Читать книгу Лёгкие притчи и краски сарказма - Максим Акимов - Страница 6

На самом краю бескрайних аравийских пустынь жил мудрец. А может и не мудрец он был вовсе, а просто странный человек. Его иногда называли мудрецом за то, что он не раз спасал своё племя, хотя и жил обособленно от него.

Однажды странный человек предсказал жестокую засуху и подсказал направление, куда должна переместиться кочевая община для того, чтоб сделать запруду, поймав водоток последних весенних дождей, и тем выжить, пережидая смертельную сушь. В другой раз он по каким-то приметам угадал направление надвигающейся оравы диких шакалов, которые, как и водилось у них, раз в десятилетие могли неумеренно расплодиться и, несясь, будто жестокий бич, уничтожали всё на своём пути. Сообщив об этом родному племени, мудрец отвёл угрозу, уговорив сделать новую перекочёвку в безопасное место. Бывали и другие случаи, когда этот необычный человек помогал людям в самых трудных оказиях и находил верные решения.

От даров, приносимых ему в награду за спасение и прозорливость, он не отказывался, но брал лишь самую малость для простого пропитания. Жил он в скромном маленьком шатре у самого края становищ, на значительном отдалении и от иных шатров и палаток.

Мудрец когда-то имел семью, но это было так давно, что никто уже и не помнил о его близких. В нынешнюю пору он был сух, спокоен, умиротворён и тих, а досуг свой занимал лишь тем, что читал какие-то странные книги.

Как-то раз в шатёр мудреца пожаловал некий юноша. В его зеленоватых глазах были огоньки любопытства, сверкавшие из-под пепельных завитков непослушных волос. Незваный гость ворвался к мудрецу, нарушил его покой и начал озираться, выискивая глазами чего-нибудь любопытное, составлявшее быт странного человека. Но ничего примечательного в аскетическом жилище отшельника выискаться не могло. Не было там ничего особенного. Однако спустя минуту юноша заметил, наконец, нечто, сумевшее удивить его, явившись-таки любопытным и странным. Это была книга в яркой обложке, лежавшая перед глазами мудреца. Юноша не смог удержаться от того, чтобы взять в руки эту книгу, буквально выхватить её из рук старика. Но даже заглавия не сумел прочесть юный гость, поскольку вместо привычной арабской вязи там красовались какие-то буквы, непонятные и странные.

Мудрец, увидав юного посетителя, ни о чём не спросил его и никак не стал препятствовать его бесцеремонному поведению. Юноша же, не оставляя удивившую его книгу, принялся рассматривать цветные рисунки, на которых (о, ужас!) встречались изображения людей и животных, запрещённые священным Кораном.

– Скажи, мудрец, на каком языке написала эта книга? Что это за буквы такие? И отчего ты читаешь именно эту книгу? – спросил он, не в силах сдержать удивление.

– Она написана по-гречески, – спокойно и неторопливо ответил старец, поскольку имел обыкновение отвечать на вопрос или обращение, следующее до него, даже если оно было совсем неуместным и собеседник не возбуждал желания общаться. Старец поднял глаза на самозваного собеседника и хотел сказать ему что-то ещё, но нетерпеливый гость прервал его.

– Мои родители, да и многие другие в народе уверены, что в руках у тебя всякую минуту находится священный Коран или хотя бы сочинения учеников пророка! Но ты читаешь эту греческую книжонку! – восклицал юноша. Здесь половина страниц занята какими-то крамольными картинами, и на них изображены лица людей, фигуры животных! – с ужасом заметил юный гость. – Скажи, мудрец, в чём дело? Неужели ты не прочёл священного Корана и не ведаешь его запретов? Молва утверждает, что книги вредны! Все книги, кроме одного лишь священного Корана.

– Молва часто ошибается, – вновь заговорил мудрец. – Вот и в этот раз молва права лишь отчасти, – с неизменным спокойствием добавил старец.

– Но в чём дело? О, мудрец! Не могу понять! В наших общинах есть немало людей, которые, прочитав Коран и пояснения учеников пророка, не сумели сделать того, чего сделал для народа ты! Как же так получается, что ты узнал из одной крамольной книги, то, чего другие не узнали и из священных томов?

– О, юноша, существует немало книг, которые можно назвать крамольными и даже неумными и пустыми, но случается, что иная книга требует заглянуть в самую глубину её.

– Ах, вот в чём дело! – догадался юноша.

– Нет-нет, это лишь небольшая часть науки быть мыслящим человеком, – продолжил своё слово мудрец, – поскольку все книги и каждая из книг насколько мудры, настолько же и повторяют одна другую, ведь новых сюжетов слишком мало. Нужно лишь уметь увидать в своей книге то, что греки называют космосом.

– И что ж, во всякой книге можно отыскать космос? – едва не вскричал обескураженный юноша.

– Нет, пожалуй, – не сразу ответил мудрец, – не во всякой. Свою книгу нужно найти. Это как найти жену, – заметил мудрец, чуть оживившись. – Чаще всего нужно быть верным своей первой любви и идти с ней по жизни. Но бывает, что ты должен допустить сомнения и, уйдя куда-то очень далеко, отыскать именно своё и родственное.

– Но при чём же здесь книга? – вновь не понял юноша.

– При том, что глядим мы всегда лишь в космос, а книга или человек, находящийся поблизости от тебя, не должен быть помехой твоему общению с вечным космосом, а всякую минуту должен помогать тебе в этом.

– Лишь космос… – озадаченно проговорил юноша, вполголоса.

– Лишь космос и вечность космоса, – спокойно ответил мудрец. – В нём всё есть и всё возможно: все сюжеты новых книг и все мысли уже написанных когда-то книг вращаются в нём и живут необычайно ярко. Мне повезло, свою жену я нашёл, будучи ещё ребенком, а женившись, прожил с нею сорок лет, как один день. И книгу я тоже нашёл. И хотя она не была моей первой и единственной книгой, но сейчас она утешает и наставляет меня лучше всего.

– Ты нашёл лучшую из книг? Так значит новые книги и не нужны вовсе? – снова вскричал юноша, подойдя к тому, чего не ожидал. – Можно отыскать одну лишь книгу, и всякий человек сумеет утешить себя ею! – произнёс он вдобавок.

– Ошибаешься, мальчик мой, ошибаешься. Именно новые книги и нужны более всего. Каждую пору нужна новая книга. Для каждого человека нужна своя книга. Меня всегда удивляли фанатики Креста, которые поклоняются одной лишь книге – Библии, да и те наши соплеменники, которые считают, что одному Корану позволено определять всю нашу жизнь и все наши мысли, кажутся мне теперь пленниками тесной пещеры, – проговорил мудрец, увидав тень испуга в глазах юноши, заподозрившего святотатство в таких речах. Но, помолчав с минуту, старик, однако, продолжил: – Человеческая мысль всегда движется вперёд. Нельзя замереть на месте, доверяя одной лишь застывшей истине или древнему манускрипту. Каждый день должна являться новая книга. Неизменным в ней должно являться лишь условие доброты её слов, их умение научить нас не причинять друг другу зла и боли, какие бы священные причины не оправдывали причинение этой боли, – сказал мудрец и посмотрел в самые глаза юноши, который замолк, не в силах преодолеть свою растерянность.

– Но как же? Как же это? – тихо проговорил юноша после тяжёлого молчания. – Священные слова нашей единственной книги даны нам навеки, – озвучил давно заученную истину юный житель арабских пустынь.

– Произнесённые слова быстро устаревают, – сказал мудрец со вздохом, – и написанные тоже устаревают однажды, – добавил он. – И даже те слова, что ещё вчера казались самыми убедительными, самыми верными, самыми главными, утром следующего дня становятся вчерашними. Не понимаю, не могу понять: как можно всю жизнь читать одну лишь книгу и поклоняться ей одной! – горячо произнёс мудрец, немного отходя от своего бесстрастного обыкновения. – Каждый новый день побуждает искать новые слова. Так заведено судьбой. Для того, наверное, чтобы не прекращалось вечное течение жизни и течение мысли в ней, – добавил он, вновь становясь умиротворённым и ровным.

– Как всё это сложно! – проговорил юноша, вновь впадая в раздумья, но, как видно, всё ещё теряясь в них. – Я привык к тому, что один лишь Коран способен ответить на все вопросы, а доверять чему-то иному вредно, опасно и подобно предательству, – сказал юноша и сам уставился теперь в глаза мудреца, будто желая выискать в них либо ответ на загадку, либо признак измены вере отцов и их священному постоянству. Мучительно вглядываясь в лицо своего странного собеседника, юноша сказал именно то, чего мудрец вполне мог ожидать. – Те вещи, которые ты говоришь сейчас, и пугают меня, и кажутся слишком сложными, – договорил юный собеседник и потупился.

– Ничего сложного! Ничего, поверь мне! – изрёк мудрец, вновь оживившись, но едва заметно. – Человеку, который желает учиться мыслить, идя вперёд и по-настоящему открывая для себя жизнь, нужно лишь не разрывать связь с космосом. Нужно глядеть внутрь себя и в ночное небо, доверяя себе до конца и слушая всякий мотив как главный, а уж потом разделять их по чувству. Я очень редко говорю с людьми, но знаю почти всё, что может узнать любой из тех, кто имеет много слуха и общения. И потому лишь, что я слушаю космос. А через посредство космоса я узнаю слова сразу многих, их думы, их смысл.

– Вот бы и мне научиться так! – проговорил юноша, а глаза его ожили и загорелись.

– Ничего сложного, ничего сложного, – вновь проговорил мудрец, и добавил: – избегай лишь пустоты. Она – враг мыслящего. Настоящий космос всегда наполнен смыслом, хотя и не тесен. Весь космос – одна раскрытая книга.

Когда удивлённый гость покинул шатёр мудреца, в голове юноши вращался рой противоречивых мыслей, а в неопытном сердце томились столь же разноречивые чувства. Одно из них, как и велел правоверный долг, побуждало сообщить соплеменникам о святотатственных мыслепреступлениях старика, оскверняющих незыблемость власти священной книги. Но другие помыслы шептали мотивы соблазнов юной душе и воле. Проведя пару бессонных ночей, юноша отчего-то так и не сообщил никому о волнующем разговоре со стариком, хотя в голове у юноши, вновь и вновь распаляя смятение, вращалась с тех пор одна и та же фраза, сгоряча брошенная мудрым стариком: «Не понимаю, не могу понять: как можно всю жизнь читать одну лишь книгу и поклоняться ей одной!»

Прошло время, юноша начал взрослеть, а вместе с тем отдаляться от ближних, всё больше обретаясь теперь в странном упрямстве и своеволии, а то и вовсе: озвучивая мысли, пугающие соплеменников. Потом он исчез куда-то, затерялся в кочевьях, и никто, с тех пор, не видал его поде родных шатров. А спустя годы в больших городах, а потом и самом в Багдаде появился учёный, который отличался ото всех смелостью новизны полезных для жизни находок и изобретений. Он казался умудрённым жизнью старцем, и только огонёк в зеленоватых глазах, глядевших из-под светло-пепельных завитков, выдавал в нём того юношу, который позволил заронить в своём сердце зерно сомнения в незыблемом.