Читать книгу Асимметричный ответ - Макс Алексеевич Глебов, Макс Глебов - Страница 3

– Как отреагировали послы Великобритании и САСш на наше обращение?

– Выразили большую обеспокоенность, товарищ Сталин, – досадливо поморщился министр иностранных дел СССР Молотов, – и пообещали в кратчайшие сроки сообщить нам позицию Лондона и Вашингтона. На американцев, по-видимому, надежды мало. После удара японцев по Перл-Харбору и высадки Императорской армии на Филиппинах им, мягко говоря, не до нас. Судя по всему, за океаном опасались, что сразу после начала войны с самураями им объявит войну и Германия, однако пока этого не произошло, и провоцировать Гитлера Рузвельт однозначно не захочет[1].

– При текущем положении под Москвой и начавшемся наступлении англичан в Северной Африке Гитлеру только войны с Соединенными Штатами и не хватало, – в голосе Сталина прозвучало раздражение. – Зря Рузвельт опасается, хотя, возможно, это только повод для отказа нам в действенной помощи. А что вы, товарищ Молотов, думаете о перспективах вступления в химическую войну Великобритании?

– Здесь все сложнее, товарищ Сталин. Воздушную битву за Британию немцы проиграли, но вряд ли Черчиль захочет подвергать свои города риску химических бомбардировок. Оттянув на себя танковые части Африканского корпуса, мы резко облегчили положение англичан в Египте и Ливии, и теперь Черчиль торопится переломить в свою пользу ход войны в Африке. Новые проблемы ему совершенно не нужны, особенно с учетом атаки японцев на порт Гонконг и возникновения реальной угрозы Сингапуру и всей Британской Малайе. Десятого декабря британский флот потерял в Южно-Китайском море линкор «Принц Уэльский» и линейный крейсер «Рипалс». Японцам эта победа стоила гибели всего трех самолетов, так что у англичан и американцев хватает своих забот. Как бы они сами к нам за помощью обращаться не начали[2] – у них там сейчас ситуация примерно, как у нас в июне.

Вождь медленно кивнул и переключился на другую тему:

– После газовой атаки позиций зенитчиков под Вязьмой другие факты применения немцами химического оружия зафиксированы?

– Нет, товарищ Сталин, – вступил в обсуждение Жуков, – однако данные разведки весьма тревожные. Налицо все признаки подготовки противника к ведению боевых действий в условиях химического заражения местности.

– Насколько мы к этому готовы? – Сталин перевел взгляд на Шапошникова.

– Пока в средствах химзащиты противник нас сильно опережает, – не стал приукрашивать реальное положение дел начальник генштаба, – но работа ведется. Все необходимые распоряжения были отданы сразу после обсуждения в Ставке выводов подполковника Нагулина об угрозе применения немцами боевых отравляющих веществ.

– Что-то слишком часто фамилия Нагулин стала звучать в этом кабинете, – неопределенно усмехнулся Вождь, – Вы не находите, товарищи?

– С учетом его роли в ключевых событиях на фронте, это не выглядит чем-то особенным, – осторожно ответил Шапошников.

– Возможно, – кивнул Сталин, – однако результаты его действий против воздушного моста люфтваффе пока не выглядят столь же впечатляющими, как предыдущие операции, хотя некоторые успехи, определенно, имеются.

– Вряд ли кто-то другой на его месте справился бы лучше, – неожиданно встал на защиту Нагулина Жуков, обычно скептически относившийся ко всем начинаниям этого не вполне понятного ему человека, – Противодействие противника слишком велико, а ресурсы крайне ограничены.

Сталин, похоже, тоже не ожидал от Жукова подобных слов и был несколько удивлен единодушием командующего Западным фронтом и начальника генерального штаба.

– Когда Клейст нанесет удар? – Вождь неожиданно сменил тему, на время «забыв» о подполковнике Нагулине.

– Возможно, уже завтра, товарищ Сталин, – после секундной паузы ответил Жуков. – Крайний срок – через два дня.

* * *

«Воздушный мост» Геринга трещал, раскачивался, но окончательно разваливаться никак не желал. Проблем я люфтваффе подкинул немало, но имевшихся в моем распоряжении сил и средств все же оказалось явно недостаточно, а дополнительные взять было неоткуда.

Немцы довольно быстро сообразили, что летать плотным строем на максимальной высоте – верное самоубийство, и от этой тактики незамедлительно отказались. Повторять атаки на позиционные районы ПВО противник не спешил. Видимо, понесенные потери произвели на командование люфтваффе большое впечатление, и терять такими темпами самолеты и, что важнее, квалифицированных пилотов, оно было не готово. Тем не менее, сам факт химической атаки на позиции зенитчиков заставил нас принять экстренные меры. Расчеты пришлось тренировать ведению огня в противогазах и противоипритных накидках, что сильно сказывалось на скорости их работы и, как следствие, на результатах стрельбы. Для защиты от зарина этого было явно недостаточно, но никаких других средств в распоряжении химвойск РККА все равно не имелось, а если что и было, то совсем не в нужных количествах.

В какой-то мере, я был даже рад тому, что противник начал применение химического оружия сразу с самого опасного газа. Это дало мне возможность в категоричной форме заявить Шапошникову, что если советская промышленность немедленно не освоит выпуск общевойсковых защитных костюмов, никаких шансов выиграть химическую войну у нас не будет. Не то чтобы ОЗК у нас совсем не было, но их количество измерялось в считанных сотнях штук, да и те, что были, изготавливались в основном на основе ткани, пропитанной олифой, что давало весьма условную защиту от серьезных отравляющих веществ.

В отличие от меня, ни Сталин, ни Шапошников, ни остальные советские военачальники не знали, что у Гитлера зарина больше нет, как нет и промышленных мощностей для его производства. Сообщать им об этом обнадеживающем факте я не торопился – зачем лишать руководство страны такого прекрасного стимула в вопросе совершенствования средств химзащиты?

Посмотрев, что в этом направлении уже сделано у нас и в мире, я обратился к Шапошникову с предложением использовать для массового изготовления защитных костюмов разработанную лет пять назад двойную прорезиненную ткань СК-1. В этот раз начальник генштаба ничуть не удивился, что я опять пытаюсь решать подобные вопросы через него, без вопросов забрал папку с документацией по ОЗК и отправил меня обратно под Вязьму продолжать выполнять задание ставки по противодействию снабжению немецких войск в Московском котле.

Убедившись, что химическая атака привела к уничтожению одной зенитной части, но не решила возникшую проблему с избиением «юнкерсов», идущих плотными группами на большой высоте, немцы попытались перейти к тактике ночных полетов. Успеха им это не принесло. Ясные морозные ночи позволяли мне наводить на немецкие транспортные самолеты наши ночные истребители, в качестве которых совершенно неожиданно неплохо проявили себя штурмовики Ил-2. Их скорости вполне хватало для борьбы с медлительными транспортными самолетами, а мощное вооружение и серьезная броня позволяли не бояться ответного огня «юнкерсов».

Несмотря на потери, люфтваффе от идеи воздушного моста не отказалось. Теперь транспортники летали днем на низких высотах, пытаясь прорваться к окруженным одиночными самолетами или небольшими группами. Противостоять такой тактике оказалось сложнее – слишком много целей висело в небе одновременно, особенно если учитывать многочисленные «мессершмитты», пытавшиеся быть сразу везде, чтобы не дать советским истребителям охотиться на «юнкерсы» и «хейнкели».

При таком раскладе позиционные районы ПВО оказались больше не нужны, и я вновь более-менее равномерно распределил зенитную артиллерию по всей западной части кольца окружения. Фактически, я сделал все, что мог. Немцы потеряли за четверо суток почти три сотни транспортных самолетов. Поток грузов в Московский котел упал вдвое и продолжал сокращаться. Делать здесь мне больше было нечего, но отданный мне приказ никто пока не отменял. Я приготовился ждать, но противник сам решил все за меня.

В последний раз взвесив все «за» и «против», Эвальд фон Клейст пришел к выводу, что тянуть дальше нет никакого смысла. На урезанном пайке группа армий «Центр» с каждым днем все сильнее слабела и замерзала в Московском котле, а все, что Фюрер мог выделить для усиления первой танковой группы, Клейст уже получил.

Двадцать первого декабря пять танковых и три моторизованных дивизии вермахта перешли в наступление севернее Вязьмы. Перед атакой в войсках было распространено обращение Фюрера:

«Солдаты, перед вами сто пятьдесят километров промерзшей земли, из последних сил удерживаемой русскими армиями, а за ней – ваши камрады, которые ждут помощи и верят в ваш несгибаемый боевой дух! В этот раз у вас есть только один путь – пойти вперед и победить! Настала пора отбросить все ограничения, которые в довоенное время пытались наложить на нас враги. У нас есть оружие, способное опрокинуть большевистские орды и обратить их движение вспять, и мы применим его здесь и сейчас! Встречать Рождество вы будете уже вместе с героическими воинами группы армий «Центр»!

Я видел, как по ночам выдвигаются на исходные позиции танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры и артиллерия. Немцы учли уроки ноября и старались не создавать районов с высокой концентрацией войск. Поделать с этим я ничего не мог – приказ Ставки связывал меня по рукам и ногам, но двадцатого декабря ближе к вечеру я все же не удержался и позвонил Шапошникову.

– Товарищ маршал, немцы перейдут в наступление завтра на рассвете. Главный удар последует по линии Холм-Жирковский – Гжатск. Вспомогательные – в районе Вязьмы и Ржева. Артподготовка будет комбинированной – химия и обычные снаряды. На направлении главного удара противник применит только летучие газы, не задерживающиеся на местности, чтобы самим не пострадать от собственной химии во время атаки. Скорее всего, фосген и хлорциан, причем последний вероятнее – у него меньше период скрытого действия и противогазы старых моделей против него малоэффективны. У немцев мало пехоты, и для прикрытия флангов прорыва они будут активно использовать стойкие отравляющие вещества – различные смеси на основе иприта и люизита.

На несколько секунд в телефонной трубке повисло молчание.

– Товарищ Нагулин, это данные разведки или ваши собственные аналитические выводы? – в голосе Шапошникова слышалось напряжение.

– Аналитические выводы, товарищ маршал.

В разговоре возникла еще одна пауза.

– Вы абсолютно уверены, что не ошиблись в своих расчетах? – не пытаясь скрыть тяжелый вздох, уточнил начальник генштаба.

– Абсолютно.

– А зарин?

– Возможно, и зарин, но вряд ли в больших количествах.

– Я вас услышал, подполковник. В случае подтверждения вашей информации будьте готовы немедленно выехать в Москву. Ждите приказа.

* * *

Внешний фронт окружения рухнул и рассыпался, как карточный домик. Я боялся чего-то подобного, но столь сокрушительного эффекта все же не ждал. Получив в свои руки новое оружие, фон Клейст решил применить его на полную мощь, чтобы максимально использовать эффект внезапности, хоть тот и был несколько подпорчен неудачной операцией Абвера с применением бомб с зарином.

Химическими боеприпасами Клейста снабдили в избытке, причем разных типов, под все мыслимые задачи, и за час до рассвета вермахт впервые в этой войне приступил к массированному применению боевых отравляющих веществ.

Первыми вступили в бой тяжелые гаубицы и авиация. На передний край двух стрелковых дивизий Калининского фронта обрушились тысячи фугасных снарядов и бомб с щедрой примесью боеприпасов, снаряженных фосгеном и хлорцианом.

Боевые газы быстро рассеивались по местности, отравляя тех красноармейцев, кто вовремя не успел надеть противогазы. Конечно, после приказа Ставки и особенно после газовой атаки на зенитчиков готовность советских войск к химической войне была повышена, но бойцы, никогда раньше не использовавшие противогазы в бою, не успели вовремя отреагировать на опасность. У многих противогазы оказались плохо пригнанными или неисправными, а в некоторых случаях просто отсутствовали.

Смерь товарищей от пуль и осколков за прошедшие полгода войны стала для красноармейцев зрелищем привычным, но гибель от отравления – дело совершенно иное, ранее невиданное и страшное. К моменту начала немецкой атаки моральный дух советских бойцов оказался, мягко говоря, не на высоте. Местами вспыхнула откровенная паника, и перешедшие в наступления немецкие танки прорвали первую полосу обороны практически без сопротивления.

Атаке летучими газами, практически не задерживающимися на местности и быстро рассеивающимися даже от легкого ветра, подверглись только советские войска на центральном участке прорыва. На флангах немцы применяли совершенно иную тактику. Здесь в дело пошли иприт и люизит в виде специальных зимних смесей, не дающих этим ядовитым жидкостям замерзать на морозе.

Помимо бомб и снарядов немецкие бомбардировщики широко использовали выливные авиационные приборы, создавая за летящими самолетами широкие полосы зараженной местности. Господство в воздухе истребителей люфтваффе и дезорганизованные химическим ударом средства ПВО не позволили советской стороне пресечь эти действия, и по флангам рвущейся вперед танковой группы Клейста образовались зоны химического заражения, пропитанные ядовитыми веществами кожно-нарывного действия.

Для защиты от иприта и люизита противогаза совершенно недостаточно. Их основная цель – кожные покровы солдат противника. У попавших под удар красноармейцев в комплекте снаряжения имелись противоипритные накидки, но их эффективность в реальных боевых условиях оказалась крайне низкой, особенно в случае комбинированного удара химией и обычными боеприпасами.

О каком-либо осмысленном сопротивлении в зараженных зонах речи не шло. Уцелевшие бойцы стремились как можно быстрее покинуть подвергшуюся химическому удару местность, без приказа оставляя позиции. Впрочем, немцы тоже не торопились занимать оставленные красноармейцами окопы. Цель у них была совершенно иной – воспрепятствовать советским контрударам под основание выступа, образовавшегося в результате прорыва фронта и развития наступления танковыми дивизиями панцерваффе.

Позиции на флангах ушедших вперед танковых соединений занимали пехотные дивизии вермахта, укрепляясь на границах залитых ипритом и люизитом территорий и прикрывая их огнем, не позволяющим советским химвойскам проводить дегазацию местности.

После прорыва первой полосы обороны за спиной наступающих немецких войск сосредоточились два полка «небельверферов». Впервые эти реактивные системы залпового огня использовались по прямому назначению – для стрельбы химическими боеприпасами.

Вторая и третья полосы обороны были прорваны немецкими танками к середине дня. Здесь сопротивление советских войск оказалось более упорным, но остановить наступление противника все равно не удалось. Пока избранная Эвальдом фон Клейстом тактика приносила его дивизиям успех.

* * *

В Москву я прибыл через четыре часа после начала немецкого наступления. Шапошников решил не дожидаться, пока я доберусь самостоятельно и прислал за мной самолет. Судя по мрачному виду начальника генштаба, настроение в ставке царило подавленное.

– Вы вновь оказались правы, подполковник, – без предисловий начал маршал, – Время и место удара танков Клейста вы указали точно, равно как и примененные врагом методы использования химического оружия.

– Остановить противника удалось? – задал я прямой вопрос, прекрасно зная ответ.

– Танковые и моторизованные части Клейста продвинулись на тридцать-сорок километров и продолжают теснить наши войска, – Негромко произнес Шапошников и повернулся к карте. – Две стрелковые дивизии, прикрывавшие направление на Гжатск, практически полностью уничтожены. После вашего вчерашнего доклада я приказал перебросить к угрожаемому участку четыре танковых бригады. Это почти половина наших подвижных резервов, но бросать их в бой в лоб на превосходящие в численности танки Клейста нет никакого смысла – только людей и технику потеряем. А с флангов не ударить – все залито химией. Хорошо хоть немцы в котле пока ведут себя тихо. Видимо, у них просто нет горючего на стокилометровый марш с боями, но как только Клейст подойдет ближе, они ударят ему навстречу.

Я молча смотрел на карту. Похоже, вчера моим словам все-таки до конца не поверили. Не уверен насчет Шапошникова, но остальные члены Ставки во главе со Сталиным, видимо, отнеслись к моей информации настороженно, иначе резервов к месту предстоящего прорыва стянули бы заметно больше. Вот только не факт, что это бы сильно помогло.

Здесь и сейчас немцы были объективно сильнее. Клейст – грамотный танковый командир, хорошо понимающий, что такое маневренная война. Это вам не Гёпнер, которому поручили руководить танковой группой только потому, что лучшей кандидатуры с соответствующими задаче погонами просто не нашлось, и даже не индивидуалист Роммель, способный нормально исполнять только сольные партии на изолированных театрах военных действий и совершенно не признающий интересы соседей по фронту, если они у него вдруг появляются. Клейст вцепится мертвой хваткой и будет рваться вперед, пока не добьется своей цели. А чем воевать у него есть. Пять танковых дивизий, пусть и потрепанных в боях за Донбасс, но неплохо пополненных и приведенных в порядок – очень грозный противник для советских армий, замкнувших Московский котел буквально из последних сил. И это только танки, а сразу за ними идут элитные моторизованные дивизии СС «Викинг» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Последняя, кстати, мне знакома – имел удовольствие повстречаться с ней еще под Уманью.

– Я хотел бы услышать ваше мнение по сложившейся ситуации, – нарушил молчание Шапошников, так и не дождавшийся от меня комментариев. – Вы, похоже, неплохо понимаете логику немецкого командующего, раз вам удалось столь точно предсказать его действия.

Да, крепко здесь всех припекло, раз начальник генштаба открыто просит совета у подполковника, пусть и не самого обычного. Оно и понятно – кому охота выпускать из рук уже, казалось бы, одержанную грандиозную победу.

Пока я добирался до Москвы, времени на анализ ситуации у меня было достаточно, вот только ресурсов для исправления все ухудшающейся ситуации в распоряжении РККА осталось уж слишком мало.

Ни по термитным снарядам, ни по боеприпасам объемного взрыва за прошедшую неделю далеко продвинуться не удалось. Результаты, конечно, были. Наркомат генерала Устинова бросил на эти разработки все мыслимые силы, но пока готовы были лишь первые опытные образцы, испытания которых еще только начинались. Ну а о крылатых ракетах пока даже думать было рано. Там столько пришлось переделывать, что Королев вряд ли мог вывести на испытания первые изделия раньше, чем через пару месяцев. Проблему следовало решать теми средствами, которые уже имелись в нашем распоряжении.

– Товарищ маршал, я полностью согласен с вашим выводом о том, что встречным ударом нам танки Клейста не остановить. Их нужно выбивать упорной обороной, насыщенной противотанковыми средствами, а наши контрудары могут иметь эффект только если мы будем их наносить по флангам.

– Но там же ипритом все залито! – перебил меня Шапошников.

– Борис Михайлович, нам нужно пробить коридоры в полосах химического заграждения. Как только мы это сделаем, химвойска проведут дегазацию. Чего-чего, а хлорной извести и других спецрастворов у них накоплено немало. Важно, чтобы немцы не имели возможности вести по химикам прицельный огонь. Перед отправкой меня под Вязьму вы упоминали о двух формирующихся под Калининым танковых бригадах. Уезжая, я подал вам рапорт с просьбой усилить их подразделениями химвойск и насытить защитными средствами сверх штата, включая все доступные костюмы химзащиты.

– Я отдал соответствующие распоряжения, – кивнул Шапошников. – Вы хотите использовать для контрударов эти соединения?

– По большому счету, они для этого совершенно не готовы и наверняка понесут большие потери, но ничего более подходящего у нас просто нет. Для прикрытия полос химического заграждения немцы оставили относительно слабые пехотные дивизии. Чем дальше продвигаются танки Клейста, тем сильнее растягиваются их фланги и тем слабее заслоны. Вновь сформированные танковые бригады должны преодолеть зараженную территорию и сохранить боеспособность для атаки на позиции немецкой пехоты. Сразу за ними пойдут химики со своими машинами для дегазации местности и обеспечат проходы для войск, защищенных только противогазами и противоипритными накидками. Немцы наверняка будут продолжать применять химические боеприпасы, чтобы закрыть пробитые нами бреши в их обороне. Это повлечет за собой новые потери, но другого способа остановить продвижение Клейста я не вижу.

Шапошников в задумчивости прошелся вдоль стены с картой.

– Ставка отклонила ваше предложение воздержаться от ответного применения химического оружия, – неожиданно сменил тему начальник генштаба. – В условиях тотального дефицита обычных боеприпасов мы просто не можем себе этого позволить, да и сама мысль не отвечать ударом на удар не нашла понимания у руководства страны. Сегодня до конца дня наша авиация и артиллерия приступит к обработке войск противника снарядами и бомбами с отравляющими газами. Возможно, это позволит замедлить продвижение танковых дивизий Клейста.

– Не замедлит, товарищ маршал. Они давно к этому готовы и знают, на что мы способны. Если уж применять химическое оружие, то не против Клейста, полностью оснащенного для ведения химической войны, а против немцев в котле. В отличие от первой танковой группы, их оснащали средствами химзащиты на минимально достаточном уровне, а при отступлении от Москвы эти «ненужные» грузы бросались войсками противника в первую очередь, и теперь они вряд ли готовы к химическим атакам. Нам ведь нужно предотвратить удар из котла навстречу Клейсту? Обработка ипритом переднего края немецкой обороны на внутреннем фронте окружения очень этому поспособствует. Без дегазации пехота не сможет преодолеть зараженные территории, а нужных реагентов у окруженных войск почти наверняка нет.

Это для Шапошникова я сказал «почти наверняка». Сам же я точно знал о том, как у Роммеля, Гота и Гёпнера обстоят дела со средствами химзащиты и дегазации. Никак они у них не обстоят – все, кроме противогазов брошено или потеряно при отступлении.

– Возможно, в этом действительно есть рациональное зерно, – кивнул маршал, – но сейчас главной задачей Ставка видит остановку дальнейшего продвижения первой танковой группы противника. Товарищ Нагулин, вы сможете повторить опыт Рогачевского шоссе? Тогда ваши гранатометные роты совместно с людьми генерала Захарова смогли задержать танки Роммеля и нанести им весьма значительные потери, и это в условиях окружения. Сейчас мы имеем возможность выделить вам для решения этой задачи намного больше сил.

– Не получится, – я постарался ответить как можно тверже, – В районе Рогачевского шоссе немцы были сильно стеснены условиями местности и зажаты в лесных «коридорах». Одно дело при помощи концентрации всех сил оборонять полтора-два километра фронта на заранее подготовленных позициях, и совсем другое – удерживать сорокакилометровую полосу на наспех оборудованных рубежах обороны, да еще и войсками, не имеющими реального опыта химической войны и надежных средств защиты от отравляющих веществ кожно-нарывного действия. Позиционная оборона в данном случае нам точно не поможет. Нужен успешный контрудар, который заставит Клейста остановить наступление и развернуть свои танки для парирования угрозы с флангов.

– А если Клейст не остановится и продолжит углублять прорыв, понадеявшись на то, что его пехотные дивизии и авиация не дадут нам развить успех?

– Значит, в Московском котле окажется еще один известный немецкий генерал вместе со своей армией, – я позволил себе злую усмешку. – Допустим, Клейсту удастся пробиться к группе армий «Центр». А дальше-то что? Снова прорываться назад через закрытый нами коридор, обильно политый ипритом? Его танковая группа – последняя по-настоящему подвижная армия вермахта на Восточном фронте. Никогда ее командующий не будет так рисковать и давать нам возможность перерезать свои коммуникации и линии снабжения. А чтобы Клейсту не слишком хотелось рваться вперед без оглядки, нужно, пока не поздно, перебросить на Гжатское направление все сформированные наркоматом товарища Берии гранатометные роты. На Рогачевском шоссе они очень хорошо себя показали. Остановить пять танковых дивизий им, конечно, не под силу, но танков гранатометчики выбьют много и продвижение противника замедлят, а там немцы и сами остановятся, когда мы в их тылы выходить начнем.

– Я смотрю, вы, подполковник, ни секунды не сомневаетесь в успехе фланговых контрударов через зараженную ипритом и люизитом территорию. Откуда такая уверенность?

– Товарищ маршал, моя уверенность опирается на план, составленный исходя из анализа сложившейся ситуации. Я считаю, что необходимо создать сильную группу прорыва, сосредоточив в ней наиболее подготовленные к химической войне соединения и все имеющиеся в резерве танки. Только в этом случае мы сможем срезать образовавшийся выступ или создать настолько значимую угрозу коммуникациям Клейста, что он будет вынужден сосредоточиться на ее отражении, отказавшись от выполнения основной задачи, – я подошел к карте и взял в руку указку. – С юга я предлагаю нанести вспомогательный контрудар силами Брянского фронта, а главные усилия сосредоточить на северном фланге Клейста, перейдя в контрнаступление со стороны Сычёвки с задачей перерезать линии снабжения первой танковой группы вермахта.

– То, что вы предлагаете – явная авантюра. Нам придется поставить все на один удар. Если он не принесет успеха, остановить Клейста нам будет уже просто нечем.

– Борис Михайлович, вы же сами понимаете, что, бросая резервы под танковый каток Клейста, мы его все равно не остановим. Разве что, немного задержим продвижение противника, но все с тем же катастрофическим результатом в конце.

– Я повторяю вопрос, – с нажимом произнес Шапошников, – почему вы так уверены в успехе контрудара?

– Товарищ маршал, я прошу вашего разрешения возглавить передовую группу прорыва – те самые танковые бригады, усиленные химвойсками. На месте я смогу точно определить наиболее слабый участок немецкой обороны. Мы пробьем коридор в химическом заграждении, а дальше армии Калининского фронта разовьют успех. Немцы не верят в нашу способность эффективно действовать в зоне химического заражения, и удара по своему северному флангу они не ждут. Нельзя упускать такую возможность. Вполне вероятно, что другого шанса у нас просто не будет.