Читать книгу Приключения Каляевских Охламонов. Совершенно невероятная история, основанная на реальных фантазиях - Максим Грудин - Страница 4

1 мая на улице Каляева открылся первый кооперативный комиссионный магазин. Мы, ведомые любопытством и тягой ко всему новому, его тут же посетили, где увидели множество старинных вещей, картин и икон. Нам это было скучно, потому что для взрослых, поэтому мы собрались уйти в полном разочаровании. Мы, конечно, хотели увидеть магазин игрушек.

– Ндаааа, как-то тухло… – протянул Стасик, окидывая взглядом полки, заставленные религиозным маразмом.

Однако заведующего этой новой лавкой, улыбающегося и говорливого мужчину 40 лет от роду, не смутила негативная реакция. Он широко развел руки в стороны и пригласил нас заходить к нему чаще. Я не очень хорошо помню, что именно он сказал, но смысл его речей был следующий:

– Ребят, я хороший и совсем не тухлый, игрушки у меня тоже бывают. Просто я не знаю заранее, что и когда мне принесут на продажу. Поэтому вам самим надо стремиться к тому, чтобы вовремя успеть приобрести себе хорошую и полезную вещь. Иначе она уйдет другому, никто ее держать под прилавком не будет, у меня не социалистический магазин. А в жизни есть главное правило: чтобы добиться успеха, надо оказаться в нужное время в нужном месте.

После того, как он снабдил нас этой ценной мудростью – хотя, если честно, мы плохо поняли, что такое социалистический, но Пашка тут же шепотом объяснил, что это значит беспонтовый – хозяин расставил перед ними коробки жвачек «Турбо», «Лазер», «Финал 90» и «Дональд Дак». А потом сказал, что в честь открытия магазина каждому бесплатно по одной в подарок.

Сказать, что мы были потрясены – это значит не сказать ничего. Мы были настолько очарованы предложением, что набросились на баббл-гамы как папуасы на бусы. Чтобы вы понимали: это сейчас в магазинах можно купить все, что угодно, были бы деньги. А тогда за фирменные иностранные жовки можно было продать душу. Наверное, тогда мы это и сделали. Хотя нет, души мы продали еще в 3-ем классе. Тогда, осенью 1987 года в школу приехала американская делегация. Учителя говорили, что они приехали по обмену опытом. Поэтому вести себя с ними надо вежливо и предупредительно, как и подобает советским пионерам. Кроме этого, можно подарить им поделки из подручных материалов, например, гербарий Таврического сада. Также разрешалась какая-нибудь побочная продукция отечественного военного машиностроения: часы, карманные фонарики или заводные тепловозики. Брать же от иностранцев что-либо взамен категорически запрещалось, напротив, от любых подарков следовало немедленно отказываться с гордо поднятым носом. Однако ушлый Пашка во время нашего Совета Братства на Штабе – что это такое я расскажу чуть-чуть позже – объяснил, что нам нельзя упускать такой шанс. Если учителя сказали обмен, значит, мы тоже должны с этого что-то получить, а иначе это не обмен. А если бы это не было обменом, то учителя бы этого и не говорили, старших надо слушать и делать так, как они говорят. Здесь Пашка ехидничал, но нам это понравилось. Димас сказал, что Пашкины слова логичны и могут быть руководством к действию. Стасик оттопырил большой палец правого кулака, что означало:

– Я в деле!

Дело состоялось на следующий день. Мы подкараулили американцев на втором этаже у школьной столовки и впарили им старые перфокарты советских ЭВМ. Димас разрисовал их профилями Ленина, а я художественно добавил подписи «Peace», «Friendship» и «USA». Штатники обалдели от таких подарков, однако, к их чести, быстро сообразили, что к чему, голливудски рассмеялись и принялись одаривать нас ответными сувенирами. Мы собрали отменный урожай ластиков, баббл-гамов и карандашей. А мне досталась потрясающая ручка, белая с темно-зеленой надписью. Я не помню, что именно было написано, скорее всего, какая-то реклама, но дело было не в ней, а в прищепке-клипсе. Эта деталь ручки была совершенно фантастической. Она была сделана в форме рукава стильного пиджака, который оканчивался указующим перстом. Представить себе такое изделие легкой промышленности было невозможно даже в самых смелых фантазиях. Тем не менее, оно оказалось в моих руках и задержалось на несколько лет, пока я зачем-то не отломал клипсу. Но и после этого американский указательный палец оставался со мной до конца школы, видимо, ожидая того момента, когда я верну его на Родину для починки. Такая возможность скоро появилась, потому что с 1992 года начались поездки в Англию и США по школьному обмену. Правда, ни меня, ни других Охламонов в них не взяли. У нашей директрисы Эльвиры Модестовны Гнусь была долгая и нехорошая память. Она не забыла, как мы протягивали дрожащие от вожделения руки к щедрым заокеанским друзьям. Тогда нас это не расстраивало, по телевизору говорили, что вся страна стоит с протянутой рукой. Мы не видели причин выбиваться из общего строя.

В общем, 1 мая 1991 года мы увлеченно запустили пальцы в коробки, выставленные на витрину нового магазина. И в этот момент раздался рассудительный голос Коковихи:

– Мальчики, вы что, совсем с дуба рухнули? У чужих людей брать ничего нельзя, это железное правило на все времена. Неужели вы забыли цыганские страшилки о лезвиях и иголках в продуктах питания?

Услышав это, Король… ах да, я же не успел рассказать о наших прозвищах. Как и положено каждой уважающей себя уличной команде мы придумали себе оперативные псевдонимы. В основном они произошли от фамилий, поэтому нетрудно догадаться, кто стал Королем, а кто Коковихой. Причем последнюю зачастую именовали Свирепой, иронически намекая на ее тягу к острым словцам, которыми она то и дело награждала учителей и одноклассников. Я, понятное дело, стал Корешем, потому что в те годы носил фамилию Корешков. Меня это устраивало, хотя я немного завидовал Пашкиным выдающимся предкам, передавших ему столь почетное погоняло. Димасу повезло меньше, он стал сомнительной Бороздой. Мы как могли его успокаивали, говоря, что на фоне имевшихся в нашем классе Шири, Петуха, Шпрота, Сардельки и Оленеводы он смотрелся вполне выигрышно. Димас благодарно кивал, но потихоньку копил злобу, мы это чувствовали, поэтому старались называть его по кличке как можно реже. Все же он был один из нас. А что касается Стасика, то он вообще зашифровался в Тиму, чем страшно гордился. Он говорил, что теперь сможет смело отбирать деньги у младших классов, так как они не знают, как его зовут по-настоящему и жаловаться будут на Тиму, а у него совсем другое имя. Конечно же, умная Таня пресекла его горячечные фантазии, объяснив, что если он будет грабить малышей, то милиция вычислит его по фотороботу. Кроме этого, он тут же будет изгнан из Братства Охламонов, потому что мы не бандиты и ни к кому не лезем, а просто защищаем право жить так, как нам хочется. Таню поддержали все, и Стасик временно перестал думать о преступной карьере. Как мне сейчас думается, он просто испугался слова «фоторобот», вообразив себе, что в нашей милиции уже есть киборги вроде Робокопа. О наличии последнего мы уже знали, подсматривая в щелочки кооперативного видеосалона на Салтыкова-Щедрина.

Таким образом, Таня была умна и в очередной раз пыталась оградить нас от ненужных приключений. Но завмаг оказался проворнее и тут же предложил познакомиться. Он сказал:

– Меня зовут Сергей Аристархович Трабер. Я приехал из Мариуполя и хочу с вами дружить.

– А что такое Мариуполь? Где это вообще? – спросил Стасик.

– Это такой город на Азовском море. Два года назад назывался Жданов, может быть слышали?

– Неа, – Стасик явно бравировал своим географическим невежеством, чем заставил слегка покраснеть меня и Димаса.

– Ничего, у вас, если будете себя хорошо вести, целая жизнь впереди. Навсегда запомните, и первое имя, и второе, – сказал Трабер и заговорщицки подмигнул нам. Это получилось у него так неожиданно и по-киношному круто, что лед недоверия окончательно растаял. Мы наперебой назвали ему свои имена, причем как настоящие, так и Охламонские. Трабер одобрительно смеялся, называл нас правильными пацанами и обещал, что наворотит для нас много нового и интересного. Он, конечно, подкупил нас своим отношением, это верно. До Трабера мир взрослых одарял нас нудежом училок, мамкиными истериками, подзатыльниками и оплеухами. Сергей Аристархович же продемонстрировал, что мы вполне можем стать такими же уверенными в себе, как и он сам. Уловив эту моральную поддержку, Пашка заверил бдительную Таню, что ничего страшного не произойдет.

– Мы ведь давно знаем, что все купленные или найденные баббл-гамы надо сразу же разламывать и проверять, – говорил он, а Трабер тут же, на наших глазах, своими хваткими пальцами половинил свой драгоценные жовки, нисколько не сожалея о порче их товарного вида, за что другие кооператоры нас бы точно в порошок стерли.

– Вы как хотите, а я все равно ему не доверяю. Он мне не понравился. Зуб даю, что он вражеским шпионом окажется, не будь я Коковиха, – мысленно произнесла Таня, однако идти против нас она не захотела. Вот так мы и познакомились, с Трабером, что через пару недель привело к непредсказуемым и страшным последствиям. Но это было позже. А тогда мы были очень довольны таким полезным знакомством. Уже по дороге к дому Стасик вдруг остановился и сказал замогильным голосом, у него это хорошо получалось:

– А мне кажется, что он не тот, за кого себя выдает. Он не заведующий магазином.

– А кто же? – испуганно спросил Димас.

– Он его хозяин! – и Стасик, он же видный каляевский Охламон Тима, хохоча во все горло, побежал к своей парадной.