку загоняют особо разговорчивых дурачков, которые рассказывают, что лизали у женщины. Поэтому, если вдруг вас кто-нибудь начнет расспрашивать о сексуальных пристрастиях или подвигах, лучше всего спрыгивать с таких разговоров короткой фразой: «это моё личное, личное обсуждать не хочу». За личное даже вор не может спросить!

– И что обиженные делают в тюрьме и как их распознать? – не отставал Саша.

– Они убираются, моют дальняки, делают самую тяжёлую работу, сексуально ублажают других заключенных и некоторых мусоров – любителей этого дела. В общих «хатах» лежат у туалета на полу – кровати им не положено, как и матраса с подушкой. Обычно они живут в отдельных камерах. Например, прямо под нами такая «хата» – два-ноль-один. Недавно туда перевели Веронику и Жасмин, в действительности Миша и Остап – трансформеры. С ними даже дорогу держать нельзя. Все ждем, кого к ним третьим подселят. А мусора подселить к ним могут тех, кто плохо себя ведёт, не слушается или по просьбе оперов и следователя, ведущего твое дело, в назидание за отказ от сотрудничества, чтобы опустить, но сейчас это большая редкость. Сейчас для этого используют пресс-хаты, где тебя не только изобьют до полусмерти, но и снасильничают.

– Хватит их страшилками пугать! – прервал Валеру Иваныч. – Давайте лучше составим список вещей и продуктов, которые вам надо будет сегодня заказать вечером по телефону у своих родных, чтобы в понедельник принесли как передачу. Первая передача по закону – самая большая. Можно передать как продукты, так и вещи. Поэтому берите ручки с бумажками и записывайте!

Валера вырвал из тетрадки со стола два листочка, достал с полочки две ручки и раздал новичкам. Степанов, убедившись, что ребята готовы записывать за ним, продолжил.

– Поскольку вы приехали налегке, вам в первую очередь нужен баул для вещей, с которым вы потом пойдёте по этапу. Он должен быть в меру вместительным, но не очень большим, чтобы его было удобно нести. Не за горами зима, поэтому нужны термобелье, куртка, тёплые ботинки на молнии, кроссовки на липучках (шнурки, ремни и часы запрещены), спортивный костюм, майки, трусы, носки, шерстяная кофта, шапка, перчатки…

– Иваныч, ты нас как на зимовку собираешь! – с улыбкой сказал Гриша.

– Когда зимой в промерзший автозак залезете, вспомните меня добрым словом. В нём будет чуть теплее, чем на улице, а ехать придётся не один час, сидя жопой на ледяной железной лавке. Вот тогда шерстяные носки и варежки с шапочкой очень пригодятся. В тюрьме что самое главное? – спросил Иваныч и, дожидаясь ответа, упёрся глазками в Сашу.

– Не попасть в обиженку? – неуверенно ответил Ткаченко.

– Нет! В тюрьме самое главное не потерять здоровье! Когда ты сильный и духом, и телом, тебя ни одна падла не победит, – Иваныч многозначительно посмотрел на новеньких, шаловливо подмигнул Грише и продолжил. – Переходим к продуктам питания и сопутствующим товарам. «Весло»31, «шленку»32 и «кругаль»33 вам выдали, но, поверьте мне, гораздо приятнее пить из пластиковой кружки и стакана, не обжигаясь, а кушать металлическими столовыми приборами, но они в тюрьме запрещены, так как из них делают заточки. Поэтому только пластиковые ложки, тарелки, лучше и глубокую, и плоскую попросите, чтобы купили. Обязательно моющие средства для посуды и уборки, губки, тряпки, резиновые перчатки, мыла разного, шампуни, гели, мочалку. Обязательно резиновые тапочки для душа, чтобы грибок не подхватить. Ну, и, конечно же, стиральный порошок. Чистота – залог здоровья. Мы стираемся раз неделю, по очереди. Для этого есть тазики. Вот, кстати, два тазика тоже закажите и бельевые прищепки. Теперь постельные принадлежности. Как вы уже заметили и успели опробовать, «положняковое»34 белье – редкостная гадость, после нескольких стирок оно превратится в труху. В общих «хатах» из него плетут канаты на дорогу. Поэтому записывайте дальше: одеяла шерстяные – две штуки. Одним будете укрываться, а другое возьмете с собой в автозак, чтобы положить под задницу или укутаться, когда ударят 20-градусные морозы. Пододеяльник, наволочки, простыню – всё в двух экземплярах: одно стирается и сохнет, другое используете. «Мыльно-рыльное». Тот дешёвый набор, который вам выдали при поступлении, пригоден только на несколько раз. Бритву – козью ножку – мы разбираем на «мойки»35 для бытовых целей, а щётки зубные – для чистки обуви или изготовления крючков. В тюрьме вообще-то нет ненужных вещей – всё идет в дело, для всего находится применение. Поэтому записывайте дальше: хорошая бритва с кассетами, зубная щётка, обязательно в чехле для гигиены, штуки три зубной пасты, дезодорант, чтобы не вонять от нервов. Парфюм весь под запретом, поэтому довольствоваться можем только запахами от дезодорантов и освежителей воздуха, вот, кстати, тоже его запишите в список, две штуки. Я так понимаю, что все мы здесь некурящие собрались, поэтому заказываем сигареты только для дела. Сигареты в тюрьме – валюта, поэтому их много не бывает. Записывайте: «Парламент» – один блок, «ЯВА» – два блока. По-моему, всё. По поводу продуктов это к Валере, он у нас по кишке главный.

Настало время Чурбанову выйти на авансцену и продолжить этот длинный список.

– Колбаса копчёная, сыр, масло, молоко сгущённое, каши быстрого приготовления, не требующие термообработки, тушёнка, фрукты, сахар, чай, кофе. Это всё разрешено. Дальше пишите запрещённые продукты, о передаче которых мы договоримся с опером: колбаса варёная, творог, сметана, молоко. На первое время хватит, а потом будем вместе писать список и распределять расходы на четверых.

Гриша добавил в список ещё ручки с тетрадками, чтобы вести дневник и писать письма и ходатайства, а также Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы для изучения своих прав и обязанностей. Ему по наитию казалось, что эти книжки ему ещё пригодятся, и не раз.

После составления списков компания разделилась на группы по интересам. Валера с Сашей сели на кровать и стали болтать, а Гришу пригласил Иваныч поиграть в нарды за «дубком». Постоянно работающий в камере телевизор был единственным источником точного времени, поэтому сразу после пятичасовых новостей на канале «Звезда» Степанов напомнил всем, что скоро будет проверка и как по этому поводу надо себя вести: «выходим из камеры и строимся в линию по правой стене. Я, как главный в камере, выхожу последним, потому что, если вдруг проверяющий захочет провести шмон, я единственный из вас, кто может при этом присутствовать внутри и следить, чтобы нам ничего не подбросили или, если найдут что-то для нас ценное и запрещённое, попробовать договориться, чтобы не изымали. Для этих целей у нас есть на киви-кошельке зарезервированная сумма денег, которую мы используем для взяток и решения форс-мажорных обстоятельств. На проверке стоим тихо, не дёргаемся, не шутим, отвечаем только, когда обращаются. Дежурный будет называть наши фамилии, в ответ называем имя-отчество и статью. На проверке можно передать заявления, например, на приём к врачу или переводе в другую камеру, ходатайства следователю или руководителю изолятора, просьбы. После окончания проверки все в том же порядке заходят обратно в камеру. Тот, кто после проверки не зашёл в «хату» и остался стоять на продоле по каким-то своим соображениям, признается всеми «ломовым», то есть, тем кто «ломанулся» – ушёл из «хаты» по своей воле. Ломовые – это слабые духом люди, которые не выдержали своих сокамерников, совместный быт и тяготы проживания. Их обычно уже не принимают в других «людских“36хатах, и для них одна дорога – в камеру для ломовых или обиженных. Поэтому не задерживаемся на продоле и быстренько заходим».

В коридоре громко гремели дверьми и лязгали замки. Около шести часов проверка дошла до «хаты» два-восемь-восемь. Всё прошло в точности, как рассказывал Иваныч. Майор ФСИН вежливо со всеми поздоровался, поинтересовался у новеньких, нет ли у них претензий или жалоб на условия содержания и, получив отрицательный ответ, сказал: «добро пожаловать на Бутырку!» и захлопнул за всеми дверь.

Посмотрев вечерние новости по пятому каналу, Иваныч подошел к «тормозам»37 и стал внимательно прислушиваться к внешним звукам. Через пару минут он дал отмашку Валере, который залез в холодильник, проворно оторвал заднюю панель и достал заветный свёрток. Запрыгнув на свою кровать, он спрятался как можно глубже, чтобы его не было видно в глазок камеры, и извлёк из свертка маленький чёрный кнопочный телефон. Из внутренностей своего матраса, через специально сделанное отверстие, он достал ещё один маленький сверточек, в котором находилась сим-карта. Собрав всё воедино, он включил телефон. Проверив входящие СМС, баланс счёта и уровень зарядки, подозвал к себе Ткаченко. Сашка молниеносно запрыгнул вглубь Валериной шконки и скрылся там с телефоном. Чурбанов подошел к лежащему на своей «пальме»38 Грише и тихо, почти шёпотом, объяснил суть происходящего.

– Иваныч сейчас на «тормозах» слушает эфир, все, кто не говорит по тэ-эр-ке, следим за его жестами. Если он почувствует, что к нашей двери подходят, он даст сигнал, и мне, как ответственному за «запрет», надо будет быстро спрятать телефон в «курок»39. Поэтому, когда сам будешь разговаривать, будь готов в любой момент прервать связь и выключить тэ-эр. Потом, как освоитесь, привыкнете и сможете отчётливо различать внешние звуки, тоже встанете на «тормоза». Мы установили лимит в 40 минут на человека, чтобы до отбоя все успели поговорить. Общаться по телефону надо очень тихо, шёпотом, чтобы никто не слышал. Когда наберешь номер родных, попроси, чтобы тебе перезвонили обратно, дабы не тратить наши деньги на телефоне.

Саша разговаривал около часа. Его, конечно же, никто не прерывал, входя в его положение. До Гриши доносились обрывки фраз, по которым стало понятно, что Сашина жена находится в шоке и постоянно плачет. Ткаченко с трудом удалось донести до неё, что ему нужна одежда и продукты и что в 5 утра понедельника ей надо будет приехать к Бутырке, занять очередь и сделать ему передачу. Он вылез из так называемой переговорной с влажными глазами и красным лицом – последние пять минут разговаривал с детьми, объясняя им, что папа уехал в срочную командировку и скоро вернётся с подарками.

Настала очередь Гриши звонить, и он поспешно занял нагретое Сашей место. Набрал несложный номер Ларисы и довольно быстро услышал её голос на другом конце провода.

– Ларисочка, привет! Это я. Я уже в камере, в СИЗО №2 «Бутырка». Это мой номер телефона, запиши его.

– Давай я тебе перезвоню, чтобы ты деньги не тратил! – прервала его жена.

– Да, отлично, жду звонка. – Гриша нажал на сброс. Ждать долго не пришлось, секунд через 10 телефон завибрировал на беззвучном режиме, и Тополев снова услышал голос любимой. – Привет еще раз, родная! Как ты там?

– Привет, Гришенька, привет родненький! У нас всё хорошо. Твои друзья, Антон с Сергеем, обещали выплачивать мне твою зарплату, пока ты сидишь, и адвокату заплатить тоже обещали, главное, чтобы ты держался своих изначальных показаний. Они поэтому и отказались от Ильи – адвоката, который тебе понравился, и наняли этого Романа Шахманова. Он, кстати, к тебе придёт на следующей неделе и всё расскажет подробно. У ребят вместе с ним есть стратегия борьбы, Роман сказал, что будет добиваться полного оправдания и на следующем судебном заседании в декабре тебя вытащит под домашний арест. Главное, чтобы ты без него никому никаких показаний не давал.

– А чем им Илья-то по душе не пришёлся?! – переспросил возмущённо Гриша. – Слишком мои интересы рьяно отстаивал? Испугались, что он меня вытащит, а их сюда засунет?

– Я не знаю. Меня не было ни на встрече с Ильей, ни на встрече с Романом. Вещи перевозили вместе с сестрой и зятем. Ты же просил всё вывезти перед обыском.

– Как, кстати, обыск прошёл? – перевёл тему разговора Гриша.

– Приехали трое в штатском, привели двух понятых – соседей. Зашли в квартиру, а там кроме мебели ничего нет. Они полазали по шкафам, тумбочкам, вышли даже на балкон – ничего нет, даже столовые приборы, и те я увезла. Они позвонили кому-то по телефону, долго ругались, что зазря приехали, что вообще ничего не нашли, потом попросили меня дать им хотя бы свидетельство о браке и договор аренды квартиры. Мы сходили вместе в магазин и там сняли копии с этих документов, и они уехали. Пытались меня о чём-то расспрашивать, я ответила, что мы с тобой знакомы всего полгода, а женаты и того меньше, поэтому я ничего не знаю, в твои дела никогда не лезла, друзей твоих никогда не видела. Подсовывали мне какую-то бумажку на подпись, но я отказалась.

– Умничка! Ты сделала всё правильно. Ты не знаешь, мои родные в курсе, что со мной и где я?

– Валера сказал, что не надо их волновать раньше времени, когда ситуация прояснится, он к ним поедет и всё расскажет сам.

– Наверное, он прав, я нового адвоката попрошу, чтобы он к ним заехал и обрисовал ситуацию. Возьми, пожалуйста, ручку с бумажкой и запиши, что мне надо привезти в понедельник в тюрьму. Созвонись с женой моего сокамерника Саши Ткаченко – нас с ним перевели вместе сегодня, она тоже поедет в понедельник делать ему передачу. Вам вдвоём будет попроще и побыстрее. Тут, говорят, очереди огромные, надо занимать с ночи, да и нести тяжести такие лучше вдвоём.

Окончив разговор, Гриша вылез из переговорной, оставив телефон на кровати, как указал Валера. Его место тут же занял Иваныч, которого на посту сменил Валера. Ткаченко лежал на своей «пальме», скрючившись, лицом к стене весь в своих мыслях и переживаниях. Грише тоже было о чём подумать после разговора с Ларисой, но он решил оставить все размышления на завтра и сел смотреть телевизор.

Ровно в 10 часов свет в камере выключился, и жители «хаты», раздевшись до трусов, улеглись по своим шконкам. Валера продолжал тихо чирикать со своей супругой по телефону, накрывшись с головой одеялом. Из коридора доносились звуки движения «ресничек»40, в которые заглядывал продольный, контролируя поведение арестованных после отбоя. Лежать на шконке было очень неуютно и жёстко. Тоненький матрас на широких металлических прутьях кровати создавал иллюзорную видимость комфорта, но, тем не менее, человек – скотина привычная ко всему, поэтому, покрутившись какое-то время и найдя удобное положение, Гриша уснул. Так закончился четвёртый день его несвободы.

Утром, ровно в 7 часов, свет в камере снова зажёгся. В половине седьмого «баландеры»41 просунули уже поднявшемуся Иванычу свежевыпеченный в пекарне тюрьмы горячий хлеб. От каши он отказался за всех, сказав, что мы баланду не едим. После этого он включил телевизор и сделал звук погромче.

– Вставайте, господа! Через тридцать минут прогулка.

– А можно я не пойду гулять? – спросил, выглянув из-под одеяла, заспанный Александр. – Очень спать хочется!

– Нельзя!!! – категорично ответил Владимир Иванович. – Одному в камере оставаться категорически запрещено. Были случаи самоубийства, когда все уходили гулять, оставляя одного в хате, возвращались, а он в петле на «дальняке» висит или «мойкой» вены вскрыл. Поэтому либо все, либо никто, ну, в лучшем случае, вдвоём можно остаться.

Саша неохотно снял с себя одеяло и спрыгнул со шконки.

– Сегодня воскресенье, поэтому подъём, завтрак и прогулка на час позже обычного, а завтра вообще в 6 часов свет включат, поэтому привыкайте. Хочу напомнить, что нарушение распорядка дня, в том числе нахождение в кровати после подъёма, строго наказывается администрацией тюрьмы, вплоть до карцера. Это до нашей камеры особо не докапываются из-за нашей привилегированности, а из остальных «хат» только и слышно, что кого-то на «кичу» отправили за нарушение режима. Поэтому не будем нарываться и подчинимся обстоятельствам, которые сильнее нас.

В начале девятого пришли двое дежурных по этажу и, спросив сперва через «ресничку», идём ли мы гулять, дождались утвердительного ответа, и только после этого открыли дверь и разрешили одетым по сезону арестантам покинуть свою келью. Иваныч передал продольному пачку «Парламента» и огласил общее желание гулять в большом дворике. ФСИНовец кивнул головой, построил всех в колонну по одному и скомандовал «вперёд». Дойдя до лестницы, они поднялись на площадку третьего этажа, в конце которой виднелась ещё одна узкая металлическая, довольно крутая лесенка, ведущая на крышу корпуса. Поднявшись до самого верха, компания оказалась в довольно тёмном коридоре с одной тусклой лампочкой, в конце которого виднелись следующие проходы, а напротив по длине всей стены находились близко расположенные друг к другу железные двери, такие же, как в камерах, только ужаснее и отвратительнее. Иваныч тихо пояснил, что это проходы в маленькие прогулочные дворики, которые меньше, чем наша камера. Компанию повели налево до конца коридора, потом все повернули направо. Расстояние между стенами стало в два раза шире, света из-за широких промежутков между верхом бетонной стены и железной крышей стало больше. Через эти щели проникал тёплый осенний воздух, и были слышны звуки московских улиц. Выводной открыл ключом дверь одной из камер по правой стороне, и господа мошенники зашли вовнутрь большого прогулочного дворика. Камера размером в 100 квадратных метров была светлой. Колючие от штукатурки стены напомнили Грише такие же, как на Петровке, только посветлее. Пол – из неровного асфальтового покрытия. На потолке толстые металлические решётки в клетку, поверх которых натянута сетка-рабица. Поверх стены, где была дверь, виднелась дорожка для охранников, по которой они ходили, контролируя поведение гуляющих зэков.

Ткаченко сразу заприметил турник, приделанный к стене, и повис на нём, немного подпрыгнув.

– Это Матвей Жмурин купил во все большие дворы, – пояснил знающий обо всём происходящем в тюрьме Валера. – Он любит спортом заниматься, вот его и обязала администрация купить эти трапеции. Он сперва за несколько штук деньги перевёл, но когда его принципиально стали водить в те дворы, где купленного им спортивного инвентаря нет, то он плюнул и перевёл деньги за все турники сразу.

Иваныч с Валерой быстро ходили по периметру прогулочной камеры, Саша с остервенением подтягивался на перекладине, а Гриша стоял посередине и ловил лицом тёплый солнечный лучик, представляя себя на свободе, вдали от этого кошмара. Он думал, что было бы, если бы он не поехал на эту роковую встречу с Андреем, не вернулся бы к нему в ресторан и если бы вообще снял с себя ответственность по возврату этих треклятых денег. В голове было так много «если» и «почему», что от этого Григорию стало даже немного грустно. Отогнав от себя дурные мысли, он пристроился к двум быстро шагающим сокамерникам и стал так же, как они отсчитывать про себя шаги.

Прогулка длилась около часа. Надышавшись свежим воздухом, выполнив необходимый минимум движений, компания тем же маршрутом вернулась в ставшую им временным домом камеру. После утренней влажной уборки, водных процедур и туалета все расположились за «дубком», который Иваныч заблаговременно накрыл шикарным завтраком. Тут было всё: и разная колбаса, и сыры, и масло, и свежие помидоры с огурцами, положниковый хлеб, тонко порезанный Валерой, сгущёнка и конфеты. В стаканах заваривался дорогой кофе.

– Не хуже, чем дома! – причмокивая, анонсировал застолье Валера.

– Завтрак на обочине жизни, – прокомментировал Гриша.

– Поверь мне, – посмотрев на Григория, задумчиво ответил Иваныч, – это ещё далеко не обочина. Бывает намного хуже.

Воскресный день пролетел на радость Гриши, как одно мгновение. Фильмы по телевизору, игра в нарды, послеобеденный сон на жёстких нарах, рассказы Валеры об ужасах общих камер скрашивали досуг новых арестантов и прививали мысль о том, что в тюрьме время течёт совсем по-другому, чем на свободе – гораздо медленнее, и надо учиться у бывалых сидельцев, как эту скорость течения хотя бы приблизить к реальному мировому. Никогда ещё в своей жизни Гриша не желал так сильно, чтобы поскорее наступил вечер, и можно было бы достать из «курка» телефон для необходимых звонков. Отсутствие информации в неволе – самое большое испытание, которое обрушивается на новичка этого мира закрытых снаружи дверей и толстых решёток на окнах, где тот же телевизор, как источник новостей и главный движитель времени, роскошь, имеющаяся далеко не в каждой камере. По рассказам Валеры Чурбанова, ребята из соседних камер, где нет даже радио, частенько просят во время прогулки из соседних двориков через стену рассказать о последних новостях в мире. За это они делятся полученной ночью «по дороге» информацией о событиях на централе: кто в какую камеру заехал, кто и где ломанулся, кого и за что «опустили», кому какой срок определил суд и в какой «хате» последний раз был «пожар»42 и что «отлетело»43.

Вечером, перед тем как достать ТР, Иваныч объявил Грише и Саше, что сегодня, скорее всего, на них выйдет смотрящий за БС Руслан из 294-ой «хаты» и будет с каждым разговаривать. Разговаривать, чтобы выбить из новичков как можно больше денег на «общее», поэтому он будет интересоваться количеством причинённого ущерба по уголовным делам и в зависимости от этой суммы назначать так называемый налог с мошенников – ту денежную компенсацию, которую арестованный по 159-ой статье должен внести в «общак» тюрьмы.

– Вот у тебя какой ущерб в уголовном деле прописан? – обратился Иваныч к Саше, сев рядом с ним за «дубок».

– 150 миллионов рублей! – с грустью в голосе ответил Ткаченко.

– Значит, Руслан будет с тебя как минимум 15 миллионов рублей требовать на общее, – философски заметил Степанов. – Десятина, как и в церкви. Есть у тебя такие деньги?

– Нет у меня таких денег, а если бы и были, то не дал, – резко ответил Александр и густо покраснел.

– Ты, сынок, не зарекайся, – по-отечески, накрыв своей ладонью Сашину кисть, произнес Иваныч. – Если ЭТИ решат, что должен «пятнашку», то никакая гордость и смелость не помогут! Поедут к твоей жене, к детям, к родителям и сделают так, чтобы получить всё до копейки. ОНИ этим живут, а мы для них источник дохода и весёлой жизни. Как в стенах этого заведения, так и на свободе.

– Значит, с меня Руслан двести пятьдесят тысяч запросит? – включился в беседу Гриша.

– Сразу видно финансового директора, мгновенно фишку рубит, – не удержавшись от комментария, пошутил Валера. – И это помимо сигарет, чая и «грохотулек»44, которые входят в обязательную часть ежемесячной отправки на общее.

– Чтобы такого не случилось, вы сразу обозначьте смотрящему – сколько сможете добровольно перевести ему сегодня же. Не дожидайтесь, когда он сам объявит сумму платежа. Её размер будет где-то десять процентов от нанесённого преступлением ущерба.

– Какую минимальную сумму нам с Сашей озвучить, чтобы и Руслана не оскорбить, и самим денег не потерять? – спрыгнув с «пальмы» и присев рядом со всеми на кровать, поинтересовался Гриша.

– Я думаю, тысяч двадцать пять с носа будет вполне достаточно, – быстро и уверенно ответил Валера. – Причём я постараюсь договориться с Русланом, чтобы в эту сумму входило всё: и ежемесячная обязаловка до конца года, и добровольная часть.

– Сразу полтос с одной «хаты» будет для него отличным уловом сегодня, – заключил Иваныч.

На том и порешили. Сперва с Русланом поговорит Валера, поскольку он находится с ним в приятельских отношениях, сможет правильно расставить акценты и преподнести ситуацию в нужном свете. А потом уже новички де-факто подтвердят сказанное.

Ткаченко заметно нервничал и места себе не находил в замкнутом пространстве маленькой камеры. Он ждал, пока Гриша закончит партию в нарды с Иванычем и уляжется к себе на второй этаж шконок. Подойдя вплотную и оказавшись голова к голове, Саша очень тихо, так, чтобы его слова слышал только Тополев, произнёс:

– Я не смогу сегодня найти двадцать пять косарей… Я даже не представляю, как я скажу это своей жене. У нас дома вообще нет свободных денег. Если она и найдёт такую сумму, то в лучшем случае не раньше, чем через неделю. Я попрошу её позвонить моим друзьям и одолжить у них. Но это опять-таки будет нескоро. Ты можешь сегодня заплатить за меня? А я потом, как только смогу, с тобой рассчитаюсь.

Гриша, давно заметивший беспокойство и нервозность своего сокамерника, сразу сообразил, в чём суть его страданий и принял для себя решение: в случае просьбы Саши о помощи он ему не откажет. Поэтому он согласился и не стал обозначать никакие сроки для отдачи.

– Отдашь, когда сможешь. Мы все тут собратья по несчастью, поэтому надо помогать друг другу. Не волнуйся за это, главное, чтобы дома всё было бы хорошо.

Александр, успокоившись, улегся на верхний ярус кровати и погрузился в просмотр фильма, который шел по телевизору.

В начале девятого Валера достал из холодильника телефон и включил его. На экране горели несколько сообщений от смотрящего, который просил срочно выйти с ним на связь. Чурбанов первым делом набрал «цифры»45 Руслана. После нескольких гудков приветливый голос на другом конце ответил.

– Здарова, братан! Как сам? Как дела в «хате»?

Валера рассказывал о последних новостях негромко, но так, чтобы каждое его слово было слышно Саше с Григорием. Естественно, Иванычу, который на этот раз «не стоял на тормозах»46, а сидел на своей шконке, тоже было интересно. Он внимательно следил за разговором.

– … В общем, сам понимаешь, Руслан, ребята, конечно, хоть и по сто пятьдесят девятой заехали, но в этот раз это не наша с тобой история. Понимаешь меня? Тут нет такого бабла, как у Славы Земляникина, который нас недавно покинул на домашний арест. Пацаны могут тебе максимум по двадцать пять рублей прислать. Ну, ты сам с ними пообщайся. Прошу тебя – не дави на них сильно.

Чурбанов подал Грише знак, подозвал к себе и передал трубку. Продолжая сидеть с Григорием рядом, Валера активно участвовал в разговоре: слушал, что говорит смотрящий, приблизившись ухом к обратной стороне телефона, и показывал знаками варианты ответов и подходящую случаю реакцию.

– Привет! Меня зовут Руслан! Я смотрящий за Бэ-эС. А тебя как зовут?

– Привет, Руслан. Меня зовут Григорий Тополев.

– Первым делом я должен ввести тебя в курс происходящего по централу. Наша тюрьма чёрная. Положенца зовут Ибрагим, он сидит в сто двадцать первой «хате», и если тебе понадобятся его «цифры», обращайся ко мне. На централе сейчас два вора: Эдик Тбилисский и Айко Астраханский. На общее по Бэ-эС собираю я, разрешение на запреты в «хате» тоже даю я. В случае возникновения конфликтной ситуации или каких-то вопросов, обращайся ко мне. Всё понятно?

– Почти… если будут вопросы, на которые Валера с Иванычем не смогут дать пояснения, я свяжусь с тобой.

– Молодец! А теперь, Григорий, расскажи мне о своей беде.

– Обнальщик кинул компанию, в которой я работаю на деньги. Я попробовал с него их получить. На очередной встрече меня приняли менты с половинкой миллиона…

– Долларов? – с большой надеждой в голосе переспросил Руслан.

– Нет! Рублей, конечно же, – серьезным тоном, как бы не заметив разочарования смотрящего, продолжил Гриша. – Оказалось, что обнальщик работает под мусорами. Вот меня и упекли сюда по сто пятьдесят девятой.

– А общий ущерб по делу у тебя какой? – не унимаясь, расспрашивал Руслан.

– В деле написано, что два с половиной миллиона. Якобы у терпилы существуют аудиозаписи наших разговоров, где есть подтверждения, что он мне два миллиона передавал до дня задержания.

– Валера сказал, что ты можешь перевести на общее двадцать пять тысяч. Только не сказал: в евро или в долларах. Так вот, я хочу у тебя уточнить, в какой валюте?

После этих слов Чурбанов скривился и замотал головой, показывая, что он точно обозначал размер воровского налога.

– В рублях! Я готов перевести на общее двадцать пять тысяч рублей, – спокойно и с большим достоинством произнёс Григорий.

Валера двумя руками изобразил знак «отлично», показывая сжатые кулаки с поднятыми большими пальцами вверх.

– Ну, это совсем несерьёзно! – жёстким поставленным тоном, громко и надменно сказал смотрящий. – С таким ущербом, как у тебя, сумма должна быть не меньше двухсот тысяч. Вы, мошенники, людей обманываете, последнее забираете. Думаете, что здесь лохи сидят и нас так же просто обмануть? – переходя почти на крик, продолжал нажимать Руслан.

Валера сидел чернее тучи и никак не реагировал на происходящее. Саша и Иваныч, находясь на отдалении от телефона, не могли слышать беседу, поэтому смотрели на всё это с большим интересом и ждали окончания разговора. Гриша отодвинул от уха трубку, из которой продолжался крик возмущенного Руслана, подождал десять секунд, выдохнул и тихо, очень спокойно произнёс:

– Я повторяю. Я готов перевести на общее максимум двадцать пять тысяч рублей. Эта сумма – мой взнос на год. Она включает в себя чай, конфеты и сигареты. Большим я помочь на данный момент не могу. Если ситуация изменится в лучшую сторону, буду давать на общее больше.

– Ты ранее судимый, что ли? – очень спокойно и даже как-то по-дружески поинтересовался смотрящий за БС.

– Нет! Я первоход, – так же по-дружески ответил Гриша. – Да, и ещё… У Саши Ткаченко на сегодняшний день нет возможности дать на общее, поэтому я переведу так же двадцать пять тысяч и от его имени.

– Ну, хорошо. Переводи. Цифры киви-кошелька возьмёшь у Валеры. Сегодня до конца дня деньги будут?

– После нашего разговора я созвонюсь с женой и попрошу её сделать перевод как можно быстрее. Если не сегодня, то завтра утром.

– Договорились. Запомни, Григорий: в тюрьме самое главное отвечать за свои слова. Передай трубочку другому новенькому, пожалуйста.

Гриша отдал трубку Валере и встал. Его место занял Саша и приступил к общению со смотрящим. Подсев на соседнюю шконку к Иванычу, облокотился на стену и полностью расслабился. До него доносились Сашины слова: «Нет никакой возможности», «У меня ничего нет», «Срочно продать тоже нечего», «Всё имущество арестовано следователем», «Я не был готов к аресту, поэтому ничего не оставил на чёрный день».

Руслан пытал Ткаченко расспросами намного дольше, чем Гришу, но в итоге оговоренная сумма осталась незыблемой. После Саши смотрящий ещё несколько минут пообщался с Валерой, который на этот раз говорил очень тихо и совсем неразборчиво. Закончив беседу, Чурбанов улыбнулся и не без ложной скромности заявил:

– Н-у-у-у?! Как я вас подготовил? Всё отлично! И волки сыты, и овцы целы. Гриша, бери трубу и звони жене. Пусть она сегодня же сделает перевод на киви-кошелёк Руслана за тебя и за Сашу. И проблем не будет. Попроси её, чтобы она в назначениях платежей подробно указала за кого перевод – ФИО и номер камеры.

Валера достал тетрадку, где на последней странице был написан номер телефона смотрящего, к которому привязан кошелёк, пример записи и назначения платежа: «Чурбанов Валерий Александрович Х28847». Затем передал её Грише вместе с телефонной трубкой.

Тополев разговаривал с Ларисой недолго – минут 20 из положенных сорока. Новостей особо не было. Она рассказала ему, какие продукты купила для завтрашней передачи, какие вещи собрала, посоветовалась, в какую сумку ей всё это положить. Сообщила, что договорилась с Дарьей – женой Ткаченко о встрече завтра в четыре утра у входа в тюрьму. И что она, Ирина, совсем подавлена, находится в шоковом состоянии и до сих пор не понимает, что случилось и что делать дальше. Про себя Лариса сказала, что держится и своим спокойствием смогла как-то успокоить Иру. Да, сегодня снова звонил адвокат Роман и сообщил, что придёт к Грише во вторник. Гриша подробно объяснил ей про перевод двух сумм на общак и, убедившись, что она всё поняла, попросил отправить СМС с подтверждением оплаты на номер, с которого он звонит. На этом они попрощались, пожелав друг другу спокойной ночи.

По телевизору шёл советский фильм «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Гриша с чувством выполненного долга вскарабкался к себе на «пальму» и уставился на экран. День для него был закончен. Хотелось спокойствия и умиротворения. Он ждал завтрашнего дня: своей первой передачи, свежих вещей, в которые наконец-то можно будет переодеться, продуктов, тетрадей с ручками. Не мог дождаться завтрашнего вечера, когда опять можно будет набрать заветный номер, услышать приятный голос и узнать последние новости.

Утро понедельника началось как обычно. Гриша уже втягивался в распорядок дня, чего нельзя было сказать о Саше Ткаченко. Для него утренний подъём – в начале седьмого – был тяжелейшим испытанием. Иваныч даже предположил, что на свободе наш Александр раньше 12 и не просыпался, поэтому сейчас так страдает.

На утренней проверке кроме привычных дежурных по этажу присутствовал незнакомый пока Грише майор, который с большим интересом изучал новеньких. Молодой парень 30 лет, со светлыми волосами и голубыми глазами был одет в светло-голубую офицерскую форму, выгодно отличающуюся от темных мундиров ФСИНовцев. Высокий, стройный с очень приятной улыбкой на симпатичном лице – он притягивал к себе внимание и вызывал положительные эмоции. К таким людям хочется подойти, познакомиться и даже завести дружбу.

– Это наш опер Володя Клименко! – объяснил появление незнакомца Валера, когда сокамерники зашли обратно в «хату». – Он курирует несколько камер на Бэ-эС, в том числе и нашу. Вы ему обязаны распределением на Большой Спец, а не в общую камеру. Он очень хороший парень, и с ним всегда можно договориться. Мы через него затаскиваем запрещённые продукты, лекарства. С его согласия, как понимаете негласного, у нас есть сотовый телефон и многое другое. И самое главное – от него зависит, на какую зону отправлять после суда. А это очень важный фактор! Есть зоны, на которых УДО48есть, а есть такие, что тебя ни за какие коврижки не отпустят раньше срока. Поэтому с Володей надо дружить! Что мы с Иванычем и делаем.

– Что значит – дружить? – спросил, как бы между делом, Саша.

– В тюрьме дружба между зэком и опером может быть только в трёх случаях! – решил ответить за Валеру Иваныч. – Во-первых, за информацию. Если ты грамотно стучишь и пока полезен. Во-вторых, за деньги. Пока ты платишь, ты ему интересен. И, в-третьих, как в истории с Сашей Емельяненко – из-за страха. Не дай Бог, сделаешь ему что-то не так – он освободится и убьёт на хрен одним ударом.

– Мы дружим, как вы понимаете, за бабло! – продолжил мысль Чурбанов. – Иваныч заплатил за свой перевод с воровского продола в эту камеру миллион триста, я – за то, чтобы здесь остаться и жить по-человечески, лимон двести. С вас Володя возьмёт по миллиону, как с оптовых клиентов. В эту сумму будет включено всё: и быт, и связь, и минимальное количество проверок и шмонов, отсутствие взысканий и бесед и последующее распределение в чёрную зону.

– Что такое взыскания и беседы? – вклинился в разговор Гриша.

– Это замечания, которые тебе записывают в личное дело, – продолжил ликбез Иваныч. – Наличие этих замечаний не позволит тебе уйти с зоны по УДО. Вот простой пример: как вы уже успели прочитать в памятке на стене у дальняка, находиться в кровати – лежать или сидеть – можно только от отбоя до подъёма. А мы с вами валяемся круглые сутки. Да и как иначе, мы вчетвером здесь разместились на двенадцати квадратных метрах. Так вот, заглядывающий к нам частенько продольный через «ресничку» – это прорезь в двери для наблюдения за происходящим в камере, имеет право выписать постановление о нарушении распорядка дня. А это нарушение может караться устной беседой, взысканием и даже ШИЗО49. Так вот наша дружба с опером освобождает нас от многих проблем и послабляет наш режим содержания.

– Ты думаешь, почему такие огромные ценники в суде на то, чтобы уйти под домашний арест? – влез с комментарием Валера. – Потому что нахождение в тюрьме – это очень затратное мероприятие. Либо деньги оставишь за комфорт, либо здоровье. Так что гораздо дешевле сидеть дома. Слава Земляникин десять миллионов заплатил за то, чтобы его из этой камеры домой в браслете увезли. Он вице-президент «Роял Банк оф Скотланд», и для него это не деньги, конечно. Но в этой камере он больше года провёл, причём, как сыр в масле катался. И, тем не менее, летел отсюда, как подорванный.

– Пенитенциарная система в России так устроена, – заключил бывалый Иваныч. – Менты берут деньги за заведение и прекращение уголовных дел, судьи за более мягкие меры пресечения и приговоры, а в системе исправления наказания берут все: начиная с продольных и заканчивая начальником учреждения. Все эти ребята, которые нас сторожат, выводят на прогулки, сопровождают по коридорам, работают вахтовым методом за очень небольшую зарплату. Наш выводной по кличке «Майонез» – очень любит майонез, всегда во время дежурства просит сделать ему бутерброд с этой гадостью. Мы ради него майонез в холодильнике и держим. Так вот, мы с ним как-то разговорились на прогулке, он и многие его коллеги живут под Рязанью, ездят сюда на 21 день работать, потом три недели отдых. Зарплата у него 27 тысяч рублей. Конечно, он не гнушается дополнительным заработком. Сколько раз он нам симки для телефона и флешки с фильмами для телевизора приносил. А некоторым, как я знаю, и наркоту носит. Через него можно «маляву» на свободу или в другую камеру передать так, чтобы опер не в курсе был. Кстати, наш опер Володенька на последнем «Порше Кайен» ездит и квартирку в центре Москвы прикупил при зарплате в 45 тысяч рублей. И никакая налоговая или полиция со всеми собственными службами безопасности этих фактов видеть не хотят. А почему, спросите? Потому что все повязаны, а против системы не попрёшь. А кто пробовал, так его перемололи и не заметили. Так что, ребятки, передайте женам, чтобы собирали деньги. Иначе ваше свидание с ними может отложиться на неопределенный срок.

– Валер, – обратился к Чурбанову Гриша. – Когда мы ехали в автозаке из полиции, ты совсем другие цифры озвучивал. Говорил про сто-сто пятьдесят тысяч рублей.

– Правильно! – с улыбкой парировал Чурбанов. – Это за перевод на Бэ-эС. А за остальной комплекс услуг, в том числе за комфортное пребывание – миллион. И то, с вас по минимуму берут. Вы думаете, здесь все камеры такие, как наша? Отнюдь! Наша – это исключение из правил. «Хаты» в основном без телевизоров и холодильников. И, разумеется, без телефонов. Слава всё это за свои деньги сюда затягивал. Причём порядок такой: хочешь в камеру холодильник – купи за свои деньги три холодильника. Один себе и два мусорам. Да ещё оплати доставку к воротам тюрьмы, дальше «отстегни»50 продольным и выводным, чтобы они твой же холодильник в твою же камеру привезли. Его по винтикам «режимники»51 разберут в поисках запретов, обязательно сломают что-нибудь. А чтобы не сломали специально, им тоже надо денег перевести. Вот и получается, что при стоимости холодильника в тридцать тысяч, он обойдется тебе в сто пятьдесят. То же самое с телевизором. Так что треть миллиона я вам обосновал. А потом, вы видели на первом этаже нашего корпуса под потолком лозунг, написанный красными буквами на белом – «Ничто не обходится так дорого, как безопасность». Нас уже морально начинают готовить к оплате нашего нахождения здесь.

– Хорошо, – продолжил развивать тему Гриша. – Какова процедура передачи денег, и какие гарантии, что после выплаты моё положение не ухудшится?