Читать книгу Тайны закрытого города Североуральск-19 - Максим Долгов, Улана Зорина - Страница 4

Александр Рубцов

О том, что им предстоит очередное захоронение «тридцать шестого», Сергей узнал уже ночью. Из сна его вырвало протяжное жужжание телефона на прикроватной тумбочке. Сергей давно привык к тому, что отвечать нужно незамедлительно, и приучил себя прислушиваться даже во сне.

Он открыл глаза и уставился в холодный квадрат света на потолке – один из немногих рабочих уличных фонарей светил прямо в окно. По квадрату ползали тени ветвей. Сбоку, повернувшись к нему спиной, тяжело дышала жена.

Он взял телефон с тумбочки. Дисплей ослепил ярким светом. Прищурившись, Сергей прочитал короткое сообщение от Валентина: «36». Сон как рукой сняло. Ссора с женой тут же оказалась на заднем плане. В голове сиреной взвыла простая мысль: «Неужели снова? Месяца ведь не прошло!»

Сергей, не глядя, нащупал ступнями тапочки, пальцами рук – пачку сигарет – и вышел из комнаты. Ирина рычала, когда он курил в квартире – дети, вонь и «вообще-то у нас есть балкон», – но это не остановило его. Никогда не останавливало. Если они и решили завести детей в таких условиях, то пассивное курение – это последнее, о чем нужно беспокоиться родителям. Тем более сын уже не жил с ними. У него своя семья. Язычок пламени лизнул кончик сигареты, легкие наполнил дым.

Дрожащими пальцами Сергей набрал сообщение Валентину: «Тридцать минут». Взял с запасом, мельком взглянув на часы. Хватило бы и пятнадцати, но кофе ему сейчас не помешает. Поспал он от силы часа полтора, а работать, если это не ошибка, и они действительно должны похоронить «тридцать шестого», им предстоит всю ночь.

Кофе он так и не допил. От горячего ломило зубы – хроническая болезнь почти всех местных жителей, переступивших сорокалетний рубеж. Сигарету не докурил. Едкий дым драл глотку будто напильником.

Свет фар видавшей виды буханки, предназначенной для транспортировки «тридцать шестых», полоснул по стене. Сергей бросил взгляд в окно на двор, махнул водителю и бросился в комнату, одеваться. Церемониться не стал. Включил свет, толкнул жену, предупредил.

Улица встретила колючим сухим морозом и чистым, усыпанным звездами небом. Подошвы хрустели снегом. Ни в одном из окон не горел свет, и, казалось, что город впал в кому, чтобы очнуться рано утром.

Напарник сунул холодные пальцы в ладонь Сергея и, не говоря ни слова, тут же убрал и воткнул вторую передачу, отчего коробка возмущенно заскрипела. Машина тронулась.

Валентина сложно было назвать приятным собеседником. Старый, даже по меркам Сергея, человек, морщинистый, как изюм, угловатый, будто сошел с полотна какого-нибудь кубиста. Он был один из тех, кто вечно ноет: раньше и воздух свежее был, бабы женственнее, а мужики сегодняшние тем, из прошлого, в подметки не годятся. Неприятных запах плохих – зато своих! – зубов он перебивал мятными леденцами.

Впрочем, специалистом он был действительно незаменимым. Разбуди его ночью, назови номер протокола, ответит, не задумываясь. Честным был, работу выполнял от и до, не отступал от нормативов ни на йоту. Оно и понятно. В их профессии те, кто нарушает протоколы, не живут долго по умолчанию. В его присутствии Сергей и сам боялся нарушать даже самые бестолковые правила. Складывалось впечатление, что с возрастом напарник становился все склочнее, а тяга дотошно следовать протоколу превратилась в манию.

В кабине было холоднее, чем на улице. Изо рта клубился пар. Кончик носа ущипнуло холодом.

– Недавно ведь только было, – озвучил Сергей назойливую, как муха, мысль.

– А я че, Пушкин что ли? – Валентин громко прочистил горло, опустил стекло и харкнул.

Сергей откинулся на спинке сидения и закрыл глаза.

***

Валентин остановил буханку перед шлагбаумом у северного въезда. Хрустнул ручник, хлопнули двери. Двоих могильщиков вновь окутало морозом.

Перед проходной их встретил капитан с пушистыми буденовскими усами. В уголке рта тлел пенек сигареты без фильтра. Руки вояка грел в рукавах бушлата. Нос и мочки ушей покраснели.

– Здравья желаю, – он несколько раз сплюнул, избавляясь от прилипшей к губам сигареты. – Оперативно вы. Похвально, но придется подождать.

Брови Сергея поползли наверх. Он посмотрел на капитана, потом на Валентина, который и сам растерялся.

– В смысле подождать? – возмутился напарник. – Мне час назад звонили.

– Не отошел еще, – пожал плечами капитан. – Пойдемте внутрь. Мороз лютый.

– Что с машиной?

– Пусть постоит. Никто все равно не заедет.

Они поплелись за капитаном. На проходной никого не оказалось. Их проводник воспользовался магнитным ключом. Замок загудел, и они вошли в теплое помещение. Отбили снег с сапог о потертый, почти прозрачный коврик.

– Народ вывели? – спросил, выглядывая во двор через окно, Валентин. Он прижимал к груди папку с бланками так, словно кто-то мог покуситься на нее.

– Да. В щелочном жмурик. Там и так немного народу.

Уши Сергея укололо паскудное слово. Он смерил капитана презрительным взглядом, но вслух ничего не сказал. Уселся на неудобный пластиковый стул в комнате ожидания, вытянул ноги к батарее и стал наблюдать, как плавится налипший снег.

Тому, кто не был знаком с ним лично, могло показаться, что он совершенно безразличен к происходящему, но на самом деле голова разрывалась от противоречий. Целый ряд вопросов, важных и второстепенных, строились в голове, но не находили ответа. Одно было ясно: что-то пошло не так, как идет обычно. Сергей еще ни разу не слышал о том, что «тридцать шестой» оставался живым дольше часа.

– Что на нитке? – отвлекло его ворчание Валентина.

Сергей оторвал взгляд от ботинок и уставился на капитана. Тот снял бушлат и повесил на гвоздь в стене. Вопрос Валентина заставил вояку покраснеть. Он тут же принялся застегивать воротник.

– Крест?

– Виноват, – буркнул капитан.

– Сними. Надеюсь, «тридцать шестой» не разговаривал с тобой?

– Никак нет.

– Знаешь, как выяснили, что они реагируют на религиозную мишуру?

– Я… я никогда не снимал его. Все время со мной, – продолжал оправдываться капитан. Пальцы его судорожно пытались развязать узел на шее сзади. Наконец, ему удалось снять. Крестик лег на угол стола.

– Методом проб и ошибок, – Валентину было плевать на оправдания. Он взял крестик, поднял. – То есть прежде, чем кому-то вообще в голову пришло то, что «тридцать шестые» начинают разговор в первую очередь с вами, верунами, погибли десятки человек. Об этом узнали еще в восьмидесятые. А в то время каждый «тридцать шестой» был событием. Это сейчас мы хороним по пять в год. Это стоит в протоколе красным по белому. Красным. Одно предложение на десяти страницах машинописного текста выделено красным. Одно! Никаких религиозных атрибутов при взаимодействии с объектом. Никаких, ни до смерти, ни после.

Капитан прочистил горло и тут же громко сглотнул.

– Все вам хиханьки да хаханьки, а техника безопасности пишется кровью. Чужой кровью, чтобы тебя дурака спасти. Как ты до капитана дослужился с таким мозгом?

– Да я и не подумал. Я ведь совсем недавно тут.

– Оставь его дома. Молись дома. Тут бога нет, – он положил крестик на стол, но капитан не стал брать его.

На минуту в проходной повисла гнетущая тишина. Капитан несколько раз порывался что-то спросить, но тут же закрывал рот, будто у него был только один вопрос, и задать нужно непременно правильный. Наконец, он решился.

– Кто они такие?

– Да кто ж знает? – усмехнулся, пожав плечами Валентин.

– Ну, вы ведь знаете, как их хоронить, – капитан обезоруживающе улыбнулся.

– Никто ни хрена не знает, – неохотно ответил Сергей. – А если и знает, то тебе не расскажет. И ты помалкивай с такими вопросами.

Суровый капитан вдруг стал похож на срочника, только что прошедшего курс молодого бойца. Не спасли даже богатые усы, которые он стал нервно жевать. Сергей вспомнил себя после первых похорон «тридцать шестого». Креста он никогда не носил, но было множество других мелочей, на которые следовало обращать внимание.

Со двора послышались шаги. Дверь отворилась, и в проеме показалось знакомое раскрасневшееся лицо начальника цеха. По выражению его Сергей мгновенно сообразил, что что-то пошло не так. Он встал.

– Готов, – начальник выдавил блеклую, будто выцветшую на солнце, улыбку.

– А что случилось? – спросил Сергей. – Полтора часа прошло.

– Видимо, к вам давно не наведывались с проверкой, – проворчал Валентин. Сергей печально посмотрел на провинившегося капитана. Случится чудо, если такая безалаберность ничем в итоге не обернется. – Какого черта у вас снова «тридцать шестой». Месяца не прошло.

Начальник сжал губы в тонкую полоску.

– Не начинай. Все претензии к начальству.

– А ты не начальство? – завелся Валентин. – Совсем охренели! У тебя люди с крестом по цеху ходят, а ты зеньками хлопаешь.

Начальник смерил капитана презрительным взглядом и ответил:

– Я не собираюсь выслушивать это от тебя. Есть претензии – иди выше. Я думаю, что там и без тебя видят, как часто у нас тут ЧП происходят.

Злость начальника можно было понять. Любого могильщика вроде Сергея или Валентина наделяли такими полномочиями, что они без труда могли устроить ревизию хоть завтра. Отчитывались они не перед военными, не перед директорами завода. Работали независимо, на государство. Запугать увольнениями их не могли.

– Шлагбаум подымайте, – Валентин, вполне довольный тем, как разрядил обстановку, мрачно усмехнулся, выскользнул в дверь и поплелся к буханке.

Сергей пошел вслед за начальником цеха. Капитан после короткого, но основательного разноса остался на проходной ждать дальнейших инструкций.

Территория завода была соразмерна маленькому городку. Четыре трамвайные остановки – чтобы пройти его пешком понадобилось бы несколько часов. Внутри ходили маршрутки. Для передвижения в цехах использовались велосипеды. Возле щелочных цехов снег частенько окрашивался во все цвета радуги. Сергей и сам не раз видел и розовый, и зеленый, и цвета ржавчины снег даже за пределами завода. По пути им не встретился ни один человек, несмотря на круглосуточный режим работы.

Зайдя за угол, они увидели, что Валентин уже прижался кормой буханки к раскрытым воротам нужного цеха. Двигатель работал, окутав низ машины облаком выхлопных газов.

Они прошли мимо и юркнули в распахнутую дверь. Внутри несло горелым моторным маслом и сталью. По обеим сторонам огромного продолговатого помещения располагались резервуары, похожие на старинные батискафы. На высоте чуть выше человеческого роста в каждый резервуар вел люк.

Они прошли мимо двух баков и свернули в узкий коридор, давящий с обеих сторон решетками, покрытыми жирной пылью, и остановились у двери в подсобное помещение. На входе их ждал человек в каске и плотной медицинской маске. Начальник цеха распрощался и покинул их.

– Здравствуйте, – человек в маске пожал прибывшим руки и стер рукавом пиджака пот со лба. Он открыл дверь и пропустил могильщиков внутрь.

В голове снова зазвенел колокольчик. Сергей беспокойно осмотрелся. Предчувствия редко его обманывали, и сейчас сирена в голове гудела так, что ломило зубы. Взгляд пытался зацепиться за что-то неправильное, найти подсказку, но ничего не обнаружил.

«Тридцать шестой» лежал на полу возле двери. Над трупом стояли трое. Двоих из них Сергей знал: майор, ответственный за безопасность, и бригадир, с которым они виделись не далее, как месяц назад. Третий, толстяк преклонного возраста, красный, что твой советский флаг, покрытый глянцем пота мужчина в дорогом пальто, меховой шапке и в огромных на пол лица очках. Этот третий прекрасно сыграл бы в современных фильмах о почившей ныне державе эдакого толстокожего бюрократа, которого хлебом не корми, а дай насолить главному герою.

Под головой «тридцать шестого» натекла из глаз черная в скверном освещении лужа. От уголков глаз к полу тянулись полоски крови. От жуткой посмертной улыбки у Сергея просеменил по спине холодок. Короткие пеньки зубов мертвеца покрылись кровью. Стирать с лица ухмылку было делом бесполезным. Рот, сколько не выпрямляй его, все равно в итоге сгибался в подкову. Впрочем, улыбкой это выражение можно было назвать весьма условно. Мрачное нелепое подобие, в котором не участвуют остальные мышцы лица. Мертвые глаза, покрытые мутной пленкой крови, пронзали взглядом потолок

– Молодой совсем, – сказал Валентин и сел на корточки у головы.

– Да, – согласился бригадир. – Двадцать три года.

– Он с кем-нибудь разговаривал?

– Нет. Мы сразу заметили кровь. Я вызвал Аркадия Петровича, и мы отвели его сюда.

Майор стал кивать, подтверждая. Валентин раскрыл свою папку, достал ручку и подышал на кончик.

– Как звать?

Пока он записывал, Сергей взял руку покойника и попытался прощупать пульс на запястье. Достал фонарик и проверил реакцию зрачков. Внезапно ему показалось, что черная точка под пленкой крови сузилась.

– Есть реакция, – сказал он и отодвинулся назад.

В это мгновение «тридцать шестой» схватил его за руку и завопил:

– Я ничего не вижу!

Пальцы впились в запястье и сдавили тисками. Сергей выпустил фонарик и попытался вырваться.

– Господи, что происходит? Где я? Кто тут? Я ничего не вижу! – продолжал вопить «покойник».

Сергей едва сдержался, чтобы и самому не закричать. Он стиснул зубы и попытался вырваться, но хватка оказалась мертвой.

Толстяк попятился.

– Он живой…

Договорить не позволил Валентин. Он толкнул толстяка в грудь и приставил указательный палец к губам.

Сергей просунул руку между большим пальцем «тридцать шестого» и своим запястьем и отогнул. Рука выскользнула из хватки, и Сергей, приземлившись, больно ударился ягодицами о железный пол.

Рука «покойника» упала. Он больше не двигался. Валентин подал знак бригадиру, чтобы тот захватил толстяка и убирался из помещения. Работяга мгновенно сообразил и, схватив паникера под локоть, потянул его к двери.

Услышав хлопок, «покойник» залился смехом. Хохот был клокочущим, прерывистым, будто он втягивал воздух лишь для того, чтобы превратить его в звук.

Оба могильщика и майор стояли теперь на безопасном расстоянии от объекта и пытались сообразить, что делать дальше. В протоколе под номером тридцать шесть не было ничего об оживших покойниках. Нормативы захоронения и транспортировки – все, что им нужно знать. Остальным занимались военные. Однако военный и сам хлопал глазами, прижавшись спиной к шершавому бетону стены.

Майор стал рыться в карманах. Он достал телефон, показал могильщикам, указал на дверь. Валентин кивнул. Майор, не отрывая спины от стены, прокрался к выходу.

Сергей достал из кармана свой мобильник и включил камеру. Навел объектив на хохочущего покойника, но стоило ему нажать на кнопку записи, как смех прервался. Лицо все еще искажала безобразная улыбка, но все признаки жизни в ней растворились.

Могильщики переглянулись. Валентин подошел к покойнику и поддел руку носком сапога. Реакции не последовало. Он поднял фонарик и нагнулся над головой «тридцать шестого».

– Готов, – после минутного кряхтения, сказал он. – Теперь точно.

Сергей подошел ближе и вгляделся в мертвое лицо.

– Что это было? – спросил он, прислушиваясь к сумасшедшему бою собственного сердца.

– А я че, Пушкин что ли?

В помещение вернулся майор.

– Готов? Твою мать! Что это было?

Оба могильщика пожали плечами.

– Раньше такое случалось?

– Молодой он, – философски заключил Валентин. – Жизнь не хочет покидать молодое здоровое тело. Он не был мертв все это время. Что сказали в штабе?

– Подождать. Докладывать каждые полчаса.

– Можешь прямо сейчас доложить. И еще… Капитан ваш приперся с крестиком. Примите меры. Куда вообще ваши вербовщики смотрят? Идиоты! Я в отчете об этом упомяну.

Майор сжал зубы и стал серым, но ничего не ответил. Валентин фыркнул и вернулся к бланку.

Предупредив Валентина, Сергей вышел. Нужно привезти тележку и мешок.

Руки до сих пор дрожали. В ушах еще звучал беспомощный крик «покойника». Сейчас, когда все уже закончилось, Сергею казалось, что в вопле этом было отчаяние и мольба. Могло ли? А если да, то что? Что они вообще знают о «тридцать шестых»? Ничего. А если и знали, то Сергею, конечно, не докладывали.

Первый покойник с жуткой улыбкой на лице появился в середине семидесятых на территории только что отстроенного завода. Тогда смерть связали со странными знаками, которые время от времени обнаруживают охотники или грибники. Дескать, земля священная, языческие божки, жертвоприношения и прочая ересь из той же обоймы. В узких кругах даже запаниковали. Началась истерия. Истинной причины так и не выяснили. Жертвой аномалии становились случайные люди, никак не связанные между собой. Человек, оставшись один, внезапно начинает харкать кровью, капилляры в глазах лопаются, тромб отрывается от сердца и все. По сути уже мертвый человек начинает шептать какие-то понятные лишь ему одному мантры. Вскоре выяснилось, что шепот этот опасен. Лишь через десять лет сопоставили факты, сообразили, что жертвами по большей части становятся религиозные люди. Любая атрибутика, будь то нательный крестик или четки мусульманина, становились объектами внимания «тридцать шестых». Шепот сводил с ума верующих. Неделя, десять дней, месяц – итог один. Ты либо суешь голову в петлю, либо бросаешься с крыши многоэтажки, либо вскрываешь вены в ванной.

Тогда же, в восьмидесятых, выработали строгие правила, нормативы по захоронениям. И они до оторопи пугали Сергея.

Турист, случайно попавший в город, – если бы туристы могли случайно оказаться в Североуральске, – удивился бы расстояниям между надгробиями. Тут, вместо положенных пятидесяти сантиметров с торцов и ста по бокам, надлежало оставлять расстояние в метр у изголовья и в ногах и полтора-два метра – с боков. Причем, хоронили так всех жителей без исключения.

Кроме того, в городе не было крематория. В протоколе о кремации ничего не говорилось, поэтому ни сам Сергей, ни Валентин не знали, плохой опыт тому виной или еще что-то. Хотя, судя по тому, насколько подробно авторы документа расписали каждую мелочь, с которой требовалось считаться, речь идет скорее об опыте. Наверняка где-то лежит скрытый от любопытных глаз протокол о кремации.

Сергей и сам не раз был участником перезахоронения «тридцать шестых». Картина, обнаружившаяся однажды под крышкой гроба, напугала его до чертиков. Труп не разложился, а стал серым. Лицо покойника искажали муки, будто умер он уже в гробу, спустя многие дни после похорон. Тело превратилось в жировоск, обмылилось, словно лежало где-то вблизи болот. В другой раз имел место явный криминал и без вскрытия, которого обыкновенно с «тридцать шестыми» стараются избежать, не обошлось. Следственный комитет прислал голову, отрезанную для экспертиз для дозахоронения. В гробу снова обнаружилась жировосковая мумия, лежащая на животе.

Шептались о том, что сделано это лишь для того, чтобы трупам было сложнее добраться друг до друга. Но шептались все и везде. Сложно винить в этом жителей. Никто не содействовал сплетням больше самого города, вокруг которого щетинился забор из колючей проволоки.

Иногда в разговорах на кухнях, за барными стойками в прокуренных пивнухах да в перерывах в рабочих столовых звучала идея о том, что все они давно умерли. Дескать, где-то в подземных цехах «Стрелы» что-то взорвалось, и жители Североуральска задохнулись ядовитыми испарениями во сне. Кто-то еще помнил слухи об «инопланетянах» и ссылался на них. Может быть, проклятая Америка жахнула ядерной боеголовкой по военному заводу. Или же злая вездесущая гэбня избавилась от населения, как от опасных свидетелей, но что-то пошло не так, и теперь они все застряли в засраном городишке с серыми жилыми блоками, пыльными, закопченными улочками и розовым, как сахарная вата, снегом.

На самом деле, никто в глаза не видел пресловутых подземных лабораторий, а «гэбня» с радостью открещивалась от них даже в лучшие свои времена. Никого также не смущало то, что кладбище после развала нерушимого уже дважды расширялось в границах, откусывало по кусочку владения живых. Кого хоронили, раз уж все давно и без того мертвы? В ответ на этот вопрос философы, зевая, пожимали плечами, отмахивались.

Сергей прошел мимо заграждений с предупреждениями – при каждом инциденте рабочие покидали цех – и остановился перед микроавтобусом. Заглянул в недра. Салон оборудовали всем необходимым для работы с «тридцать шестыми»: носилки, мешки для трупов, небольшой стол для срочного – если понадобится – вскрытия, хирургические инструменты, сейф с пистолетом.

Ему вдруг захотелось взять оружие с собой. Всадить пулю в голову покойничку. Ну кто узнает? Яму уже вырыли, гроб стоит готовый – этой ночью разбудили не только Сергея с Валентином. Военным на заводе запретили держать оружие при себе, поэтому, случись что, это было единственное оружие на всей территории цеха.

От крамольных мыслей его оторвал майор, прошедший мимо с телефоном у уха. Он махнул Сергею, натянуто улыбнулся и вышел на улицу.

Значит, они остались вдвоем.

Сергей вытянул из машины передвижную тележку, взгромоздил на нее мешок. Сделав шаг, он все-таки развернулся и запрыгнул в буханку. Сейф с пистолетом был намертво приварен к полу. Сергей огляделся и набрал код на клавиатуре. Дверца распахнулась, явив на обозрение пустоту сейфа. Что за черт? Валентин? Зачем ему оружие?

Он растерянно встал. Дотянулся до бардачка, но и там ничего не нашел.

Он выпрыгнул из машины и пошагал к подсобке. Тишину нарушил гром колес тележки. Вспомнив, что Валентин один, прибавил скорости. Какого черта этот кретин майор ушел? Он оставил носилки напротив узкого коридора, ведущего в подсобку, кинул мешок на плечо.

Когда он вошел внутрь, Валентин стоял в углу, прижавшись спиной к стене. В руке у него была металлическая труба. Сергей перевел взгляд на «тридцать шестого» и замер. Лицо покойника походило на сырую котлету. Углубление во лбу, вмятый нос и оторванная нижняя губа. Грудь Валентина вздымалась, как после пробежки. Он крепко прижимал к груди трубу и таращился по сторонам испуганным взглядом.

– Он… – напарник проглотил ком, – он живой был.

– Что произошло? – Сергей, не выпуская из виду покойника, осторожно приблизился к Валентину.

– Он… Твою мать! Он очухался, как только вы оба вышли. Хотел встать. Он схватил меня за ногу. Чуть не убил, тварь.

Сергей еще раз посмотрел на труп, перевел взгляд на Валентина. Тело лежало там же, где было пять минут назад. Даже в позе ничего не изменилось. Одна рука подмята под бок – Валентин пнул ее, когда проверял, живой он или нет. Вторая – та, которой покойник схватил Сергея, – откинута в сторону. То есть, он и пальцем не двинул.

Почему тогда напарник врет? Что тут произошло?

Сергей не стал озвучивать своих подозрений.

– Ты как? В порядке?

Валентин кивнул несколько раз. Труба, выпущенная из рук, лязгнула по полу.

– Как он узнал, что ты здесь?

– Я… я не знаю.

– Он говорил с тобой?

– Нет… Нет… – напарник покачал головой.

Врет, убедился Сергей. «Тридцать шестые» – слепые, как котята. Единственный их ориентир – это звуки. Именно поэтому, когда один из них проявляет агрессию, нужно заткнуться и ждать. И Валентин прекрасно знал об этом.

– Что тут произошло, Валентин? – Сергей попятился к стене, стараясь держаться подальше и от трупа, и от напарника.

– Я ведь сказал тебе! Он напал на меня!

– Ложь. Он лежит так же, как и лежал. Я ведь видео снимал. Мне не нужно смотреть. Я и так вижу. Но могу показать. Почему ты врешь? Что он сказал тебе?

– Ничего! Ты путаешь, Серег. Если лежит так же, то совпадение. Он схватил меня за ногу и пытался встать.

Сергей достал телефон из кармана и включил камеру.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь запечатлеть… для потомков. Глянем потом, сравним.

– Убери.

Сергей сунул телефон в карман куртки и просканировал напарника тяжелым взглядом.

– Не нужно. Не обманывай меня. Что тут произошло?

– Да тебе-то какое дело? – взвизгнул Валентин. – С каких пор ты у нас расследуешь дела?

– Ты ведь сам все понимаешь, – Сергей старался придать голосу дружелюбия, чтобы сгладить конфликт, но это не помогало. Глаза Валентина бегали из стороны в сторону. Настоящий профессионал в своем деле, он так и не сумел научиться убедительно лгать. – Мы не можем умолчать об этом.

– Да что, я прошу молчать? Вызывай майора!

– Я хочу помочь тебе. Тебя не выпустят. Поедешь прямиком к ним. Хорошо, если ногти не начнут вырывать.

– Да иди ты к херам собачьим со своей заботой! С чего ты взял, что я стану что-то тебе рассказывать?

Сергей понял вдруг, что сглупил. Действительно, с чего бы вдруг? Он махнул рукой и повернулся к двери.

– Я за майором.

– Подожди, – прохрипел напарник. – Не торопись. Он… он и вправду что-то сказал.

– Что?

Сергей вдруг подумал, что в схватке с напарником скорее всего проиграет. Несмотря на возраст, Валентин выделялся среди прочих крепким жилистым телосложением. Сам Сергей не мог похвастаться отменным здоровьем, как, впрочем, и умением махать кулаками. Даже в школе драки с ровесниками как-то обходили его стороной, да и сам он не рвался в бой.

– Что он сказал? – повторил он.

Сергею с трудом удалось протолкнуть огромный ком, застрявший в горле, вниз.

– Нет, – Валентин покачал головой. – Нет. Все не так. Все должно было пойти иначе. Ты извини меня за то, что подставил. Но нам и вправду придется обмануть их. Поторопился я. Поторопился.

– Я не понимаю, о чем ты толкуешь, – выдавил Сергей, внимательно следя за движениями напарника.

– Сбил меня с толку этот труп. Хотел ответственно подойти, а тут вдруг подумал, что вот он – момент. А майора я отправил. Мне нужно было остаться с ним наедине, – он указал подбородком на безжизненное тело.

– Зачем?

– Обещай, что выслушаешь меня.

Сергей не стал отвечать. Валентин и так знал, что выслушает.

– Несколько лет назад такой же труп был. Живучий гад. Ты в отпуске был. Все то же самое. Только «тридцать шестой» со мной заговорил. Начал хохотать… И говорить, – голос напарника стал тихим, и Сергею приходилось прислушиваться, чтобы понимать. – Мол, девочка моя кричит, не переставая. Больно ей. Больно и страшно. Что не умирают они. Никто не умирает.

– Какая девочка? – Сергей вдруг живо представил себе, как просыпается в гробу. Эта мысль вызвала острый приступ клаустрофобии.

– Я… я не рассказывал никому. Никто не знает, – на глаза Валентину навернулись слезы. Он громко втянул воздух носом, громко сглотнул. Отвернулся, чтобы не показывать слезы. – Доченька моя. Первая. Ей семнадцать было. С подружками она шаталась возле завода. Домой пришла, все нормально еще было. А утром вышла на балкон. Мы в зале сидели. Смотрю на нее сквозь стекло, а у нее из глаз кровь хлещет. А она улыбается. Я к ней, а она через оградку и вниз головой.

Плечи Валентина затряслись в приступе плача. Сергей вдруг увидел перед собой побитого жизнью старика. К горлу подкатило.

– Я ведь на третьем этаже живу. Она еще мучалась два часа, пока душу не отдала. И эта мразь сказала мне, что она до сих пор мучается. Лицо ей все разбило. Никто так и не узнал, что и она эту заразу подхватила. Даже жена не знала. Не сказал я ей. Один видел, а по лицу потом никто и не понял из-за ран. А мальчик этот – молодой совсем, и двадцати еще не было – начал говорить о ней.

– Ты ведь знаешь, что нельзя их слушать, – выдавил из себя Сергей.

– А откуда он знал про нее? Сопляк ведь совсем был. Не знал он. Не мог знать.

– Может, они залезают в голову. Читают мысли.

– Хватит чушь молоть! – вспылил напарник. – Никто не может читать мысли! Это невозможно.

– Зачем ты это сделал?

– Дослушай. Потом решишь, нужно ли помогать мне. Я ведь старый уже. Давно на пенсию должен был выйти. Сам решил остаться. А что мне дома делать? Старуха померла давно, дочки раз в полгода появляются, будто живут в другой стране. А внуков я, наверное, не увижу. Не хотят они, ни Сашка, ни Валька детей рожать тут. Протест у них такой, у дурех. Будто без них не нарожают. А друзья у меня есть. Даже постарше меня будут. И, что главное, знают они гораздо больше. Васька Жуков – один из авторов протокола «тридцать шесть» – проболтался по пьяни о шахте.

– Какой шахте?

– В которой бог мертвый лежит.

– Чего? – бред напарника заставил Сергея сморщиться.

– Я так же на него посмотрел, – продолжил Валентин. – Я не знаю, что это: метафора или нет. Знаю, что раньше, пока город не закрыли, сюда ездили лечиться самые влиятельные люди страны. Они выкопали шахту, чтобы добраться до источника. А в итоге обнаружили разлагающийся труп.

– Что ты, твою мать, несешь? – прошипел сквозь зубы Сергей.

– Просто помоги мне. Подтверди мою версию.

– Что он сказал тебе? Почему ты… добил его?

– Тарабарщину свою понес. Заклинание.

– Но ведь оно не работает, – Сергей сжал кулаки. – Что? Ты не слышал этих заклинаний никогда? На тебе крест висит? Зачем ты врешь?

– Крестик капитана навел на мысль. Я его в карман сунул, но потом передумал. Решил убедиться сначала, что это тот случай, который нужен. Они ведь боятся крестов. Да, могут повлиять на верующего, но оттого делают это, что боятся. А когда ты ушел, я ему на лбу крест выложил из мусора.

– Ты знал, что он не мертв? Когда я уходил за тележкой.

– Реакция зрачков, хоть и слабая, но была. Я поэтому майора успокоил и ждал, пока ты выйдешь.

– И что ты собрался делать?

– Хочу выяснить, что тут происходит.

– Хорошо. Я ничего не знаю и знать не хочу. Это понятно?

– Да, конечно. Давай передвинем труп. Помоги мне. Как его лучше положить, чтобы снова не обосраться?

Они взяли тело за руки, за ноги и немного сдвинули. Сергей сделал несколько снимков, а когда перевел взгляд с дисплея на Валентина, увидел срез дула, направленного ему в живот.

– Извини, Сереж. Я ведь знаю тебя. Настучишь. А у меня другого шанса не будет.

– Ты ошибаешься, – в горле пересохло, будто песка наглотался. Сергей понимал, насколько фальшиво звучат его слова, но ничего другого в голову не пришло. – Я никуда не пойду. Спрячь ствол. Давай сделаем вид, что ничего этого не было.

– Нет у меня времени связывать тебя. Придется идти со мной. Я ведь по кусочкам собирал информацию все эти годы. Такие трупы – редкость. Молодой, здоровый. Один из четырех или даже пяти. Я не знаю, что в них вселяется, но иногда у этой штуки получается… управлять ими, что ли. Я ведь каждый раз разговариваю с ними, пока ты за тележкой ходишь. Я знаю, где шахта.

– Даже если так, то кто пустит тебя?

– Ее никто не охраняет. Это дыра за цехом. Мы постоянно проезжаем мимо нее.

– Какая еще дыра? – и тут он вспомнил. За цехом и правда находился небольшой холм, в котором зияет квадратная бетонированная дыра – иначе и не назовешь. Холм окружен сетчатым забором со спиралью колючей проволоки сверху. Поле за забором летом зарастает сорняками в человеческий рост. Зимой вырастают по обеим сторонам от широкой тропинки сугробы. Но охраны там действительно нет никогда. – Как дверь открывать собираешься?

– Там замок обычный висит. За это не беспокойся.

– Что там внутри?

– Я не знаю.

– И что ты хочешь там увидеть? В чем смысл? Ну, заберемся мы туда – дальше что?

– Да не знаю я! Только этот мудак, кажется, успел все-таки. С заклинанием своим. Я слишком поздно сообразил, что он там шепчет. Я бы никогда не подставил тебя так. Помру я скоро. А мне нужно знать. Говорят, что из шахты этой иногда слышны крики. Вообще много говорят. Ее и работяги стороной обходят, и солдаты. Думаю, потому и не охраняют.

– Говорят, – проворчал Сергей. – Да если все сплетни собирать…

– Мне нужно знать. Хватит тянуть. Пойдем. Не заставляй грех на душу брать. А еще лучше – помоги мне. Не сплю я. Все думаю о девочке своей.

Сергей был почти уверен, что Валентин не выстрелит. В глазах напарника сверкала надежда и страх. Его можно было понять: если он действительно верит в тот бред о мертвом боге и якобы все еще живых мертвецах, то у него был один шанс.

Он вспомнил недовольное лицо жены. Ну, придет он сегодня домой, поссорится снова, ляжет в кровать, а утром все заново. Сын почти не появляется в родительском доме. Телевизор, могилы, трупы – жизнь. Он вспомнил себя ребенком. Космос, Гагарин, приключения. Посмотрел на напарника. Ему вдруг стало понятно, откуда взялась маниакальная тяга к дотошному исполнению каждой мелочи. Он вспомнил, как подростком совал повсюду нос. Часто получал за любопытство, но все равно не останавливался. И когда он превратился в растение?

– Убери пистолет. Выстрелишь ведь ненароком. Сам пойду.

– Пойдешь? Правда? – напарник криво усмехнулся, отводя пистолет в сторону. – Он на предохранителе.

– Последний шанс тебе даю. Не стану я стучать на тебя.

– Другого шанса у меня не будет. Или сейчас, или никогда.

***

Сергей вышел первым. Огляделся и, убедившись, что цех пуст, пошагал в указанную Валентином сторону. Напарник держал пистолет наготове. По крайней мере, для камер, если такие висели где-то под потолком. Сам же Сергей считал бесполезным этот жест. Если камеры действительно висят, то никто не станет разбираться, и – самое позднее утром – заберут обоих. С местными военными шутки плохи. Как убого и безалаберно ни выглядело бы все со стороны, но заметать следы они умеют.

Они прошли вдоль ряда резервуаров до едва заметного выхода, которым работяги время от времени пользовались для перекура и вышли на вытоптанную курильщиками полянку.

В отличие от самого города, улочки завода хорошо освещались фонарями. А снег усложнял все еще больше. Сергей вдруг понял, что они сейчас как на ладони. Их видно с любого ракурса. Если даже у них все получится, то их разоблачение станет лишь вопросом времени. Он мысленно выматерил себя за мягкотелость и мнимое благородство.

И все же он вышел на дорожку, пошел вперед, к загадочной шахте, прислушиваясь к осторожным шагам Валентина за спиной, к его тяжелому дыханию. В кишечнике бурлило от напряжения. Сердце колотило по ребрам перфоратором. Колени дрожали, подкашивались, не выдерживая веса.

Зайдя за угол, они увидели забор, а за ним раскрытую в широком зеве пасть шахты. От двери к черной дыре в насыпи идти нужно было метров двести.

В голове промелькнула простая мысль, которую Сергей тут же озвучил:

– Еще можно уйти, – он остановился и обернулся. Взгляд уперся в срез ствола пистолета.

– Иди сам. Возвращайся, – прохрипел Валентин. – Я не поверну. Скажешь, что сбежал.

Сергей стиснул зубы. Шансы остаться в стороне при любом раскладе, даже самом благоприятном, теперь были жидкими. Он повернулся и стремительно пошагал к шахте. Валентин ничего не сказал и поплелся за ним.

На решетчатой двери висела табличка, предупреждающая о том, что вход строго воспрещен. Замок и вправду оказался амбарным. Припорошенный снегом – видимо, его уже с неделю не открывали – он казался особенно огромным. Валентин отодвинул Сергея и счистил наледь с верхней дужки. Будет смешно, если механизм промерз насквозь, пронеслось в голове.

Однако, немного повозившись с замком, Валентин снял его и потянул дверь на себя. Навесы скрипнули.

С расстояния двадцати метров черный квадрат в снегу выглядел по-настоящему угрожающе. Темнота внутри казалась искусственной, будто бы кто-то залил проход черной краской, впитывающей в себя весь свет.

Дыхание сперло, а зубы заныли. Голову сверлила одна единственная мысль: если они зайдут, то назад уже не выберутся. Похоже, что и Валентин растерялся. Вся его уверенность растворилась, как и свет, в темноте пасти шахты.

Тишину вдруг разорвал вой сирены. Все внутри оборвалось. Сергей обернулся. С вышки ударил яркий луч прожектора. Светлое пятно поползло в их сторону, и через мгновение оба могильщика стояли ослепленные ярким светом.

– Твою мать, – проскрипел Сергей.

– Вали все на меня, – Валентин попятился к шахте.

– Стой! – прошипел сквозь зубы Сергей. – Они пальнут ведь!

– Не пальнут. Главное, вали все на меня.

Сергей вытянул руки кверху. Из казармы уже несся топот сапог. Через несколько секунд он увидел четверых солдат с автоматами на перевес.

– Стой, где стоишь! – крикнул один из них. – Не двигайся!

Сергей повернул голову. Валентин почти исчез в тени.

То, что произошло в следующую секунду, заставило кишки подпрыгнуть к ребрам. Голова напарника взорвалась, а через мгновение над заводом разнесся эхом звук выстрела. Тело Валентина с глухим стуком рухнуло на землю.

Дыхание Сергея оборвалось. Сердце бешено стучало. В голове возникла четкая картинка: его голова в перекрестии оптического прицела. В груди слева резко укололо, и он сморщился от боли.

Солдаты подбежали к забору. Двое из них встали, направив на него автоматы. Один что-то крикнул, но Сергей не разобрал. В глазах потемнело, а к голове прилила кровь. Он с трудом удерживал руки поднятыми.

Дверь скрипнула. Ослепленный прожектором Сергей увидел, что один силуэт ворвался внутрь.

Внезапно свет погас, а солдат ринулся наружу. Сергей увидел, как тени за забором отступают, не опуская стволов. Бойцы переговаривались в полголоса. До уха доносились голоса, но что-то разобрать Сергей не сумел.

Он тихо завыл себе под нос, поняв, почему солдаты пятятся, и тут же затылком почувствовал чье-то присутствие. Он, не опуская рук повернул голову и посмотрел на черный квадрат.

Тень из шахты двинулась в его сторону. Где-то на дне подсознания мелькнула мысль или даже знание: нельзя смотреть. Нельзя видеть.

Он закрыл глаза, зажмурил так сильно, как только мог.

Но у него оставались уши, которыми он слышал приближающиеся шаги и дыхание. У него оставался нос, которым он уже успел вдохнуть запах смерти.

У него оставалось осязание. Когда оно приблизилось вплотную, и начало с интересом разглядывать Сергея, тот почувствовал, как кожу протыкают миллионы крошечных электрических разрядов.

Зубы зашевелились в деснах, сжались. Сергей почувствовал вкус железа на языке. Переносицу сдавило, и из ноздрей хлынуло. Он хотел что-то крикнуть, но воздух застрял в горле.

Он не открыл глаза, когда почувствовал, как оно прикоснулось к нему. Из уголков глаз полилась кровь.

Сергей вдруг понял, что внутри него кто-то сидит. Кто-то черный, как смола. Кто-то злобный. Кто-то древний. Кто-то, кому уже мало разлагающихся останков убитого тут божества.

Существо это позволило заглянуть в его мысли, и Сергей ужаснулся им. Он вдруг подумал, как же повезло Валентину, что он не видел их, что он успел умереть.

Мысли существа были о хозяине, о том, кто остался в шахте. О том, кто убил когда-то местное божество, но вынужден был теперь сидеть там. Сидеть и ждать своего часа. А он скоро настанет. Завтра или через сто лет – неважно. Что такое сто лет для него?

Сначала осознание присутствия в нем чего-то чуждого заставило Сергея покрыться холодным потом от дикого ужаса, но затем он все понял.

Оно не хотело причинять ему зло. Оно делало все, чтобы он остался в живых, как можно дольше. И он будет жить. Может быть даже вечно, да! От этой мысли он улыбнулся и потерял сознание.

А существу внутри вдруг захотелось повторить этот короткий прилив счастья. Оно подумало, что дело в механизме лица, – физическим телом оно не обладало никогда.

Оно попробовало улыбнуться.