Читать книгу Белая Маска. Дежавю - Максим Александрович Глухманюк - Страница 6

Со смерти Розы Распутиной прошло четыре года. Первые несколько месяцев муж и сын не находили себе места: они мало ели; практически не спали; у Константина на работе возникли проблемы, и его едва не уволили; Иван скатился по учебе в самый низ и очень много болел из-за недоедания и недосыпания. Казалось, что жизнь закончилась, и дальше нет никакого просвета. Жизнь после внезапной потери казалась серой, словно пепел или прах.

Со временем боль стала уходить. Ночные кошмары, очень яркие и мучительные в первые дни и недели после смерти Розы, постепенно отступали. Мучительная боль очень медленно, но затихала, уступая место тоске и доброй памяти. Туман времени постепенно обволакивает, унимая даже самое сильное чувство утраты.

Время не только убивает, но и лечит…

А может быть, это одно и то же?

В конце концов, жизнь начала возвращаться в прежнее русло, словно никакой Розы Распутиной никогда и не существовало. Словно все фотографии с ней и все ее вещи – это не более чем иллюзия. Не более чем фантазия. Не более чем подделка.

Всего лишь прошло. Как далекий и почти забытый сон.

Отец и сын какое-то время противились тому, что в их жизни больше нет верной жены и любящей матери. Какое-то время. Но, в конце концов, Роза стала воспоминанием, а холодную пустоту глубоко внутри заполнили бытовые вопросы: где заработать денег; как провести выходные; что приготовить на завтрак, обед и ужин.

Ивану исполнилось шестнадцать лет. Затем теплое солнечное лето закончилось. Внезапно, как это всегда и происходит. Налетела холодная осень. Вновь начались дожди, слякоть и грязь. Небо заволокли свинцовые тучи.

Начался новый учебный год, и Иван пошел в одиннадцатый класс. А все потому, что класс Ивана был экспериментальным – министерство образование проводило авантюрный эксперимент.

Когда-то очень многие школы вели обучение по программе «1-3». Но потом все классы всех школ перевели на программу «1-4». Министерство можно было понять: современный век; огромное количество информации; новые технологии. В том, чтобы обучаться на один год дольше, смысл определенно был. Но для чего понадобилось вновь сокращать время обучения – это было загадкой.

Но Иван, как и его одноклассники, был только рад такой авантюре. Да, первые три класса приходилось сидеть в школе с восьми утра до пяти вечера. Да, первые три класса приходилось учиться по субботам.

Но.

Сэкономленный год жизни того стоил. Хотя еще было неизвестно, как экспериментальный класс сдаст итоговые экзамены. Возможно, он завалит проверки и отправится на улицы мести мусор и листья. Или в ларьки – торговать яйцами, газетами и сигаретами.

Время покажет.

Во время летних каникул Иван помогал отцу в кое-каких подработках. В основном работа была вида: принеси, подай, отойди и не мешай. Но несколько раз парню довелось поработать с электросваркой, дрелью и болгаркой.

И ему это очень понравилось.

Парень вдруг ощутил то, чего не ощущал уже очень давно. Это был азарт.

Иван ничего не имел против тех людей, сердце которых начинает биться быстрее при мысли о больших деньгах или славе. У каждого свои предпочтения, ведь о вкусах не спорят. Но Иван был уверен на все сто, что самая сильная мотивация – это азарт.

Азарт заставляет стучать быстрее даже сердце дряхлого старика. Азарт разогревает кровь, заставляет ее буквально закипать. Азарт оживляет атрофировавшиеся мозги. Азарт заставляет действовать.

Не страх умереть с голода. Не желание подтирать задницу крупными купюрами. Не мечта ездить на дорогой машине, которая стоит больше квартиры.

Азарт.

Существуют и другие чувства, более древние и более мощные…

Которым еще не придумали названия.

– Отец, я бы хотел в жизни заниматься тем же, чем занимаешься и ты, – сказал однажды Иван.

Константин очень серьезно посмотрел на своего сына, а потом ответил:

– Однажды я сказал своему отцу то же самое. Мне тоже понравилось ему помогать. Мне понравилось варить металл электросваркой. Я влюбился в запах жженого металла и горящего масла, когда я работал с болгаркой. Меня подчинил сладкий опьяняющий запах сохнущей краски…

Константин замолчал, продолжая смотреть на сына.

– И что было потом, отец? – спросил Иван.

– Мне тогда было столько же, сколько и тебе. Мой отец, твой дед, позволил мне заниматься тем, что мне нравится, но он ничего не сказал о цене выбора в столь юном возрасте, – последние слова Константин произнес с сожалением и нескрываемой обидой.

– О цене? – переспросил Иван.

– Да, о цене. Знаешь, что происходит с любимым занятием, которое ты решаешь превратить в работу?

– Что?

– Любимое занятие превращается в каторгу! Если бы я знал об этом тогда… Но мой отец меня не предупредил. А потом он умер. Наверное, лишь затем, чтобы не пришлось объясняться передо мной. Я начал заниматься тем, чем занимаюсь до сих пор, в шестнадцать лет. В том самом возрасте, когда человек способен осваивать действительно сложные вещи и становиться профессионалом, закладывая прочный фундамент своего благополучия. Но у меня в голове играли гормоны…

Константин присел на один из ящиков с инструментами и обтер грязное потное лицо жирной перчаткой.

– И я стал заниматься вот этим, – он обвел глазами несколько ящиков с инструментами, краской и гвоздями. – Мне тогда казалось, что это довольно простая работа. Пришел, поработал два часа, получил несколько сотен. Мечта подростка! Быстрые и почти легкие деньги… И думать не надо! Тогда из меня фонтаном била энергия и сила, а теперь… Теперь уже нет. Мне уже сорок лет, Иван. Я всю жизнь занимаюсь вот этим всем, но до сих пор едва свожу концы с концами. У меня больные суставы. У меня в спине грыж больше, чем позвонков. Мы живем в квартире, которая разваливается от старости, и питаемся едва ли не отходами…

Тут Константин замолчал и стал вытирать глаза.

Иван тоже молчал, уставившись в пол.

– Прости меня, Вань, это я виноват, в том, что у нас такая жизнь, – срывающимся голосом сказал Константин, и зарыдал.

– Отец, – тихо сказал Иван.

– Что?..

– Ты сделал все, что было в твоих силах?

– Да… Я сделал и делаю все, что в моих силах, но…

Но Иван грубо перебил отца.

– Тогда вытри слезы, отец! Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня и… и для мамы.

– Из-за меня мы всю жизнь живем в бедности, – сказал отец, сморкаясь в рукав рабочей куртки.

– Не из-за тебя, отец…

– Из-за меня!

Неожиданно даже для самого себя Иван дал отцу хороший подзатыльник. Грязная кепка слетела с головы мужчины и упала на пол, весь он был усыпан опилками и металлической стружкой. Константин замер, не поднимая глаз. Внутри у парня все похолодело.

– Прости, пап, я…

– Нет! – рявкнул отец. – Нет… Мне это было нужно. Спасибо, сын.

– Я сам не понял, как это вышло… – залился краской Иван.

– Ты все сделал правильно, – отец поднялся и стал собирать инструменты. – Здоровенный бородатый мужчина расселся на ящике и стал пускать сопли… – Константин нервно и презрительно усмехнулся, укоряя самого себя. – Нет, ты все сделал правильно, Иван. Иди-ка сюда.

И отец обнял сына, да так крепко, что у того затрещали кости.

В тот день Иван решил послушать совет отца и не связывать свою жизнь с примитивным ручным трудом. Но помогать отцу Иван продолжал все равно. И делал он это с огромным удовольствием. Не смотря на то, что его отец был очень крепким, все же работа начинала приносить Константину много физической боли. Ужасной боли.

Отец постоянно сидел на обезболивающих таблетках. Уже несколько раз он ложился в больницу, чтобы ему сделали укол в больной локоть. Тот самый укол, который убивает нервы. Даже после этого боль проходила не до конца. С каждым разом укол становился все менее и менее эффективен – хроническое воспаление распространялось на близлежащие ткани. Вскоре начали болеть и кости.

Вылечить больной локоть не представлялось возможным. Поверхность сустава была серьезно повреждена из-за многолетней работы с перфоратором и болгаркой. Регулярные перегрузки и частое переохлаждение стали причиной хронического воспаления и инфекционного поражения локтевых связок.

Лечащий врач предупредил Константина, что болезнь будет прогрессировать. И если не прекратить нагружать больной локоть, то дело вполне может закончиться ампутацией. Или, даже, смертью, если внутри локтя внезапно разовьется серьезное заражение. Константин каждый раз очень серьезно слушал врача, кивал, а на следующий день вновь отправлялся на работу с перфоратором или болгаркой в руках. Даже если был мороз или сильный ливень.

Потому что Константину нужно было оплачивать счета за свет, покупать себе и сыну еду, одежду и учебники.

Нужда и обстоятельства сужают выбор…

Даже когда его нет.

Иван помимо того, что помогал отцу, еще успевал подрабатывать курьером, а так же в библиотеке. После смерти матери ему предложили освободившееся место. Иван думал недолго, всего четыре года, прежде чем согласился.

Платили курьеру мало. В библиотеке платили чуть больше, но если бы Иван жил один и только лишь на зарплату библиотекаря, то он давно бы умер с голода. Или повесился.

С миру по нитке, но денег вполне хватало на то, чтобы питаться качественной едой, а не полуфабрикатами. Счета оплачивались вовремя. Одежду отец и сын успевали обновлять раньше, чем на ней появлялось более одной большой дырки. Но денег на переезд в достойное жилье не было. Их не было даже на основательный ремонт.

В школе все так же продолжали издеваться над Иваном. Избивали его почти ежедневно. Каждое избиение было непохожим на все предыдущие. В этом плане истязателей Ивана отличала настоящая изобретательность.

Один раз парня даже избили по голове свернутой в трубочку газетой. Неделю после этого Иван плохо слышал. Но следов никаких не осталось.

А еще был случай: один из затейников принес в школу мощный электрошокер и сунул Ивану в шею, пока тот, ничего не подозревая, переобувал в раздевалке сменную обувь. Несчастный парень пролежал в раздевалке без сознания несколько часов. Его нашли лишь тогда, когда первая смена кончилась, и число курток и обуви в помещении значительно сократилось. На теле парня не осталось никаких следов, кроме двух темных точек сбоку шеи. Но и они были скрыты под волосами. Иван узнал, чем это его так приложили лишь через неделю, от преподавателей.

Поэтому, недолго думая, в середине осени парень пошел в секцию – заниматься карате.

Он зашел в зал весь такой худой, высокий и сутулый. А на него смотрели широкоплечие мускулистые парни и девушки. Челюсти их были квадратными. Иван поговорил с тренером.

Тренер был ростом под два метра и весил не меньше ста сорока кило. Лицо его было настолько серьезным, что Иван не рискнул бы даже спать с этим человеком в одной комнате. Когда Иван разговаривал с ним, ему почему-то казалось, что тренер развлекается по выходным, отрывая людям головы, руки и ноги.

Или коллекционирует вырванные вместе с черепом хребты, как один известный пришелец из фильмов.

Потом парень пошел пожать руки всем присутствующим. В зале было тринадцать человек, не считая тренера. Большинству было примерно столько же, сколько и Ивану. И когда он пожимал руку последнему, то уже едва ли стоял на ногах от боли в хрустящей руке. Всю следующую неделю правая кисть парня была опухшей и синей, словно по ней проехал грузовик.

– Господи, если у них такое рукопожатие, то что меня ждет во время тренировок… – думал Иван каждый день перед отходом ко сну. И по лицу от этих мыслей скатывались холодные капли пота.

Занятия для худого и сутулого парня начались с новой недели, в понедельник. Первую тренировку Иван не забудет никогда. После нее его буквально принесли домой. Но тренер тогда позвонил Константину и сказал:

– У него очень большой потенциал, но важно заниматься регулярно в течение длительного времени.

– Да, я все понимаю, – ответил Константин.

А вечером Иван сказал отцу:

– Пап, они там все садисты и пытаются меня убить! Тренер сказал, что у них часто случаются несчастные случаи. Особенно с теми, кто его не слушается…

Отец минут двадцать смеялся тяжелым басом. До слез. Соседи даже вызвали полицию, и та приехала через полчаса, чтобы выяснить, что это там за шум.

Время потихоньку шло, Иван посещал тренировки, подрабатывал курьером и библиотекарем. Парень стал преображаться прямо на глазах: исправилась осанка; тонкое тельце начало обрастать мышцами; стала пропадать робость; прошла хроническая простуда.

В школе парня били все реже и реже. Не потому, что Иван давал сдачи (хотя уже вполне мог), а потому, что окружающие стали замечать реальные перемены в телосложении и характере хлюпика. Да и бить хлюпика уже становилось слишком больно – карате закаляло его тело, делало его жестким и менее чувствительным к боли.

Каждую субботу отец с сыном продолжали ездить на рыбалку или в лес. Когда Ивану дали в библиотеке небольшую премию, он с отцом приобрел ружье (отцу пришлось добавить еще столько же, чтобы хватило). Можно было приобрести вместо ружья хорошую надувную лодку. Но отец с сыном решили, что ружье лучше. Небольшое, из него можно было завалить разве что утку или зайца, но зато настоящее и, самое главное, свое.

Константин радовался этой покупке, как маленький ребенок, которому купили то, что он очень давно просил. Отец всю жизнь мечтал об огнестрельном оружии, но средств на него не было. Да и жена была против.

– В моем доме не будет оружия! – каждый раз кричала она. – Не будет, и все!

Но Роза умерла. Ее сожрал рак.

В первую же субботу после покупки отец с сыном поехали в лес. Погода была сырая, моросил дождь. Густой туман сделался еще гуще, как только отец с сыном выехали за город. И если в городе туман позволял видеть метров на сто, то загородом – всего на тридцать.

– Как бы нам не потеряться в лесу из-за такого тумана, – говорил Иван.

– Не потеряемся, у нас же есть GPS-навигатор, – уверил отец, доставая устройство из бардачка и пристраивая его в специальный зажим, который на липучке был приклеен в центр лобового стекла.

– С этими навигаторами потеряться еще проще, чем без них, – сказал Иван. – Я однажды вообще уехал в аэропорт, вместо центральной улицы. Ну, тогда, когда я в девятом классе ездил на конференцию в Самару.

– Все будет нормально, – уверил отец. – Вот увидишь.

И они заблудились.

Потом машина увязла в огромной луже. А под конец еще и навигатор сломался (как оказалось после, устройство замкнуло из-за сильной сырости). В тот день пришлось идти пешком до трассы несколько километров. По колено в грязи, под моросящим дождем, против сильного ветра. В густом тумане. Еще несколько часов ушло на то, чтобы поймать подходящий внедорожник (по трассе в том месте в основном ездят тяжелые грузовики).

Машину тогда вытащили, но уже под вечер. Ехать на охоту пришлось в воскресенье. Но охота была первоклассной – Константин настрелял несколько уток, а Иван завалил пару огромных зайцев-мутантов.

А потом машина снова застряла.

Основательно, конечно, но не так, как в субботу. Отец и сын смогли преодолеть трясину за несколько часов, нарубив и подложив под колеса веток. Домой в тот день приехали уже за полночь. Машине после приключений пришлось менять сгоревшее сцепление и помятый глушитель.

– Ну… зато у нас теперь много мяса, – сказал Иван, чтобы хоть как-то оправдать возникшие финансовые затраты.

– Да. Только мне неделю придется ходить на работу пешком, – сказал Константин. – Прежде, чем у нас появятся деньги на новое сцепление. И на глушитель.

На автобусе он принципиально не ездил. А таксисты частенько опаздывали, даже если машину заказывали заблаговременно.

В основном, так отец с сыном и жили. Иван продолжал ходить после занятий на стадион, чтобы попинать мяч. Он все так же стоял на воротах, но его уже не били. Чаще дело ограничивалось словесной перепалкой.

Бобик все так же бегал по стадиону. Он уже хромал от старости, был слеповат и глуховат. Пару раз его слегка сбила машина. Но он выжил. Длинный розовый язык по-прежнему болтался, когда облезлый пес бегал за мячиком и гавкал своим радостным, но глухим и хриплым лаем собаки-ветерана.

Иван продолжал заниматься карате, участвовал во всех соревнованиях, каких только мог. Прошло примерно полгода с того момента, как он начал заниматься единоборствами. За это время он: набрал больше десяти кило мышц; научился бороться в партере; научился бить ногой с разворота; освоил броски и стал садиться на шпагат. В конце каждой тренировки тренер заставлял учеников выполнять набивку.

Суть набивки заключалась в том, чтобы избить друг друга почти до потери сознания. В основном – избить по ногам и животу. От этого мышцы становились менее чувствительными к боли и кровоизлияниям при получении ударов. Связки и сосуды становились крепче.

Боль закаляет тело…

Как и душу.

Первое время Иван падал после одного легкого лоу-кика (удар ногой ниже пояса, чаще всего – удар голенью в бедро). Но постепенно мышцы стали привыкать, и парень выдерживал уже несколько десятков тяжелых лоу-киков, прежде чем у него окончательно отсыхали ноги. В какой-то момент Иван поймал себя на мысли, что ему нравится то гудящее теплое чувство, которое приходит, едва успевает стихнуть боль.

– Господи, – подумал он тогда, – Я ведь становлюсь таким же садистом, как и они! Они заразили меня садизмом!

Иван продолжал подкармливать бездомных животных. Теперь еды у него было значительно больше, чем в начальных классах. Иногда он даже заранее покупал несколько сосисок, чтобы отдать их плешивому Бобику на школьном стадионе, перед началом занятий. Дворнягу, конечно, подкармливали и другие ученики, но делали они это не регулярно. У пса из-за худобы торчали ребра, а брюшко было настолько впалым, что сквозь него почти просвечивал собачий позвоночник.

Иван внезапно почувствовал непреодолимую тягу к женскому полу. Она возникла столь же неожиданно, сколь неожиданно умерла Роза. Тяга возникла, как гром среди ясного неба.

Парень, не смотря на то, что его характер значительно окреп (как и его тело), все же оставался довольно необщительным и замкнутым. Друзей у него по-прежнему не было. Большая часть девушек школы подшучивали над Иваном, и он очень хорошо чувствовал это. Даже спиной. Именно это не давало ему возможности пригласить девушку погулять. Не давало возможности начать отношения.

А гормоны тем временем кипели. Даже убийственные тренировки и изматывающие соревнования не позволяли парню сжечь сексуальное желание без остатка. Иван тренировался все тяжелее и тяжелее. Даже тренер-живодер удивлялся тому, сколько в недавнем хлюпике скрытых резервов. Мышечная масса Ивана продолжала расти. Одежду, которая полгода назад еще висела на парне мешком, пришлось менять. Она стала ему мала. Голос его грубел, становился ниже и мощнее.

– Такими темпами, тебе скоро можно будет исполнять шансон, – смеялся отец.

На лице у шестнадцатилетнего каратиста проступила первая щетина. И она была не такой мягкой и редкой, как у его ровесников. Щетина Ивана была жесткой и густой, словно парню было и не шестнадцать вовсе, а все тридцать.

После очередных соревнования Иван буквально приполз домой от усталости и болей в мышцах. Все тело было в синяках. Большая часть связок рук и ног была растянута во время решающей борьбы в последнем раунде. Левый глаз слегка покраснел – Иван пропустил тяжелый удар и едва не отправился в нокаут. В нескольких местах на руках на коже были сильные растяжки. На шее образовались красные пятна – мелкие сосуды не выдержали мощных захватов и полопались.

Но сексуальное влечение никуда не делось, а лишь усилилось. Особенно на следующее утро. Иван около часа не мог отогнуть свой кол, чтобы опустошить переполненный мочевой пузырь. Он по-всякому пытался направить свой ствол в унитаз. Даже пробовал закинуть ноги на стену, опершись руками в пол. В туалете было тесно, и Иван едва не свернул шею.

– Если меня сейчас кто-нибудь увидит… – и с этими мыслями Иван рассмеялся так, что даже прослезился.

А потом поскользнулся и упал. И в течении добрых десяти минут не мог выбраться из тесного туалета.

Нервы начинали шалить из-за бушующих гормонов. В голову все назойливее лезли мысли о девушках, о сексе, о драках и многом другом, нехорошем. И Иван начал мастурбировать, чтобы хоть как-то сбросить пар.

И это помогло. Ненадолго, но помогло. Сразу после своей первой мастурбации Иван почувствовал такое облегчение, словно с его горба сняли огромную жгучую ношу. Поллюции у него начались еще в тринадцать лет. Первая осознанная мастурбация с семяизвержением произошла в шестнадцать.

Конечно, Иван знал, что многие его одноклассники и одноклассницы мастурбируют уже несколько лет, ведь общение между подростками было довольно публичным и откровенным. В этом не было ничего такого.

Интимные темы обсуждались во весь голос. Администрация школы закрывала на это глаза.

Современная молодежь…

Да здравствует свобода личности!

Многие пары из старших классов даже занимались сексом. Очень часто это случалось в стенах школы. Иногда даже во время уроков…

Но Иван относился к этим скользким темам довольно напряженно и болезненно. Стеснялся самого себя и своих чувств, хотя чувства его и были совершенно естественными.

– Биологически обоснованными, – как говорила преподавательница биологии. Весьма раскованная в сексуальном плане женщина, чуть старше тридцати.

Возможно, Иван и не стеснялся. Он не мог классифицировать свои «загоны». Понятия не имел, что с ними делать. И куда это все вообще идет.

Особенно острое и неприятно ощущение Иван почувствовал через несколько минут после своей первой мастурбации. Сперва, было хорошо, но потом стало очень стыдно перед самим собой, перед своими родителями. Появилась внутренняя опустошенность.

– Что я делаю, Господи, – думал Иван. – Это же… Это же так… Нехорошо…

Но очень быстро Иван привык сливать, и тема мастурбации больше не была для него чем-то вроде табу.

Когда переступаешь через какую-либо черту, она слегка стирается, размывается, стаптывается…

Если переступить черту достаточное количество раз, то она исчезает.

Полностью.

Впереди была тема секса. И она заставляла крепкого мускулистого парня с грубой щетиной на лице краснеть, потеть и трястись. И он ничего не мог с этим поделать.

И еще, Иван все сильнее чувствовал свое одиночество. Он его и раньше чувствовал, но теперь, в период активного полового созревания, он ощущал себя совершенно чужим и голым в этом враждебном мире.

Он ощущал себя Бобиком, который бегает по стадиону. Кругом звучат крики, смех или плач. Кругом полно людей.

Но они другие. Не такие.

Чужие…